Ведьмы.Ру. 3

Глава 28 Кое-что о менталистах

Салат посмотрел на меня соболезнующим взглядом, вздохнул, и отвернулся.

Когда салат скорее пора уже выгнать, чем выбросить.

— Это было одно из самых неприятных дел в моей практике, — Фёдор Фёдорович протёр очки и вздохнул, тяжко так. — А вы все слушать станете?

— А что, нельзя? — тётка Марфа нахмурилась. — Или как пирожки жевать, так все равны, а как истории слушать, так сразу государственная тайна?

— Да не то, чтобы тайна… кстати, Институт культуры нуждается не только в оперативниках. Грамотные управленцы…

— Я на пенсии!

— … тем более, разбирающиеся в вопросах строительства и нормативно-правовой документации…

— У меня бёрдвочинг!

— Кстати, с профессиональными военными биноклями с системой самозахвата цели, автоматической записи и возможностью двадцатикратного увеличения без потери качества картинки, наблюдать за птицами куда приятней.

— Не слушай его, Марфуш. Он ещё тот птиц певчий. Голову задурит, опомниться не успеешь, как ты уже с этим биноклем не за дроздами наблюдаешь, а стоишь на охране мира и порядка под пятью грифами секретности. И ладно, если тут, а то ведь и сослать могут куда-нибудь в жопу мира…

— Поверьте, в любой жопе мира есть своя уникальная орнитофауна…

— Эй, мы тут про тайны моих предков говорить начали! — возмутился Лёшка. — Чего? Я тоже пока не согласен. И вообще… если вы думаете, что матушка спёрла артефакт, то почему её не посадили?

— Потому что у неё алиби, — развёл руками Фёдор Фёдорович. — Её похитили и несколько дней держали в заложниках. Именно из-за похищения ваш дед и нарушил все должностные инструкции. Понимаете… мы организация своеобразная. С одной стороны, от нас требуют гибкости, которая не совместима с военной дисциплиной. А с другой… с другой именно эта гибкость порой и становится слабым местом. Ваш дед был исследователем. Занимался вопросами межмирового энергетического резонанса в контексте возможного установления стабильных коммуникативных связей.

— Чего⁈ — Лёшка всегда думал, что он, в отличие от братца, умный.

Но сейчас как-то вот… недопонял, что ли? Слегка.

— Миров множество. Это давно установленный факт. К нам порой случаются прорывы…

— Демоны?

— Ме? — из темноты высунулась козлиная морда. — Ме!

— Я не образно говоря, — пояснил Фёдор Фёдорович, косясь на козла. — Я о конкретных демонах.

— Кстати, а как вы к демонам относитесь? В целом так… ну, толерантно или нет? — уточнил Лёшка на всякий случай, пока тут пусто. А то ведь вдруг Данька вернётся с невестою и не только с ней.

Неудобно выйдет.

Особенно, если у этого глубоко культурного человека в кармане отыщется что-нибудь противодемонское.

— Смотря к каким. Тот юноша, о котором, как полагаю, идёт речь, не проявлял откровенной агрессии. И в целом продемонстрировал удивительную выдержку.

— Он вообще пацифист, — сказал Лёшка.

— Демон-пацифист… куда мир катится? — Пётр Савельич произнес это с некоторым удивлением. — Вот, помнится, раньше демоны были — такие… демонические. Явится в разлом махина здоровущая! Рожа — во!

Он развёл руки.

— Рожищи — во! — и ещё шире. — Огнём пыхает и давай всё вокруг крушить. Это я понимаю, демон. А ваш… какой-то недемонический.

— Это с недокорму, — у тётки Марфы своё видение имелось. — Я читала, что если дитё недокармливать, то потом уже и не компенсируешь. Так оно и останется, тощим и мелким.

— Да нормальный Васька парень… он из дому ушёл.

— Совсем? — Фёдор Фёдорович заглянул в пакет с пирожками. — Мне просто для понимания, не стоит ли готовиться ко встрече с его родителями. А то они могут быть настроены совершенно иначе…

— Гаубица тут недалече. Если заряд правильный поставить, то и против демона сработает.

— Не надо. Васька огорчится. Ну, я так думаю… мы ещё толком познакомиться не успели. Но Данька ему верит.

Подумалось, что не подставил ли он дражайшего братца этим признанием. И Лёшка тряхнул головой. Потом разберётся. После.

— Так что там с мамой? И с дедом. Это…

— Он изучал природу пространственных межмировых связей. В глобальных целях значилось создание стабильного портала, который можно было бы использовать как плацдарм для изучения миров. Кстати, мы точно знаем, что подобные исследования активно ведутся нашими… коллегами.

— Из другого института культуры? — не удержался Лёшка.

— Именно.

— Ай, да какой там институт. Училище, максимум, — Пётр Савельич выпятил грудь. — И вообще, патриотом быть надо, парень! Наша культура — самая культурная.

— Не сомневаюсь.

— Важно понимать, что выход на иной уровень и контакт с другими цивилизациями, а давно уже доказано, что демоническая — лишь одна из многих, откроет невероятные возможности для развития. Ваш дед был выдающимся учёным. Математиком. И на основании его расчётов был создан прототип…

— Слушай, — перебил Фёдора Фёдоровича Связист. — А ничего, что ты вот так… без подписки, без клятвы?

И прищурился хитро-хитро.

— Ме! — козёл тоже кивнул и уставился на Фёдора Фёдоровича. — М-ме!

— Он тоже разумен? — уточнил тот.

— Не особо. Так, в шахматы играть умеет. И то жульничает!

— Ме-е! — возмущение в голосе козла было глубоко искренним.

— Я сам видел, как ты вчера ладью сожрал! И вообще… Но бояться нечего. Козёл точно ничего не разгласит.

— Ме-к, — отозвался второй, выглянув из темноты. И копытом топнул.

— По-моему, они с вами не согласны, — Фёдор Фёдорович перевёл взгляд с первого на второго и обратно. — Но я уверен, что все подписки мы можем дать позже…

— Ага. Позже. Он вас, малец, так подпишет, что вы не заметите, как душу ему заложите. И работать станете…

— Между прочим, у нас и зарплата хорошая, и в целом отличнейшие условия. Соцпакет. Собственные санатории. Доступ к лучшим целителям. Премии регулярные. И широчайшие возможности для карьерного роста! — поднял палец Фёдор Фёдорович, кажется, нисколько не расстроившись, что коварный его план разрушен. — А что касается клявы… вы ведь сами знаете, что любую можно обойти. Кроме того людям, которые долго пребывали под внушением, не рекомендуется приносить клятвы, поскольку все они так или иначе завязаны на ментале.

— А что, так заметно? — Лёшка поёрзал. Одно дело, когда ты сам знаешь, что матушка морочила, а совсем другое, когда знают все.

— Нет. Внешне это никак не проявляется. Да и не только внешне… но раз уж я вспомнил и вашу многоуважаемую бабушку, и это место, и само дело, то выводы сделать просто. Ваша матушка однажды нарушила правила. И нарушила бы их вновь. В меру своих способностей. А способности у неё имелись. Ладно, попробую всё же по порядку. И убедительно прошу не перебивать. Мне довольно сложно излагать эту историю, которая, кажется, ставит под сомнение мою компетентность.

Козлы сели на травку. Прям как собаки, на задницу. Один оказался повыше и посолидней, с бородой, которая спускалась едва ли не до земли. Второй — пониже, но рога его поблескивали металлом.

Или казалось?

Главное, что оба слушали крайне внимательно.

— Началось всё с сообщения об аварии. Обычная. Водитель не справился с управлением, вылетел с трассы, столкнулся с грузовиком. Погиб. В целом происшествие банальное донельзя, но как только данные попали в систему, сработало предупреждение…

— Следят! — сказал Пётр Савельич важно и толкнул соседку. — Прям как ты за птичками!

Тётка Марфа фыркнула.

— Наблюдаем. Точнее система отслеживает некоторые имена. Исключительно, чтобы мы смогли среагировать, если у кого-то из подопечных случится проблема. Само собой, я выдвинулся на место. Протокол требовал провести собственное расследование. Тем паче… скажем так, есть люди действительно незаменимые. И ваш дед был из их числа. Его гибель практически застопорила исследования, хотя незадолго до случившегося он упоминал о прорыве, о том, что ему почти удалось понять принцип формирования перехода. Естественно, мы сразу заподозрили, что смерть эта не случайна. Допросили водителя грузовика. С помощью артефакта. Да и ваша бабушка, узнав о случившемся, прибыла так быстро, как смогла. Однако водитель был не виновен. Он давно работал в компании, обычный среднестатистический человек. И компания такая же. Стройку вела. И вот уже месяц водитель следовал одним и тем же маршрутом, от котлована до места сброса песка…

Фёдор Фёдорович замолчал. И стало слышно, как стрекочут кузнечики.

— Само собой, наши люди отправились на квартиру к вашему деду. Изъяли все записи. Все источники информации. Это также стандартная процедура.

— У них там столько стандартных процедур, — проворчал Пётр Савельич. — Что они и до ветру по уложению ходят…

— А характер ваш пенсия не улучшила. Вы определённо преувеличиваете проблему. Впрочем, это вопрос открытый. Касаемо же дела, именно тогда и поступило сообщение, что незадолго до смерти ваш дед забрал Прототип. Но в машине его не нашлось. И в квартире. И в целом…

— Не нашлось, — тихо произнёс Лёшка.

Странно так.

Живёшь себе, живёшь. В школе вон учишься. В университете. Работаешь опять же. А оно вон, оказывается, как было.

— И вы решили, что это мама?

— Не совсем. При нём нашёлся телефон. Не тот, который выдал наш отдел снабжения. Обычный. Дешевенький такой совсем. А в телефоне сообщение с фотографией. Вашу матушку захватили в заложники. И взамен требовали артефакт.

— И?

— Было указано место встречи. И да, оно находилось в некотором отдалении от города, но как раз на трассе, где случилась авария. Само собой, место оцепили…

— И обнаружили матушку?

— Нет. Обнаружили труп.

— Чей? — Лёха конкретно удивился.

— Некоего Сидоровича Николая Васильевича по кличке Кабан. Сорок три года, двадцать из них провёл за решёткой. Там и должен был находиться, но был отпущен за хорошее поведение. И да, смерть наступила в результате остановки сердца.

Охренеть.

Реально боевик какой-то.

Причём матушка с её любовью к строгим костюмам и порядку в этот боевик категорически не вписывалась.

— Клятва, — прищурился Пётр Савельич. — Неисполненная? Так?

— Именно. Как раз в этот момент и прибыла ваша бабушка. Что до вашей матушки, то она исчезла. Её не было ни в университете, ни у подруг. Удалось отыскать телефон, который перепродали. По цепочке прошли быстро и выяснили, что телефон этот подобрали на автобусной остановке близ университета. В нём — ничего-то особенного. Чаты, картинки, фотографии. Всё то, что должно было быть в телефоне у юной особы. Зато удалось отыскать сожительницу Кабана, которая и вывела на его приятелей. Честно говоря, мы уже почти не верили, что вашу матушку удастся найти живой, но… с Пелагеей связались. И потребовали передать записи вашего деда. В общем, не буду вдаваться в подробности, всё-таки подписку о неразглашении вы пока не давали…

— Ме, — подтвердил менее бородатый козёл.

— Операция прошла успешно. Вашу матушку освободили. Были задержаны подельники Кабана. И человек, который, как нам казалось, ими руководил.

— Казалось?

— Он умер через час после задержания. Но… как бы сказать… Кабан и его люди — уголовники. Это немного иная сфера человеческого существования. Да, они вполне способны на кражу, ограбление или вот похищение, но цели у них иные. Попроще. Скажем, потребуй они денег, это было бы понятно. Но артефакт? Сложные математические расчёты, в которых мы сами до сих пор пытаемся разобраться? Нет, это вот…

— Их наняли, — Лёшка умел делать выводы.

— Именно. Использовали для той простой работы, которую они, собственно, и выполнили.

— А мама?

— Она находилась под действием снотворного. И судя по анализу крови, довольно долго. Была сильна обезвожена, истощена.

— Отыграла жертву по полной, — подвела итог тётка Марфа. — Что? Это не я придумала. Это Пелагея так сказала… а на вашу бляшку глянуть можно?

— И про бляшку сказала?

— Да. Похоже… странно так. Вот тут я не помнила, а тут уже помню.

— Прошу, — Фёдор Фёдорович вытащил бляху. Прикольно. Время пластиковых карт и цифры, а у него бляха металлическая. И когда Лёшка руку протянул, то эту бляшку в ладонь вложили. Точно. Металл такой… не железо. Бронза? Он в металлах не особо понимает, но этот, тяжёлый, гладкий такой. А ещё тёплый и будто пульсирует.

— Зачарованная медь, — пояснил Пётр Савельич. — Если кто схватит без дозволения, в лучшем случае ожогом отделается. А в худшем и вовсе останется без руки.

— Не пугайте молодого человека, — Фёдор Фёдорович убрал в карман. — То дело было закрыто. Нам удалось установить личность координатора. Некий Припёкин. Предприниматель средней руки. Бизнес весьма плотно связан с заграницей, что вполне обычно для спящего агента, которым его и сочли. Артефакта при нём не обнаружили, что тоже было вполне объяснимо. Такие вещи при себе не держат. Мы и решили, что прототип отбыл по цепочке. Тогда это казалось логичным.

— А авария?

— Вскрытие показало, что у вашего деда случился инсульт. Да, мы следим за здоровьем сотрудников, но… скажем так, он был старше вашей бабушки. И на момент событий находился в весьма почтенном возрасте. И при том, как многие творческие люди отличался повышенной эмоциональностью…

— А бабушки, которая погасила бы эмоции, не было.

— Именно. Он любил вашу матушку. Искренне. Его не ставили в известность о происшествии в школе. Его в целом старались оберегать от излишних тревог. Может, и зря.

И тут дед, который жил в своём мире — Лёшка, как ни странно, понимал это прекрасно — узнаёт, что единственная дочь похищена. И что похитителям нужен артефакт, который он создал.

И что артефакт придётся вывезти.

И что…

И потом, наверное, воображал, что его за содеянное посадят, а то и вовсе расстреляют. Да и дочь не отдали там, на месте. И этот Кабан… если он разговаривал, то наверняка так, как привык. Может, брякнул чего-то этакого. Или припугнул. И этого хватило бы, пожалуй, для инсульта.

— Но если всё так, то… то почему вы уверены, что мама причастна? — задал Лёшка главный свой вопрос.

Нет, она дел, конечно, натворила. И с дядей Антоном, и с папой, и с ним самим, потому что свинство полное в голову вот так, внаглую, лезть. Но с другой стороны, она ж просто хотела, как лучше.

Чтоб он учился.

И умным вырос. И получил компанию. Она ж не для себя старалась. Для него. Для их семьи.

— Не уверен, — Фёдор Фёдорович развёл руками. — В том и дело… будь мы уверены, мы бы нашли способ выяснить правду. Но в тот момент ваша матушка была жертвой. Напуганной, не понимающей, что произошло, вполне искренне горюющей по отцу. Она в целом растерялась. Ваш дед ведь числился математиком в частной школе. Ей сказали, что дело в деньгах, в выкупе.

— Пелагея ей тоже поверила. Сперва, — тётка Марфа поглядела на Лёшку с сочувствием. — Ты, парень, извини… не уверена, что тебе оно надобно слышать. Всё ж матушка… а ты, вроде, неплохой.

— Надо, — сказал Лёшка. — Очень надо. Почему она… пошла на это?

— Почему… Пелагея мужа любила. О нём она говорила немного, но я ж вижу. Она из породы тех, кто сердце отдаёт один раз и на всю жизнь. Так что осторожней. Дурное это дело. Тяжкое. Не тому отдашь, и вовсе без сердца останешься.

Прозвучало это… жутковато.

— И потому смерть мужа её оглушила. Она сказала, что вроде всё понимала, да поверить не могла. Что такое случается. Особенно с менталистами. Они ж с одной стороны в чужих мозгах покопаться готовые, а с другой… с другой это ж и на своих сказывается.

— С ней работал психолог.

— Ага… с менталистом, который наперед знает, что и как сказать, чтоб от неё отвязались. Нет, тут… тут вот такое, когда сапожник без сапог. И выход Пелагея нашла один — работать. Ушла с головой. И как-то вот, время не лечит, нет, но с ним становится всё яснее. Милочка первое время была тихой и много плакала. Боялась из дома выйти. Даже вон подумывала, не пойти ли в академический отпуск. А потом сказала, что будет брать пример с мамы. И сессию закрыла на отлично. Вторую тоже. А там сообщила, что ей предлагают стажировку в хорошей компании.

Тётка Марфа вздохнула свернула пустой пакетик и сунула в карман.

— Пелагея… вот подробностей не скажу. Времени у неё оставалось немного. Но она, как прошло время, как отпустило горе, начала разбираться. Сама. Потихоньку так. В институт заглянула. Не афишируя присутствия. Менталист может сделать так, что его не видят… уж не знаю, с чего она доченьку заподозрила, но вот… сказала, что ошибаются в главном. Не ушёл прототип за границу. Не мог. Чтобы его вывезти, надо было о нём знать. А откуда? В лаборатории все, кто худо-бедно допущен был, под клятвой. Остальные уверены, что работали над математическими моделями распространения этого…

Она щёлкнула.

— Лукового скрытнохоботника и аппаратом, который бы его излучением отпугивал.

— Вот что меня всегда удивляло, — произнёс Связист. — Так это полёт фантазии… луковый скрытнохоботник. Это что за зверь-то?

— Между прочим, весьма серьёзный вредитель, — Фёдор Фёдорович не улыбнулся. — И ущерб сельскому хозяйству причиняет немалый. В то время как раз была вспышка. Нам даже пришлось завозить лук из Китая. Подозревали, что рост численности скрытнохоботника не случаен, но доказать что-либо не вышло.

Луковый скрытнохоботник.

Лёшка повторил это про себя. Ну, чтоб не забыть.

— Так вот, публикаций в научных журналах не было. И ничего не было, поскольку сама тема такая… теоретическая, — продолжила тётка Марфа. — А тут получается, что те, кто операцию провернул, знали. И про разработку, и про прототип, и про расчёты. И про то, что Пелагея отбудет…

— К сожалению, утечка всегда возможна.

— Да. Только Пелагея всех, кто хоть краем уха мог слышать, проверила. Всех, кроме Милочки, которая ведь сама жертвой была. Кто ж жертву заподозрит.

— А она… она знала? Про аппарат?

— Так ведь дед твой, говорю же, человек творческий. Увлекающийся. Порой и дома работать случалось. Опять же разговоры семейные. Оба ведь в Институте. И значит, под подписками. Могли и побеседовать о чём-то, когда вроде наедине. Там одно, тут другое… третье… в общем, могла Милочка понять, что он делает. Она ж как раз не дура, наоборот, умненькая. А вот дальше… найти кого-то, кто мог бы заинтересоваться разработкой. Организовать представление. Возможно, изначально не планировалось никого убивать. Скорее всего даже не планировалось. В этом, как полагала Пелагея, смысла никакого. Поэтому во время обмена и клятву принесли, чтоб успокоить, и в целом… думаю, Милочку собирались бы выпустить. Но подвели нервы, и возраст, и давление. И ситуация на дороге. Так что дед погиб. Клятва, которую он взял с бандита, сработала. Кабан умер…

— Интересный вариант, — произнёс Фёдор Фёдорович задумчиво.

— А то…

— Почему тогда маму не отпустили? Похитители?

— Потому что ни у кого не должно было возникнуть сомнений, что она — жертва. Отсюда и требование к записям, которые по логике должны были бы затребовать вместе с прототипом, но почему-то не затребовали. Может, потому что записи из дома у них уже имелись. У Милочки был доступ к кабинету отца. Для неё не составило бы труда сделать копии или фото. А вот как повод сдать местонахождение, записи пригодились бы. И на свидетелей они вывели. Бандиты признались, что похитили Милочку, но и только.

Тётка Марфа вздохнула.

— Она… спросила маму, да? — уточнил Лёшка.

— Да. Спросила. А та сперва сделала вид, что не понимает, но…

— Менталиста не обмануть?

— Да. Пелагея надавила. И Милочка разрыдалась. А потом стала кричать, что Пелагея сама во всём виновата. Что она перекрывала воздух, что ограничивала во всём, следила за каждым шагом. Что из-за одной-единственной ошибки превратила жизнь родной дочери в ад. И что никто не должен был умереть. Что это — случайность. И эта случайность поломала планы не только Милочке, но и серьёзному человеку. А вот потом замолчала. Блок. Тот, кто затеял игру, подстраховался. Блок ставили хороший. Надёжный. И убрать его, не разрушив разум, не вышло бы. А Милочка заявила, что если мама попробует, то убьёт её. И если заговорит, то Милочку тоже убьют.

— И Пелагея промолчала, — произнёс Фёдор Фёдорович.

— А ты бы, головастый, заговорил? Милочка, конечно, ещё та погань, но дочь всё-таки. Единственный близкий человек, который у Пелагеи остался. Дело закрыто. Расчёты, артефакты… это ведь не вернуло бы ей мужа. Да и… тогда Пелагее стало плохо. Очень.

— Помню. Угодила в больницу. Тогда решили, что это трагедия сказалась. И переутомление.

— Вот. И трагедия. И переутомление. И много чего ещё. В больнице у неё было время подумать. Милочка как раз ушла из дому. И Пелагея не стала удерживать. Сказала, что так, со стороны приглядывала, боялась, как бы та опять куда не влезла. А если б заметила что, тогда б и пошла каяться. Только ничего не замечала. Милочка работала. Потом вышла замуж. Дети появились. Пару раз Пелагея подходила. Посмотреть. Сказала, что младший — вылитый её муж… вот… и поэтому молчала. Не лезла. Чувствовала себя виноватой. Думала, может, и вправду она сама довела. В школе Милочка заигралась, но она ж и сама была, считай, ребенком. А Пелагея вот с ней жестоко.

— Ме-е-е, — протянул козёл, склонивши голову. Кажется, он был не согласен.

— А то, что потом… так следствие. Да и то, она, кажется, до конца не верила, что Милочка сама. Решила, что использовали её. Потому и не получила она ни денег, ни иных каких благ. Да и верила, что сожалеет она. Конечно, не будь тут Милочка замешена, Пелагея пошла бы и дальше. Выяснила бы имя того, кто игру затеял.

— Но рисковать дочерью она побоялась.

— Да. И главное, что Милочка тихо жила. Не лезла ни в бизнес, ни в политику…

— Это как сказать, — пробормотал Лёшка.

— Пациентов не вела. Занималась пиаром. В общем, обычная успешная женщина. И Пелагея не мешалась. Простить не простила, нет. Но в жизнь не лезла. Пока… не почувствовала, что срок приходит. Вот тогда-то она и решила поближе познакомиться с внуками. Просто, чтобы было кому оставить. Ну вот… а дальше ты знаешь.