Глава 6

— Хорошо спится? — спросил я. — Ладно, ответишь на вопросы, спи дальше. От тебя зависит, каким сном, можно и вечным.

Он смотрел вытаращенными глазами, лицо медленно багровеет, полипы у него в носу, что ли, я сказал тихо:

— Сейчас уберу, но если хочешь заорать… не успеешь, мужик!

Он торопливо кивнул, я осторожно отнял ладонь, вытер об одеяло, однако ножом пощекотал кожу горла в районе адамового яблока.

Он прохрипел:

— Кто ты? Нужны деньги?.. Вот там, в столе, второй ящик…

— Деньги всем нужны, — ответил я резонно. — Но миром правит информация, хотя это слишком сложное понятие… В общем, зачем прислал тех дураков по мою душу?

Он вытаращил глаза.

— Мужик… ты в своём уме?

— В своём, — ответил я озадаченно, — а в чём дело?

Он прохрипел, скосив глаза на блестящее лезвие:

— Да кому ты нужен?

Я усмехнулся.

— Значит, кому-то нужен, раз прислали целый отряд.

Он сказал с трудом, стараясь не слишком двигать кадыком, и так остриё прорезало кожу, тонкая струйка крови выступила и медленно начала движение по волосатой груди:

— У тебя самомнение, парень. Для слуги слишком…

— Стоп-стоп, — сказал я, начиная догадываться, дрожь пробежала по телу. — Хочешь сказать, эти идиоты собирались убить не меня?

Он слабо повторил сквозь зубы:

— Да кому ты нужен?

— Так-так, — сказал я в растерянности, — значит, не я… А кто? Мои спутницы? Которая из них?

Он сказал одними губами:

— Убери нож.

— Сперва ответь, — ответил я. — Так чья жизнь понадобилась?

В его блёклых глазах проступило нечто вроде насмешки.

— Парень, не всё так просто. Никто никого убивать не собирался. Поступил заказ, прервать ваши походы. Для этого убивать не обязательно. Даже нежелательно. А вот припугнуть, нанести урон, слегка покалечить… а то и не слегка, другое дело. А вот ты, да, разошёлся!

— Широк человек, — согласился я, убирая нож от его глотки. — Это у нас в генах.

— Где-где?

— Где-то в жопе. Ладно, как там с полицией, не моё дело. Я, как оказалось, вообще в стороне. Обидно. Но такова жизнь. Теперь подробно, от кого заказ?

Он усмехнулся бледными губами.

— Парень, ты впервые в этом мире?

— И живу впервые, — подтвердил я.

— Это давно отработано, — сообщил он. — Заказ поступает от неизвестного лица посреднику. Тот не знает от кого и зачем, ему важно, сколько заплатили. А уже он нанимает людей, готовых выполнить заказ…

— А посредника знаешь?

— Да, — ответил он, — я посредник. Но я не знаю, кто мне заплатил.

Я подумал, спросил замедленно:

— Деньги, что заплатили, в ящике стола, говоришь?

Он ответил слабо:

— Да, половина. Остальные пришлось сразу раздать, иначе бы не пошли.

— Не двигайся, — велел я, — и останешься жить.

В ящике стола обнаружились три перевязанные пачки денег. Не пересчитывая, сунул в карман, буркнул:

— Полицию вызывать не стоит. Мы всё решили миром, да?

Он торопливо закивал.

— Да, конечно. Зачем мне полиция?

Ещё бы, мелькнула саркастическая мысль, зачем ему полиция, ему же пожизненно сибирские рудники, сам будет молчать и другим велит.

А вот что мне делать, пока непонятно. Да и цель нанимателя не совсем ясна. Похоже, не прочь подставить меня таким образом, дескать, с ним нельзя и на улицу выйти, либо припугнуть самих девиц, чтобы сидели дома и не рыпались, блюли честь и готовились к выдаче замуж.

Раз заказчику безразлично, кого из суфражисток покалечат, лишь бы урон был позаметнее, то он точно не из их родни. Некая третья сила?.. Похоже, похоже…

Войну ещё и с этой третьей силой не потяну, это точно, и так жилы трещат. Но раз уж и сам собираюсь этот рейд сделать последним, заказчики нападения могут быть удовлетворены: я и эти великосветские барышни дальше идём врозь. И, скорее всего, больше в Щели не пойдут, я постараюсь изо всех сил. Во имя суфражизма и прогресса.

Так что этого врага можно переместить в конец списка.

Главное, что нужно мне?.. Безопасность суфражисток?.. Но, похоже, вскоре этот вопрос отпадёт сам по себе.

Будь это летом, солнце бы уже сияло над городом, но зима есть зима, и сейчас только середина долгой непроглядной ночи, по-российски холодной и резкой.

Когда я вернулся в гостиницу, морды у всех четверых водителей довольные, от двоих пахнуло хорошим вином, явно уже сбегали в буфет и, хорошо заплатив сонному сторожу, вернулись с добычей.

Антуан сказал истово:

— Ваше благородие, как хорошо, что наши хозяйки под вашим могучим крылом!

— Ну что вы, — сказал я скромно, — это я у них под высоким покровительством!

Выглядят очень довольными, явно наёмникам заплатили хорошо, и все деньги были при них.

— Хозяйкам не рассказывать, — предупредил я. — Им же надлежит быть трепетными, горячий кофий прольют, опять виноват я. Да и вопросы появятся, а зачем они вам?

Все истово закивали, я вошёл в свой номер и с удовольствием рухнул на кровать. Можно даже поспать два-три часа.

Как и повелел себе, хотя это не себе, а своему организму, он всё-таки в подчинении, проспал я три полноценных часа, чувствую себя полностью освежившимся, никаких укоров совести, не то время, но ещё некоторое время лежал в постели, чутко прислушиваясь к голосам в коридоре.

Сперва там прошебуршились уборщицы, поправляли коврики перед дверьми, обсуждали новых постояльцев, кое-что услышал интересное, кто бы подумал, молодец Аня Павлова, не ожидал от такой тихони, затем послышались звонкие голоса горничных, кому-то из жильцов потребовался завтрак прямо в номер.

Я дождался, когда моя команда направилась в зал для завтрака, пусть все займутся своими трюфелями, так ко мне меньше вопросов и придирок, ещё минут через пять сам вошёл в обеденный зал, напевая:

— Ну почему ко мне ты равнодушна?

И почему ты смотришь свысока?

Я не прекрасен, может быть, наружно,

Зато душой красив наверняка-а-А!.

Сюзанна обернулась первой, лицо озарилось, словно увидела принца на белом коне брабантской породы, воскликнула с энтузиазмом:

— Кто это равнодушен к нашему Вадбольскому?.. Покажите мне эту мерзавку, я сама удавлю голыми руками!

— Да, — поддержала и Изольда. — Кто посмел обидеть нашего общего любимца?

При слове «общего» Сюзанна чуть поморщилась, но тут же улыбнулась, общее пользование заканчивается, а дальше гордый барон будет снова в её единоличном распоряжении.

Глориана сказала холодно:

— Вадбольский, вы опоздали. Понимаете ли, что незадекларированным опоздунством ставите под удар всю нашу экспедицию?..

Я виновато развел руками.

— Ваша светлость, приношу самые искренние извинения. Я ж не Аскет, вот нечистый попутал выйти в такую чудесную ночь, вдохнуть чистый воздух…

— И пройтись по бабам, — произнесла она с великолепной надменностью.

Я ответил смиренно:

— Духом я силен, но плоть, увы, немощна… Не в том смысле, что немощна, а то уж и не знаю, что подумаете, но не такая стойкая, как мой несгибаемый ни в какую сторону дух. А плоть податлива, грешен, для неё не важно, и то, что бронзовый, и то, что сердце — холодной железкою. Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское…

Она нахмурилась, что и понятно, нас с Маяковским никто не любит, вон трое суфражисток вообще брезгливо поджали аристократические губы, только Сюзанна смотрит с сочувствием, но у неё и губы не аристократические, а полные, как спелые вишни, да и притерпелась к моим странностям, что начинают казаться не такими уж и странными.

— Он опоздал только на завтрак, — сказала мягко Анна Павлова, — мы даже заказать ничего не успели. Садитесь, Вадбольский, не стесняйтесь.

Сюзанна охнула:

— Вадбольский может стесняться?.. Аня, я тебя люблю. Какая ты светлая душа!

Я вежливо опустился на крайний стул, вообще-то я не опоздал, но младшие по чину должны везде приходить первыми, так что неудовольствие Глорианы понятно.

Она кратко и чётко продиктовала, кто и что заказывает, даже мне заказала и так посмотрела, что всё понятно, шаг в сторону — попытка к бегству, можно стрелять на месте.

В сторону особо опасной Щели выехали ещё затемно, слабые фары с трудом освещают плохо пробитую несколько часов назад в снегу дорогу.

Когда мы подъехали почти вплотную к Щели, водители даже заволновались, они не защищены мощными амулетами, как суфражистки. Глориана вышла первой, старательно проверила оружие, доспехи и остальное снаряжение, я вытащил из сумки коробочку с четырьмя флакончиками.

Глориана покачала головой.

— Вадбольский, так мы никогда с вами не расплатимся.

— Вы уже расплатились, — сообщил я галантно, — вы как солнце освещаете нашу группу, я чувствую в вашем присутствии благоволение и неописуемый восторг… Глотайте сразу, не раздумывая, мерзость гадостная, зато с первой секунды всё увидите, как только, так сразу. И вообще несколько часов будете на взводе.

— Это как?

— Алертными, — пояснил я. — Бодрыми, никто не заснёт на ходу!

Она нахмурилась.

— Вы не очень-то, Вадбольский, и шуточки у вас не очень…

Ну да, добавил я молча, а торпеда-то мимо проплыла, но сказал смиренно и преданно:

— Делаю всё, чтобы заслужить ваше милостивое одобрение!

Подошли Иоланта с Сюзанной, Сюзанна что-то азартно доказывает принцессе Бургундии, та вскидывает брови, отвечает неспешно и с расстановкой, раньше было наоборот, Иоланта весело щебетала, а Сюзанна всегда с ледяным спокойствием созерцала, иногда небрежно роняла одно-два незначимых слова, скорее для поддержания разговора, чем для активного участия.

Похоже, её с детства приучили жить в ледяной броне, так безопаснее, и только я, не замечающий эти условности, медленно и упорно прогрызаю бреши в её панцире. И вот сейчас она почти человек, смеётся и шутит, ведёт себя активно, даже сама ещё не замечает изменений в себе, но подруги уже заметили.

Глориана перевела взгляд с Сюзанны на меня, приподняла бровь в царственном изумлении, но ничего не сказала, для лидера группы сейчас важнее боевой дух отряда и готовность применить оружие.

А я любовался Сюзанной, рослая, прекрасно сложена, аристократичная по роду, породе и внешности, простолюдинки такими не бывают, дивные голубые глаза, от которых трудно отвести взгляд.

Аристократично одухотворённое лицо с крупными глазами, губами, резко приподнятыми скулами, строгость и сдержанность в каждом движении и взгляде… эх, красотищ-щ-ща.

Конечно, странно и дико, что дочь богатого и влиятельного графа работает у меня, само слово «работает» уже непривычно в отношении молодой графини, но здесь, конечно, повезло благодаря набирающему мощь движению суфражисток и, конечно, что я, как самый хитрый жук, им умело воспользовался.

Так применить бы этот же приём на всей ячейке суфражисток, возглавляемых княжной Глорианой. Конечно, не ко мне на работу, а убедить, что рейды в Щель — это экзотика, а делу подъёма женщин с колен гораздо лучше помогли бы другие действия.

Я вытащил из багажника обе снайперские винтовки, барышни сделали большие глаза, я с церемонным видом протянул обе Глориане.

— Ваша светлость, мне вот подогнали в подарок две уникальные винтовки… Уверен, только для того, чтобы отдал их вашей светлости. Явно сами не осмеливались. Боятся вас даже больше, чем я. А уж как я трепещу, как трепещу!

Она взяла обе, тяжёлые, чуть не уронила от неожиданности, смерила меня подозрительным взглядом, но смолчала и одну тут же передала Иоланте, другую начала внимательно рассматривать, неумело касаясь затвора, спусковой скобы, оптического прицела.

— Давайте, — сказал я, — покажу… Или покажет графиня Дроссельмейер, это для неё как два пальца понюхать. Да-да, я ей новые духи от графини Кржижановской показывал, обнюхалась!

Они с недоверием покосились на Сюзанну, та смотрит с привычно скучающим видом высокорождённой аристократки, даже не повела бровью.

Все трое заглядывали в оптические прицелы, ахали, я передал Глориане патроны, всё ещё не решается зарядить даже под моим неусыпным взором, покатала в ладонях и передала Иоланте, обе по рангу выше прочих графинь.

Когда всё было готово, а ружья заряжены, мною, конечно, я уточнил:

— Заходим?

Глориана после секундного колебания кивнула с очень важным видом:

— Да. А там попробуем… ружья просто удивительные. Но Горчаков сказал, у вас пятизарядные?

— Это не мои, — пояснил я. — Мои пока в секрете. А эти нужно перезаряжать после каждого выстрела, зато эти красивше, заметили? Для женщин же это важно, чтобы красота была во всём, за что вас и боготворим. Даже узоры на прикладах, пыли набьётся, хрен вытрешь. Вот и я о том же. А мои простые многозарядные для простых и неумытых солдат. Стыдно было бы презентовать вашей блистающей светлости.

Глориана повернулась к Иоланте.

— Зря не стреляй. Только когда совсем уверена.

Иоланта зябко передернула плечами.

— Страш-ш-шно! Но постараемся.

Только теперь, глядя на облаченную в доспехи Сюзанну, я ощутил насколько дурное дело придумали суфражистки с этими походами в Щели.

Правда, сейчас высокомерным выражением на её породистом лице меня не обманешь. Да, так надо, это защитная униформа аристократки, её доспех и её оружие, но я знаю и без этой обязательной на людях маски. Умная, несчастная и готовая в любой момент дать отпор.

Она перехватила мой взгляд, спросила с насторожённостью:

— Вадбольский, что-то случилось?

— Да, — ответил я искренне. — А вы в самом деле красивая, ваше сиятельство. И я в самом деле счастлив, лицезрея ваше великолепие.

— Ой, — сказала она и опасливо отступила на шажок. — Сейчас точно бросите в меня камень! Большой и грязный.

— Чего вдруг?

Она ответила со знанием дела:

— Вы же Вадбольский!

— Я могу бросить только своё сердце, — сказал я галантно. — И не в вас, чтобы не забрызгать кровью, сосудами артерий и лимфой, она тоже мокрая и липкая, а вам под ноги, чтобы вы его копытами, копытами, ра-атицами…

Иоланта хихикнула:

— Как мне нравится изысканный стиль Вадбольского!.. Умеет же ухаживать за дамами!

— Вадбольский? — спросила Сюзанна в патетическом изумлении. — Этот сибирский дикарь?

— А он от противного, — сказала Иоланта весело. — Он хи-и-и-и-итрый! И он в самом деле смотрит на тебя, Сюзи, с восторгом, у меня глаз намётан.

Она отошла, весело улыбаясь, а Сюзанна уставилась на меня с великим подозрением в больших голубых глазах.

— Вадбольский!..

— Ваше сиятельство, — ответил я с поклоном, — что делать, меня задевает эта эксплуатация женщины, как человека. Как женщины не жалко, но человек… это звучит красиво, смело и хвастливо! Его нельзя так… откровенно. А графиня Дроссельмейер всё-таки человек, хоть и женщина.

Иоланта сказала громко:

— Я же говорила, он настолько… неправильно правильный! А вы не верили!

Я в самом деле чувствовал себя хреново, Иоланта, кто бы подумал, раскусила, а теперь ещё и Сюзанна догадывается, зря я так распинался, дескать уважаю её, как человека, и потому ставлю выше, чем просто женщину. Для них это обидно и оскорбительно, вот уж противоречие между суфражизмом и женской натурой, понимают, что я прав и ценю их выше, но в то же время обижаются, что по-самцовски не покупаюсь на полуоткрытые сиськи и оттопыренные жопки.

Мата Хари, не дожидаясь нас, человеки все медленные, с разгона нырнула сквозь белёсую стену, словно ожидала встретить сопротивление. И сразу же показала в высоком разрешении лес хвощей, в нашу сторону прёт стадо диплодоков. Сочные стволы, в диаметре как сорокаведёрные бочки, ломаются с сочным хрустом созревших подсолнухов.

— Много? — спросил я.

— Как ты и оставил, — ответила она. — Ладно, две-три образины присоединились за ночь, а в остальном ты почистил так, что можно танцы устраивать.

Две-три, мелькнула мысль, ладно, но нельзя лопухнуться в последнем рейде. Ночью, заявившись сюда тайком, перебил всех хищников, но какие-то могут мигрировать с соседних земель…

— Будь наготове, — предупредил я. — Чуть что — бей снотворным. Не усыпит, но замедлит.

— Это будет дорого, — заметила она, — но красиво!

— Финал должен быть красивым.

Она сказала покровительственно, уже примеряет корону ИИ:

— Растёшь, Вадбольский.

Я собрал у всех пустые флакончики, проверил, всё ли выпито. Иоланта вздохнула, только Сюзанна и Анна отдали безропотно, дескать, Вадбольский знает, что делает, а знает потому, что мужчина, но скоро мы у них заберём всю власть.

Глориана царственно окинула суровым взглядом суфражисток.

— Девочки… не посрамим!

— Как скажете, ваша светлость. — откликнулся я, — Мы готовы к любым испытаниям.

Она взглянула с подозрением, и первой ступила через белёсую даже в непроглядной ночи стену, исчезла. Я улыбнулся и шагнул в белёсо-оранжевый туман. Потеря ориентации на пару секунд, успел только пошатнуться, отступил на шаг в сторону. Глориана, решительная, с пустым взглядом, но напряжённая, и с длинным фамильным мечом, больше похожим на шпагу, стоит в шаге от входа.

— Как быстро!.. Вадбольский, ваша микстура лучше всяких артефактов!

Нас слегка толкнули, вдвинулись Сюзанна, Иоланта и Анна, пока с пустыми взглядами, но ожили, начали осматриваться с некоторым страхом, но заулыбались, вид во все стороны такой, словно мы в Италии на берегу тёплого моря.

Анна ахнула:

— Как здесь прекрасно!.. Не поверю, что в таком мире может быть опасно…

Пейзаж в самом деле как в лучший день на Мальдивах, а если учесть, что в здешней атмосфере кислорода на десять процентов больше, чем будет через сто миллионов лет, то восторг и эйфория получат ещё и научное подтверждение.

Иоланта сказала восторженно:

— После мерзкого дождя со снегом… и сразу в рай! Вадбольский всё ещё выбирает место для загородного домика?

— Угадали, ваше высочество, — признался я. — Дорогу бы сюда только проложить… Куда тут всяким дубаям.

— Что такое дубаи?

— Да так, рай для простолюдинов.

Глориана вздрогнула, повела очами по сторонам.

— Стоим, — велела она строго, — стоим, осматриваемся!.. Красота может быть обманчива.

— Да, — подтвердил я. — Самые красивые змеи — самые ядовитые. И вообще, красота — страшная сила.

Загрузка...