Вадбольский 5

Глава 3

Автомобиль ждёт в пристройке особняка, там так хорошо прятаться от мирской суеты, а всё созданное нашими руками перенимает и наши привычки.

— Нет уж, — сказал я, — все должны работать, так Господь повелел. У тебя тут как?

Распахнул дверцу, проверил, всё на месте, здесь Ангелина Игнатьевна почему-то ещё не копалась. А хорошо бы и в Щель так же, через пространство, да только как с суфражистками?

От моего дома до Лицея почти рукой подать, авто под моим нечутким руководством попетлял по узким улочкам столицы, а на выезде к площади издали увидел, как на просторной стоянке припарковывается роскошный автомобиль, на нём в ресторан приезжала Иоланта.

Я остановил свой автомобиль рядом, выскочил с извинениями за опоздание. Шофёр распахнул дверцу перед Иолантой, она вышла с милой улыбкой, дико хорошенькая, с приятным лицом и большими, как у куклы, карими глазами, с огромными ресницами, милыми ямочками на щеках и пухлыми, красиво очерченными губами. Прическу закрывает шляпка с широкими полями, только и рассмотрел, что волосы отливают старой медью и собраны крупными локонами.

Иоланта весело блеснула жемчужными зубками, от моих извинений отмахнулась с небрежностью принцессы даже не Бургундии, а галактической империи Магелланова Облака:

— Я тоже только что. Барон, для вас расшаркивание, что медвежьи танцы, даже страшновато. Оставьте ваш автомобиль, поедем в моём.

Я перенёс в её роскошный дворец на колёсах обе снайперские винтовки, захваченные у террористов, Иоланта покачала головой, но смолчала, но когда уселась на заднее сиденье, а шофёр стронул машину с места, неожиданно спросила:

— Сюзанна намекнула, вам уже не нравится наше женское общество в Щели?

Я вздохнул.

— Вы не так поняли, ваша светлость… Или ваше высочество, как вам удобнее?

Она отмахнулась.

— Мы не на светском приёме, можно просто по имени. Или мы вам не нравимся?

— Как можно? — воскликнул я огорченно. — Я был влюблен в вас, когда вы были ещё Иоландой Лотарингской, а когда стали Иолантой Анжуйской, вообще расцвели, как большой и красивый подсолнух среди чертополоха!

Она мило улыбнулась.

— Ах да, Иоланда Лотарингская… Это было необыкновенно!.. Люблю своё детство. Так почему?

Я ответил смиренно:

— Иоланта, я быстро расту. И с каждым днём преисполняюсь… есть такое слово?.. всё большей уважительностью к вашему мужеству и стойкости! Честно-честно. Так отважно противостоять тупому общественному мнению!.. Хотя, правду говоря, это мнение мужчин, женщины почти все жаждут больше свободы, но только вы, молодцы, решились на борьбу! Суфражистки уже сейчас могут заменить мужчин на множестве важных и серьёзных работ, не уступая царям природы!

Она покосилась на меня в некотором удивлении. Автомобиль вырвался за пределы города и понёсся, набирая скорость и разбрызгивая грязь так, что она смотрится тёмными крыльями огромной хищной птицы.

— Все суфражистки, произнесла она мило, — в этом уверены. Но при чём…

— Мы же об этом уже говорили, — сказал я с нажимом — для победы суфражизма вовсе нет необходимости ходить в Щели и рисковать жизнями! Это крайность! До неё время тоже придёт, но не сегодня.

Она слушала с удовольствием, похвала нравится всем, спросила чирикающим голосом:

— Где заменить?

— Например, — сказал я, малость ободрённый, слушает, а могла бы вдарить, — в образовании. Сколько раз ставился вопрос о всеобщем образовании?.. И ответ один: а где взять столько учителей на всю лапотную Россию? Да ещё и новые здания строить?

Она спросила с улыбкой:

— В самом деле, где взять?

— Женщины дворянского сословия, — напомнил я, — обучены не только грамоте, но и французскому языку, а кому он сдался на просторах России? Друг другу образованность свою показывать? Но польза, польза где? Зато могли бы обучать крестьянских детей, хотя бы в своих усадьбах и деревнях на своих землях!..

Она посмотрела с интересом.

— Ну да, грамотные люди нужнее.

— Вот и не нужно искать учителей! Ими не обязательно должны быть мужчины, это легко могут взять на себя женщины. Обучить крестьянских детей грамоте разве это не благороднее, чем выпендрёжно посещать Щели, срывая овации?.. Ох, простите, ваше высочество…

Шофёр сделал резкий поворот, объезжая глубокую лужу, меня прижало к Иоланте, она смолчала, а я поспешно отодвинулся, хватаясь за специально привинченные сверху и с боков ручки.

Она ответила с неохотой:

— Вы правы, барон. Россия всё ещё неграмотная. Сто миллионов неграмотных?

— Больше, — сказал я. — Как догонять Европу, если там суфражизм уже отвоевал больше позиций?..

Она вздохнула, посмотрела очень внимательно. И по её взгляду понял, и её учат править или хотя бы принимать участие в работе сложных систем, того же государственного аппарата Бургундии, а всегдашняя весёлость и смешливость вроде детского бунта, когда стараешься отдалить наступающую взрослость.

— Скучный ты, Вадбольский, — произнесла она обиженным голоском. — Вроде моих родителей. Те тоже говорят так правильно, что мухи на лету дохнут.

Я прикусил язык. Всё наша Иоланта поняла, не дурочка, однако же принять отказывается. Для неё мир даже не на трёх слонах, а всё ещё на плавающей по океану черепахе. Не потому, что так правильнее, а такой мир уютнее. А женщины так стремятся к уюту!

— Не все суфражистки, — пробормотал я, — суфражистки. Иоланта, а что вы делаете на собраниях суфражисток?

Она оживилась, глазки заблестели. С огромным удовольствием начала рассказывать, как собираются у кого-нибудь из них дома, а в важных случаях снимают целые залы в больших ресторанах, где обсуждают проблемы освобождения женщин из-под мужского гнёта.

Я слушал-слушал, ну это знакомо, поговорить мы все любим, а какие проекты выдвигаем, залюбуешься, даже если любуешься ты один, у каждого свои идеи как спасти мир, а суфражистки тоже люди, хоть и с декольте, иногда по размеру декольте можно оценить уровень суфражизма…

Мои мысли начали привычно уходить в гендерные особенности, приятно классифицировать это с высоты male chauvinist pig, мы же всё равно выше женщин, а говорим о равенстве лишь потому, что так надо. При равенстве женщины тоже наконец-то будут работать, потому двинемся по дороге прогресса быстрее, это выгодно нам, людям, прогрессу и человечеству.

— Шеф, — ворвался в мысли строгий голос Маты Хари, — можно, я слегка прерву возвышенную медитацию царя этого странного образования, названного… ха-ха, природой?

Я вздохнул.

— А ты можешь и слегка? Знаю, завидуешь, что я мыслю и рассусоливаю. Рассусоливать — это высшая степень мышления. Что случилось?

— Погоня, — доложила она со злорадством. — Ну та, что в крови. Пока далеко. Заметила ещё от Петербурга, но могли быть совпадения, не докладывала, зато сейчас уже точно за нами.

— Как все любят действия, — сказал я со вздохом, — и никто не любит глубокие и всесторонние размышлизмы, что невеждам кажутся скучными, но ведь истина, как вот сказала Иоланта, всегда скучна и без павлиньих хвостов… Сколько их, на чём едут, как вооружены?

— Спартанцы не спрашивали, — сказала она язвительно, — сколько у врага сил! Они спрашивали, где они!

— Слава Богу, — ответил я, — мы скифы, как сообщил наш великий Блок.

— Три автомобиля, — доложила она. — Двенадцать человек. Винтовки у всех, а ещё ножи и сабли. Приблизиться и подслушать разговоры не рискнула, у них в каждой машине по сильному магу, засекут раньше. А я слабенькая, не стыдно царю природы?

— Зато ты умная, — парировал я. — Сила — уму могила. Щас придумаем…

— Как мне добавить скорость обработки данных?

— Ты и так в миллион раз меня быстрее, — сказал я чуточку ревниво. — Придумаем, что с ними делать. С неандертальцами же придумали? С их потомками тоже разберёмся.

О моих возможностях создавать иллюзорные объекты с крепкой ППН никто из врагов не знает. Я в прошлый раз создал валун на шоссе прямо перед авто, тогда преследователи резко свернули в кювет, чтобы не столкнуться, но валун исчез раньше, чем их машина начала кувыркаться.

Теперь знают, надо мчаться сквозь все недостойные мужчины иллюзии, и будет всем щасте. Своё умение натягивать ППН такой плотности, что не всяким топором прошибешь, я применил к ним лишь однажды, там никто не выжил, так что, могу сейчас воспользоваться и расширить их кругозор, человек обязан учиться всю жизнь, хотя она и так короче некуда.

Некоторое время обыгрывал варианты, как расправлюсь с преследователями. С одним автомобилем легко, с двумя сложнее, но всё решаемо, но три…

— Наблюдай, — велел я. — Сейчас они как?

— Ещё далеко.

— Приблизятся, — сказал я, — посмотрим. Городок уже близко?

— К вечеру будем.

Иоланта продолжала щебетать:

— … и хотя Сенат не замечает суфражизма, но мы начинаем расширять движение, создаём ячейки в других городах, пропагандируем наши справедливые требования…

А вопрос не нов, мелькнула мысль. Ещё в идеальном государстве Платона женщины не только равны мужчинам во всём, но даже занимаются военным делом, а ещё входят в число правителей государства! Но первой феминисткой считается Абигейл Смит Адамс, что заявила на весь мир: «Мы не станем подчиняться законам, в принятии которых не участвовали, и власти, которая не представляет наших интересов!». И что? Воз и ныне там.

Во Франции ещё в прошлом веке Олимпия де Гуж представила революционному Национальному собранию «Декларацию прав женщины и гражданки», в которой требовала полного равенства с мужчинами. Увы, Национальное собрание отправило её на гильотину, как и ряд наиболее яростных суфражисток.

Правда, в Англии несколько лет тому суфражистки всё же добились Акта об опеке над детьми, впервые закрепляющего за женщиной хоть эти права, но в мире подвижек особенных нет, хотя волна женского протеста нарастает во всех странах Европы.

На их фоне Россия — тихое болото, разве что пальцем покрутят у виска, дескать, ишь чего дурные бабы восхотели, забыли, что «бабе дорога от печи до порога». Так что да, Глориана, Иоланта, Сюзанна и прочие активистки — героини, им уже перепадает на орехи, а перепадёт ещё больше. Слава Богу, мы не Франция.

Я молча кивал, а у самого в черепе крутятся, отпихивая один другого доводы, как убедить суфражисток, в первую очередь Глориану, отказаться от эффектных походов в Щели, а заняться более нужными и понятными делами, как вот сумел занять Сюзанну Дроссельмейер.

— От Питера до оранжевой Щели, — рассказывала Иоланта с жаром, — да еще по такой скверной дороге ехать и ехать, потому Глориана заранее велела отыскать в городке приличную гостиницу и забронировать в ней номера на пять человек. Как минимум, на сутки, а там будет видно.

— Прекрасно, — сказал я, — поужинаем в номерах?

Иоланта посмотрела на меня очень выразительным и понимающим взглядом.

— И не мечтайте, барон! В кои-то веки удаётся улизнуть от опеки старших, почему не поужинать в большом зале ресторана на нижнем этаже гостиницы. Там наверняка есть оркестр, а то и даже площадка для танцев.

Последнее произнесла совсем уж мечтательно, хотя танцует почти каждый день на уроках танцев, но одно дело танцевать даже в императорском зале под строгим надзором старших, другое — без навязчивой опеки, когда какое-то па можно пропустить или сделать несколько вольнее…

В город въехали уже по темноте, я периодически связывался с Матой Хари, пока она не сказала:

— Шеф, вы мне не доверяете?.. А ещё венец творения!..

— Потому и венец, — напомнил я. — Иосиф Виссарионович сказал: доверяй, но проверяй!

— Я не спускаю с них глаз и лазерного прицела. Чуть что — и вас предупрежу, и сама… приму меры.

— Будь гуманисткой, — предупредил я. — Убитых допрашивать можно, но трудно и некрасиво…

Сказал и ужаснулся, это же я, который котят подбирал и щеночков приносил домой, плакал в детстве, что львам разрешают в национальных парках ловить и кушать бедных оленей, в студенчестве хотел бросить универ и поехать в Африку мирить задравшихся между собой готтентотов и бушменов.

Но вот спокойно просчитываю, как всю погоню убить, чтобы один, пусть покалеченный и стонущий, остался для допроса. И допрашивать буду, смиреннейший ботан, без всякой гуманитарности, будто это не я читал «Философию права» Гегеля.

Широк человек, скажет Федор Михайлович, широк!.. Сам тогда ужаснулся и добавил опасливо: «я бы сузил», но тут ошибочка, суженные не прошли бутылочное горлышко эволюции, а я, выходит, из тех, кто протиснулся на эту сторону. Так что могу в морду, могу «ручку пожалуйте».

Иоланта расстелила на коленях карту, красочную и на полотняной основе, сказала водителю весёлым голосом:

— Прямо по центральной!.. Там единственная в городе гостиница.

Городок, как и всё на Руси, засыпает с приходом темноты, автомобиль уже еле ползёт, протискиваясь по тесной дороге между оставленными у обочин колясками, каретами и бричками, явно не у всех здесь помещения для повозок.

Впереди забрезжил слабый свет фонаря, автомобиль чуть прибавил скорость, наконец-то вырисовался из темноты двухэтажный дом, приземистый и растянутый в стороны, больше похожий на барак.

У входа слабо светит единственный фонарь на деревянном столбе, хотя их два, но на другом нет даже металлического ящичка для свечи.

В сторонке от входа четыре автомобиля, три из них принадлежат нашим суфражисткам, ещё трое саней приткнулись неподалёку и один обшарпанный тарантас.

Иоланта тоже сразу заметила, сказала, весело блестя глазками:

— Девочки нас опередили!.. Поспешим, пока не улеглись!

Толкнув входную дверь, оказались в фойе, хотя какое на фиг фойе, даже не холл, а что-то вроде тамбура между жилыми помещениями и холодной улицей, типа атриума или деревенских сеней, что вообще-то одно и тоже, но с фойе вместо сеней можно повысить цену за номера.

Здесь свечей побольше, на трёх диванах мужчины среднего возраста с трубками в руках ведут неспешные беседы, у стола с ключами никого, но едва мы вошли и громко застучали подошвами, отряхивая снег, появился рыхловатого вида мужчина в затрёпанном сюртуке, бросил в нашу сторону быстрый взгляд

— Переночевать? Или ужин в зале?

Иоланта скромно смолчала, хоть и суфражистка, но когда рядом мужчина, должен говорить он, это вбито с пелёнок.

Я поинтересовался:

— Недавно приехали трое женщин благородного происхождения. Они уже устроились?

— Да, — ответил он живо и приятно заулыбался. — Сейчас перешли в зал, изволят хорошо поужинать. Без мужчин прибыли, что странно!

Иоланта сказала живо:

— Юрий, выбери мне номер поближе к ним, себе тоже можешь… а я пойду в зал, пока там не всё слопали!

Хозяин сказал уже теплее:

— Благородная госпожа, они только изволили, испоследовали в зал-с, им ещё на стол не успели…

Двери в обеденный зал распахнуты, доносятся весёлые громкие голоса, Иоланта двинулась туда без всякого стеснения, хотя под локоть её не поддерживает мужчина или женщина преклонных лет.

Я торопливо договорился насчёт размещения ещё и нас двоих, нет-нет, в один номер не стоит, хоть и весьма бы, два раздельных, один самый лучший, второй поскромнее, я сам скромный, хотя это и вредит имиджу аристократа.

Когда я вошёл в зал, достаточно просторный, столов для еды не меньше десятка, Иоланта уже отыскала наших суфражисток, там как раз для неё свободный стул. Её встретили весёлыми возгласами, хотя и так в их сторону уже внимание всего зала, не часто сюда заглядывают столь знатные гости, к тому же молодые красивые женщины! И без мужчин!

Когда в зале появился я, мужчины на меня не обратили внимание, но едва обозначил свой путь к столу суфражисток, засопели, нахмурились, повсюду начали рыть пол копытами, из ноздрей уже дым, вот-вот полыхнёт огнём…

Глориана во главе стола, как и вообще во всём глава, всмотрелась в меня с неодобрением, я снова не увешан с ног до головы оружием и артефактами, да и вид легкомысленный, что может быть чревато для нашего предприятия, пусть в прошлые разы и обошлось без особой чреватости.

Я ухватил по пути стул от свободного стола, где четверо, там и пятый к месту, что ещё больше не понравилось мужчинам, уже начали делить суфражисток, кому какую отрендюливать.

— Проголодались? — спросила Глориана повелительным голосом королевы. — Мы пока не начинали. Поужинаем и определимся, если чего не учли…

Мужчины по всему залу поглядывают в нашу сторону, на лицах только тоскливая зависть, вот же повезло тому кадету, то есть мне, явно какой-то впендюрит этой ночью, а ещё три барышни останутся необъезженными, но, увы, не их уровень, так что пей дешёвое пиво и думай о том, как задрать подол кухарке или посудомойке.