Вадбольский 5

Глава 10

Я ввалился в комнату, что Сюзанна облюбовала для работы, у неё бумаги уже не только на столике, но и по всему дивану, на котором сидит в уголке, поджав ноги так, что и не видно под длинным платьем.

— Поговорили? — спросила она с сочувствием. — На ней лица не было, когда ушла. Уже уехала, даже со мной не попрощалась.

Я тяжело рухнул в свободное кресло, с наслаждением вытянул ноги.

— Как же с тобой хорошо, Сюзанна…

Она взглянула с удивлением.

— Что с тобой, Вадбольский? Ты здоров?

— В том то и дело, — ответил я вяло, — что здоров. Ты моё спасение, Сюзанна!

Она скептически фыркнула.

— Ну да, алые глаза и синий рот… Неужели у железного Вадбольского бывают минуты слабости?

— Я весь сплошная слабость, — признался я. — Но я цивилизованный человек, а цивилизованный целиком живёт в созданных обществом иллюзиях. Чтобы их давление чуточку снизить, человек создаёт собственные иллюзии, иначе жить вообще было бы тошно.

Она сказала одобрительно:

— У тебя прекрасные иллюзии!.. Консуэлла сказала, по твоей дороге не ехала, а летела. А какую мебель создал своими иллюзиями!

— Ты отважная, — сказал я. — Под тобой иллюзорный диван, а ты не боишься брякнуться на пол, как только исчезнет!

Она сказала настолько нежно, что я растрогался от женского умения прикидываться ласковым щеночком:

— Я в тебя верю, Вадбольский. Ты хоть и хам, но человек благородный. Где-то там внутри.

Я не успел ответить, да и растерялся малость, всё-таки она обыгрывает меня в таких играх, но тут в разговор вторглась Мата Хари:

— Шеф, очень интересная съёмка! Гаврош сумел как-то пробраться. Видимо, защиту на время снимали. Магию как, ремонтируют?

— Давай на экран, — сказал я.

Сюзанна уже привыкла, что я иногда в разговоре с нею вдруг застываю на несколько секунд, словно прислушиваясь к едва слышной песне, или смотрю бараньим взглядом вдаль, мыслю, значит, потому ничего не сказала, опустила взгляд на документы.

А у меня перед глазами возник огромный зал, украшенный в старинном исконно-посконном, где в нишах застыли мраморные статуи бородатых мужчин с длинными мечами в руках, на стенах горят багровым огнём факелы, на полу медвежьи шкуры, а в зале не сорок братьев княжны Ольги, а в два раза больше, явно и дяди, нет только самых младших, их до таких важных собраний ещё не допускают.

Глава рода, я сразу узнал Захара, поднялся на некоторое возвышение, на таких обычно ставят троны, но глава такого могучего рода сам по себе трон, в атрибутах не нуждается.

— Мы все знаем, что случилось в последнее время, — заговорил он мощным и тяжёлым, как горный хребет, голосом. — Впервые нашёлся род, который бросил нам вызов и начал войну!.. Потому скажу коротко: все, здесь присутствующие, сейчас принесут родовую клятву, выше которой нет ничего, что этот дерзкий барон Вадбольский должен умереть, где бы ни находился!

Я всматривался в снимок, очень яркий и детализированный. Хорошие породистые лица, чувствуется порода, тысячу лет взращивают, улучшают браками, выпестовывают лучшую породу людей. Да они все на голову выше обычного человека, как по росту, так и по умению сражаться, хоть холодным или огнестрельным оружием, хоть с помощью магии.

Нехилая против меня армия, но мне с ними в лобовой схватке не справиться, а им для победы нужно меня ещё отыскать.

И всё-таки жаль, что такие отборные люди… гибнут. Сильные, здоровые, образованные. Видимо, эволюция подумала-подумала, повздыхала да и решила, что раз уж свернули не совсем туда, то придётся их под нож. Жаль, конечно, в прошлом веке эти были лучшие, опора человечества, но сейчас — мощный тормоз на колёсах цивилизации, которой нужно успеть вскочить в сингулярность до того, как начнёт разрушаться ложный вакуум.

И хотя людей убивать вообще-то грех, но если ради высокой цели, как сказал святой Игнатий, то можно и даже нужно. Учение Лойолы мы осуждаем, гуманисты, мать вашу, глазки закатываем, но в реальной жизни используем на каждом шагу. Отбор жёсткий, увы. Человек звучит гордо, потому к нему и предельно жёсткие требования. От него много требуется, а потребуется ещё больше. Так что без мерехлюндий. Нужно убивать — будем убивать.

Все в роду Долгоруковых маги, одни сильные, другие слабые, третьи… совсем слабые, но как воины все хороши. И благодаря породе, и генетика отобрана за века, и жаль, в самом деле жаль, что выбрали не ту дорогу.

Это как в Индии йоги, пять тысяч лет назад стояли над остальным невежественным населением, но за эти пять тысяч лет не продвинулись ни на шаг, наука и техника давно оставила их позади.

То же самое и с магией, как человечество до сих пор не поняло? Могу сказать, почему. Человечество, как и отдельные люди, падко на халяву.

В столице у рода Долгоруковых два дворца, но самый роскошный вне города, полчаса на коляске при хорошей погоде, дорога вымощена камнем, любой гость считает великой честью побывать у Долгоруковых на приёме.

Гаврош делал снимки с большой высоты. Главный дворец рода Долгоруковых больше напоминает замок, да он и был им, много раз перестраивался, расширялся, становился неприступнее. Сейчас это чуть ли не город с неприступной цитаделью в центре, а по бокам казармы для элитной гвардии Рода, конюшни для лучших скакунов, собственные оружейные мастерские, а ещё, как поговаривают шёпотом, с десяток алхимических мастерских, где изготавливают зачарованные доспехи и оружие, а так же помогают укрепиться личной гвардии особыми зельями.

Мата Хари летала туда на разведку и едва не погибла, когда в её сторону ударил мощный столб огня, что взметнулся почти на версту в небо. Она успела увернуться, хотя и опалила крыло и бок, а столб огня, способный сжечь в пепел дракона, рассеялся высоко в небе.

— Впечатляет, — сознался я. — Видать, за тысячу лет немало магии накопили, раз так расходуют.

Она буркнула:

— У меня крылья и шкура из негорючего! Как так?

— Магия, — ответил я досадливо. — Ничего, и с нею разберёмся.

Она уставилась в меня поблёскивающими линзами.

— Магия мешает этому миру?

— Любому мешает, — ответил я. — Магия — это застой! А мы с тобой цивилизаторы! Ты больше не рискуй. У них там маг на маге и магом погоняет!.. если понадобится сбросить им на головы или на крышу, сперва поднимешься до предела, всё рассчитай, чтобы ветром не унесло в сторону деревни, а потом плыви в сторону цели, но держи уши на макушке. Я не знаю возможностей их магии, это злит и тревожит.

— Все сенсоры, — заверила она, — будут на пределе. Я с них глаз не спущу. Но пока пусть следит Гаврош. Я подключусь позже. Когда начнём операцию

— Какую? — спросил я опасливо.

— По удалению этой опухоли, — сообщила она так деловито, что у меня словно по голой спине прокатилась волна колючего снега.

Я не успел ничего сказать, в голове раздался трубный глас Шаляпина:

— От Зимнего выехал автомобиль, направляется к вам.

— Чего так решил? — спросил я недовольно.

— Едет Рейнгольд, — сообщил Шаляпин. — Много подслушать не удалось, но он назвал адрес: дом девяносто шесть на Невском прошпекте.

— Блин!.. И что мне сейчас, всё бросить и пропузыриваться в столицу?

Шаляпин дипломатично промолчал, не на том уровне доверия, чтобы как Мата Хари, спорить и отстаивать свою точку зрения.

— С чем хоть едет?

— Полагаю, — ответил он, — разговор будет о конфликте с Долгоруковыми. Император очень зол, старые боярские роды взбодрились, готовы поддержать Долгоруковых… не из-за Вадбольского, конечно, а из-за своих боярских вольностей, которые постоянно урезают, даже бомбисты и бунтовщики оживились…

— Ух ты, — сказал я с уважением. — Да ты готовый аналитик! Продолжай копать, а я, видимо, отправлюсь в столицу.

— К Ангелине Игнатьевне?

— Типун тебе на язык и два в сопло!

В коридоре едва не столкнулся с Сюзанной, она взглянула с укором, а я картинно пал на одно колено и взмолился:

— Ваше сиятельство! Не невнимание меня ведёт, а токмо забота о вас, вашем благополучии, великолепии и победе суфражизма во всём мире!

Она отступала на шаг, взглянула с неодобрением, но голос тут же потеплел:

— Вадбольский, а вы в самом деле как загнанный конь. Неприятности?

— Пустяки, — заверил я, — всё решаемо. Просто мы ещё больше расширяем свою деятельность, вам пора именоваться генеральным директором корпорации!

— Что это за… корпорация?

— Форма организации бизнеса, — пояснил я по-книжному, — основанная на долевой собственности и раздельной функции собственника и управления! Что это за, сам ещё не понимаю, но это, как мне кажется, то же самое предприятие, только в десятки раз, а то и сотни, крупнее. Целую ручку вашего сиятельства, а то и туфельку, если позволите, а я побёг, побёг!

И побёг по коридору, я же не генерал, мне можно, паника не начнётся, народ в имении, особенно мои гвардейцы, видят как все получаемые деньги уходят на стройки, а что я задумал, пока непонятно.

Я добежал до подвала, открыл и закрыл за собой тайную комнату, с разбега нырнул в пузырь, а через мгновение уже уперся обеими ладонями в стену кабинета дома на Невском.

— А теперь, — сказал сам себе шёпотом, — тише мыши, кот на крыше…

Тихонько открыл дверь кабинета, в коридоре пусто, быстро пробежал до спуска вниз на первый этаж, там голоса, торопливо набросил на себя стелс-режим, любой маг его раскусит на раз-два, но слуги — существа бесхитростные и неискушённые, выждал, прижавшись к стене, когда мимо пройдут дворецкий с садовником, спустился вниз, и как раз с той стороны ворот подъезжает роскошный автомобиль.

Скинув стелс на выходе, шагнул на крыльцо и сказал в великом изумлении:

— Ваше сиятельство… неужели вижу самого́ великого Ренгольда?

Он быстро вылез, взбежал по ступенькам, сильный и уверенный, крепко пожал мне руку.

— Не язвите, Вадбольский. Что-то мне подсказывает, что вы ждали моего приезда.

— Где же я прокололся? — спросил я озабоченно.

Он сказал с торжеством:

— Чутьё, дорогой барон, чутьё!..

Я провёл его на второй этаж. По дороге в коридоре уже выстроились Ангелина Игнатьевна первой, за ней Василий Игнатьевич и Полина Осиповна, кланяются, а мы прошли в мой кабинет, я указал Рейнгольду на роскошные кресла и диван, что держу именно для гостей, выждал, когда он сядет, следом опустился и сам, глядя на него выжидательно.

— Чай, кофе, потанцуем?.. Ох, простите…

Он сел, вяло отмахнулся.

— Вадбольский, не делайте вид, что вы завсегдатай вечеринок с танцами.

Я сделал вид, что обиделся.

— Я так похож на зануду?

Он оглянулся на запертую дверь, понизил голос:

— Как догадываюсь, родителей не посвящаете в свои дела?

— Пусть отдохнут, — ответил я дипломатично.

Он вздохнул.

— По ним не скажешь, что вышли на Сенатскую и требовали убрать царя.

— Это было двадцать пять лет тому, — напомнил я. — Не у всех идеалы остаются… прежние. А вот я почти в их тогдашнем возрасте.

— Вы другой, — напомнил он. — Странно, как это они вас воспитывали? Но посвятить их в детали нашего разговора вам придётся. Дело в том, что я с деликатнейшей миссией.

— У вас работа такая, — согласился я. — Кого-то деликатно удушить, кого-то красиво повесить, у вас вообще деликатные задачи!

Он усмехнулся, дескать, шутка, хоть и грубоватая, но шутка. Сказал со вздохом:

— Государь очень недоволен этой неуместной ссорой с родом Долгоруковых.

— Уже с родом? — уточнил я. — Мне казалось, только с одной самовлюбленной дурочкой, уж простите, если она ваша родственница.

Он отмахнулся.

— Не стесняйтесь, я никому на этом свете не родственник. У нас вообще не бывает родственников.

— О, подражаете Аллаху?

Он сказал строго:

— Вам сейчас будет не до смеха. Весь высший свет шумит, у Долгоруковых очень давно не было противников но сейчас уже несколько человек убиты или тяжело ранены. Уже все знают, что распря затеялась из-за глупой ссоры шестнадцатилетней Ольги Долгоруковой, правнучки главы рода Захара Долгорукова с неким юным курсантом Лицея на приёме у княжны Глорианы. Не отпирайтесь, я скажу даже больше, хотя доказательств никаких: все погибшие из рода Долгоруковых убиты либо вами, либо вашей охраной.

Я кивнул, доказательств нет, Рейнгольд сам подтвердил, так что даже отказываться не стоит, я не я и лошадь не моя, тем более, у меня только кони, ни одной лошади.

— И чё? — поинтересовался я. — Если нет доказательств, то что вы от меня хотите?

Он хмыкнул, внимательно посмотрел в моё покерное лицо, уж я то умею двигать лицевыми мышцами, вздохнул.

— Глядя на вас, не скажешь, что вы орешек крепкий. Ну да ладно, пойдем дальше. О вашей сваре говорит весь Петербург, а это наносит ущерб как знаменитому роду, в мощи которого не принято сомневаться, так и императорскому престолу, для него род Долгоруковых близкая родня!

— Ого, — сказал я невольно. — Это осложняет.