Вадбольский 5

Глава 3

Ещё сутки с Мак-Гиллем устанавливали три станка, на котором наконец-то обучили всего трёх рабочих вытачивать пули. Рассказы про Левшу хороши, поднимают национальную гордость, но на самом деле не только пришедшие в город в поисках работы крестьяне, но и городские, что вроде бы смышлёнее, но руки как у орангутангов, даже пулю не в состоянии удержать в ладони, не уронив на пол трижды.

Оказалось, что и на станках далеко не всякий может, хотя что там сложного, половину работы делает станок, это же какое облегчение труда, но такой вот орангутанг готов вытачивать каждую пулю вручную, только бы не ломать голову, изучая работу на дьявольском механизме.

Ещё три станка для изготовления гильз привезли по нашему заказу из Англии, много ручного труда, но это пока, потом всё устаканится, и дело убивания людей другими людьми пойдёт шибче и веселее. Ведь нет более важной задачи, чем убить как можно больше людей другой веры, национальности или просто живущих на хороших землях! Только так и доказывается преимущество в эволюционной борьбе, на вершину должен подняться лучший! А лучший, как было принято по результатам эволюции человека, тот, кто убьёт себе подобных больше других.

За это время люди княгини Штальбаум собрали практически все травы, корни и другие ингредиенты, за некоторыми пришлось съездить даже на Кавказ и в Среднюю Азию. Из ста сорока трав и зелий княгине понадобится восемь, остальное моим гвардейцам, плюс закуплю на эти громадные деньги самое современное и мощное оборудование для солидной химической лаборатории.

Операция вообще-то очень непростая, но, к счастью, наощупь не придётся, к моему времени всё было открыто, проверено и даже успели сделать около сотни таких операций, но потом создали более простой метод, названный аугментацией, и каждый начал менять своё тело, насколько хватало дури. Даже забытые квадроберы вспомнились, но если раньше просто носили маски и бегали на четвереньках, то с открытием аугментации энтузиасты с лёгкостью перекраивали тела, чтобы не отличаться от животных.

Аугментацию княгине сделать не в силах, для этого нужна более точная и мощная техника, там один сложнейший узел квантового преобразователя размером с пятиэтажный дом, но откат на десяток лет можно получить и более примитивным способом.

Мак-Гилль время от времени посматривал озабоченно, наконец не выдержал, спросил:

— Я смотрю, тебя совсем не заботит твоя помолвка с внучкой князя Долгорукова?

— А должна? — спросил я.

Он сказал с нажимом:

— Юра, мы партнеры!.. Будет плохо тебе, будет плохо и мне.

— А тебе чего?

— Ну тогда нашему делу, — уточнил он с неохотой. — А для мужчин дело — главное! Говори, что нужно делать, я на всё готов, чтобы вывести тебя из-под удара.

— Спасибо, — сказал я. — Пока справляюсь.

— До вашей помолвки осталось десять дней, — напомнил он.

— Уже и ты знаешь?

— Весь высший свет знает, — сказал он, — а с ними знают и банкиры, купцы, промышленники. И знают, что Долгоруковы стараются помешать всеми силами. Всеми, понимаешь?

Я горько усмехнулся.

— Ещё бы. Каждый день это чувствую.

Он сказал со вздохом:

— Не думаешь, что у них получится.

— Надеюсь, — ответил я. — За каждую попытку нападения несут реальные потери, это я тебе как соратнику сообщаю. Какими бы ни были отмороженными, вынужденно скажут своим: стоп!.. Так что я не заморачиваюсь этой удивительной помолвкой. Как видишь, занимаюсь своими делами.

Он вздохнул, покачал головой.

— А дальше что? Вот заключите договор, станете женихом и невестой…

Я отмахнулся.

— Не станем. Вот увидишь, эта помолвка сорвётся по какой-то причине, а их сотни. Да и Долгоруковы не допустят такого позора. Скорее, сами её удавят в последний день, это же настоящие людоеды, как я слышал, для них жизнь человеческая ничего не значит!

Он посмотрел на меняя с укором.

— А для тебя?

— Для меня значит, — возразил я. — Я как крокодил, убиваю и рыдаю над трупом. Ну, фигурально. А здесь и рыдать не придётся, вот увидишь! Помолвка сорвётся, всё останется на своих местах. А Долгоруковым придётся смириться.

— Думаешь, оставят свои попытки? Я имею в виду, попытки избавиться от тебя?

— Древние философы говорят, — ответил я, — на каждый удар нужно отвечать, как минимум, вдвое сильнее, тогда задирать перестанут. Я отвечаю, ещё как отвечаю. Лучше скажи, как с Кузбассом?

Он просиял, ответил с горделивой ноткой:

— С документами уладил. Правда, пришлось вбухать прорву денег, это ж сколько земли пришлось хапануть в собственность!.. Думаю, даже Швеция поменьше. Хорошо, в тех диких краях земля почти ничего не стоит. Но людей уже послал начинать. Юра, великое дело разворачивается. Самого оторопь берёт!

— Да всё путём…

— Это тебе, — сказал он, — всё по турецкому барабану, молодые все такие. А я вот ахаю

— Самодержавие, — сказал я, — это крепкая власть, плюс электрификация всей страны!.. Можно бы добавить «…и химизация», но тут есть сомнения, так что пока без вредной, но полезной химизации, ибо стране хорошо, а демократам плохо. Мы же лицом к народу? Покажем ему свой добрый оскал?

Он посмотрел на меня дикими глазами.

— Окстись, какая электрификация?.. Тут железными дорогами бы Россию опутать. А химизация вообще непонятно что…

— Химизация, — заверил я бодро, — это высокие урожаи и сытая страна!.. Накормим её наконец-то досыта. Хоть говном… хотя, нет, химические удобрения это хорошо и нужно в краткосрочной перспективе. Нам бы сейчас страну накормить, а потом и химию будут жрать, человека можно ко всему приучить, капризные остались по ту сторону бутылочного горлышка! Ты прав, великие дела предстоят!.. Что на их фоне какая-то помолвка, что и так не состоится?

Он вздохнул, перекрестился.

— Вроде бы хорошее дело, породниться с таким великим родом! А вот не верю я им. Чёртовы аристократы!

— Хуже, — сказал я. — Бояре. Жаль, они основные соперники, как оказывается, и в деле?

Он вздохнул.

— Да, почти всю оружейную промышленность подмяли. Раньше выпускали мечи, кольчуги, панцири, хотя кирасы и сейчас выпускают, но их винтовки, Юра, полное говно, если сравнивать с нашими!

— Выстоим, — проговорил я, но сам ощутил отсутствие уверенности в своём голосе. — Иначе такое дело рухнет!.. И Россия снова отстанет.

Он тяжело вздохнул.

— Ну уж нет. Мы можем рухнуть, но Россия обязана удержаться и победить. Ладно, у меня ещё с инвесторами непростой разговор. Надо ехать.

— Спасибо, — сказал я искренне. — Спасибо, что всё на себе тащишь, а мне оставил только мои чертёжики.

Он хохотнул.

— Без чертежа только телегу в деревне можно мастерить. Представляю какие чертежи были у Господа, когда устройство вселенной продумывал…

Отбыл Мак-Гилль так же стремительно, как и появился, весь в огне и пламени, для предпринимателя нет ничего более лакомого, чем перспективы быстрого расширения дела. А что будет успешным, не сомневается, глядя как торговцы по всей России делают заказы на спички, что производят в Петербурге и на болеутоляющие порошки, в которые я всё-таки перевёл зелье для лучшей транспортировки.

Когда я ему рассказал, что и телеграф не предел мечты, Александр Белл уже работает над «говорящим телеграфом», как он его назвал, это вообще поднимет нашу цивилизацию сразу на пару ступенек, так что можно и нам начинать работы в этой области, он только спросил, сможем ли, а когда я уверенно ответил, что да, мы всё сможем, он посмотрел безумными глазами, в которых я отчётливо видел как мелькают огромные цифры то ли расходов, то ли прибыли.

Проводив окрылённого предпринимателя, я вернулся на свой этаж, в коридоре своим изощрённым слухом услышал из комнаты Сюзанны грозный гимн идущих в смертный бой, из которого ни один не вернётся:

— Йё-вэй-ё!.. Ран Бруннен-джи!.. Йё-вёй-ё!..

Глаза защипало от звуков грозной и прекрасной песни, ставшей гимном, на много поколений, я осторожно открыл дверь, Сюзанна за столом с закрытыми глазами откинулась на спинку кресла, лицо чуточку искривилось, вот-вот заревёт, я сказал поспешно:

— Сюзанна, простите, что мешаю сложным бухгалтерским расчётам, но у меня тут непонятки с железной дорогой, которую мы так запоздало начали строить…

Она распахнула глаза, на меня даже повеяло лёгким бризом, ресницы у неё в самом деле классные, как сказал Маяковский «надменно лес ресниц навис», посмотрела в упор, а я снова привычно ощутил некоторую оторопь, крупные глаза небесной чистоты смотрят прямо в душу и не дают соврать, но я всё-таки ухитряюсь, доказывая преимущество будущих поколений.

— Что с нею, недостача материалов?.. Знаю, князь Горчаков распорядился послать туда отряд для проверки и охраны…

— Точно не знаю, — признался я, — Мак-Гилль там день и ночь хлопочет, в России всего две коротенькие железные дороги, не считая сибирской. Везде нужны с железными рельсами и быстрыми строителями!

— Мак-Гилль справится, — заверила она, — а вот ты, Вадбольский попал, ещё как попал…

— Ты о помолвке? Вывернусь!

Она покачала головой, лицо её стало опечаленным, а в глазах я видел глубокую тревогу.

— Ты ещё не понял даже? Ты влез в очень не своё дело. И нам строить что-то на чужом и уже занятом месте.

— Это мои земли!

Она вздохнула.

— Ты хорош как воин, просто удивительный! И с сильными бойцами управляешься, и в Щелях как дома, будто оттуда и появился. А ты в самом деле не из Щели вылез? Даже придумывать что-то особенное можешь.

— Ты про спички?

— И про микстуру, — добавила она. — Но для производства… серьёзного производства нужны люди другого склада.

Я подумал, сказал с неохотой:

— Ты права. Из меня никакой промышленник. Здесь вся надежда на тебя.

— Я тоже никакой, — сообщила она. — Финансист… это другое!

— Но мы вместе сумеем подобрать людей!

Она покачала головой.

— Не сумеем. Вернее, это не поможет. Винтовки выпускают огромные промышленные предприятия. Они в руках очень богатых и могучих людей. В том числе у рода Долгоруковых. Это твои прямые конкуренты, но ты рядом с ними — комар. У них не только огромные деньги, но и власть. Думаешь, они захотят впустить тебя с твоими винтовками в свою оружейную империю?

Я пробормотал:

— Что, всей оружейной промышленностью заправляют одни Долгоруковы?

— Нет, есть ещё несколько родов, но более мелких, слова не скажут Долгоруковым. И подбирают только те заказы, которые Долгоруковы милостиво оставляют им. Крохи, в общем.

— Дела, — сказал я озадаченно. — Не думал, что и здесь уже всё поделено. Но они же как-то уживаются? Не в одних же руках вся военная промышленность?

— Не в одних, — согласилась она, — но за долгие годы, даже десятилетия притерлись один к другому. Не всегда по-мирному, войны были ещё те, но к этому времени многие даже породнились, а ты совершенный чужак…

Я вздохнул.

— Ну да ещё и угрожаю подорвать их благосостояние.

— Вот-вот. Вадбольский, нас просто сживут со света! Долгоруковы это сделать обязаны.

— Нас?

Она посмотрела на меня печальными, как у коровы, глазами.

— Я же здесь. Думаешь, когда ночью ворвутся чьи-то гвардейцы, кого-то пощадят? В этом случае убирают всех, а здания поджигают или взрывают.

Я отшатнулся.

— Но как же… патриотизм? Мои винтовки намного лучше и почти по той же цене! Это удар по обороноспособности!

Она посмотрела на меня, как на ребёнка с его детскими игрушками.

— Шутишь? Никакой патриотизм не мешает убирать конкурентов… любыми методами. Сначала конкурентов, потом — врагов Отечества! Потому что конкуренты мешают жить лично мне, а враги Отечества… всего лишь Отечеству, а оно большое, без нас отобьется!

Я молча развел руками, в самом деле не зная, что ответить. Любому понятно, что такого возмутителя покоя в интересах аристократического общества лучше убрать.

Всё чаще вспоминал свою Щель, до которой никак руки не доходят, уже начал сомневаться, что там вселенная тёмной материи, а что если там не она, а то, в чём четырнадцать миллиардов лет что-то бабахнуло и пошла разлетаться возникшей материей наша Вселенная?

И не в пустоте разлетается, на ходу формируя звёзды и галактики, не в вакууме, а в том, что всегда было и всегда будет в вечности, потому что константы времени в ней нет, вселенные могут вспыхивать гореть несколько триллионов лет и гаснуть, и снова вспыхивать, а основа всё та же, неизменная…

Я ещё не понимал, чем в этом случае могу поживиться, но человек та хитрая и пронырливая тварь, что везде ищет возможности, а я человек, плоть от плоти своего героического рода, что не только ищет возможности, но и сам их создаёт, если не находит.

— Мата, — велел я, — мне нужно в столицу. На пару часов. Ты со мной?

— Ради высокой любви мы обязаны, — пропела она высокопарно, — помнить, ментальною нитью мы связаны…

— Тогда за мной в пузырь. Когда научишься телепортироваться?

— Телепортации не существует!

— Но мы же…

— В других вселенных другие правила, — отрезала она. — А ты и вовсе взял этот пузырь не из другой вселенной, а довселенной?

Во дворе тепло, отворил для неё окно, уже почти лето, она нырнула ко мне в кабинет, вместе спустились в подвал, и она, совершив изящный пируэт, у красивой всё должно быть красивым, прыгнула за мною в пузырь.

В кабинете дома на Невском чуточку затхлый воздух, лучшее доказательство, что никто не входил. Я быстро огляделся, но здесь пока делать нечего, сказал шёпотом:

— Вылетишь через окно, но стелс держи!

Она выпорхнула молча, я закрыл окно так, чтобы и через него никто в кабинет не влез, а сам вышел на цыпочках через дверь, не забыв запереть накрепко.

Торопливо двинулся по коридору, надеясь никого не встретить, мне бы незамеченным добраться до автомобиля или просто выйти за ворота, там возьму извозчика, и фиг меня видели.

В холле внизу голоса, я узнал дворецкого и оправдывающуюся перед ним кухарку, быстро спустился, но с опозданием увидел и по-хозяйски величественно выслушивающую их Ангелину Игнатьевну.

Она повернула голову на стук моих подошв по ступенькам, лицо озарилось злобной радостью.

— А-а, племянничек!.. И снова неожиданно, аки тать в ночи!

Я ответил привычно:

— Секреты Рода, тётушка. А вы ушли в другой Род, вам они теперь недоступныя.

Она кивком отпустила слуг, те торопливо поклонились и пропали с глаз, Ангелина же подошла вплотную, голос упал до зловещего шёпота:

— Не ври!.. Не было в нашем Роду такого, чтобы кто-то мог вот так исчезать и появляться.

— Не было, — ответил я нагло, — а потом стало. Уже после вашего ухода замуж в другой Род.

— Мне брат не стал бы врать, — начала она с жаром, но запнулась, каждый Род оберегает свои тайны, а раз она ушла в другой Род, то и доступ к секретам Рода, а особенно к новым, оборвался. — У тебя что-то появилось своё…

— Вот именно, — ответил я. — Своё, тётушка. И хоть вы как бы вернулись в наш Род, но я пока этого не признаю. Где вы были, Ангелина Игнатьевна, когда мои родители пребывали в горе и болезнях?

Она сказала зло:

— У меня муж умирал, я не отходила от его постели!.. И только когда преставился перед Господом, и когда со всеми воинскими почестями похоронили, я договорилась о достойном памятнике на его могиле, и тут же отправилась к своему дорогому брату Василию, чтобы поддержать его и утешить в его последние дни!

Я заметил злорадно:

— Но не получилось?

Она побагровела от гнева:

— Что? Да я за своего брата жизнь отдам!.. Он единственное, что у меня осталось!.. А ты, говнюк, не наш, я не чувствую в тебе благородства Вадбольских! Ты всегда был позором нашей семьи!.. И как только у тебя хватило наглости вернуться?

Я сказал примирительно:

— Ладно, хотите заботиться о моих батюшке и матушке, заботьтесь. Но ко мне не лезьте. Тем более, что я не ваш, как вы умело выразились.

Она фыркнула.

— Пока считаешься нашим, то и тобой буду управлять я, пока тебе не стукнет восемнадцать! А до этого сумею выбить из твоей головы дурь.

— Не советую, — ответил я кротко.

— Что-о-о-о?

Я прямо посмотрел ей в глаза, улыбнулся так, чтобы увидела мои красивые ровные зубы, а на нужных местах и клыки, доставшиеся от очень хищных и опасных предков. Хватит пацифистских басенок, что человек был слаб и прятался по пещерам. Человек уничтожил всех этих пещерных львов и саблезубых тигров, уничтожил полностью, а шкуры бросил под ноги!

— Я пока не признаю вас, — сообщил я кротко, — членом нашего рода.

Она взвизгнула:

— Кто, ты?.. Не признаёшь, если признали мой родной брат и все Вадбольские Петербурга? Если я велю раскрыть секрет, ты обязан это сделать, ибо Род превыше всего, и не дело, что мальчишка владеет тем, что может принести пользу всему Роду!

Я сдвинул плечами и хотел было пройти мимо в сторону выхода, но она цепко ухватила меня за рукав.

— Стой-стой! А что за слухи, что тебя хотят выдать за Ольгу Долгорукову из того самого рода лучших людей?

— Это в боярской книге они «лутшие», — сказал я, — а для меня так вообще говно на палочке.

Она даже не обратила внимание на оскорбительное сравнение, сказала с нажимом:

— Врут?

Я ответил с неохотой:

— Всё равно у них ничего не получится. Кроме состязания, кто из нас с Ольгой убьёт другого быстрее.

Она смотрела на меня выпученными глазами.

— Так это правда?.. Такое сокровище привалило! Надо хоть на брюхе ползать, но чтоб влезть в их Род!

— Ещё чего, — заявил я. — Такого щастя не дождутся! Ладно, тётя, я побежал, хотя бегать барону несолидно, но у меня дела.

— Хоть ужом крутись, — велела она вдогонку мощным голосом, — но чтоб в их Великий Род хоть ужом, хоть зайчиком!