Вадбольский 5

Глава 12

Она молчала, рассматривая меня не просто сердито, а почти с гневом, готовым перейти в ярость.

— Я же сказала, — произнесла наконец негромко, но даже в этом случае бросила взгляд по сторонам, не слышит ли кто, — не хотела бы вас видеть.

— Я не нарочно, — ответил я смиренно, — наш командир отряда, великая княжна Глориана, велела мне быть на этом приёме.

Она поинтересовалась всё ещё сердито и с неприязнью:

— Она вами командует?

— Как боевой единицей, — сообщил я. — Я же суфражист, мать вашу, как и вы, судя по вашей отваге!

Она продолжала рассматривать меня в упор, как энтомолог вглядывается в редкую букашку.

— Ах да, я слышала про походы в Щели… Понятно, вы тот самый работник, что носит за ними вещи?

— Тот самый, — согласился я смиренно. — А вы считаете, что каждый должен носить своё?

Она вздёрнула подбородок, выглядело бы красиво и надменно, если бы в больших серых глазах не плескалось целое море насторожённости.

— Естественно!

— Они много потрудились, набили целую гору чудовищ, а я помог вытащить самых тяжёлых. Кстати, позвольте сказать, что я в диком восторге от вашей прически и платья!.. Это так необычно для нынешнего заплесневелого мира, что вскоре наверняка вам начнут подражать не только в Петербурге, но и в разных парижах.

Она скептически поджала губы.

— Говорите, говорите!.. Но ведь врёте, что вам нравится как раз то, что другие порицают?

— Другие, — ответил я, — всего лишь статисты. Картонные персонажи. И вообще эта чванливая толпа не заслуживает, чтобы к ней прислушивались. Другое дело — вы, сударыня!

Она взглянула с иронией.

— Ого! Или это, чтобы мне польстить?

— Считайте, — ответил я и ухмыльнулся, — как вам угодно. Если честно, уж простите, я настолько занят своими серьёзными делами, что мне даже ваше мнение, на самом деле важное и наверняка умное, фиолетово.

Она поморщилась.

— Что за слово? Почему фиолетово?

— Потому что самое крайнее, — сообщил я вежливо, — куда можно послать. Дальше только тьма-тьмущая. Вы, похоже, ультрасуфражистка?.. Хотите мне что-то предложить?

Она отшатнулась, глаза блеснули гневом.

— Что вы себе позволяете?

— Нет? — спросил я разочарованно. — Тогда я сам пошёл в фиолет. Даже в ультрафиолет.

И отошёл в сторону, этот опасный разговор лучше обрубить, пока мы не подрались. Но если это сделаю я, то это грубое свинство, а если женщина, то женщине можно, вот такой избирательный суфражизм.

Она ждёт, что возжелаю продолжения банкета, а я вот такой гордый и таинственный, непредсказуемый, хотя на самом деле, раз уж явился, то надо выполнить задуманное: затащить Горчакова своё в своё имение и показать новинки, поискать инвесторов, а если наткнусь на родителей Глорианы, показать себя надёжным телохранителем, это окупится.

Мою новую знакомую, что так и не назвалась, больше не видел, ко мне тут же подошёл распорядитель приёма, деловито сообщил о списке барышень, у которых ещё остались неангажированные танцы.

— На ваш выбор, — ответил я великодушно.

— Тогда первый танец у вас с Сагиттой Решетовой, — сообщил он. — Первые два танца отданы кавалергарду Недолгову. Потом ваша очередь…

Я ответил с поклоном:

— Жду не дождусь такого щастя.

Я выбрал для себя неплохое место у стены, вроде бы нечаянно прячась за мраморным Аполлоном с крохотным фиговым листочком, проходящим мимо дал возможность меня не замечать, чем с удовольствием и пользуются, но одна из дам, полная и величественная, бросила на меня взгляд, равнодушный и скучающий, сделала ещё шаг и остановилась, разворачиваясь в мою сторону, как броненосец «Потёмкин», медленно и величаво.

Золота на ней не меньше, чем в Усть-Илимском урочище, даже пышное платье выглядит золотым, не шуршит, а позвякивает, и весь этот Усть-Илим шагнул в мою сторону, величавый и великолепный, уже не «Потёмкин», а «Титаник» в последнем блистательном рейсе.

Кто-то из её свиты поклонился ей и сказал почтительно:

— Ваша светлость, этот вьюнош приглашен княжной Глорианой, он из её свиты, барон Вадбольский…

В голосе чувствовалось недоумение, как сюда проник какой-то барон, здесь же люди, и некая извиняющаяся нотка, дескать, простите, что попался на ваши глаза такой худородный и неизвестный.

Она прервала мощным голосом, больше подходящим для командования эскадроном гусар:

— Слыхала, слыхала… Кстати, барон, небольшой разговор к вам. Отойдем?

Я молча поклонился, что ещё могу, когда передо мной человек, умеющий только отдавать распоряжения?

Она без церемоний взяла меня под локоть, мы вышли из зала, а там по коридору открыла дверь в небольшую уютно обустроенную комнату, кивнула мне на кресло у камина, это чтоб я, как слуга, ещё и угли ворошил, а то и дровишек подкинул, а сама, расправив необъятных размером платье по всему дивану, опустилась, вдавив чуть ли не до пола, представительная и внушающая, как скала, но только эта скала, как я заметил с сочувствием, уже догадываясь о теме разговора… начала покрываться сетью крупных трещин…

Хотя нет, её лицо больше похоже на ствол дерева, что в молодости радовал глаз свежестью коры, а сейчас кора стала толстой и покрытой крупными, глубокими трещинами.

Я послушно ждал, она смерила меня пытливым взглядом. Княгиня Тариэла Штальбаум, подсказал зеттафлопник, род древний, но не угасающий, хотя последние сто лет ничем себя не проявил, однако знатный и влиятельный. Заняты большей частью торговлей с Англией, туда мёд, воск и пеньку, оттуда станки и стальные трубы.

— Барон… я недавно общалась с графиней Одиллией…

Она сделала многозначительную паузу, я всё понял, но продолжал хранить молчание, потому что оно золото, а я вроде Скруджа, что не был аристократом, понимаю его стратегическую ценность.

— Она буквально ожила, — продолжила она тем же властным голосом, другим, как понимаю, говорить даже не пробовала, — как только занялась с вашей лёгкой руки продажей зелий…

— Изготовлением, — уточнил я кротко. — Изготовлением и продажей.

Княгиня недовольно нахмурилась, кто смеет поправлять её светлость.

— Но сама чем пользуется?

— Спросите, — предложил я.

Она поджала губы, некоторое время сверлила меня взглядом.

— Спрашивала. Полагаете, женщина женщине раскроет секреты? Как бы не так!.. Скорее, выложит мужчине, да и то…

— И что она сказала?

— Что ничем не пользуется, — ответила она раздраженно. — Но видно же, что всё не так! Не могла помолодеть и похорошеть просто так, точно чем-то пользовалась!.. Барон, я навела справки. Вы хорошо скрыли концы в воду, но я почти могу доказать, за возвращением её молодости стоите вы!

Она обвиняюще вперила в меня взгляд, я вздохнул и развел руками.

— Княгиня, вы меня поймали. Отдаю должное вашим усердным сыскарям. А затаился я понятно почему. Жаль, но неможно такое наладить для продажи. То, что у меня оставалось от запасов моих предков, помогло графу Басманову, это уже не секрет, он сам рассказал, и графине Кржижановской. Но запас кончился, а чтобы снова что-то подобное совершить, нужны сотни редких трав.

Она спросила в упор:

— Но эти травы существуют?

Я пояснил безнадёжным голосом:

— Не на землях Петербурга.

— И даже не в России?

— В России две трети, — сообщил я. — Остальное в Средней Азии…

— Там сейчас наши войска, — прервала она. — Идёт война, но часть земель уже под рукой Императора. Значит, доступны.

— Есть ещё несколько редких трав, — сказал я. — Из Индии.

Она поморщилась.

— Ого! И как их достать?

Я помялся, но говорить лучше правду, всё равно докопается, ответил нехотя:

— Встречаются в дорогих магазинах столицы.

Её суровое лицо посветлело, словно на него упал луч солнца.

— Значит, — подытожила она, — сварить можно?

— Можно, — подтвердил я, — но стоимость будет выше крыши вашего дворца… вы же в дворце обитаете? Потому для меня проще майстрячить зелье от головной боли, без неё какой аристократ — аристократ? Это дешево, зато зелье растёт и даже произрастает по всей России. А голова не болит у совсем уж дураков.

Она кивнула.

— Да-да, ваша выгода зрима. Но что насчёт нашего зелья?.. Понимаю, штучный товар. Во сколько обойдётся порция на одного человека?

Я подумал, поднял взгляд к потолку, пошевелил губами. Вообще-то к таким разговорам давно готов, но нужно делать вид, что застигнут врасплох, и вообще я тут мимо проходил, мне в другую оперу.

— Ваша светлость, даже и представить трудно… Одних трав пришлось бы закупить чуть ли не на миллион, найти особой формы тигли и сосуды для перегонки. Цен не знаю, а потом долгая и кропотливая работа по очистке и возгонке… Думаю, само зелье обойдётся в районе десяти миллионов.

Её лицо не изменилось, хотя, уверен, цифра показалась даже ей немаленькой, смотрит по-прежнему требовательно, а голос не изменил тональности:

— Если всё получится… вы получите десять миллионов, барон!

Я покачал головой.

— Ваша светлость, вы не поняли. У меня нет миллиона на покупку нужных трав. И нет времени разыскивать их по всем зельевым лавкам России. Сейчас у меня никаких возможностей выполнить ваше пожелание.

Она подумала, кивнула.

— Покупку трав могу взять на себя. У меня достаточно свободных слуг, хвосты друг другу заносят на поворотах, больше толку от их беготни не вижу… Что ещё надо? Что за тигли?

Я предложил:

— Могу написать на бумажке, её передадут вам. Сейчас я с ходу не соображу, что надо, давно этим не занимался, вы же понимаете. Боюсь что-то пропустить, спрос-то будет с меня!

Она подумала, величественно поднялась с дивана, рослая и ещё крепкая, сиденье дивана с облегчением приподнялось, я даже уловил вздох облегчения.

— Да, всё верно, — рыкнула, как царь зверей, — мы слишком засиделись, а то ещё пойдут слухи. Жду от вас, барон, подробную записку!

Мы вышли в коридор, княгиня, приняв руку проходящего мимо осанистого чиновника с грудью в лентах и орденах, вернулась в зал, откуда звучит музыка и доносится шелест развевающихся в танце платьев, а я услышал затихающий рев мазурки, поспешил в танцевальный зал.

Под правой стеной довольно просторный помост, к нему две ступеньки, а сверху роскошный балдахин, там стулья или диван, отсюда не видно, только головы торчат, места для пожилых, откуда благосклонно рассматривают танцующих и прогуливающихся по залу.

Кавалергард неплохо так разогрел Сагитту в огненной мазурке, щёчки возрумянились, глазки блестят, грудь вздымается так бурно, что уже и не грудь, а сиськи, а сама Сагитта смотрится ещё милее и такая вкусненькая, что захотелось куснуть, как свежеиспечённую булочку с хрустящей корочкой.

Я подошёл, поклонился.

— Позвольте пригласить на танец?

Она мило смутилась под моим пристально-ощупывающим взглядом, но ответила, как положено по этикету:

— С превеликим удовольствием.

Я принял протянутую руку, склонился в поцелуе, кожа её тыльной стороны ладони пахнет чисто и нежно, чуть вздрогнула под моими горячими губами, а дальше я, держа барышню за кончики пальцев, вывел на площадку для танцев.

На приём, как в большинстве таких случаев, приходят целыми группами матери с дочками на выданье или с теми, кто скоро войдёт в этот возраст, а пока пусть присматриваются.

Всё норм, а где ещё знакомиться приличной девушке. Сагитта к тому же жутко застенчива, смущается при каждом моём слове, жутко краснеет так, что пунцовой становится даже шея.

С моим ростом хорошо так заглядывать в любое декольте, Сагитта это понимает, из-за чего стесняется всё больше и старается не смотреть мне в глаза, хотя не думаю, что такие уж и бесстыжие, просто взгляд откровенный, а чего скрываться, всё, как и заложено матушкой-природой.

После танца я с некоторым сожалением отвел её туда, откуда взял, сами молодые барышни согласно этикету как бы вообще самостоятельно передвигаться не умеют, возвращался уже с идеей, что всё отработал, можно линять с этого мероприятия, долг приличиям отдал, а выход вон в той стороне…

Группка молодых барышень, что попалась мне по дороге, весело щебечет у картины в массивной позолоченной раме, слышатся смешки, обрывки реплик, я полюбовался их красотой и макияжем, явно весь день готовились, а вчера укладывали затейливые прически и спали, положив головы на особые валики, чтобы не растрепался ни один локон, быть красивой — нужно страдать.

Одна вдруг повернулась, словно мой взгляд пощекотал её оголённую шею, лишь краткое мгновение личико оставалось милым и улыбающимся, но тут же брови сдвинулись, взгляд потемнел, а полные губы бантиком, как говорят в обществе, изогнулись в злобно-хищную гримасу.

— Тебе здесь не место, — сказала она отвратительным голосом, — предатель!

В полной растерянности я пробормотал:

— Вы… уверены?

— Да?

— И ни с кем меня не спутали?

Она отрезала кровожадным голосом:

— Ты предатель из семьи предателей. А я Долгорукова, чей род уже тысячу лет поддерживает власть!

Я пробормотал:

— Похвальная некобелиность.

Она сказала с вызовом:

— И уничтожает тех, кто пытается вредить ей! К счастью, у нас всегда хватало сил, чтобы вбить бунтовщиков в землю по ноздри и придвинуть кучу навоза.

Ну ещё бы, мелькнула мысль, я быстро заглянул в зеттафлопник. Княжна Ольга из рода тех Долгоруковых, которых так стали называть ещё во времена Рюрика за злобную мстительность и за умение так или иначе доставать своих врагов, где бы те ни пряталась. Потом, правда, при частых переписях рукописей превратились в «Долгоруких», часть рода вовремя заметила подмену и везде именовали себя только как Долгоруковы, а никакие не простенькие Долгорукие.

Я отвесил церемониальный поклон, внимательно посмотрел на её злое лицо.

— Хотите сказать, что как бы не стыдитесь, что в разгроме декабристов очень даже помогли власти?

— Не стыжусь, а горжусь, — выпалила она с торжеством. — И поможем снова, если те мерзавцы попытаются вернуться в столицу! И начнём с тебя наглый мерзавец! Вылетишь с треском!

— Желаю успеха, — сказал я холодно, повернулся и ушёл в другой конец зала.