Ткань наших душ

Ⅷ

Уинн

Мой сон такой же беспокойный, как и моменты пробуждения.

Я так чертовски устала… Даже мои сны не приносят мне ни покоя, ни облегчения от долгих, мрачных дней. Наоборот, они делают все еще хуже. Иногда мне снятся такие яркие сны, что я просыпаюсь еще более изможденной, чем была перед тем, как заснула.

Сегодня одна из таких ночей.

Хуже всего то, что эти сны даже не захватывающие. Я буду сидеть за столом, работать, ходить за продуктами, иногда даже просто гулять. Все, что я знаю, это то, что я очень, очень устала.

Потолок в моей комнате покрыт уродливыми слоями бежевой краски, которую давно пора было отремонтировать. Интересно, не оттуда ли идет запах плесени?

Старые окрашенные потолки — это все, что помогает мне оставаться в сознании в ночные часы. Как депрессивно.

Я переворачиваюсь на бок и подтягиваю одеяло ко рту, наблюдая, как Лиам делает равномерные вдохи. Его темные ресницы касаются щек в тусклом свете. По крайней мере, кажется, ему больше не больно. Несколько часов назад он разбудил меня тихим стоном от того, что, как я предполагаю, было ночным кошмаром.

Перевожу взгляд на окно. Дождь прекратился тридцать минут назад, но в воздухе все еще чувствуется влажность. Мне это нравится в дождливые дни. Ощущение тяжести заставляет меня чувствовать, что это нормально быть подавленной. Никто не осудит тебя, если ты грустишь в дождливый день.

Тихое чириканье привлекает мое внимание к тумбочке Лиама. Его телефон загорается, и он просыпается, постукивая по экрану, чтобы выключить будильник. Я закрываю глаза, так что если он посмотрит на меня, то подумает, что я сплю.

Лиам тихо встает, натягивает на голову капюшон и надевает кроссовки. Я медленно поднимаю голову, когда он выходит из комнаты и закрывает дверь.

Куда он, блять, идет в четыре утра?

Подхожу к двери и выглядываю в коридор. Там уже пусто и тихо — Лиама нигде не видно. Хмурю брови. Может, он просто пошел в ванную или еще куда-то.

Я жду, пока он вернется, глядя в потолок и думая о том, какие занятия у меня сегодня будут. Когда проходит тридцать минут, я отсоединяю телефон от зарядного устройства и начинаю печатать все свои претензии Джеймсу.

Уинн: Как ты мог оставить меня здесь, не сказав, что этот центр нетрадиционный? Ты знал, что мой сосед по комнате — мужчина?

Джеймс: Господи, сейчас четыре утра, мне еще и снотворное к твоим рецептам добавить?:)

Уинн: Пошел ты… да, это было бы на самом деле хорошо, лол.

Джеймс: Люблю тебя. Извини за соседа, он в твоем вкусе? Может, это не так уж и плохо.

Уинн: Он — это нечто. Я тоже тебя люблю.

Я не могу не улыбнуться. Джеймс никогда не выключает телефон, так что, возможно, он ждал, что я напишу ему смс и пожалуюсь. Я давно этого не делала… и почему-то от этого мне становится легче.

Минуты идут за минутами, и я ловлю себя на мысли о старом соседе Лиама по комнате. Кем он был? Замечал ли он, как Лиам просыпался посреди ночи, или имел крепкий сон? Кросби. Я хочу узнать о нем больше. Я запишу себе на заметку, чтобы расспросить завтра, когда Лиама не будет рядом.

Дверь со скрипом открывается, и Лиам заходит. Он закрывает за собой дверь и прижимается к ней телом, словно уставший, тяжело дыша.

Куда он ходил? Почему в такое время?

Я сажусь в постели, и его голова наклоняется в мою сторону.

— Что? — ворчит он, кажется, то ли пьяный, то ли от боли.

Я бью кулаком по простыням. Он такой невыносимый.

— Куда ты ходил в такое время?

Его фигура темна в тусклой комнате, и я не могу разглядеть черты его лица, но тон голоса резкий, когда он говорит:

— Это не твое дело. Возвращайся ко сну.

Он ведет себя довольно странно, и я нажимаю кнопку прикроватной лампы. Она освещает комнату, и мой живот скручивается при виде Лиама.

Его одежда мокрая, обувь покрыта грязью, и… с костяшек его пальцев капает кровь.

Выражение его лица непроницаемо, он смотрит на меня с яростью.

— Боже мой. — Я вскакиваю с кровати и осторожно подхожу к нему. — Что случилось?

Тянусь к его руке, но он отдергивает ее и смотрит на меня смертельным взглядом.

— Я сказал, иди спать, Уинн.

Ноги дрожат, но я отказываюсь двигаться.

— Я спросила, что случилось.

Мы стоим лицом к лицу, сверля друг друга яростными взглядами. Наконец его каменное выражение лица смягчается, он снимает обувь и толстовку.

Вздыхает, когда я стою неподвижно, ожидая ответа.

— Я просто вышел прогуляться.

— И пораниться?

Он смотрит на меня с раздражением, прежде чем пробормотать:

— Да.

— Ты сказал, что мы должны останавливать друг друга. Я настаиваю на этом.

Я успокаиваю свое дыхание и пытаюсь снова дотянуться до его руки. На этот раз он не вырывается. Лиам позволяет мне схватить его руку, и его глаза устало встречаются с моими.

Я поднимаю его рукав и вижу длинный порез, тянущийся по предплечью — не над артерией, а сбоку. Его кровь горячая и липкая, капает на пол и наполняет воздух металлическим запахом.

— Лиам, — не веря своим глазам, бормочу я.

Как он мог сделать это с собой намеренно… Он проснулся посреди ночи, чтобы сделать это? Зачем?

— Я в порядке, — рычит он, отдергивая руку назад.

— Так не годится, — протестую я и направляюсь к его тумбочке, открываю ее и хватаю марлю и пластырь. По дороге прихватываю его свежую одежду. — Надо тебя помыть.

Он сам не свой. Ему плохо, и уже потерял много крови.

Лиам непонимающе смотрит на меня. Я воспринимаю это как согласие и веду его обратно в коридор к ванной комнате.

На улице кромешная темнота. Дождь снова начинает стучать в окна, а ветер стучит стеклами.

Я включаю свет в душе, и часть ванной комнаты освещается. Лиам просто смотрит на меня и послушно следует за мной. Слава Богу. Но это так не похоже на человека, которого я знаю всего день.

Вода в душе быстро нагревается, и я приглашаю его войти. Его рука все еще кровоточит, но, по крайней мере, выглядит так, будто кровь свернулась достаточно, чтобы немного замедлиться.

— Держи руку подальше от воды.

Он кивает, раздевается, не волнуясь и не обращая внимания на мой пристальный взгляд, ступает под парящую воду. Я пытаюсь отвлечься на что-то, кроме его тела, поэтому сосредотачиваюсь на крови на своих руках.

Это так похоже на ту ночь, когда я пыталась умереть. Красный. Все оттенки красного. Сначала яркий, а затем густо-малиновый и розовый, переходящий в темно-бордовый.

Я подхожу к умывальнику и трижды споласкиваю руки, стараясь не думать ни о чем, кроме той ночи. Сердце колотится в груди, заставляя меня больше сосредоточиться на дыхании.

Душ выключается, и Лиам садится на скамейку рядом с кучей чистой одежды, которую я принесла с собой. Беру с вешалки полотенце и протягиваю ему, не отводя от него глаз.

— Я знал, что ты ханжа.

Мои щеки вспыхивают.

— Лиам, давай не сейчас?

Он смеется и обматывает полотенце вокруг талии. Когда он прикрыт, я вытираю рану и мажу ее мазью. Вероятно, ему не нужно накладывать швы, но рана глубокая. Я аккуратно накладываю марлю на мазь, а затем заворачиваю руку.

— Вот.

Я подворачиваю край, чтобы он не задирался, и присаживаюсь на корточки, прежде чем взглянуть на него.

Глаза Лиама темные, впалые и страшные. У него даже нет своего обычного гнева. Волосы мокрые, потому что он не позаботился их высушить.

Я беру еще одно полотенце и бросаю ему на голову.

— Я буду в комнате. Пожалуйста, не делай больше ничего сегодня вечером, я устала и не очень хочу делать это снова.

Жду минуту, и когда он не отвечает, ухожу.

У меня такое чувство, что я здесь работаю.

В коридоре темно и тихо, в нашей комнате царит приятная тишина. Я чувствую, что могу проспать несколько дней. С грязными ботинками Лиама придется подождать до завтрашнего утра.

Я раздеваюсь и натягиваю мешковатую рубашку, а затем падаю в кровать.

Дверь открывается через несколько минут.

Шаги Лиама останавливаются возле моей кровати, и я колеблюсь, прежде чем открыть глаза. Он смотрит на меня сверху вниз, волосы сухие, а в глазах отчетливо мелькивает гнев.

Дерзость.

— Не за что, — бурчу я и переворачиваюсь на кровати, натягивая одеяло на голову, желая, чтобы он просто оставил меня в покое.

Кровать опускается, и мое сердце подпрыгивает в груди, когда он наваливается на меня всем своим весом. Откидывает одеяло, чтобы увидеть мои глаза.

— Зачем ты это сделала? — спрашивает он, не беззлобно, но его голос низкий и лишенный тепла.

— Потому что тебе было больно и я…

— Не об этом, — шипит он. — Кто… Кто сделал тебе так больно, что ты хотела умереть?

Он пристально смотрит мне в глаза. Наклоняется надо мной и прижимает к себе. Не думаю, что он намерен позволить мне заснуть без ответа.

— Ну, это был не один человек.

Лиам выжидательно смотрит на меня.

— А зачем тебе это знать? Я думала, что оттолкнула тебя.

Я пытаюсь высвободиться из-под одеяла, но он крепче держит меня.

— Так и есть. — Я борюсь с болью, которую причиняет мне обида. — Но это делает тебя еще более удивительной. Опять же, кто мог посеять такое темное, зловещее семя в такое сердце, как твое? — Его глаза смягчаются.

Это был комплимент?

Сердце в груди сжимается и мне становится трудно дышать. Начинает кружиться голова, и Лиам замечает это, поднимая бровь.

— Мне нужны мои лекарства, — бормочу я.

Как я могла забыть их принять? Первый день, и это полное дерьмо.

Его брови обеспокоенно сводятся, и он хватает несколько бутылок с тумбочки, протягивает их мне и терпеливо наблюдает, как я откупориваю их и пью по одной из каждой бутылки.

— Что с тобой? — спрашивает он, когда я делаю несколько глотков воды.

Смотрю на него боковым зрением.

— У меня больное сердце. Так что если бы ты мог воздержаться от того, чтобы прижимать меня к кровати, было бы замечательно. Стресс и тревога ухудшают побочные эффекты.

Его лицо заметно бледнеет, а глаза омрачает вина.

— Я не знал… Прости.

— Может, теперь мы просто ляжем спать?

Я откладываю таблетки и ложусь на спину. Лиам еще несколько минут сидит на моей кровати, прежде чем возвращается на свою.