Ткань наших душ

XXXVIII

Лиам

В моей комнате еще никогда не было так холодно. Неприятно.

Я смотрю на пустую кровать Уинн и пытаюсь заглушить боль, пульсирующую в груди. Все, что я когда-либо искал — это боль.

Я люблю боль.

По крайней мере, я думал, что люблю.

Теперь это только ухудшается.

Ненавижу, как это больно.

Я презираю шрамы, оставшиеся после каждой глупости, которую я когда-либо делал.

Больше всего жалею о своих руках.

Мои глаза задерживаются на покрытых струпьями порезах на костяшках и пальцах. Фиолетовые синяки, которые постоянно темнеют.

В тот день я причинил боль не только себе. Я сделал ей больно. Так ужасно ее обидел. Я никогда не видел ее глаз, настолько поглощенных болью и страданием.

Я уверен всем своим сердцем, что никогда не сделаю этого снова.

Моя кровать скрипит, когда я сажусь и опускаю ноги на холодный пол, потираю руки, пытаясь вернуть им тепло. Они всегда такие ледяные, как и мое поведение.

Опускаю голову и с тревогой кладу руки на затылок.

Мой телефон звенит, привлекая внимание к засвеченному экрану.

Четыре утра. Еще одно сообщение от мамы. Смотрю на телефон. Не совсем понимаю, откуда у нее мой новый номер, но уверен, что у Кросби есть свои пути.

Мама:

Твой брат приедет за тобой.

Будь с ним милым. Он любит тебя.

Я смеюсь и бросаю телефон на кровать. Она всегда выбирала его, не так ли? Кросби всегда нуждался в защите от мира, потому что он был ее последним живым сыном.

Я был для нее мертв. После Нила, после всего, что случилось, я был для нее мертв.

Он убил пятерых соседских кошек и пытал меня. Потом приехал сюда и, вероятно, убил тех пропавших пациентов тоже.

Он монстр.

Дверь тихо закрывается за мной, когда я выскальзываю из комнаты. Кросби не должен приехать до завтра, но мамино сообщение стоит принять во внимание. Я сжимаю в руке нож, готовясь убить его раз и навсегда.

Свет приглушен по всей территории поместья. Только охранник у главного входа не спит всю ночь. Он в повышенной боевой готовности с тех пор, как полиция не может найти Кросби.

Я прохожу мимо охранника, и он кивает мне.

— Вышел на ночную прогулку, Уотерс?

Я издаю усталый смешок.

— Да.

Есть определенный промежуток времени, в течение которого вы можете узнать чье-то имя. После этого, если ты не знаешь его имени, но он знает твое, не стоит спрашивать его. По крайней мере, это мое личное правило. Я надеюсь увидеть его бейджик с именем, но все забываю посмотреть.

На территории холодно. Температура значительно ниже нуля. Ноябрь в Монтане более серый и увядший, чем в большинстве других мест осенью. По сути, это уже зима. Иней укрывает траву, а темные, голые деревья вдали выглядят жутковато.

Я не спешу идти по лесу. Лунные цветы уже давно погрузились в глубокий сон на зимние месяцы, и теперь это просто пустое поле, которое каждую ночь посещает больной человек.

Преследуемый, в некотором роде. Я. Это тревожная мысль.

Легко потерять время, когда ты застреваешь в своем прошлом.

Я думаю о Ниле и Перри, задаюсь вопросом, где бы они были сейчас, если бы та ночь сложилась иначе. Иногда я надеюсь, что если закрою глаза и буду отчаянно желать, то проснусь и все это окажется сном.

Но, конечно, я неизбежно открываю глаза и вижу, что все еще стою в поле.

Это все еще преследует меня.

Я глубоко вдыхаю и иду обратно через лес к теплице.

Сегодня мне труднее, чем я думал, заставить себя пройти по знакомой дорожке из живой изгороди и спуститься по камням к стеклянной клетке.

Сколько крови я пролил в том чулане с метлами? Сколько еще хватит Кросби? Я решаю не выяснять. Положу конец его господству ужаса.

Внизу, возле оранжереи, большие живые изгороди закрывают вид на «Харлоу». Видимо, кто-то проснулся и включил свет в комнате отдыха, потому что прямо над кустами сияет яркий теплый свет.

Затхлый, заплесневелый запах теплицы ударяет мне в нос.

Это здание было заброшено, потому что его не использовали.

Пыль и мокрый цементный пол — это все, что сейчас здесь есть. Моя душа устает, когда я тащу свое тело в заднюю комнату. Свет под дверью светится янтарным цветом.

Он уже здесь.

Я крепче сжимаю карманный нож. Прерывисто дышу, а лоб покрывается холодным потом, когда я заставляю себя повернуть ручку двери. Все в моей голове кричит, чтобы я убегал. Остановился и уехал с Лэнстоном и Уинн.

Я не обращаю на это внимания.

Дверь открывается, поспешно захожу внутрь, с ножом наготове и адреналином в крови.

Но комната пуста.

Мое сердце замирает, а взгляд падает на маленькую липкую записку, лежащую посреди пола, над стальным водостоком.

Наклоняюсь, чтобы прочитать ее, в голове кружится голова.

Это смайлик с одним словом под ним. Когда я его читаю, кровь отливает от моего лица.

Мои губы немеют, а пальцы обжигает приступ тревоги.

Я разворачиваюсь и выхожу из комнаты.

Стеклянные стены теплицы — ярко-оранжевые, освещенные извне.

Нет. Нет, он бы этого не сделал.

Я врываюсь в дверь и падаю на замерзшую землю в тот же миг, когда вижу, как пламя лижет небо яростными вспышками оранжевого, красного и желтого цветов.

Бумажка выпадает из моей руки.

:) Горите