Ткань наших душ

Ⅸ

Уинн

Когда я принимаю душ и одеваюсь, спеша на первый сеанс этого дня, уже десять часов.

Пропустить завтрак — это нормально. Я нашла несколько батончиков мюсли на своем столе и прихватила один по дороге в тренажерный зал. По словам Джерико, физические упражнения имеют решающее значение для психического здоровья, и мы всегда начинаем свое утро с часовой тренировки.

Я поглощаю батончик мюсли и настраиваюсь на то, что сегодня встречу еще больше незнакомых лиц. К счастью, сегодня утром в душевой было довольно пусто, кроме нескольких других женщин.

Тренажерный зал находится на втором этаже и выходит на заднюю часть поместья. Я нерешительно захожу в комнату, а там стоит Джерико.

— Доброе утро, Колдфокс. Выглядите так, будто спали дерьмово, — бормочет он, отмечая мое имя в своем блокноте.

Я изображаю улыбку.

— Да, видимо, волнение первой ночи, — вру я.

Когда я проснулась, Лиама уже не было в комнате, и я понятия не имею, как выглядит его расписание. Но я чувствую облегчение, что не вижу его имени в списке Джерико.

— Да, это скоро пройдет. Кроме того, ваш брат связался с нами сегодня утром и попросил снотворное для вас, так что я передам его вам до вечера.

Он смотрит поверх моей головы, когда еще несколько пациентов заходят и направляются к беговым дорожкам в глубине помещения.

— Спасибо, — бормочу я и обвожу взглядом комнату.

Кажется, что каждый находится в своей зоне. Большинство людей в наушниках или с кем-то рядом.

Среди вариантов — беговые дорожки, кардиотренажеры, эллиптические тренажеры или штанги.

Я устраиваюсь на беговой дорожке в передней части комнаты, чтобы по крайней мере смотреть на лес и низкие облака, тяжелые от дождя.

Кто-то становится на беговую дорожку справа от меня. Я не поднимаю глаз, потому что нажимаю низкую скорость на тренажере. Лента начинает двигаться, и я иду уверенным шагом.

Несколько других пациентов за моей спиной разговаривают тихими голосами. Я не могу не подслушивать.

— Ты видела обновление в коридоре? — спрашивает одна женщина у другой.

— Нет, а что?

— В вестибюле теперь есть видеонаблюдение, и если покидаешь «Харлоу» навсегда, то надо выписаться, иначе сочтут пропавшим без вести.

Вторая девушка на мгновение замолкает.

— Ты думаешь, это из-за тех пропавших людей?

— Десять лет назад? Я не думаю, что они действительно пропали. Мне кажется, что они мертвы и похоронены в подвале.

Подождите, пропавшие люди? Как статьи в дневнике Лиама?

— Сидни говорит, что если ночью не прижать обувь к двери, то они будут шептать под ней, — со страхом говорит другая девушка.

Я не смогла бы идти тише, даже если бы попыталась, так как отчаянно прислушиваюсь к каждому их слову. Страх пронизывает мое тело. Как я не слышала об этом? Опять же, это Монтана, где ничто никогда не является большой проблемой, кроме бизонов в Йеллоустоне.

— А что это за розовые волосы?

Я физически подпрыгиваю, и из моего горла вырывается тоненький визг.

Смотрю на мужчину справа от меня. Его легко узнать по красивым чертам лица. Один из немногих, кого я помню со вчерашнего дня.

Он смеется, включая беговую дорожку.

— Блять, извини за это. Не хотел тебя напугать.

Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

— Лэнстон, да?

Он улыбается и кивает.

— Да, я удивлен, что ты помнишь. И я имел в виду свой вопрос в хорошем смысле. Мне нравятся твои волосы. Мне интересно, почему розовые? — Лэнстон нервничает, и его щеки уже ярко краснеют.

Его черная футболка марки «Under Armour» плотно прилегает к скульптурной груди.

Серые спортивные штаны также не оставляют места для воображения.

— Розовый — мой любимый цвет. Я покрасила его после того, как уволилась с корпоративной работы, знаешь, просто наперекор всему.

Я криво улыбаюсь ему.

Лэнстон смеется. Его низкий грохот успокаивает меня. Он один из тех людей, которые излучают тепло.

От его улыбки хочется улыбаться.

Хотела бы я быть такой. Хотела бы я иметь такое тепло.

— Тебе очень идет.

— Спасибо, — говорю я, возращая взгляд к окну с видом на лес.

Разговор позади нас закончился, но их слова тяжело звучат в моей голове. Что произошло в «Святилище Харлоу»?

Мы идем молча несколько минут, прежде чем он снова начинает говорить.

— Ты ладишь со своим соседом?

Я вздыхаю, и мои брови хмурятся от разочарования при одном лишь упоминании о Лиаме.

— Не особо, нет.

Лэнстон хихикает себе под нос.

— Знаешь, я не удивлен. Лиам тоже ненавидел меня, когда мы впервые встретились.

Я смотрю на него с интересом. Они друзья или что? Я в шоке, учитывая, какой холодный Лиам. Лэнстон — его полная противоположность.

— Ты тоже мазохист? — спрашиваю я. Не могу вспомнить, упоминал ли он о своей болезни на вчерашнем сеансе.

— Нет, я был склонен к суициду. Хотелось бы думать, что сейчас мне лучше, но я все равно иногда падаю в эту яму. Понимаешь?

Его улыбка исчезает, в его глазах мерцает уязвимость.

— Да, понимаю.

Лэнстон, он как я. Маленький свет в этом темном, одиноком месте.

Я колеблюсь, прежде чем решаюсь немного открыться. Почему с незнакомцами так легко говорить? Думаю, из-за отсутствия истории.

— Сейчас я чувствую себя нормально. Я знаю, что в глубине души не хочу умирать. Мне нравится смотреть из окна на облака, касающиеся деревьев. Мне нравится чистый воздух в моих легких. Мне нравится быть здесь. Но сегодня все может измениться. Завтра все может измениться. Неизвестно, что меня подтолкнет. Что заставит меня сдаться? Я знаю, что я больна. Но в эти темные моменты… я не могу мыслить рационально. Я не в себе.

Лэнстон хмурится, и его карие глаза смотрят на меня с глубоким сочувствием.

Он бормочет:

— Я тоже ненормальный, Уинн. Ты не одна в этом замке трагедии.

Мы смотрим друг на друга несколько секунд.

— Так Лиам ненавидел тебя? — спрашиваю я, не понимая, как Лиам мог пережить болезнь Лэнстона. Кажется, это единственная причина, почему он меня так не любит.

— Да, этот мудак сводил меня с ума. Он не переставал говорить о том, почему я должен ценить свою жизнь. Как мне повезло, что я могу испытывать эмоции настолько полно, что они переполняют меня. — Он делает паузу, когда мое выражение лица меняется на ужас, и смеется, показывая свои идеальные зубы, задевая меня за живое. — Я знаю, долбаный монстр, да? Ну, я тоже сначала так подумал. Но потом у меня был очень сильный психический спад. — Его улыбка тускнеет, а взгляд становится отстраненным от воспоминаний. — Я пытался убить себя в ванной комнате. Было очень раннее утро, так что я не думал, что кто-то найдет меня до рассвета. Но в ту секунду, когда мои ноги покинули табуретку, Лиам уже держал меня, не давая весу моего глупого поступка убить меня.

Лиам спас его… Интересно, было ли это случайно — или Лиам был на одной из своих странных утренних прогулок и просто наткнулся на него.

— И после того случая мы стали неразлучными. Мы сидели рядом за едой, проводили время вместе. Мы даже сделали одинаковые татуировки.

Лэнстон поднимает рукав и показывает свою татуировку — римскую цифру II.

— Так ты говоришь, что он не полный мудак?

Я сохраняю невозмутимый вид.

— Да, внешне у него суровый вид, но внутри он просто чудо. Не позволяй его начальной страшной фазе напугать тебя.

Джерико включает свет, чтобы привлечь наше внимание, и объявляет, что утренняя тренировка закончилась.

Лэнстон стонет, выключая тренажер.

— У нас едва хватает времени на утреннюю тренировку. Куда ты направляешься дальше? — спрашивает он, прежде чем сделать глоток воды.

Я беру телефон и проверяю расписание.

— Тет-а-тет с доктором Престином.

— Оу.

— Ага.

Лэнстон похлопывает меня по спине, когда я спускаюсь с беговой дорожки, и направляется к двери.

— С тобой все будет хорошо. Только не жди много болтовни. Престин похож на горгулью.

Мои губы растягиваются в улыбке.

— Какое странное сравнение.

Он пожимает плечами и толкает меня.

— Увидимся за обедом?

Я киваю, когда мы расходимся в коридоре. Смотрю вслед Лэнстону, пока он не исчезает внизу на лестнице. Я только что нашла здесь своего первого друга?

Первого друга, который у меня появился за долгое время.

Кабинет доктора Престина находится в углу второго этажа, лицом к фасаду особняка. Он светлый, с многочисленными окнами по обеим сторонам комнаты. Его стол изысканный, сделанный из темного, глянцевого дуба. За ним висит его докторская степень, а также много трофеев, которые он, очевидно, выиграл за свои исследования в области психического здоровья.

— Как вы адаптируетесь, мисс Колдфокс?

Доктор Престин смотрит на меня сквозь свои очки в толстой оправе. Он, безусловно, выглядит таким же уставшим и бесстрастным, как и тогда, когда я встретила его в больнице.

— Хорошо, — без намеков заявляю я.

Он записывает несколько предложений в блокнот, а затем возвращается на свое место и задумчиво переплетает пальцы.

— Вы считаете своего соседа по комнате подходящим? Уотерс — ваш партнер, так?

— Он… подходит. Это правильно.

Боже, он говорит о нас, как о лабораторных крысах. Наверное, мы для него и есть крысы, люди, на которых он наступает, чтобы получить кровавые трофеи, которыми так гордится, висящие на никчемных гвоздях на его серых стенах.

— Все в порядке? Уотерс, пожалуй, наш самый нестабильный пациент, и его труднее всего вылечить. Наверное, учитывая ваши особенности, вы уже успели поссориться?

Доктор Престин давит на меня.

Мои кулаки сжимаются по бокам, и я не могу удержать презрение в голосе, когда говорю:

— Да, с ним все в порядке. Мы разошлись во мнениях по нескольким вопросам, но с этим можно справиться.

Сделай это для Джеймса. Сделай это, чтобы стать лучше, — ругаю я себя.

Доктор Престин смотрит на меня несколько минут, прежде чем кивнуть.

— Понятно. Очень хорошо.

Остаток сеанса он проводит, рассказывая о новых лекарствах, которые хотел бы попробовать, и скучных психологических вещах, большинство из которых я не понимаю. Затем он отпускает меня, кивнув головой и сказав:

— Увидимся на следующей неделе.

Я беру в столовой яблоко и итальянский сэндвич-ролл. Здесь полно свободных столиков, но я выхожу во двор, чтобы подышать свежим воздухом. Трифутовая каменная стена, ограждающая грядку, сухая, поэтому я сажусь и вытираю яблоко свитером, прежде чем откусить кусочек.

Бархатцы и хризантемы ярко-желтые и оранжевые, приятный контраст к темной, пасмурной погоде. Мне нравится сидеть в одиночестве. Некоторые люди ненавидят это, даже чувствуют себя уязвимыми, но нет ничего более умиротворяющего, чем наслаждаться собственной тишиной. Существуешь только ты, больше никого.

— Эй, я тебя искал.

Веселый голос Лэнстона отвлекает мое внимание от садовых цветов, и я вижу Елину и Лиама позади него.

Вот вам и одиночество.

— Сегодня хороший день, так что я решила подышать свежим воздухом.

Я улыбаюсь изо всех сил. Лэнстон и Елина поворачиваются ко мне и охотно садятся, а Лиам лишь дарит мне непристойную, саркастическую улыбку, которая говорит о том, что он знает, что моя улыбка фальшивая.

Ненавижу этого человека.

Мой взгляд задерживается на его руке, где я перевязывала его сегодня утром. Его худоба хорошо скрывает рану, и я уверена, что никто ничего не заподозрит.

Елина смотрит на Лиама, который сидит рядом со мной, так близко, что мы касаемся плечами.

— Можешь сесть рядом со мной, — щебечет ему Елина. Лиам выхватывает яблоко из моей руки и откусывает. Я делаю глубокий вдох, игнорирую его. Брови Елины сводятся вместе. — Ты уже знаком с Уинн?

Ее зеленые глаза поднимаются на Лиама.

Он откусывает еще один кусок яблока и улыбается.

— Да.

— Они соседи по комнате, Елина, — бормочет Лэнстон, разворачивая свой сендвич.

Ее щеки краснеют, а глаза мигают на меня. Я все еще сжимаю свой сэндвич сильнее, чем намеревалась.

— Это несправедливо.

Она резко встает и врывается обратно в здание.

Я поднимаю бровь и смотрю на Лэнстона. Он выглядит уставшим. Интересно, не вздремнул ли он после утренней тренировки.

— Что это с ней?

— Елина склонна к вспышкам гнева. Не помогает и то, что она влюблена в Лиама.

Что ж, в этом есть смысл.

— Почему ты тогда ее проигнорировал? Это было грубо.

Лиам пожимает плечами.

— Она раздражает. Я никогда не был с ней добрым, так что не моя вина, что она запала на меня.

Лэнстон смеется, но останавливается, когда я бросаю на него предостерегающий взгляд.

Мы втроем молчим секунду, прежде чем я улыбаюсь. Лэнстон игриво толкает меня локтем.

— Думаю, это твоя первая.

— Моя первая что?

Лиам наклоняется, чтобы посмотреть на мое лицо. В его глазах появляется блеск, и он бормочет:

— Твоя первая настоящая улыбка.