Тень Долгой зимы

Глава 5

«Хуже, чем думалось…»

Последствия землетрясений и наводнений были таковыми, что многие отказывались даже верить в то, что такое возможное… Большинство людей еще считали, что все эти бедствия и разрушения — явление локальное. И, в какой-то мере, это и впрямь было так… Нет, не в том плане, что кого-то оно не коснулось. Но масштаб бедствия был несопоставим… Да и как сравнить разрушительные волны цунами на Камчатке или Курильских островах с небольшим землетрясением в центральной части СССР? Или как сравнить унесший жизни десятков тысяч жителей прорыв Усойского завала, в результате которого громадная масса воды прокатилась по всей долине Амударьи до самого Аральского моря, и небольшие оползни в Поволжье, в результате которых сошли в реку несколько ближайших зданий?

Однако, глядя на происходящее, людям попросту не хотелось верить, что нечто подобное нынче творится везде — по всему Советскому Союзу. Ведь это означало лишь одно — грядут очень непростые времена… И придется приложить немало сил для того, чтобы все стало «как прежде», вновь вернулась нормальная жизнь. Тогда мы еще не могли и подумать о том, что «как прежде» не будет уже никогда.

Уже в первые же дни Совет Министров принял постановление об установлении норм выдачи продовольствия и товаров первой необходимости — на тот момент главным основанием для этого стали проблемы с логистикой. В первые недели после извержения Лонг-Вэлли транспортная связанность страны оказалась нарушена. В ряд районов добраться можно было лишь на вертолетах или вездеходах. В других местах столь масштабных разрушений транспортной инфраструктуры не произошло, но сквозное движение по ряду железных дорог стало невозможно. Приходилось либо использовать объездные пути, либо строить временные обходы. А где-то и вовсе приходилось перегружать груз с вагонов на автомобили, а затем обратно. Все это создавало дополнительные трудности с доставкой товаров первой необходимости. Именно поэтому первоочередное внимание вскоре сформированных комсомольских стройотрядов, а также военных и гражданских строителей было направлено на восстановление транспортной инфраструктуры и объектов критической важности. К последним относились и хранилища зерна и овощей.

«Когда протрубили тревогу в любимом краю,

Застыли мальчишки в суровом солдатском строю.

Мальчишки, мальчишки, вы первыми кинулись в бой,

Мальчишки, мальчишки, страну заслонили собой.»

Все мы знаем эти слова из старой песни, написанной еще до Долгой зимы про комсомольцев 41-ого года, кто первыми отправлялся на фронт. И лишь немногим их них суждено было вернуться с войны живыми и хотя бы более-менее здоровыми. Сейчас у нас был другой фронт — трудовой. И также, как и в далеком 41-м, советские комсомольцы поднялись не борьбу — пусть даже врагом нынче были не вражеские полчища, а разруха в результате землетрясений и наводнений. Ведь пусть даже там не стреляли и не взрывались мины с авиабомбами, но значимость этого трудового фронта для жизни страны была не многим меньше. И, как это всегда и бывает, трудные времена вынесли наружу одновременно и все хорошее, и все плохое, что было в нашем советском обществе.

Когда советское правительство и Коммунистическая партия обратились за помощью к советским комсомольцам, «отказников» практически не было. Впрочем, мало кому в те времена пришло бы в голову положить на стол комсомольский билет и уйти… Сделавший такое на всю жизнь покрыл бы себя несмываемым позором. И уж точно лишил бы себя всяческих карьерных перспектив. Впрочем, тогда еще мало кто в полной мере осознавал масштабы постигшей весь мир катастрофы — потому многие начинающие карьеристы сочли, что участие в деятельности комсомольского стройотряда станет для них хорошим началом этой самой карьеры, соответствующей записью в личном деле.

Впрочем, вкалывать как проклятые на стройках такие люди не горели особым желанием… Пользуясь связями или служебным положением родственников, они старались заполучить себе непыльную должность, где в полной мере смогли бы заниматься имитацией бурной деятельности и отчитываться об успехах вышестоящему руководству. Впрочем… Когда полились проливные дожди, превратившие дороги в непроходимые болота, когда начались массовые эпидемии среди работников стройотрядов, приспособленцы и карьеристы первыми решили сделать ноги — зачастую под теми или иными выдуманными причинами, прикидываясь больными или ссылаясь на какие-то срочные семейные обстоятельства. Увы, довелось повидать таких и в нашем стройотряде — Сталинского района города Саратова…

И, в то же время, все мы, комсомольцы шестидесятых, помним тот трудовой энтузиазм, ту самоотверженность, с которой люди шли на восстановление народного хозяйства! Как миллионы людей, призрев холод, проливные дожди и болезни, зачастую не имея даже непромокаемой одежды, с раннего утра до позднего вечера трудились на стройках… Как, даже будучи больными, делали вид, что с ними все в порядке и вновь шли на работу — пока еще оставались силы работать. Хотя, конечно, этого и не следовало бы делать… Ведь лечить обычную простуду или полученное в качестве осложнения воспаление легких — совсем иное дело. Но все мы были убеждены в том, что так надо. Ради того, чтобы как можно скорее вернулась нормальная жизнь, ради наших родных и наших будущих детей, ради нашего общего светлого будущего. Ради победы коммунизма, в конце концов! Чтобы Страна Советов жила и развивалась дальше…

Нас отправили домой тогда, когда, по сути, у нас просто уже не оставалось сил работать дальше, когда работали на одном упрямстве — ведь настоящие советские люди не привыкли сдаваться! И это было уже всем понятно. Держать людей и дальше было просто нельзя — пусть даже мы сами и считали, что еще можем работать дальше. Но и за те месяцы комсомольские и студенческие отряды проделали огромную работу, которая впоследствии позволила нам пережить Долгую зиму.

Но даже после всего этого Особое сообщение товарища Пономаренко и советского правительства повергло нас в шок… Да, мы видели все те трудности, с чем нам пришлось столкнуться. Но никто не мог и подумать, что может стать еще хуже. Гораздо хуже!

Позднее меня часто спрашивали — вы же, товарищ Солнцев, буквально через неделю после извержения написали письмо в секретариат Совета Министров СССР с «предсказанием» Долгой зимы. Как, дескать, вы могли предсказать такое? И почему к вашим советам не прислушались в советском правительстве? Да, довелось мне слышать и такое…

На этот счет могу ответить коротко. Как? Да очень просто… После Кубинского кризиса я часто задумывался над возможными последствиями ядерной войны. К чему приведет выброс в атмосферу огромных масс пыли? А сажи от дыма сгоревших городов и лесных массивов, нефтяных и угольных месторождений? Изучая информацию на этот счет, я провел немало время в научной библиотеке — тогда мне попались и упоминания об извержении Тамборы в начале XIX века и «годе без лета». Ну а если считать, что извержение Лонг-Вэлли гораздо мощнее… Тут уж достаточно пересчитать масштаб возможного бедствия.

Почему не прислушались? Ну так, по сути, научные коллективы получили задание проанализировать возможные последствия извержения еще до моего письма. Кое-какие предварительные выводы тоже были сделаны еще в первые дни. Ну а принимать решения на основе записки вчерашнего школьника никто не будет. А для получения достаточно точных выводов требовалось провести немалую научную работу, что невозможно сделать не то, что за один день, а даже за неделю. И, по сути, эта работа была проведена в рекордно короткие сроки — за считанные недели было сделано то, но что в обычных условиях уходили многие месяцы, а то и годы исследований. И именно оглашенные на знаменитом ноябрьском совещании итоги этой работы и были использованы при разработке плана действий советского правительства на Долгую зиму и указа Совета Министров СССР о введении в стране Особого положения…

Закрыв книжку, Владимир убрал ее в сумку и выглянул в окно поезда… Как раз в это время они въезжали на крошечный разъезд Ермаково. Когда-то здесь был целый поселок — паровозное депо, большая станция и даже какие-то еще производства, но к нынешнему времени от всего этого остались лишь напрочь обветшавшие, разваливающиеся дома. После эвакуации в первый год Долгой зимы люди вернулись сюда лишь в начале 90-х, когда в советском правительстве решили вновь добывать никель Норильска. Восстановили несколько станционных зданий, уложили три пути — и готов разъезд. Сейчас короткая техническая остановка, как обычно пропустят встречный поезд, а затем продолжат путь… Побывав здесь далеко не один раз, Владимир уже знал все наизусть.

Достав из кармана телефон, мужчина разблокировал экран и взглянул на значки. Сети, разумеется, не было — впрочем, в том и не было ничего удивительного. Вряд ли кто станет ставить вышку в таких местах — хорошо, что хоть радиотелефонная связь есть. Впрочем, в Норильске в прошлую вахту было не сильно лучше. Постоянного населения в бывшем городе, а ныне вахтовом поселке, не было. Если, конечно, не считать таковыми заключенными НорЛага. Беспроводного доступа к Сети не было тоже — зайти туда можно было лишь со стационарных ЭВМ либо через новомодные беспроводные точки доступа — впрочем, последнюю Владимир видел лишь в одном месте. На вокзале… Не было точки доступа и в поезде — в этих местах и вагоны-то, казалось, помнят еще Долгую зиму.

Впрочем, последнее было все-таки преувеличением… Правда, кое-где есть в СССР еще такие глухие места, где до сих пор эксплуатируется подвижной состав постройки тех времен, но то было лишь на территории Североамериканской ССР, куда советские железнодорожники отправляли все ненужное в других местах старье. Пусть и прошедшее капитальный ремонт, но считающееся давно морально устаревшим, не соответствующим современным техническим требованиям. Так что в Североамериканской ССР разве что паровозов не застанешь — и то лишь потому, что практически все они давно сгинули в мартеновских печах, которые ушли в историю лишь немногим позже… Так что здесь техника была посовременнее — хоть и уже ушедшая с основных магистралей. Но, спрашивается, какая в Заполярье потребность в биотуалетах или кондиционерах?

— Опустела Сибирь, — задумчиво произнес сидевший напротив Владимира попутчик. — А ведь сколько раньше людей жило…

Когда тот садился на их поезд, то, помнится, представился, Андреем. Правда, за всю последующую дорогу они перебросились лишь несколькими мало что значащими фразами. Так что внезапная разговорчивость попутчика Владимира даже несколько удивила.

— Мой дед под Челябинском в деревне жил, — решил поддержать разговор мужчина. — В Долгую зиму их всех в Саратов эвакуировали. В 90-е, правда, вернулся кое-кто… Но мои родители остались на новом месте.

— А у меня в Иультине жили, — ответил попутчик. — Как в первую зиму выживали — вспоминать, говорят, страшно. Да и эвакуация… Той еще была. На аэросанях вывозили… А потом на машинах, по зимнику. Июль на дворе, а на улице метель метет! А потом на поезд и прямо в Иран.

— А там в те годы тоже невесело было, — заметил Владимир.

Ну да… Это сейчас Иранская ССР одна из наиболее богатых республик Советского Союза… Тут и сельское хозяйство, и развитая промышленность, и «всесоюзная здравница» вкупе с курортом… Каждый год миллионы советских людей приезжают или прилетают отдохнуть в Иран! Впрочем, нынче и больше половины населения в этих местах — отнюдь не иранцы. Очень многие люди здесь — потомки вот таких вот, как попутчик Владимира, эвакуированных с севера.

Но это в нынешнее время. В тогда, в годы Долгой зимы, и в «своей»-то Средней Азии басмачей хватало. А уж в Иране и подавно… Впрочем, про то каждый советский человек знает — и книги написаны, и фильмы сняты. И сколько было затрачено усилий на то, чтобы наладить там нормальную жизнь… Вспомнить хоть, как сопротивлялись запрету на выпас коз на горных склонах — а ведь без него, без постройки целой сети оросительных каналов, была бы нынче в Иране все та же, что и прежде, бесплодная пустыня… А сейчас там один из главных центров сельскохозяйственного производства! Впрочем, а где в Долгую зиму легко было? Долгая зима — она никого счастливым не сделала…

— Невесело, — тоже подтвердил попутчик Владимира. — Хорошо еще, что хоть с курдами мы друзьями было… А то еще «веселее» жизнь была бы… И все эти американцы!

А Владимир вдруг вспомнил школу — как в его классе учились двое детей из потомков американских беженцев. Нет, такого, чтобы их в чем-то ущемляли или издевались, не было. Но и в полной мере своими не воспринимали — было между ними словно какое-то отчуждение…

Да, кто бы там что не говорил про то, что американские беженцы ни в чем не виноваты, но слишком многие люди подсознательно переносят вину за Долгую зиму на весь американский народ. И вряд ли с этим что-то можно было сделать — лишь надеяться, что постепенно оно сами по себе уйдет в прошлое…

— На заработки едите? — поинтересовался у попутчика Владимир.

— Нет, — усмехнулся в ответ тот. — В командировку отправили… На мерзлотную станцию.

— Так вы что, ученый? — заинтересовался мужчина.

— В какой-то мере, — пожал плечами тот. — Старший научный сотрудник Института гидрометеорологии и климатологии института при Академии наук СССР.

— И что же вас заинтересовало в этой глуши? — заинтересовался Владимир.

— Да разве ж это глушь? — усмехнулся ученый. — Раз поезда ходят — значит, не такая уж и глуши… Порой нам приходится и в таких местах бывать, куда либо вертолетом, либо вездеходом с полтысячи километров по тундре. Ну а интересы… Ни для кого же не секрет то, что начинается новая ледниковая эпоха?

— Ну про это еще в школе говорили, — усмехнулся Владимир. — Да и без этого… И в журналах писали не раз, и в Сети информации уйма.

— Вот мы и занимаемся сбором и систематизацией данных для того, чтобы как можно точнее спрогнозировать грядущие климатические изменения, — ответил собеседник.

— И что, есть что-то новенькое?

— Пока не знаю, — пожал плечами Андрей. — Собственно говоря, для того меня и послали сюда — чтобы все самому выяснить.

Да, наступающий ледниковый период — это был очень важный фактор для долгосрочного планирования… Во многом именно из-за него не стали в полной мере возвращаться в Сибирь и воссоздавать города с постоянным населением. Восточнее Омска и севернее Тобольска области сменялись Особыми округами, где постоянного населения был самый минимум. Лишь те, кто занимался обеспечением работы стратегически важных для страны предприятий и транспортного хозяйства. Этим округам даже не присваивали названий, лишь порядковый номер — ведь никто не может гарантировать, что через пару-тройку десятилетий их административный центр не перенесут в другой город. Большая же часть населения Особых округов — приезжающие сюда на заработки вахтовики.

— Понятно, — кивнул в ответ Владимир. — А я — на заработки…

— Ну да… На Севере зарплаты высокие — за один сезон на машину заработаешь, — задумчиво произнес Андрей. — Один мой знакомый так на метеостанцию на зимовку ездит…

Но вот прошел встречный грузовой поезд, и, дав свисток, они отправляются на перегон… Совсем скоро остались позади последние развалины Ермаково, а за окном вновь потянулись однообразные пейзажи тундры… «Еще годик — и пора завязывать!» — вдруг подумал Владимир. Кооперативную квартиру в родном Сталинском районе он уже купил. Вот заработать еще на машину новую… Хотя бы на «Оду», обновленную версию ставшей самым популярным советским автомобилем прошлого десятилетие «Орбиты». В отличие от той модификации, она была оснащена двигателем с системой непосредственного впрыска, бортовой ЭВМ с системой спутниковой навигации, а также системой антиблокировки колес, лазерными дальномерами для контроля дистанции и кондиционером… Немецкие технологии, мать их так!

Вообще, как инженеру-электронику, Владимиру порой было обидно… Казалось бы, именно Советский Союз всегда был и остается лидером в производстве микроэлектроники! Только в СССР производятся все современные ЭВМ или, например, блоки ЧПУ для станков с программным управлением. Однако большинство электронных систем современных автомобилей пошли от немцев… И их появление на советских автомобилях — результат сотрудничества Советского Союза с автозаводами ГДР.

Впрочем, немецкие автомобили в СССР тоже были отнюдь не редкостью… Особенно если говорить про грузовики или автобусы. Система международного сотрудничества в деле! Кто-то производит микросхемы и станки, а кто-то — те же автомобили… Хочешь — можешь свободно купить хоть «Мерседес», хот «Фольксваген» или БМВ. Но увы — «немцы» стоили куда дороже, потому покупать немецкую легковушку Владимир не видел особого смысла. Да, советские автомобили зачастую несколько уступали в комфорте и наличии дополнительного оборудования. Но качество и надежность были на высоте. А многое ли еще нужно? Ничего, уже немного осталось… Еще немного поработает — и можно домой!