Тень Долгой зимы

Глава 7

«В дни испытаний».

Вспоминая начало Долгой зимы, большинство людей в первую очередь вспоминает «Особое сообщение» товарища Пономаренко от 21 ноября 1966 году. «Товарищи! В связи с произошедшим сверхмощным извержением и резкой активизацией тектонических процессов на планете, ожидается долговременное сильное похолодание», — именно с этих слов начиналось обращение главы советского государства к народу.

Часто меня спрашивали — какие чувства вызвало у меня это обращение? Сложно сказать… С одной стороны, нечто подобное я и предполагал. А с другой… Одно дело — предполагать, а другое — услышать такой прогноз от главы государства. Одно дело — догадки, а другие — тщательно просчитанный лучшими учеными Страны Советов анализ. И принятые в дальнейшем меры не допускали иного толкования событий — это была никакая не перестраховка, «на всякий случай». Это то, с чем нам придется жить ближайшие годы. Впрочем… По сути, к моменту «Особого сообщения» Долгая зима уже началась.

В тот же день вышел указ Совета Министров СССР о введении «Особого положения», включавшего создание судов особого трибунала для борьбы с бандитами, мародерами и спекулянтами. Советским правительством срочно разрабатывались меры, позволяющие обеспечить выживание Советского народа в условиях надвигающейся климатической катастрофы.

Новые времена диктовали и новые, суровые, условия жизни… И вскоре всем нам довелось их испытать на личном опыте. Ведь самая первая зима стала самым сложным периодом Долгой зимы. Да, тогда еще были немалые запасы продуктов — в том числе тех, срок хранения которых невелик — так что до следующей зимы сохранить их было бы невозможно. И это наложило свой отпечаток на выдаваемый по карточкам продпаек, содержимое которого постепенно менялось от преимущественно продуктов короткого срока хранения к продуктам длительного хранения вкупе с мясом (все мы помним, что в первую зиму была порезана большая часть поголовья основных сельскохозяйственных животных — при этом часть мяса пошла на тушенку или была заморожена, а часть выдавалась населению в составе продпайка) и рыбой, которую начали массово вылавливать в Черном и Средиземных морях и Атлантике. Позднее к ним добавились грибы со срочно организовываемых ферм и тепличные овощи.

Представленный учеными прогноз на Долгую зиму лег и в основу новых планов по развитию народного хозяйства, легших в основу плана IX Чрезвычайной пятилетки. Как мы все помним, в основу ее легло несколько основных направлений:

Всемерное увеличение объемов производимой сельскохозяйственной продукции за счет освоения полупустынных земель Средней Азии, а впоследствии и Ирана, внедрения новых агротехнологий и массового строительства теплиц. В рамках этой задачи миллионы людей из Центральной России, с Урала и из Сибири при поддержке со стороны Советской армии эвакуировались в южные районы страны, где селились в наспех построенные бараки и сборно-щитовые домики (причем, последние поначалу выдавали лишь семьям с детьми) и распахивали поля — преимущественно под картошку скороспелых сортов и рожь с пшеницей. Резко увеличили забой скота, что позволило не только обеспечить население мясными продуктами, но и высвободить немалые запасы фуражного зерна и кормовых культур для питания людей. Вместе с этим в более северных районах (в Черноземье и среднем Поволжье) начали выращивание неприхотливых культур раннего срока созревания и специально разработанных советскими селекционерами на случай ядерной войны с США пшенично-пырейных гибридов — крайне неприхотливой, но при этом плохо поддающейся механизированной уборке, культуры, получившей впоследствии в народе название «пырейка». Одновременно с этим начато активное строительство заводов по производству белково-витаминных концентратов (ставших главным кормом для уцелевшей части поголовья сельскохозяйственных животных), теплиц (на строительстве которых нередко довелось участвовать советским студентам и комсомольцам) и грибных ферм. Судостроительные заводы всей страны получили заказы на массовое переоборудование гражданских судов и даже многих вспомогательных военных кораблей в рыболовецкие траулеры, которые впоследствии пришлось и вооружать малокалиберными скорострельными пушками. В сотрудничестве с ГДР начато производство эрзац-продуктов — как бы некоторым людям не неприятно было это признавать, в этом нам значительно помог опыт последних лет нацисткой Германии.

Сохранение правопорядка и социалистической законности на территории СССР. Как это часто бывает, в трудное время «на белый свет» выползает всякая шваль — от недобитых нацистов, идейных наследников белогвардейцев и новых басмачей до «обыкновенных» бандитов и шпаны всех мастей. На помощь милиции были брошены силы армии, продовольственные склады и стратегические объекты передавались под защиту советских военных, на улицы городов и автотрассы вывели военные патрули. Но, как показала дальнейшая практика, даже этого оказалось мало… Обуздать вал преступности, покончить с нацистскими недобитками и басмачами можно было лишь общенародными усилиями — и это стало причиной принятия летом 1967 года сразу двух указов — «Об отрядах народной самообороны» и «О вооруженном народе». Отныне каждый советский комсомолец и коммунист не просто имел право на ношение оружие, но и обязан был применять его для защиты жизни и здоровья советских граждан и обеспечения социалистической законности. И хоть этот указ, позднее ставший законом, нередко критиковали (а кое-кто критикует и сейчас) за «радикализм» и «недостаточную продуманность», вспоминает порой случавшиеся перегибы и злоупотребления, но… Нужный результат ведь был достигнут? Так что скептикам я могу посоветовать лишь одно — читайте работы товарища Ленина, что он писал про вооруженный народ! И пусть практика показала, что заменить армию вооруженный народ не способен, но стать ее эффективным дополнением — очень даже может!

Сохранение транспортной связанности страны за счет обеспечение бесперебойной работы железных и основных шоссейных дорог, что в условиях Долгой зимы было непростой задачей. В условиях сильных морозов стремительно таял ресурс не предназначенной для эксплуатации в таких условиях техники (ведь зачастую приходилось не глушить двигатели грузовиков и тепловозов круглые сутки), не хватало снегоуборочной и ремонтной спецтехники. На железных дорогах образовывались пучины и просадки, лопались от мороза рельсы и болтовые соединения, что заставляло ремонтные службы постоянно следить за состоянием путевого хозяйства и в случае необходимости быстро устранять повреждения. Из-за разрушения многих нефтеперерабатывающих заводов юга страны, которые не успели восстановить до начала зимы, не хватало качественного топлива, которое приходилось разбавлять низкокачественным суррогатом, что также вело к сокращению срока службы техники. Все это потребовало в кратчайшие сроки не только нарастить объемы производства как новой техники, так и запчастей, но и внести ряд важных конструктивных изменений, которые облегчат эксплуатацию техники в новых условиях. Под это дело перепрофилировали имеющиеся производства, делая из них, по сути, заводы-дублеры для уже имеющихся производств, вводили трехсменные графики работы и «шестидневку», что позволяло работать без выходных. Целые отрасли промышленности (вроде того же авиастроения или производства тяжелой военной техники) на время практически прекратили работу — мощности их заводов были задействованы по другому профилю или эвакуированы в южные районы СССР. Правда, эвакуация была двусторонней. В то время, как с Урала и Сибири вывозили оборудование Уралвагонзавода, Сибсельмаша или Красноярского завода комбайнов, из Закавказья вывозили уцелевшее оборудование Кутаисского автозавода, Тбилисского электровозостроительного завода и целого ряда других, восстанавливать которые в сейсмически активном районе (землетрясения, пусть и малой амплитуды, продолжались на протяжении еще нескольких лет после извержения Лонг-Вэлли) признали слишком рискованным.

Сохранение базовых отраслей народного хозяйства СССР. И это стало едва ли не самым трудным! В условиях снегопадов и сильных морозов первых лет Долгой зимы была не только частично нарушена логистика, но и возникли большие проблемы с добычей и первичной переработкой целого ряда ресурсов. Многие месторождения полезных ископаемых стали временно недоступны для нашей страны, ряд других пришлось спешно адаптировать для эксплуатации в новых условиях. Один из широко известных, освещенных в книгах и даже показанный в фильмах про Долгую зиму, пример — утепление шахтных копров, оборудование которых просто не смогло бы нормально работать при экстремально низких температурах. И поэтому срочно обшивали башни (а, в варианте с открытыми конструкциями, и возводили стены) утеплительными материалами, монтировали системы обогрева на основе тепловых пушек… На месте ряда карьеров срочно строили шахты — ведь добывать уголь или руду при морозах под пятьдесят-шестьдесят градусов было практически невозможно. Элементарно не хватало пригодной для эксплуатации в таких условиях техники! А, кроме того, резко возросли расходы всех без исключения энергетических ресурсов на нужды отопления… Все это никак не могло не сказаться на промышленности. Даже не учитывая продукции, производство которой было полностью прекращено, первый год Долгой зимы продемонстрировал нам настоящий провал в производстве целого спектра промышленной продукции — от элементарных гвоздей с болтами до автомобилей и изделий электронной промышленности. Часто заводы вынуждены были переходить к производству упрощенных образцов техники — вроде памятных всем ЗиСов и ГАЗов с деревянно-фанерными кабинами… Резко увеличилась переработка вторсырья — в мартеновские или индукционные печи отправлялся не только «обычный» металлолом, но и ограды школ и больниц, ворота, скамейки, постаменты памятников и многое другое, что не требовалось прямо здесь и сейчас… Началась конверсия военной техники — когда, например, со старого танка срезали броню, ставили простенькую кабину, навешивали шнекороторый снегоочиститель или бульдозерный отвал и отправляли расчищать дороги… Но метал был не единственной проблемой. Не хватало других металлов, добыча которых была прекращена или сведена к минимуму, не хватало химического сырья, не хватало ряда ранее поставлявшихся из-за границы СССР товаров. И приходилось в ускоренном темпе осваивать новые месторождения или придумывать, как обойтись без того или иного вида сырья, организовывать производство недостающих комплектующих и инструмента и многого другого…

Но главным всегда и везде оставались все же люди — и тут я готов сказать твердо. Без тех упорства и самоотверженности, без тех доверия к советскому правительству и убежденности в правоте советской идеи, что проявил советский народ в те тяжелые годы, все самые красивые и самые продуманные планы не стоили бы ровным счетом ничего. Но мы были уверены, что наше дело правое, что Советское правительство и Коммунистическая партия не бросят нас на произвол судьбы, что только ударным трудом мы можем спасти нашу страну, наших близких и саму человеческую цивилизацию от печальной участи выживать на руинах прошлого. И это давало нам силы жить и бороться. Даже тогда, когда многим казалось, что надеяться уже не на что, что невозможно бороться с силами самой природы, мы все же цеплялись за самую крошечную надежду — ведь нет таких крепостей, которые не могли бы взять трудящиеся, большевики! Так говорил когда-то товарищ Сталин. И во многом именно это упрямство спасло нас, сплотив весь народ в нашей борьбе с Долгой зимой…

«Когда весна придет — не знаю. Пройдут дожди, сойдут снега…» — звучало из репродуктора. Откровенно говоря, Тоня не знала, почему именно эта песня стала чуть ли не своего рода «гимном Долгой зимы»… Впрочем, нынче практически никто уж и не помнил ни истории этой песни, ни ее первоначального варианта — в котором, разумеется, не было никакого упоминания Долгой зимы… Впрочем, люди вообще очень неохотно вспоминали события тех далеких лет…

— Слишком больно вспоминать то время, — как-то ответила на ее вопрос бабушка Вика.

«И здесь на этом перекрестке с любовью встретился своей. Рад и не рад я этой встрече — вся жизнь заботами полна… Зачем, зачем на белом свете бывает Долгая зима?» — звучало тем временем из динамиков. И этого тоже не было в первоначальной версии… Уж это Тоня хорошо знала. Вообще в Долгую зиму немало писем было переделано под «новые реалии» — причем, если чаще всего это были придуманные народом варианты, то в ряде случаев «новые версии» писали сами авторы песен.

«Я не приму судьбу иную — мне ни на что не променять страну Советскую родную, что будем мы любить всегда», — тем временем звучали последние строки песни. Откровенно говоря, первоначальный-то вариант не был полностью забыт… В Сети его можно было найти без проблем, в несколько щелчков. Но новый был куда известнее и популярнее… И так было во многом. В советской культуре Долгая зима фактически заслонила собой все предыдущие события, отодвинув их куда-то на задний план.

Странно, но… Почти никто во всем Союзе не любил зиму, а вот Тоне зима нравилась. Вот и сейчас она вышла погулять в парке, где, по случаю выходного, было многолюдно. Наряжали растущие вдоль дорожек голубые ели, высаженные здесь вскоре после окончания Долгой зимы, вешали на столбы растяжки с поздравительными надписями. По проложенной по парку лыжне катались укутанные потеплее родителями детишки…

«А ведь они, наверное, станут первым поколением, ого с самого детства не пугали Долгой зимой!» — подумала вдруг девушка. Если их деды знакомы с ней на личном опыте, а их родители выросли на их рассказах, то для этих детей Долгая зима будет уже чем-то далеким, практически забытым… Практически легендой. И пусть они также будут учить историю, будут знать, чего их стране стоила победа над силами природы и человеческой глупостью, но оно будет восприниматься несколько отстраненно.

Впрочем, что далеко ходить… Взять хоть собственный опыт! Она еще слышала от дедов с бабушками, от их братьев и сестер, от тети Кветы про те времена. Могла себе представить, как оно было, но… В полной мере проникнуться духом того времени уже не получалось. Слишком далеким и словно даже несколько нереальным оно выглядело. Как порой, глядя старые черно-белые фильмы, начинает казаться, что и сама жизнь тогда была какой-то «черно-белой». А ведь это не так! Но что-то такое, неуловимое, терялось по мере того, как уходило в прошлое то поколение, что на своих плечах вынесло Долгую зиму… Как уже практически ушло то поколение, что помнило еще более давнюю Великую Отечественную войну.

— Извините, вы же внучка САМОГО товарища Солнцева? — отвлек девушку от мыслей оклик какой-то девчонки.

На голове шапка-ушанка, из-под которой выглядывают лишь глаза с носом, на плечах теплая куртка, на ногах — зимние штаны. На руках толстенные перчатки. Родители постарались одеть дочку как можно теплее, чтобы точно не замерзла! А под мышкой смотанные веревки лыжи с палками — не иначе как пошла в парк на лыжах побегать. Сколько ей лет-то? Десять? Двенадцать? Скорее ближе ко второй цифре, но в такой одежде не поймешь.

— Что? — в первый миг даже растерялась даже Тоня. — Ну… д-да. А вы?

— Меня Олей зовут, — улыбнулась девчонка. — Помните, вы у нас в доме пионеров были?..

А, ну да… Как же забыть? Ее тогда как раз попросили выступить перед пионерами — так сказать, рассказать про героическое прошлое, про задачи социалистического строительства и все такое… И, как бы ни не любила, даже как-то стеснялась, она выступать на публике, но как тут откажешь? Ведь дело и впрямь важное — молодежь должна понимать, ради чего жили и боролись их предки — и за что нужно бороться и им самим. Ведь, как много раз говорил ее дед, перед народом должны стоять четкие, ясные и, самые главное, достижимые цели. Чтобы каждое новое поколение имело перед собой цель жизни — и не какую-то далекую и смутную, а такую, которой они смогут достичь и пойти дальше. Ведь человек должен понимать, что прожил свою жизнь не напрасно. Мог почувствовать, что он победил, сделал что-то важное! Только тогда будет развитие.

А бороться за строительство коммунизма… Кто знает, когда настанет этот коммунизм? Через сотню лет? Или через тысячу? И как понять, насколько близки или далеки они от этой цели. Как понять, пошли ли твои усилия на пользу или затрачены впустую, если даже видные советские ученые до сих пор не могут определиться с тем, каким именно будет коммунизм? Как нынче принято говорить, «в настоящее время наши знания об окружающем мире и человеческом обществе недостаточны для создания научно обоснованной теории коммунизма». Гипотезы, философские рассуждения — они есть. А строго научной теории нет. Так что коммунизм — это хорошо, конечно… Но мало! Слишком мало для того, чтобы его строительство стало смыслом жизни…

— Помню, конечно, — подтвердила Тоня, прокручивая в памяти картинки той встречи. — Ты, вроде, во втором ряду слева сидела…

— Да-да! — сразу заулыбалась девчонка, а Тоня даже мысленно удивилась своей наблюдательности. Вроде, и цели такой себе не ставила, а вот запомнилось… — Я же в 34 школе учусь!

— С Пролетарки, значит? — даже удивилась Тоня.

— Ага! — подтвердила девчонка. — Мой папка на Зуборезном термистом работает…

— А фамилия твоя как?

— Антонова. А что?

— Слышала от деда Миши про твоего деда.

— Так они же вместе учились, — пожала плечами девчонка. — А расскажите что-нибудь про товарища Солнцева? — пытаясь заглянуть ей в лицо, просящим голосом произнесла Оля.

— Что я могу рассказать? — пожала плечами Тоня. — Дед не очень-то любил про Долгую зиму говорить…

— А расскажите что-нибудь про его изобретения? — вдруг спросила девчонка. — Я ведь читала про товарища Солнцева…

— Изобретения, — грустно улыбнулась девушка. — Хорошо, расскажу…

Вообще дед говорил, что большинство его изобретений — это были лишь идеи, которые развили уже другие ученые конструктора. От начала и до конца он сделал очень немногое… «Двухкоординатный» кульман, угловая шлифовальная машина с пневмоприводом, на основе которой появились в дальнейшим аналогичного назначения бытовые устройства с электроприводом, еще некоторые мелочи… И, как говорил сам дед, если бы ему пришлось единолично заниматься всеми теми идеями, которые он подал, то всей жизни хватило бы на реализацию хорошо если парочки, а то и того меньше.

— Но ведь это же… — разочарованно протянула Оля.

— Мелочи? — улыбнулась Тоня. — Можно, наверное, и так подумать, но… В жизни мелочей не бывает!

— А как же станки, ЭВМ, теплицы? — поинтересовалась девчонка. — Ведь пишут…

— Пишут много чего, — вздохнула девушка. — Но мы ведь не в Средневековье живем, где один человек должен был и придумать все, и сам изготовить, испытать, устранить недоработки, а затем уж передать эти знания наследникам или ученикам… А порой мог так за всю жизнь ничего и не добиться. А сейчас над такими задачами целые научные коллективы работают…

«Сделали из меня идола какого-то! — порой, помнила Тоня, ворчал дед. — Товарищ Солнцев, товарищ Солнцев… А что товарищ Солнцев-то? Кем бы я не был, я всего лишь человек».

— Понимаешь, Оль, — продолжила Тоня. — В наше время большинстве случаев прогресс двигают не гениальные озарения одиночек. Те времена давно прошло. Сейчас все решает система, в которой у каждого человека есть свои обязанности и свое направление деятельности…

И все же пришлось рассказать еще — во всяком случае, то, что знала сама Тоня и что не было секретом. Про станки гидроабразивной резки и персональные ЭВМ, про указания деда как министра электронной промышленности развивать радиотелефонную связь и информационную сеть персональных ЭВМ. И про то, как продвигал идею об усилении исследования космоса и создании систем противокосмической обороны. Про то, что под предлогом исследований космоса советские ученые получили задачу по изучению возможности существования параллельных миров и поиску способа попасть в них, девушка, разумеется, знать не могла. Тем более, даже ведущие ученые-физики понятия не имели, что это имеет куда более глубокий, чем строго научный интерес…

Вскоре Оля, распрощавшись с Тоней, побежала дальше по своим девчачьим делам, а девушка вдруг задумалась… Да, на настоящий момент у них есть вполне себе ясные и очевидные цели. Долгая зима фактически погубила прежнюю человеческую цивилизацию. И теперь именно их, людей из социалистических стран, задача — построить на ее руинах новую. Фактически заново освоить и заселить Землю, построить новые города и дороги, развивать науку и технику… Построить цивилизацию, которая будет куда сплоченнее и дружней прежней, где будут гораздо более рационально использовать природные ресурсы планеты, где удастся покончить с межнациональной враждой и, в конечном счете, объединить человечество.

Да, век-другой — и эта цель будет достигнута. Вопрос лишь в сроках и в том, какой ценой оно будет достигнуто — хотя эти два фактора тесно связаны между собой. Но что будет дальше? На этот счет, увы, пока не было никаких идей… Ближний космос мертв и его освоение практически невозможно — последние исследования Марса и Венеры не оставляли в этом плане и тени сомнения. А дальний космос пока оставался людям столь же недоступным, как и во времена хоть Колумба, хоть даже неандертальцев… И когда и как будет решена эта проблема — оставалось только гадать.