Тень Долгой зимы

Глава 13

— Как надоела уж эта учеба, — выйдя с лекции по аналитической геометрии, произнес Михаил. — Уж третий раз…

— Ну тебе третий, а мне — второй, — усмехнулась в ответ Вика. — Но все равно…

Впрочем, для Вики некоторое различие все равно было… В той реальности университетский курс частично «порезали», сведя к минимуму занятия по всем непрофильным предметам. А вот для Михаила это было полным повторением его первой жизни… Начиная с самой поездки «на картошку»…

Как и в той реальности, их отвозили в колхоз под Пугачев — и, как и там, убирали не картошку и морковь. А еще, как и там, студенты ехали в колхоз, а колхозники — на базар… Продавать урожай со своих огородов.

К поездке «на картошку» большинство людей в СССР относились как к чему-то обыденному, без чего обойтись просто не получится… Как к само собой разумеющемуся! И потому старались найти в этом какие-то свои преимущества. Поразвлечься, завести новые знакомства с людьми, ну и, если повезет, чего-то заработать — хотя, как правило, это были сущие копейки. Так что поездки «на картошку» нередко даже несколько романтизировали, а в дальнейшем вспоминали с ностальгией. Вон сам Михаил когда-то мог с улыбкой вспомнить про то, как они с деревенскими в футбол играли или как устроили «отвальную», надравшись до поросячьего визга деревенской самогонки… Так, что в автобус их чуть ли не волоком затаскивали. Как ни странно, но, вопреки рассказам многих, они с деревенскими, несмотря на первоначальный период взаимных подозрений, поладили хорошо. Кто-то потом даже переписывался друг с другом. Хотя, может быть, дело и в том, что среди их курса было тоже немало деревенских? Вполне возможно. Так что Михаил ничуть не удивился тому, что и тут получилось все то же самое… Правда, здесь он очень быстро и вовсе стал считаться у деревенским большим авторитетом — после того, как рассказал кое-что на счет агротехнологий будущего, выдав их за прочитанное в иностранном журнале. Хотя по факту все это было вычитано в советских газетах и журналах параллельного мира… Дошло до того, что его свели с колхозным агрономом, кого заинтересовали новые идеи.

А вот что удивляло Михаила что в первой реальности, что в этой — это какая-то бестолковость в организации рабочего процесса студентами. Почему-то все стремились делать полностью все сами. Вот сначала проехал трактор, выкопав плугом морковь. И следом идут товарищи студенты — поднимают ее, отряхивают от земли, обрывают ботву и затем идут складывать ее в кучи! Ну и зачем, спрашивается? Ведь куда рациональнее будет работать бригадой. Двое идут, отряхивают морковь, обрывают у нее ботву и кладут обратно на землю. Следом идущий третий складывают морковь в кучи — каждая примерно по объему ящика. Производительность труда в пересчете на человека при этом возрастает раза в два, так что они легко оставляют позади всех остальных. И при этом не сказать, что так уж сильно устают. А вот остальные к концу дня приходят, кажется, чуть живыми, чуть не падая от усталости. И ведь пытаешься им объяснить выгоду «бригадного» способа работы — нифига! Точнее говоря, как и в первой реальности, их примеру последовали лишь еще двое пацанов…

Но если Михаил к этой поездке относился с какой-то даже иронией, он-то все это давно знал, то вот на Вику оно произвело откровенно мрачное впечатление.

— Знаешь, Миш, — как-то говорила она парню. — Я понимаю — Долгая зима… Когда надо «пырейку» убирать, а комбайн ее не берет. Тут и впрямь людей полно надо! Но там и сами колхозники в это время вкалывали. А эта хрень… Не понимаю и не пойму никогда! Бардак какой-то!

— Тут такого хватает, — лишь усмехался в ответ Михаил. — Так что постарайся просто относиться к этому с долей юмора что ли…

— Не могу, — отвечала девушка. — Понимаешь… Я смотрю на это, а перед глазами — Долгая зима… Привыкли мы у нас все оценивать с этой позиции.

Ну да, Михаилу это было давно знакомо… Привыкли они все судить обо всем с позиции Долгой зимы. И потому всякая бесхозяйственность начинала откровенно раздражать. А ее тут, увы, хватало… Хоть еще и не столько, сколько будет в 70-80-е. Да, они привыкли называть «Детьми Зимы» тех, кто родился в те восемь лет, что официально считались «Долгой зимой». Но на самом деле едва ли не в большей мере «Дети Зимы» — это они сами. Кто пережил Долгую зиму в сознательном возрасте и на чьем мировосприятии она сказалась сильнее всего.

Но все как хорошее, так и плохое заканчивается. И вот они уже на учебе. Снова все тот же физфак, те же лекции, семинары и лабораторные… Все повторялось снова, как и в прошлой реальности. Только не было Долгой зимы, только учились днем, а не по вечерам после работы. А по вечерам Михаил с Викой чаще всего шли погулять — вроде как встречаются. И… как надоело прикидываться для всех парнем и девушкой, когда в той реальности они большую половину жизни прожили вместе, когда уже знали друг друга, наверное, наизусть. А уж сколько они там прошли вместе — многим и не снилось… Но вместо того, чтобы давно официально оформить их отношения и быть вместе — гуляй за ручку, ходи в кино да катайся на трамвае. Такой абсурд! Но ничего сделать было невозможно. Это в том мире на фоне Долгой зимы многие условности начали рушиться — и они зарегистрировались когда Вике едва исполнилось восемнадцать, а Михаилу было еще семнадцать. Да, с согласия родителей Михаила, но там наложилась общая обстановка. Так что родители их обоих ничего не возражали.

И вот опять стучат колеса «девятки», унося их домой… А в голову опять лезут воспоминания об их общем прошлом, о Долгой зиме. О том, как они каждый день так же возвращались домой — только не в разгар дня, а уже по ночной тьме. Как однажды по дороге домой на них попыталась напасть «шпана» из эвакуированных — и тогда они с Викой впервые в жизни стреляли по людям. Впервые, но, увы, не в последний раз. Точнее, Вике-то больше не довелось, а вот у Михаила был потом еще один случай… Но вспоминать про него не хотелось. Впрочем, никакого сожаления в содеянном Михаил не испытывал — таковы уж новые, суровые, нравы пришедшей с Долгой зимой новой эпохи. Когда владения оружием стало обычным делом, а комсомольцам и коммунистам не просто разрешалось, а предписывалось применять оружие как для самозащиты или «защиты жизни, здоровья и личного достоинства» других граждан, так и для «предотвращения совершения тяжких и особо тяжких преступлений», к которым относились и, например, «хищение продовольственных товаров в крупном и особо размере». Единственное — сложилась практика, когда предпочитали не убивать, а лишь ранить преступников. Потом их один фиг чаще всего ждет стенка, но так меньше таскать будут. Допросят бандитов, напишешь объяснительную — и гуляй. А если все же убьешь — тут будут разбирательства, детектор лжи, поиски и опросы свидетелей, следственный эксперимент… Хотя чаще всего итог один и тот же — дело закрывают за отсутствием состава преступления. Но пару месяцев нервы помотают.

Хотя в последнее время такие случаи стали вообще большой редкостью — к преступности в том СССР сложилось крайне нетерпимое отношение общества, так что серьезных преступлений было крайне мало. В основном, или «хулиганка», или что-нибудь из неумышленного… Например, на машине сбил кого-то. И потому многое из проходящего в стране здесь и сейчас с высоты прожитых лет казалось дикостью! «Вор должен гнить в земле!» — эта прозвучавшая в советском фильме про борьбу с преступностью в годы Долгой зимы широко разошлась в народе. Впрочем, в фильме еще достаточно мягко все показано — на деле банду, посмевшую ограбить продовольственный склад, ловили бы со всем усердием и милиция и армия — вплоть до облав с блокированием целых городских кварталов и повальных обысков. А когда бы обнаружили бандитов — поставили к стенке после короткого суда тройки Особого трибунала, в которую чаще всего входили командиры задействованных в поимке бандитов подразделений армии, милиции и кто-нибудь из прокуратуры. Но то было «давно и неправда» — начало XXI века оказалось для советских людей временем на удивление спокойным и мирным, так что даже на ношение оружие большинство давно забили болт… А зачем, дескать? Кого им бояться? Так что положенные всем коммунистам с комсомольцами пистолеты чаще всего пылились дома в сейфе…

— Зажираться мы начали, Вик, — когда они вышли из трамвая, неожиданно даже для самого себя произнес Михаил.

— Ты о чем? — удивленно произнесла девушка.

— А вспомни хоть про реконструкцию центра города, — усмехнулся парень. — Или про то, сколько машин кругом развелось…

— Ты про Кировский районный торговый центр и новые дома по Советской? — догадалась, о чем речь, Вика. — А машин и впрямь полно стало…

— Ага, — согласился Михаил. — У нас начало складываться впечатление, что СССР — страна богатая… Ну разве убудет от того, что снесем несколько улиц ради того, чтобы все «покрасивше» сделать? Ну а машины… Вот у нас что, общественный транспорт плохо ходит?

— Да нет, конечно, — согласилась девушка.

— Вот о чем и я… Но сама посмотри — все хотят ехать с комфортом. Стоя ехать — да вы что? Мы разве за это боролись? Трамваи вон скоро в настоящие электрички превратятся… Почти на всех маршрутах системы в три вагона ходят, а на магистральных уже готовятся в четыре пускать. Просто платформы пока короткие слишком, модернизировать нужно! Но даже так многие ехать не хотят — им машины подавай! Вон недавно утвердили ГОСТ, что в новых домах должны быть предусмотрены автостоянки из расчета не менее одного места на две квартиры.

— Есть такое, — усмехнулась Вика. — Хочешь сказать, что отвыкли мы экономить ресурсы?

— Ага, — согласился Михаил. — С одной-то стороны, казалось бы, борются за максимально эффективное их использование. За предложение что-нибудь бесполезно сжигать или закапывать, наверное, четвертуют нафиг! А с другой — тратят их на проекты типа РТЦ или строительство многоэтажных подземных стоянок…

Ну да, борьба за качество жизни уже стала новой «модой» последних лет. Ведь всем хочется, чтобы их дети и внуки жили лучше, чем они сами. Чтобы им не пришлось узнать, что такое «выживание». В конце концов, разве не за это мы боролись? Разве не ради этого выживали в Долгую зиму? Разве не ради светлого будущего наших детей? И что такое — какие-то там дополнительные расходы на фоне этой цели?

Ну да, во многом верно. Технический прогресс идет бок о бок с ростом потребностей общества. Появляются даже такие потребности, о которых до того не могли и подумать. И все это, несомненно, требует ресурсов. Да, все верно! И главное преимущество настоящего социализма именно в том, что при нем минимизируется пустая трата ресурсов, а материальные блага должны доставаться тем, кто это заработал своим трудом. Вот только во всем не надо перегибать палку, а в какой-то мере этот перегиб уже начался… Вроде той самой массовой автомобилизации. Или домов нового проекта, где решили напрочь отказаться от однокомнатных квартир. По новому плану сразу после вступления в брак выдавались «двушки», а с появлением детей квартиры должны были менять из расчета одна комната на одного ребенка… Ну или, для желающих жить в частном доме, будет оплачиваться его достройка в соответствии с составленной строительной артелью сметой. Внедрение в жизнь этого плана планировали уже в следующую пятилетку.

Впрочем, в последнее время уже активно начали стимулировать увеличение рождаемости. Тут и снижение пенсионного возраста на пять лет за каждого рожденного в браке ребенка. Тут и внеочередная выдача квартир или стройматериалов для постройки дома. Тут и выдача личных автомобилей — причем, семьи, в которых было больше трех детей, в дополнение к легковой «Оде» получали еще и микроавтобус типа «Буханки» от УльЗиСа или «Фольксвагена» от немецких товарищей, на выбор. Впрочем, первый обычно выбирали лишь колхозники. Тут и ежегодные выплаты на приобретение мебели, одежды и обуви для детей. Ну и, конечно, уверенность в завтрашнем дне, вера в светлое будущее… В то, что движутся в верном направлении, к окончательной победе социализма во всем мире и единству человечества. В общем… Пожалуй, что в целом-то оно все правильно было. Хоть и были кое-какие перекосы и перегибы, но не критичные. Вполне устранимые — и знание этологии человека в этом тоже должно помочь. Не дать обезьяньим инстинктам одержать победу над разумом в масштабах общества.

— Знаешь, Миш, — вдруг произнесла Вика. — Когда я первый раз услышала про то, какие ты идеи продвигаешь — подумала, что ты сошел с ума. Помню, как многие бабы чуть ли не ядом плевались тогда! Грозились чуть ли не сжечь на кострах всех ученых, кто это придумал. Но я изучила эту тему подробнее, огляделась по сторонам… И вдруг оказалось, что иллюстрации к написанному буквально на каждом шагу! И многое из того, что прежде казалось мне непонятным идиотизмом, на деле имеет простое объяснение…

— Знаешь, у меня было нечто похожее. Просто мы привыкли думать так, как нас учили с самого детства… Помнишь вон Ленку?

— Твою «первую любовь»? — усмехнулась девчонка. — Ну да… Только сам же помнишь, что кончила она плохо.

Ну да, Долгая зима стала этаким фильтром от стерв — они просто вдруг оказались никому не нужны! В условиях выживания людям было просто не до того, чтобы потакать их капризам и заскокам. Так что слали их лесом только так… Так и Ленка в итоге оказалась никому не нужной.

— Это в нашем с тобой мире. А в моей первой жизни… Там она очень даже неплохо устроилась. Когда для того более подходящие условия были. А вообще… Вот мы все не понимали — откуда такие стервы берутся? Почему они так ведут себя?

— Та самая «женская логика» из анекдотов? — усмехнулась в ответ Вика. — Знаешь, сколько раз я слышала, что «Да какая ты женщина? Ты — мужик с косой!»

— Ну так ты — технарь. А у большинства женщин-технарей логика куда ближе к мужской, чем к «традиционной» женской. И потому тебе, также как и мне, были непонятны их «закидоны». Вопрос лишь в том, что до появления этологии человека мы не могли понять причины этих «закидонов», списывая все на последствия неправильного воспитания и избалованность…

— Все правильно, — согласилась Вика. — Но именно эта правда доводила многих до бешенства… Я даже была удивлена, что тебе удалось так сильно эту тему продвинуть — даже в школьные учебники внести!

— Ну ты же помнишь, чего мне это стоило… С первых публикаций в научных журналах в начале 90-х до массового внедрения прошло почти двадцать лет! А уж школьные учебники — это буквально под самый конец удалось ввести… Даже из наших внуков не все застали это. А когда первые публикации вышли — они еще не родились даже.

До дома Вики они дошли за ручку, как парень с девушкой — все культурно, все пристойно! Чтобы никто не смог обвинить их в «аморалке» и тем самым испортить дальнейшую карьеру. А ведь в «позднем» СССР подобного ханжества хватало… С равным успехом могли раскатать на собрании за «аморалку» в виде невинного поцелуя или слушанье иностранной музыки кого-нибудь из молодежи — и, одновременно с этим, не замечать, как мотаются по любовницам и разводят «буржуазную роскошь» кто-нибудь из «высоких чинов», как заносчиво и презрительно по отношению к окружающим ведут себя их детки… Двойные стандарты в действии, что называется. Немного постояли, поболтали на всякие невинные темы у калитки и уже собирались идти по домам, как вдруг калитка открылась, и из нее вышла младшая сестра Вики одиннадцатилетняя Томка:

— Что, никак расстаться не можете? — усмехнулась девчонка. — А если я папке скажу…

— Да сколько хочешь говори! — внезапно рассмеялась Вика. — Все равно как восемнадцать исполнится, мы с Мишей распишемся.

— Поженитесь? — с некоторым непониманием, спросила Томка. Шутка внезапно вывела к совершенно неожиданной для нее теме.

— Ну да, поженимся, — «поправилась» Вика.

Ну да, «распишемся» — это слово вошло в широкий оборот в годы Долгой зимы. Как раз потому, что тогда как таковых свадеб не было, попросту приходили и расписывались. Чаще всего — вечером после работы. Все, так сказать, празднество выражалось чаще всего небольшим семейным столом и одним выходным на следующий день, который в народе прозвали «личным днем». И это вошло в привычку, даже слова вроде «жениться» и «выйти замуж» практически вышли из обихода, заменившись на «расписаться».

— Вот здорово! — обрадовалась девчонка. — А кого на свадьбу позовете?

— Никого, — ответила Вика. — Только наши две семьи… И больше никого!

— А почему? — на этот раз в голосе Томки прозвучало еще большее недоумение.

— Я так хочу. Ты вон скажи лучше, как у тебя в школе-то дела?

— Да нормально, Анна Федоровна мне «четыре» поставила!

— По литературе, значит? — вспомнила расписание уроков сестры Вика.

— Ага, — согласилась Томка. — Я тебе, Вик, что сказать-то хотела… Тебе из Москвы от какой-то тетки письмо пришло…

— И что в нем? — улыбнулась в ответ Вика. — Только не говори, что не смотрела.

— Я только одним глазком, чуть-чуть совсем! — смутилась Томка. — Там письмо, страниц пять, я не смотрела. И вырезки из журнала… Рассказ фантастический.

— Рассказ? — несколько даже насторожилась Вика. — Про что?

— Я сама только читать начала… «Долгая зима» начинается…

— «Долгая зима»? Давай сюда! Сейчас посмотрю сама!

— Думаешь, это то, о чем мы говорили? — когда Томка убежала в дом, спросил у Вики Михаил.

— Уверена, — ответила девушка. — Больше просто нечему быть…

И да, все верно… Когда через двадцать минут, предварительно прочитав наполненное понятными лишь одним им иносказаниями письмо, Михаил с Викой погрузились в чтение, то оказалось, что это «то самое». Кате Черненко таки удалось издать рассказ про Долгую зиму… Изрядно приукрашенный и подредактированный в угоду «политической конъектуре», но с тщательно запихнутыми то тут, то там «маячками». Тут и название «сверхвулкана» очень похожее, тут и дата — без указания года, но с точным указанием числа и месяца, тут и ряд устоявшихся названий эпохи Долгой зимы… И даже кое-какие явно узнаваемые, хоть и изрядно перелицованные, события. Вроде того, как трудящиеся «одной южной страны» свергают свое буржуазное правительство и протягивают руку помощи «братскому советскому народу»… Явная отсылка к присоединению Ирана, хотя и изрядно «идеологически обработанная». И хоть повесть была не такой уж и большой, но явно узнаваемой… Да — прочитав ее, попаданцы из их мира точно заинтересуются!

Сама Катя, что любопытно, теперь считалась перспективным молодым ученым, готовилась к защите кандидатской диссертации по теме «Влияние сверхмощного вулканического извержения на глобальные климатические процессы», что позволило и достаточно легко опубликовать эту повесть. Вроде как популяризация новых научных достижений СССР в массах… Причем, ей уже даже предложили расписать эту тему до большого романа, который явно должен был сыграть свою пропагандистскую роль — что, дескать, советским людям по плечу любые трудности! Так что Кате не пришлось даже самой эту идею выдвигать…

— Ну вот и все, — дочитав все, тихо произнесла Вика. — Теперь ждем, кто выйдет на нашу общую подругу…