Земский докторъ. Том 6. Тени зимы

Глава 9

С началом декабря грянули морозы. Выпавший первый снег, однако, через день и растаял. Наступившая оттепель принесла с собой хмурое небо и слякоть, дороги раскисли, словно в октябре, а на лугах вдруг вылезла, зазеленела травка. Неожиданному теплу люди радовались, выгоняли на выпас коз да коров.

А вот у Ивана Палыча на душе было как-то нерадостно — переживал за друга. Ну куда теперь было податься бывшему штабс-капитану? Красные его отвергли, оставалась одна дорога, к белым, на Дон и Кубань, к тому же Корнилову или Деникину. И можно было не сомневаться: что Лавр Георгиевич, что Антон Иванович, и тот и другой приняли бы Гробовского, как родного, и занятие бы ему нашли! Здесь же… Что и говорить, боязливая «красная» бюрократия отталкивала от себя людей, как и любая другая. Сама же плодила врагов, Алексей Николаевич здесь был не единственный.

К тому же, ходили слухи о скором прибытии важного начальства — уполномоченного представителя управделами Совнаркома — первого советского правительства. Уполномоченный должен был провести ревизию состояния законности и советской власти в Зареченске и уезде, а так же сделать общие выводы… или, лучше сказать — огрвыводы, обычно заканчивающиеся смещение почти всех властных лиц… а то и расстрелами.

Из всех представителей новой власти, приезда уполномоченного ничуть не опасались лишь двое — председатель уисполкома Гладилин (лично знакомый в Лениным) и заведующая отделом народного образования Анна Львовна Мирская, с недавних пор состоявшая в переписке с самим наркомом Луначарским. Анна Львовна просила наркома разрешить набрать учителями прежних сотрудников, оставшихся еще с царских времен, а так же не только сотрудников, но и лиц, имевших высшее образование. Луначарский разрешили брать всех, кроме преподавателей Закона Божьего, и попросил докладывать о положении дел в письменном виде. Так вот и завязалась переписка.

Весть о приезде строгого ревизора принес Петр Николаевич Лавреньтев, явившийся в Зарное специально для этого — предупредить Гробовского. Бывший штабс-капитан как раз заглянул в больницу — беременная его супруга в последнее время что-то не очень хорошо себя чувствовала, вот и сейчас выглядела бледнее собственного халата.

Когда вошел Лаврентьев, Аглая бросилась было готовить чай… Но, еще больше побледнев, охнула — и муж едва успел подхватить ее на руки.

— Похоже, токсикоз, — покачал головой Иван Палыч. — Ну да, осмотрим… анализы бы взять надо. Алексей, уводи-ка ты супругу домой. Пусть отдохнет, приляжет… А я уж тут сам.

Совсем недавно больница понесла большую утрату: доктор Лебедев получил с оказией письмо от бывшей возлюбленной из Петрограда. Та просила прошения «за все» и звала… Уж, конечно же, Леонид тут же засобирался на родину. Проводили всем коллективом буквально три дня назад. Так что вновь Зарное осталось без доктора — Лебедев уехал, Аглае скоро рожать… Пришлось уж Ивану Палычу вспомнить свое врачебное ремесло — не все же администрированием заниматься!

— Ничего, ничего… — через силу улыбнулась Аглая. — Я в палату пойду, прилягу… Там нынче нет никого — выписали недавно. А в мужской — три человека. Иван Палыч, осмотрите?

— Ну, уж куда ж я денусь?

Гробовский отвел жену в палату и тот час же вернулся, вопросительно посмотрев на Лаврентьева:

— Ты, вроде, сказать чего хотел? Ну, про уполномоченного я уже слышал…

— Про него и хотел… — гость покосился на доктора и вдруг улыбнулся. — Иван Палыч, а мы сейчас авантюру планировать будем! Так что, не хочешь — не слушай.

— Авантюру, говорите? — сняв с керосинки чайник, доктор хитровато прищурился. — Да я сам на любую авантюру готов. Чем смогу — помогу! Ну, давай, давай, Петр Николаич, рассказывай, чего ты там удумал?

— Да толком пока ничего, — новоявленный милиционер скромно потупился. — Вот, хотел посоветоваться.

Иван Палыч важно упер рук в бока:

— Что ж, Петр Николаевич, ты обратился по адресу! Мы с моим другом — истинные авантюристы и есть! Куда там графу Каллиостро.

Шутка удалась — Гробовский заржал в голос.

— И правда, Петр — рассказывай. Все свои!

Предложенная Лаврентьевым «авантюра» непосредственно касалась Гробовского и приезжего столичного начальства.

Как человек военный, Петр Николаевич ходить вокруг да около не стал, а сразу сказал прямо:

— На этого чертового уполномоченного нападет банда! А Алексей его спасет! Ну, помните, как мы с товарищем Семашко на поезде? И тогда…

Гробовский тут же ахнул:

— Х-хо! Вот уж точно — авантюра.

— М-да… — кисло протянул Иван Павлович.

— Да это же невзаправду! — тут же уточнил Петр Николаевич. — Так, понарошку. Ради Алексея Николаевича!

— А банду-то мы откуда возьмем? — негромко поинтересовался доктор.

Алексей Николаевич обернулся:

— Иван Палыч! Ты сказал — «мы»… или мне послышалось?

— Именно так и сказал! Так что насчет банды?

Гробовский лишь хмыкнул и покачал головой:

— Что ж… Давайте тогда думать.

— Много-то человек не надо, — сразу предупредил гость. — Переворот восемнадцатого брюмера мы устраивать не собираемся.

— Ну, Петр Николаич… — сыскарь развел руками. — Ты еще термидорианцев вспомни! И вообще, всех заговорщиков, про которых в учебниках истории сказано. Ладно, давайте к делу! Сдается мне, мы что-то не с того начали. Не с банды надо, а с товарища уполномоченного. Вообще, что мы о нем знаем? Я лично — вообще ничего. Думаю, и Иван Палыч — тоже.

— Уполномоченный… — скупо покивал Лаврентьев. — Есть о нем кое-что. Гладилин как-то рассказывал…

Уполномоченный представитель управделами Совнаркома товарищ Бурдаков относился к тому классу новой советской бюрократии, что очень многое взяла от бюрократии старой, царской, прибавив к этому «насущную революционную жестокость» и нечто такое, что товарищ Ленин обозвал «комчванство». Обычный делопроизводитель, Бурлаков начал карьеру еще в старые времена, мелким клерком одного из второстепенных имперских ведомств в чине коллежского регистратора. Примыкал к меньшевикам, потом, в октябре, быстро перешел к большевикам. Всегда был под рукою, и когда срочно понадобились опытные управленцы — вот вам, пожалуйста, товарищ Бурдаков! Обычный чиновник, и вовсе не герой. С шашкой, верхом на коне такого не представить! Однако, людей уже погубил немало. Ловко составленная бумага, она ведь не только собственную незаменимость подчеркнуть может, но и устранить конкурентов.

— Еще до женского полу охоч, — попивая кипрей, продолжал Лаврентьев. — Попросту говоря — бабник. Из достоинств — любит лично водить машину. Научился в тыловых частях. Это Гладилину товарищ Семашко рассказал. А еще сказал, что в правительство набрали в спешке, абы кого. Кто рядом оказался. Как сказал Ленин — «негодных переменить всегда сумеем». Ну вот пока так…

— Значит, не герой, говоришь… Бабник, и водит машину сам… Отлично! На ловца — и зверь… Так, теперь следующее, — улыбнувшись, Гробовский подергал ус. — Куда наши его возить собираются?

— На суконную мануфактуру, понятно… в депо, наверняка, повезут… ну и в уезд куда-нибудь…

— А самое крупное село в уезде — Зарное! — негромко протянул Иван Палыч. — И что показать — есть! Больница, считай — образцовая. Комсомольская ячейка есть, даже красные скауты! И, самое главное — школу не сегодня-завтра откроют полностью! Среднюю! Анна Львовна говорила — учителей нашли, пайком хорошим прельстили. Это кроме Николая Венедиктовича — тот на начальных классах будет.

Алексей Николаевич задумчиво покивал:

— Открытие школы — это событие! Да еще и комсомольцы, и скауты… Поди, на «Лорен-Дитрихе» повезут… Или на «Изотте-Фраскини».

— На «Лорен-Дитрихе», — со знанием дела уточнил доктор. — «Изотта-Фраскини» вторую неделю на ремонте — Анна Львовна сказала.

— «Лорен-Дитрих»… — повторив, Гробовский с шумом допил чай и гляну на доктора. — А что вообще за автО?

— Очень хорошая! — рассмеялся Иван Палыч. — «Торпедо», модель двенадцатого года. Цепной привод, четыре цилиндра, шестьдесят лошадиных сил. По хорошей дороге восемьдесят верст в час — запросто. И проходимость приличная, высокий клиренс… Ну, колеса большие!

Гости переглянулись:

— А ты, Иван Палыч, все это откуда знаешь?

— Так у меня ж «Дукс», забыли? В этих кругах крутился…

Примерный маршрут выстроили по карте… Той самой, из краеведческой книжки, кою Гробовский все же вернул в школьную библиотеку. А вот карту выпросил для себя!

— Здесь вот овражек, подъем, скорость замедлится… — с азартом прикидывал бывший сыскной. — Так… а как я появиться должен?

— Из лесу. С ружьем! Ну, типа — охотник, — Иван Палыч расхохотался. — «Зауэр», я надеюсь, не потерял?

«Банду» решился изобразить сам Лаврентьев:

— Прохора еще возьму… И тебя, Иван Палыч! Втроем как-то солиднее. Маски наденем и… Как в Париже — банда Бонно!

Доктор лишь плечами пожал. Назвался груздем — полезай в кузовок! Тем более, Гробовскому он был обязан своим спасением… Да и вообще — друг.

— Да, а как быть с охраной? — вдруг озаботился Лаврентьев. — Наверняка, своя с ним будет, да еще наши…

— С охраной решим, — Алексей Николаевич усмехнулся в усы и понизил голос. — Есть у меня одна знакомая… дама полусвета. Еще с прежних времен. Думаю, и сейчас она свое занятие не бросила. Раз уж вы говорите — бабник!

— В школе где-то грим должен быть и парики, — припомнил доктор. — Еще с Рябининского театра остались. А уж экипировку — в городе доставать. И — холостые патроны.

На торжественном открытии школы был даже духовой оркестр! Самый настоящий, с валторной и сияющими медью трубами! Наняли у пожарной команды. В ожидании открытия музыканты то и дело тренировались, попеременно играя туш и популярный вальс «На сопках Маньчжурии». Собравшийся народ аплодировал и лузгал семечки. Нарядно одетые дети повторяли стихи и поздравительные речи. С погодой повезло — подморозило, в бледно-голубом небе сияло холодное декабрьское солнце.

Все уже собрались, уже приготовили красную ленточку. Ждали появления «высокого столичного гостя». Тот что-то задерживался… Пронин заметно нервничал. Иван Палыч вытащил из кармана часы — уж пора было бы ревизору и появиться — и пошел к нарядно одетым дамам — Анне Львовне и… сестрам Ростовцевым! Именно с подачи Анны Львовны Вера Николаевна и Ксения все же поступили в учителя — приличный паек и небольшое денежное довольствие сделали свое дело. Жить-то было надо! А после приснопамятной встречи с виртуозным мошенником Рябининым, извините — на что? Вера Николаевна взяла на себя преподавание русского, французского и литературы, Ксения же — биологию, историю, географию. Математический цикл любезно согласился вести Николай Венедиктович — учитель начальных классов.

— Едут! Едут! — громко закричал взобравшийся на березу мальчишка. — Эва, за рощей уже!

Все взволнованно загалдели.

Минут через десять выкрашенный в зеленый цвет «Лорен-Дитрих» с поднятым верхом, фырча мотором, остановился прямо напротив школы. За ним, на гнедых конях, гарцевали четверо конных милиционеров с винтовками Мосина за плечами и красными повязками на рукавах. Охрана.

Первым из машины показался Гладилин, а сразу за ним — плотненький, небольшого роста, товарищ с круглым простецким лицом и пошлыми рыжеватыми усиками. Товарищ был одет в длинное английское пальто и осеннюю вельветовую кепку. Из-под распахнутого пальто виднелись заправленные в сапоги брюки-галифе и френч.

Оркестр заиграл туш. Гладилин поднялся на трибуну и, повернувшись к музыкантам, скрестил руки над головой. Музыка резко оборвалась.

— Позвольте вам представить товарища Михаила Петровича Бурдакова, нашего дорогого гостя из революционного Петрограда! Полномочного представителя Совнаркома!

Народ разразился аплодисментами. Вальяжно прошествовав к трибуне, товарищ Бурдаков вытащил из-за пазухи кипу листов…

— Товарищи! Разрешите мне от лица представителей нашей родной советской власти приветствовать в вашем лице…

Иван Палыч не слушал. Уже пора было пробираться в лесок, влиться, так сказать, в банду!

Из машины, между тем, выбралась вполне приятная дамочка лет двадцати пяти, в модном зеленом пальто, горжетке и шляпке а-ля Глэдис Купер — известной английской актрисы. Да и сама дамочка чем-то на нее походила… Красотка! Только вот зачем ей фотоаппарат? Небольшой, без треноги, но все ж таки с гофрой — он весил килограмм пять точно! Верно, корреспондентка… А, черт! Это ж Гробовского фея! Та самая «дама полусвета»… К ней же тайное слово есть… Ммм… «Привет, Егоза». Да, так… не забыть бы.

А вот и знакомый шофер — тоже выбрался из авто, отогнал любопытных мальчишек и принялся деловито пинать скаты.

Однако, пора, пора…

— Иван Палыч, — кто-то потянул доктора за фалды пальто.

Молодой человек обернулся:

— Анюта? Чего тебе? Только быстро!

— Ага! Я папке тоже скажу, только он сейчас занят… — сверкая глазам, зашептала Анютка Пронина. — Иван Палыч, а у нас школу-то обокрали!

— Да ты что!

— Похитили парики, грим, и накладные бороды! То, что от театрального кружка осталось. И, может быть что-то еще… Надо разбираться!

— Надо, Анюта… Отцу обязательно доложи! А сейчас… Скажи Анне Львовне, что меня срочно на выезд вызвали… Ногу кто-то сломал.

Дойдя до больницы, доктор уселся на верный «Дукс» и покатил, набирая скорость. Немного не доезжая до станции (чтобы замести следы), Иван Палыч резко развернулся и, быстро проскочив проплешину, выехал на Зареченский тракт.

Минут через двадцать он уже подъезжал к условленному месту, туда, где дорога ныряла в неглубокий овраг. Доктор едва успел спрятать мотоциклет в кустах, как услыхал свист… и тоже свистнул в ответ.

Из-за деревьев выехали двое, верхом. Один конь был гнедой, другой — мышистой масти. Ни тот, ни другой не выглядели таким уж скакунами.

— Уж какие есть, — спешившись, усмехнулся Прохор Деньков, бывший урядник, а ныне — советский милиционер. — Здоров будь, Иван Палыч! Вон, в мешке, одежка…

— А я парики с гримом привез!

Два парика оказались седым, и один — ярко-рыжим, он достался Прохору. Доктор с Лаврентьевым, кроме париков еще и приклеили-прицепили бороды. Опять же, какие были — пегие, из пакли. Облачились и в костюмы — длинные темные плащи полувоенного кроя.

— Нам бы еще «Веселый Роджер» — и чисто пираты! — не выдержав, хохотнул Иван Палыч. — Да! А Алексей Николаич где?

— Во-он, у дороги, за камнем, — Лаврентьев показал рукой. — Ждет. Эх! Срослось бы все. Получилось бы…

— Да, вроде бы, неплохо задумано, — хохотнул Прохор. — Тсс! Кажется, мотор!

— Точно! — прислушавшись, Петр Николаевич махнул рукой. — По местам, братцы! И того, осторожнее — у ревизора-то может с собой и наган быть! Ну, там дамочка должна сообразить… Ага! Вон они! Ну… с Богом!

На дороге, за деревьями, показался автомобиль — зеленый «Лорен-Дитрих». За рулем сидел Бурдаков, рядом ним — та самая дамочка в горжетке. Урча двигателем, машина плавно спустилась по склону…

— Стой, стой! — замахала руками девушка. — Все, приехали, да. Вон, за тем дубом — заимка. Авто можно здесь оставить — никто и не увидит.

Заглушив двигатель, уполномоченный тут же принялся тискать свою спутницу. Та и не думало сопротивляться, лишь кокетничала:

— Ах, ах… как романтично! Какой вы… страстный мужчина! Ох…

Улетели на заднее сиденье горжетка и шляпка. Сползло расстегнутое пальто… Обнажилось белое мраморное плечико…

— Ах, милый… здесь холодно…

— Я ж тебя согрею душа моя! Вот прямо сейчас…

— Как романтично… Ой!

«Бандиты» перемигнулись — пора!

Всадники обошли стоящий автомобиль по кругу, доктор же «атаковал» сзади!

Прямо перед капотом авто упала заранее подпиленная осина. Раздались выстрелы! Послышался женский визг…

— Ой, что это? Ай-ай!

— Не ори, — оборвал Бардуков. — Если это мазурики, попробуем договориться… Эй! Вы, там! Что вам нужно? Берите все!

— Нам гибель твоя нужна, красная сволочь! — выкрикнув, Прохор ловко прострелил колесо. — Вот вам, за все!

— Бежим! Там, за камнем, укроемся… — распахнув дверцу, дамочка рванула в условленное место.

Видя, что дело плохо, за ней же бросился и Бурдаков… На бегу огрызнулся, вытащил наган, пальнул…

— Может, все же, договоримся?

— С чертями в аду договаривайся, черт краснопузый!

Снова выстрелы. Холостые… Но уполномоченный-то об этом не знал, и, похоже, был по-настоящему напуган. Да еще дама полусвета подлива масла в огонь!

— Ай! Ой! Нас сейчас убьют… не хочу-у-у-у!

В этот момент и появился Гробовский. О, ему бы синематографические драмы снимать!

Выскочил из-за старой осины…

Выстрел! «Зауэр» — картинно — на груди…

Побежал, завалился за камень, неподалеку от двух дрожащих от страха беглецов… прицелился в «бандитов»… Снова выстрел!

— Эх… промазал! Верткий, гад… О! Вижу, на вас охотятся?

— А-а… ну, да-а… — промямлил в ответ Бурдаков. Наган свой он потерял, выронил…

— Сеньки Кривого банда, — не опуская «Зауэр», Алексей Николаевич покусал губу. — Вчера пять человек убили. Просто так!

— Просто так…

Дамочка зарыдала.

— Мне угрожали… Ничего, посчитаемся! Не так их и много. Оружие есть?

— Э-э… было…

— Вот, возьмите! — Гробовский протянул револьвер. Заряженный холостыми. — Девушку надо послать за подмогой… Как думает, добежит?

— Добежит! — недобро прищурился уполномоченный. — Никуда не денется. Э! — он грубо ткнул девчонку локтем. — Хватит реветь! Вперед, за подмогой.

— Тогда уж, скорее — назад, — выстрелив, хохотнул сыскарь. — Черт! Хотел себе спокойно поохотиться… Слышу — стреляют. Ироды эти… Так! Сейчас мы разом выстрелим, а вы, мадемуазель, со всех ног бегите! До Зарного здесь не так далеко.

— Ой, боюсь, боюсь! — затрепетала дама.

— Я вот тебе побоюсь! — Бурдаков зло взвел курок. — А ну пошла, живо!

Хлюпнув носом, дамочка выскочила из-за камня и вмиг скрылась в лесу… Только ее и видели!

— Стреляйте, стреляйте!

Боязливо высунувшись из-за камня, Бурдаков принялся хаотично палить в кусты и по бегающим там фигурам, вмиг расстреляв весь барабан. За кустами послышались крики и стоны. Кто-то упал.

— Ловко вы их! — обернувшись, одобрительно кивнул Гробовский. — Хорошо, вас встретил… Без вас бы меня одного точно бы пристрелили! Вас, кстати, как зовут?

— Михаил… Миша…

— А я — Алексей!

— Весьма… приятно… весьма-с…

— Давайте наган, перезаряжу… Тсс! Слышите что-нибудь?

— Нет…

— И я нет! Похоже, отбились… Сейчас гляну осторожненько…

— Стойте, куда же вы?

Выскочив из-за камня, Гробовский нырнул в кусты… Послышался выстрел… Сидевший наготове Иван Палыч быстренько измазал лоб и левую щеку приятеля красным театральным гримом…

— Хорош! Ну, с Богом…

Хмыкнув, сыскарь бросился обратно:

— Стреляй, Миша! Стреляй!

Один за другим бухнули выстрелы…

Гробовский со стоном свалился за камень…

— Кажется, зацепили… ничего… Зато бандиты ушли!

— Думаете — ушли?

— Улепетывали — будьте нате! Здорово вы их.

— Вас надо перевязать, — почувствовав, что опасность миновала, приосанился уполномоченный. — В машине, кажется, были бинты…

Оба осторожно покинули убежище. Послышался отдаленный стрекот мотоцикла…

Бурдаков вновь напрягся:

— Что это? Кажется, мотоциклет?

— Да нет. Мотодрезина! Железка недалеко… Ох, спасибо, что перевязал, Михаил! Без тебя бы — кровью истек.

— Это тебе спасибо… А местным я устрою, ага! Это что же за милиция тут такая? Начальника — поганой метлой к чертовой матушке!

Прибавив скорость, Иван Палыч нагнал дому полусвета почти у самой деревни. Остановился:

— Привет, Егоза! Садись сзади. Да, как там Бурдаков обставился? Ну, перед своими…

— Сказал, что хочет лично прокатиться. Сам. Ну и я тут же напросилась. Якобы местность красивую фотографировать.

— Понятно. Прыгай, поехали.

Через пять минут «Дукс» остановился у школы. Митинг уже закончился, и все зашли в здание — осматривать наглядные пособия, классы… ну и перекусить слегка.

Доктор и Егоза (такое оказалось «погоняло» у любвеобильной дамочки) поднялись по крыльцу…

Пронина Иван Палыч углядел в коридоре:

— Степан! Скорее! На вашего ревизора напали! Хорошо, Гробовский мимо проходил — охотился. Помог. Вот девушка все видела!

— Девушка…

— Надо послать людей! Да и я поеду… Алексей Николаевич, кажется, ранен…

Вот это доктор сказал зря! Сначала надо бы было повнимательней осмотреться. Тогда бы еще раньше заметил скромно притулившуюся в углу Аглаю, ради любопытства заглянувшую на праздник.

— Алексей… ранен?

Привстав, Аглая тревожно схватилась за живот, и, побледнев, тут же сомлела — потеряла сознание…