Земский докторъ. Том 6. Тени зимы

Глава 18

Не смотря ни на что, доктору было жаль Варвару. Жить с таким диагнозом — все равно, что по канату в цирке ходить. Вроде, и привычно, и уже не очень опасно, но в любой момент что-то может пойти не так.

Иван Палыч настоял, чтобы женщину поместили в госпиталь, естественно, под надежной охраной. Гробовский тут же согласился без всяких раздумий, и доктор хорошо понимал — почему. Алексей Николаевич, конечно же, захотел взять Хорунжего на живца!

В бандитском особняке на Яблоневке была выставлена засада, и начальник ЧК надеялся, что все-таки хоть где-то Хорунжий рано или поздно объявится. Хотя, надо признать, бандитский атаман, судя по всему, был калач тертый, и взять его вот так, запросто, было весьма затруднительно. Но, хоть какой-то подход, хоть какая-то ниточка.

Иван Палыч, по роду своей административной деятельности в уисполкоме, постоянно навещал все городские больницы, и тот госпиталь, куда поместили роковую красотку, тоже не оставался без его внимания.

Варвара Платоновна понемногу приходила в себя, однако было видно — боялась, и очень сильно.

На диванчике, у входа в палату, сидели два красноармейца и лениво резались в карты. Винтовки стояли рядом, в углу. Однако, дело свое эти парни знали — даже Ивана Палыча в палату не пропустили напрочь.

— Извините, товарищ Петров, но вас в списках нету!

Ну, что ж… Не скандалить же? Парни несли службу вполне добросовестно. К тому же, зная Гробовского, доктор предположил, что это вовсе не единственный пост. Наверняка, имелся и еще один — не такой явный, внизу, у главного входа.

— Да уж, — из палаты вышел дежурный врач — седенький, с усами бородкой. Звали его Федор Авксеньтевич, Иван Палыч его и раньше знал. — Несчастная женщина. Надо же, так не повезло! Двурогая матка… Товарищ Петров, журнал проверок у нас в ординаторской. Проводить? Заодно чайку выпьем…

От чайка доктор не оказался, январь нынче выдался морозный, и пока сюда добирался — замерз.

В ординаторской, на полке, стопкой лежали книги. Иван Палыч расписался в журнале, и, ожидании обещанного чая, принялся рассматривать издания. Сразу бросился в глаза совершенно непонятный подбор: типичное девичье чтиво — «Дама с рубинами» Евгении Марлит — соседствовало с приключениями Ната Пинкертона, пятым томом Брокгаухза и Евфрона и какими-то чисто техническими справочниками.

— Занятная подборка, — посмеялся доктор.

— А, вы про книги, — Федор Авксентьевич уже разливал чай. — Совсем недавно букинист приходил, принес. Тихонький такой старичок — и отдал дешево. Чем плохо? Пускай больные читают, да и нам на ночном дежурстве не скучать.

— Да, хорошее дело! Вот у нас в Зарном, в школе, библиотека есть… Так туда и взрослые ходят!

Старичок покачал головой:

— Так, Иван Палыч, вам что же, исполком квартиру не выделил? Как молодоженам.

— Выделил, да что толку? — доктор махнул рукой. — С отоплением-то в городе нынче, сами знаете, как. То есть, то нету — перебои с углем. А печи топить, коли мы все время на работе, кто будет? Нет уж, лучше пока в Зарном, в «Гранд-Отеле». Все равно, за больницей приглядывать. Заведующая нынче с дитем, одни санитары остались — Глафира да Роман Романыч. Романа хочу на медбрата подать, он же все-таки бывший студент-медик.

— Так доучился бы! Был бы у нас еще один врач.

— И это в уме держу, Федор Авксентьевич. Спасибо за чай! Очень уж он у вас вкусный.

В исполком доктор отправился пешком — не так уж и далеко тут и было. Студеный ветер мел по тротуарам поземку, завывал в водосточных трубах, словно голодный, истосковавшийся по добыче, волк.

Варвара не зря боится Хорунжего, — рассуждал по пути Иван Палыч. Тот ей, конечно же, не простит ни предательства, ни измены. Обязательно попытается найти и наказать, иного в бандитской среде просто не поняли бы. И в этом смысле, Гробовский прав, устроив засаду в госпитале и в особняке на Яблоневке. Свою проштрафившуюся любовницу главарь банды рано или поздно найдет. Если он в городе, то уже и ищет, озадачив всех своих людей. Впрочем, Алексей Николаевич тоже не лаптем щи хлебает, тем более, что в ЧК сейчас добавили людей. В основном, конечно, желторотая молодежь, но, как выразился сыскарь — как минимум, четыре класса образования у каждого есть учить можно.

В отношении Гробовского, доктора еще немного волновал вопрос, так сказать, моральный. Как-то слишком легко бывший царский оперативник согласился возгласить уездную Чрезвычайную Комиссию — карающий меч пролетариата! Впрочем, деваться-то ему, по большому счету, было некуда. Бежать на Юг, к белым, бросив жену и новорожденного ребенка? Так себе идея. Да и что из себя представляет ЧК, еще никто током не знал, и Алексей Николаевич, поставленный начальником, лепил ее по образу и подобию царского уголовного сыска. Что же касается врагов советской власти, то в них недостатка не было, и вреда простым горожанам они наноси не меньше, чем отпетые уголовники. Вот, устроили диверсию на Металлическом! Сколько народу погибло, ни в чем не повинных людей.

— Товарищи, ситуация на фронте катастрофичная! — Гладилин начал совещание с такой вот грустной ноты. Правда, особой паники в его словах не было, Сергей Сергеевич говорил четко и спокойно, просто констатируя факты.

— Немцы прут, под угрозой революционная Финляндия… и Петроград! Хотя слухи… Опять же, слухи! Что рассматривается вопрос о временном переезде правительства в Москву.

По рядом прошелестел шепоток.

— Я слыхал — при царе еще собирались!

— Это что же, Москва обратно столицей будет.

— Злой, мещанский, городишко!

— Да уж, товарищи, — Москва — не Питер, интернациональных традиций нет, — повысил голос председатель уисполкома. — Согласен с вами — болото! Глухое мещанско-купеческое болото! Однако, вспомните Красную Пресню? Да и Моссовет не сидит, сложа руки. Думаю, товарища Семашко многие помнят.

Иван Палыч молча удивлялся. Вообще-то, переезд Совнаркома в Москву означал перенос столицы. Временно или постоянно, это другой вопрос, но, в любом случае, дело это было секретное… Вот и Гладилин предупредил:

— Прошу об этом не болтать, товарищи! Достоверной информации нет. Однако, следуя логике…

Достоверной информации нет… Ну, так и понятно — секрет, государственная тайна! Однако, как говорил «папаша Мюллер» — «что знают двое, знает и свинья». А уж учитывая рассказы того же Бурлакова о Совнаркоме… где кого только не набрано… Вряд ли там хоть какая-то секретность возможна в принципе. Хотя, ведь ВЧК создано — Феликс Эдмундович бдит.

— Все это правильно, наверное, — шепнул доктору сидевший слева Гробовский. — Слишком уж близок Петроград от границы, от моря. Немцы ведь могут — одним броском! Там и Краснов, и Юденич. А уж Николай Николаевич — боевой, талантливый генерал! Один Эрзерум чего стоит!

— Да уж, — согласно покивал Субботин, — И Антанта нам теперь не помощник. Предателями считают. Ну, как же — попытались заключить сепаратный мир. На Красную армию теперь вся надежда! Да ничего, сладим. Выдюжим! Талантливых генералов и у нас полно. Тот же Бонч-Бруевич, Брусилов… Вот только добровольности в армии не надо! Знаем, проходили — приказ номер один. Строжайшая дисциплина и… хорошо бы мобилизацию объявить.

— Точно так и товарищ Троцкий считает! — Красников обернулся с первого ряда и, смерив чекистов любопытным взглядом, негромко спросил. — Говорят, вы на Яблоневке пошумели? А чего без нас? Главаря-то, я так понимаю, не взяли? Так надо вместе!

— Вместе-то вместе, — отрывисто кивнул Алексей Николаич. — Но ты, Витя, сначала крысу свою найди! Вот тогда и разговор будет.

— Товарищи, товарищи, прошу тишины! — Сергей Сергеевич, сидевший в президиуме, за накрытым кумачовой скатертью столом, постучал стаканом по графину. — Следующий вопрос — развитие тыла. Ну, с этим у нас дела обстоят, откровенно говоря, неплохо… Предприятия работают! Пусть, не все, и не в полную силу, но… Пока есть, на чем… а дальше думать будем. Ну, а с диверсией на Металлическом заводе разбираются соответствующие органы! Так, Алексей Николаевичи?

— Так точно, товарищ председатель уисполкома! — поднявшись, официально доложил Гробовский. — Разбираемся. О ходе дела будет доложено лично.

— Ну, и славненько, — Гладилин потер руки. — Во второй части совещания заслушаем отчеты о состоянии дел в образовании и медицине. Сейчас же объявляется перерыв! Да, товарищи! Внизу организован буфет — можно попить чаю.

Роль буфетчика исполнял добродушного вида краснощекий толстячок в защитном френче — исполкомовский завхоз Илья Петрович Бобриков.

Завидев чету Петровых, завхоз замахал руками:

— Товарищи, товарищ, расступитесь. Советским молодоженам — без очереди!

— Да какие же мы молодожены? — Анна Львовна немного застеснялась. — Времени-то сколько прошло.

— О, да не так уж и много! — расхохотавшись, Илья Петрович лично налил два стакану чаю из большого трехведерного самовара, какие обычно использовались в трактирах. К чаю прилагались две булочки из обдирной муки, выпечка местного хлебозавода имени Спартака, естественно — национализированного. Еще по осени успели запастись мукой, ну, а что будет дальше, пока что никто не знал… Кроме Ивана Палыч у которого на все имелись свои планы, воплощавшиеся в жизнь пусть и медленно, но методично.

Вот, скажем, та же ЧК, где изначально — свои да наши. Опять же, Гладилин, Пронин… да все начальство.

— Вкусная булочка, — попробовав, похвалила Анна.

Петровы отошли к окну, поставив стаканы на подоконник — так делали почти все, этакий а-ля фуршет.

— Ох, Ваня… Как хорошо, что все вот так обошлось! Ну, что же ты мне не рассказал сразу же? Я что, дура? Не знала бы, как себя вести?

— В следующий раз так и сделаю, милая.

Анна Львовна, конечно же, сильно переживала по поводу происшедшего, и ее можно было понять. Все же, понемногу женщина успокаивалась, благодарила Гробовкого с Аристотелем, а еще…

— Слушай! Нам надо что-то Анюте Прониной подарить. Ведь, если б не она…

— Согласен! — отрывисто кивнул доктор. — Только — что? Аня — девушка самостоятельная, от чего-то мещанского может и отказаться! Гм… что она любит-то?

Анна Львовна вдруг рассмеялась:

— Книги она любит, вот что! Вот бы ей и подарить… то чего в нашей библиотеке нет. Деньги у нас есть, и паек… Думаю, на пару-тройку книг хватит. Только вот не знаю, торгует ли до сих пор книжная лавка?

— Нам милая, не лавка нужна, а рынок, — Иван Палыч вспомнил рассказ коллеги про старичка-букиниста. — Уж там мы точно книги найдем! На любой вкус.

Улучив момент, доктор еще успел пообщаться с Гробовским, кое-что спросить. Засада в особнячке на Яблоневке была оставлена так, на всякий случай. Особыми надеждами руководство ЧК себя не тешило: о случившейся заварушке, наверняка, судачила вся округа, и Хорунжий, даже если он и вернулся уже в город, вряд ли бы сунулся в дом. Сам, конечно, не сунулся бы… Но вполне мог послать кого-то из своих «шестерок». Так, послушать, посмотреть…

Пока что в особняк заглянул лишь один молочник, оказавшийся не при делах.

На рынке кипела жизнь с утра и почти дотемна. Торговали там практически всем! Одежда, старинные вещи, игрушки, открытки, книги… Очень много было всего немецкого, хлынувшего через линию фронта еще во время переговоров. Перочинные ножики, краски, иголки, нитки, лекарства. Кстати в аптеках они тоже появились, и Гладилин, с подачи Иван Палыча, срочно выписал наряд на поставку.

После обеда потеплело, ветер утих, пошел мягкий редкий снежок. Сквозь палевую пелену облаков изредка проглядывало солнце.

— «Красный Зареченск», «Красный Зареченск»! — носились с газетами мальчишки. — Покупайте вечерний выпуск!

Толпившийся у прилавков народ, прицениваясь, перебирал выставленные на продажу вещи. Многие торговали с рук:

— А вот брюки! Модные довоенные брюки. Настоящий шевьот!

— Пальто! Пальто! Дамочка, не проходите мимо! Чистая английская шерсть. Гляньте-ка, прямо на вас!

— И сколько? Ого!

— Пальто, пальто… Английская шерсть.

— Часы Павла Буре! Требуют ремонта. Отдаю даром!

— Даром⁈

— Почти!

В качестве средств платежа ходило много чего. Старые двадцатки и сороковки — «керенки» — уже мало кто брал, котировались золотые царские червонцы, немецкие марки и пфенниги — у фронтовиков этого добра имелось. Впрочем, не только у них. Еще вещи менял на продукты… или на другие вещи, этакий натуральный обмен.

— Часы! Часы! Даром! Почти…

— А не подскажете, где нам книги найти?

— Книги?

Продавец часов — пожилой мужчина с черной окладистой бородой и боровой шапке — озадаченно почмокал губами и вдруг улыбнулся:

— Так у Василия Василича же! Старичок-букинист. Во-он там, под липами. Если еще не ушел.

Бородач указал рукою.

— Вообще-то, это тополя, а не липы, — отойдя, усмехнулась Анна Львовна. — Смотри-ка! Точно — старичок. Не ушел еще!

Букинист Василий Васильевичи чем-то напомнил доктору приснопамятного старичка-гравера, старого приятеля Гробовского, коего Алексей Николаевич уже, вне всяких сомнений, приспособил в тайные агенты ЧК.

Такой же живенький, востроглазый, верткий… даже, пожалуй, чересчур суетливый. Пальто с барашковым воротником, такая же — пирожком — шапка, седенькая бородка, пенсне.

Покупателей он встретил, как родных:

— Книги? О, их у меня есть! Кое-что продал, но, кое-что и осталось. И есть еще много чего не здесь. Что предпочитаете, господа-с? Ах, извините-простите — товарищи.

— Нам бы что-нибудь для девочки-подростка, — обаятельно улыбнулась Анна Львовна.

— Для юной мадемуазель? О! Вот, пожалуйста — «Чернильное сердце»! А вот еще есть про несчастную любовь — «Графиня Гизела», «Совиный дом»…

Аннушка откровенно поморщилась:

— Хм… Думаю, наша Анюта такое читать не будет. Нам бы что-нибудь героическое… Вот, там у вас что? Случайно, не «Спартак» Джованьоли?

— Именно так и есть, мадам! — расплылся в улыбке старик. — «Спартак»! Шикарное издание госпожи Поповой! Великолепный выбор для юной мадемуазель. Что-то еще желаете-с?

Что касается Ивана Палыча, так он давно уже углядел выложенные на прилавке яркие брошюры с броскими заголовками на красном фоне — «Натъ Пинкертонъ. Король сыщиковъ».

— Мы вот еще и эти возьмем! Обе! И там, где Нью-Йорк на картинке, и с воздушным шаром — «Арест в облаках»…

— Для молодой девушки⁈

— И еще… нет у вас чего-нибудь о Шерлоке Холмсе?

Букинист хлопнул в ладоши и рассмеялся:

— Была. Если не продал уже… А, вот она! «Записки знаменитого сыщика». Берете?

— Обязательно! Ничего, если продуктами расплатимся? — засуетился Иван Палыч. — У нас вот — сало, галеты, сухари…

— Замечательно! — просияв лицом, старичок потер руки. — Сало — весьма хорошо, знаете ли! Как раз сейчас торговлишку закончу… Вам завернуть?

— Да, если можно, — кивнула Аннушка.

— Можно, можно… Завтра пойду по домам… по учреждениям… Кстати, не слышали, что на Яблоневке произошло? Весь базар болтает, а толком никто ничего.

— Не-е, не слыха-али…

Гробовский все же попросил доктора еще раз поговорить с Варварой Платоновной.

— Понимаешь, Иван, она тебе не то, чтобы доверяет. Но… уважает, что ли… Как любой пациент — врача. Может, что-то еще расскажет, чего никогда не скажет ни мне, ни Аристотелю.

Пришлось согласиться, чего уж.

Коллега, Федор Авксентьевич, завидев уездное начальство, поначалу насторожился:

— Опять к нам?

— Не к вам лично, а к пациентке. К Варваре Платоновне, — поспешно успокоил доктор. — Просили поговорить.

— Ну, что ж, извольте, — Федор Авксентьевич развел руками. — А потом прошу на чай.

В ЧК доктору выписали мандат, и часовые лишь козырнули. В коридоре встретился знакомый старичок-букинист — расставляя на этажерке книжки. Доктора он узнал, улыбнулся:

— Ба! Знакомые все лица. Ну, как книжки? Понравились юной мадемуазель?

— Еще бы! — рассмеялся Иван Палыч. — Пинкертона с Холмсом проглотила сразу. Теперь занялась Спартаком.

— Однако, серьезная девушка!

— Да уж…

Букинист повернулся к часовым:

— Ребята, можно я это этажерочку пододвину? Ну, чтоб сразу книжки было видны.

— Да двигайте, чего ж. Может помочь?

— Нет, нет, благодарствуйте! Не такой я уж еще и развалюха — справлюсь.

Больная выглядела нынче гораздо лучше, хотя испуг ее вовсе не прошел. Впрочем, говорить с доктором она наотрез отказалась, правда, сделала это в отстраненно-вежливой форме.

— Все, что вам надо, я уже скала. А болтать попусту не люблю. Да, долго меня здесь еще будут держать?

— Это к лечащему врачу обращайтесь… Кстати, вам могут помочь с жильем. На какое-то время…

— Не надо.

— Вы все же подумайте, хорошо?

Когда Иван Палыч вышел, букиниста уже не было. Сидевшие на диванчике красноармейцы с любопытством листали старые номера журнала «Нива», на этажерке, рядом с дверью палаты, стопочками лежали книги. Пушкин, Жюль Верн и какие-то толстые справочники на немецком языке. Кому нужны, интересно? Или это так, в придачу…

От чая доктор отказался — опаздывал в исполком, а там до Зарного давали машину. Надев шапку, Иван Палыч вышел на улицу и быстро зашагал по тротуару.

Не успел он пройти и полсотни шагов, как позади вдруг раздался чудовищной силы взрыв! Посыпались осколки стекол, редкие прохожие опрометью бросились прочь, а с деревьев, недовольно каркая, взметнулись в небо вороны.

Доктор резко обернулся и с ужасом глянул на госпиталь:

В разрушенном оконном проеме на третьем этаже, бушевало буйное оранжево-желтое пламя, поднимался, уходил в небеса густой черный дым.