Земский докторъ. Том 6. Тени зимы

Глава 11

Все та же «Изотта-Фраскини», высланная Гладилиным, доставила в город троих. Анну Львовну, Иван Палыча… и Гробовского. Анна Львовна должна была срочно отчитаться об открытии школ, и не в уисполкоме, а перед наркомом просвещения Анатолием Луначарским. Срочно обо всем доложить, используя современнейшие средства связи — то есть, по телефону. Так и было записано в телефонограмме от Совнаркома, принятой вчера секретарем Ольгой Яковлевной. Там же указывалось и точнее время доклада, а председателю исполкома Зареченского Совета предписывались обеспечить и связь, явку. Вот Сергей Сергеевич и выслал машину…

Оказией воспользовался и доктор — ситуация с Аглаей была очень сложной, Иван Палыч надеялся раздобыть в городе целый ряд лекарств, а заодно и проконсультироваться по телефону с товарищем Семашко. Николай Александрович возглавлял в Москве комитет по здравоохранению, и, наверняка, лично знал многих медицинских светил. Номер для связи у доктора имелся.

Что же кается Гробовского, то его вызвали в милицию, давать показания по поводу налета на товарища Бурдакова. Кроме того, Алексея Николаевича просили зайти в исполком, так передал водитель.

Вот, все втроем и пошли…

Стоявший на крыльце часовой хорошо знал и Анну Львовну, и доктора, пропустил без вопросов, даже не спросив мандата. А на Гробовского лишь покосился.

— Это к товарищу Гладилину. С нами, — на всякий случай сообщила Мирская.

Поднимаясь по знакомой лестнице, Иван Палыч ощутил нечто вроде ностальгии. Вспомнился шестнадцатый год, уездная земская управа, Чарушин… Где-то сейчас рыщет Виктор Иваныч? Эх… Хороший человек и знающий управленец, такого бы подобрать на будущее.

— О, явились, не запылились! — завидев вошедших, Ольга Яковлевна вынула папиросу изо рта.

Ох, и дым же был! Точно — комаров травить можно.

— Проходите! Сергей Сергеевич ждет.

Все трое зашли в кабинет председателя… Говоривший с кем-то по телефону Гладилин махнул рукой, указывая на ряд стоявших у стены стульев.

С царских времен в кабинете почти ничего не поменялось. Все те же стулья, тяжеловесные конторские столы, шкафы с папками, на конах — коричневые казенные портьеры, наверное, заставшие еще правление Александра Освободителя. Только вместо парадного портрета государя императора — бородатый Карл Маркс.

— Так… так… Гробовский здесь уже, я его к тебе направлю. Чуть позже! Ну, все, Виктор, пока…

Председатель едва успел положить трубку, как аппарат зазвонил вновь.

— Ага! — подмигнул Серей Сергеевич, снимая трубку. — Вот, Анна Львовна, уже по вашу душу… Да, Зареченск, Гладилин… Я! Плоховато слышно… А, вот сейчас — хорошо! Товарищ Луначарский? А… кто-кто? Феликс Эдмундович? Ну, да! Краков, Мариацкий костел, Сукенницы… от жандармов прятались… Да, помню, помню… Ну, здравствуй, Яцек, Якуб, Переплетчик… Как тебя только не звали. Здравствуй, дорогой! Что хотел? ЧеКа? А что это? Чрезвычайная комиссия… И? Что от меня-то надо? Людей… Хм… Ну, посмотрю, конечно, но, сам понимаешь, знающие люди сейчас на все золота! Ладно, Феликс, придумаю что-нибудь, обещаю… Слушай, мы тут звонок из секретариата Луначарского ждем… Ну, до видзенья! Всего.

Повесив трубку, Гладилин пожал плечами:

— ЧеКа какая-то! Людей хотят. Хотя бы парочку… с оперативным опытом. Да где ж я таких найду! Все уж давно разобраны.

В приемной вдруг послышался шум, хохот, и в кабине вошел плотненький, небольшого роста, товарищ, с круглым простецким лицом и рыжеватыми усиками. Распахнутое английское пальто, брюки-галифе, френч.

— Здравствуйте, товарищи!

— Товарищ Бурдаков! — подскочил Гладилин. — Позвольте вам представить…

— Да знаю я всех, — хохотнул петроградец. — В Зарном ведь школу открывал… А потом — сами знаете… Алексея я у вас заберу для разговора!

— Да пожалуйста. Потом пусть в милицию идет… Слышал, Алексей Николаевич?

Поднявшись, Гробовский молча кивнул.

— А с этим вашим, Красниковым — что? — нахмурился Бурдаков. — Наказали?

— Объявили строгий выговор! — Сергей Сергеевич вздохнул и глянул на телефон.

— Я б его вообще уволил, — недовольно процедил визитер.

— Ну-у… Уволим, а кто работать будет? Еще в какую-то ЧеКа людей просят, — председатель обиженно развел руками. — Кстати, Михаил Петрович, случайно, не знаете, что за комиссия такая?

— Дзержинский там заправляет. Ну, поляк наш из ВРК, — Бурлаков лениво повел плечом. — Уже человек сорок набрал, особняк на Гороховой заняли. А чем занимаются — черт его знает. Борются с контрреволюцией и саботажем. Как сам Дзержинский сказал — ведут предварительные расследования. Как там дольше у них будет — не знаю, но Владимир Ильич их поддерживает.

— Понятно, — снова вздохнул Гладилин. — Значит, людей придется искать…

Громко зазвонил телефон.

— Да? Да-да! Анна Львовна Мирская… Здесь! Передаю трубку…

Товарищ Бурдаков вывел Гробовского в коридор и вытащил золотой портсигар с императорским вензелем:

— Кури, Алексей! Отойдем, вон, к окошку.

Оба встали у форточки, закурили.

— Еще раз благодарю!

— Да пОлно…

Бурдаков поднял глаза:

— Гладилин сказал — у тебя с женой что-то неладно?

— Тяжелые роды, кесарево, — хмуро отозвался Гробовский.

Уполномоченный выпустил дым:

— Понимаю. Если какие лекарства нужны — говори! Все будет.

— А вот это бы… У доктора список! — спохватился Алексей Николаевич. — Я сейчас…

— Стой, не дергайся. Вечером с тобой все равно встретимся… — собеседник хитро прищурился и глянул в окно. — Столовую «Эгалите» знаешь?

— Бывший ресторан «Тройка», кажется.

— Ну да, он и есть. Мы там с тобой вечерком и посидим. Так сказать обговорим все! Нет, нет, никаких отговорок не принимаю. Тебе ведь жизнь строить надо. Я помогу. Так что, встречаемся… — улыбнувшись, Бурдаков чуть помялся и понизил голос. — Кстати та фемина… Лиза… Журналисточка… Ты ее знаешь?

— Так, как-то видал…

Дама полусвета Лизанька Игозина по кличке Егоза была давним агентом Гробовкого и старое ремесло свое не забыла.

— А нельзя ее как-то… ну, пригласить? — пригладив пошлые усики, исподволь поинтересовался уполномоченный.

Алексей Николаевич пожал плечами:

— Да найдем. Зареченск, чай, не Петроград…

— Вот! — обрадовано дернув шеей, Бурдаков, словно таракан, распушил усы. — Хорошо бы найти, хорошо бы… И еще одно, Алексей. Тебе сегодня в милицию, по этому делу. Я им там нагоняй устроил! Ты там об этой Лизаньке особо-то не упоминай. Хорошо?

— Договорились! Я ведь ее и не знаю.

Пока Гробовский разговаривал с уполномоченным из Совнаркома, Анна Львовна успел доложить Луначарскому о состоянии школьных дел в Зареченске и уезде, после чего, окрыленная, умчалась по делам.

Иван Палыч же попросил у Гладилина разрешения позвонить в Москву, товарищу Семашко.

— Да звони, чего уж, — махнул рукой председатель. — В милицию зайти не забудь. Красников уже на место происшествия ездил… Теперь вас всех допросить осталось. Ну, и накрыть всю банду!

Усмехнувшись, доктор снял трубку и принялся крутить ручку:

— Девушка! Девушка! Это из исполкома, Петров. Мне Москву бы…

Иван Палыч продиктовал номер.

— Да, да, бывший бельведер графа Строганова! Ныне — здравкомитет… Ага, ага… Жду…

Минуты через две в трубке послышалось какое-то шипение:

— Да? Слушаю! Кто это? А мне бы товарища Семашко… Это из Зареченска беспокоят. За-ре-ченск! Доктор Петров, Иван Павлович… да, да… жду… Ох, ты ж… Здравствуйте, Николай Александрович! Тут у нас такие дела…

Что и сказать — повезло! Поговорив с Семашко, доктор еще получил консультацию от профессора по женским болезням, весьма кстати казавшегося в комитете, поле чего попрощавшись с Гладилиным, махнул на извозчике по аптекам.

В милицию доктор явился в одно время с Гробовским. Красников их разом и вызвал:

— Коли что, один другого дополните.

О том, что такое настоящий допрос, начальник уездной милиции, увы, пока что имел малое представление, ибо с судебными следователями в старые времена не общался в силу слишком юного возраста. Поэтому допрос больше напоминал беседу.

— Итак, товарищ Гробовский, как эти налетчики выглядели?

— Я видел троих. Роста среднего, по виду — крестьяне. Вида — обычного. Косматые, с бродами. В плащах! — сыскарь спрятал улыбку. — Такие плащи любят в банде Сеньки Кривого. Форсят!

— Что еще за Сенька Кривой? — насторожился Виктор. — Помнится, и товарищ Бурдаков про него упоминал.

Сеньку Кривого Гробовский выдумал там же, на месте импровизированного налета, а потому сейчас мог говорить все, что душе угодно:

— Сенька Кривой… Говорят, он из банды Хорунжего. Но, это пока только слухи…

— Хорунжий, — искоса глянув на доктора, протянул милицейский начальник. — Да о его банде мы уже много что знаем! И, главное — место дислокации! Скоро брать будем. Думаю, солдат у товарища Субботина попросить, красногвардейцев.

— Вот! — обрадовался Гробовский. — Давно пора брать! Тогда точно про налетчиков узнаем.

— Н-да… — Красников задумчиво покусал губы. — Ладно. Еще раз пройдемся по приметам. Итак… Налетчики были верхом. Один конь — гнедой, второй — буланый… или серый — тут товарищ Бурлаков не уверен.

— Буланая была лошадь, — уверенно заявил Гробовский.

Виктор кивнул:

— Хорошо, пусть так. Теперь о бандитах. Волосы у всех косматые. У двоих — седловатые, у другого — рыжие. Один — усатый, двое — с пегими бородами. Как выразился потерпевший — словно из пакли. Так, Алексей Николаевич?

— Ну-у-у… так.

— А вот теперь — показания некоей Анны Степановны Прониной из Зарного! — торжествуя, начальник подвинул к себе протокол. — О том, что в местной школе пропали предметы бывшего театрального кружка. Грим, театральный клей, три парика: два — седых и один — рыжий. Еще какая-то красная жидкость… И две накладные бороды из пакли! Ну, что скажете?

— Скажу, что бандиты тщательно планировали налет, — пожал плечами Гробовский. — И для начала забрались в школу — взяли парики и бороды для маскировки.

— Вот! И там их мог кто-то видеть. Сторож, правда, спал… Он всегда по ночам спит… Так! Теперь… — Красников потер руки. — Женщина–фотограф! Ну, которая уехала с потерпевшим в машине… И которую вы, Иван Павлович, на своей мотоциклетке подвезли. Вы ее знаете?

— Я — так первый раз вижу, — хмыкнул сыскарь.

— А вы, Иван Павлович?

Доктор поежился — в кабинет было весьма прохладно, Красников экономил на дровах.

— Да тоже незнаком. Она же из города!

— А приметы? Я так думаю — она вполне могла быть наводчицей!

— Наводчицей?

Тут оба свидетеля стали отвечать наперебой, запутывая Красникова и другу друга.

— Ну-у… Пальто такое… светло-зеленое…

— Да нет, Иван Палыч! Темно-зеленое!

— Ну да — зеленое. Туфли такие…

— Сапожки… Шляпка, как шляпка.

— Горжетка еще! Кажется, беличья.

— Да нет — из кошки!

— Волосы светлые…

— Блондинка… но не яркая… Фотоаппарат такой, с гофрой, не очень большой…

— Да мы на нее и внимания-то особо же обращали.

— И все ж нашлись такие, что обратили! — вдруг засмеялся Виктор. — Вот, что показала та же Анна Степановна Пронина…

Начальник зачитал протокол:

— Пепельная блондинка лет тридцати, рост средний, телосложение худощавое, лицо узкое, овальное, на левой щеке небольшая родинка, возможно просто «мушка». Глаза серо-голубые, ресницы длинные, брови выщипаны «в ниточку». Похожа на американскую киноактрису Глэдис Купер, снимавшуюся в фильмах… Впрочем, это неважно… А, вот — одежда. Полупальто английского кроя, из зеленой тафты, с накладными карманами, такие шили примерно год назад в ателье Шлихевича на бывшей Второй Дворянскоц (нынешней Второй Пролетарской) улице. Ателье летом закрылось… Ну, установим, найдем… Горжетка из куницы, не новая, с потертым ворсом, плющевая осенняя шляпка с синим искусственным цветком — розой. Про фотоаппарат лучше спросить у нашего священника, отца Николая…

Начальник взял другой протокол:

— Спросили отца Николая… Пресс-камера фирмы «Гоэрц-Аншютц», черного цвета, деревянная, с латунным затвором, оборудована видоискателем, приспособлена для быстрых снимков и для переноски… А теперь — внимание!

Красников продолжал, подняв верх указательный палец:

— Камера дорогая, редкая, специально для корреспондентов. В Зареченске таких было всего три. Одна — в редакции газеты «Вечерний Зареченск», вторая — в «Зареченском вестнике» и третья — у купца первой гильдии Епифана Нифонтова, фотографа-любителя, ныне сбежавшего в Парагвай.

— Куда только люди не бегут! — подивился Гробовский.

Милицейский начальник, между тем, продолжал:

— Мои сотрудники выяснили: газеты эти выходят и сейчас. Ни в одной из них корреспондентки с таким именем нету! Фотокамеры же — да, на месте. А бывший слуга Нифонтова сказал, что камеру у них украли еще в начале марта.

Иван Палыч поспешно опустил глаза: «сотрудники выяснили»… эх-х, знал бы ты, Витя, как все на самом деле было!

На столе у Красникова зазвенел телефон — убойного вида аппарат с черной эбонитовой трубкой и бронзовыми раструбами, одновременно чем-то похожий на маневровый паровоз и английский пулемет «Льюис».

— Да, слушаю! Я, товарищ Гладилин… Какой Феликс Эдмундович? То есть, как это — выделить лучшие кадры? Сергей Сергеевич, у меня же и так почти никого! Может, лучше в Красной гвардии взять? Ах, с опытом оперативной работы…

Виктор вдруг усмехнулся, бросив быстрый взгляд на Гробовского:

— Ну, что же, Сергей Сергеевич! Обещаю подумать! Завтра все и решу.

На крыльце курили новоявленные милицейские оперативники, бывшие царские «сатрапы», Лаврентьев и Деньков. Увидев вышедших на улицу «свидетелей», оба разом заулыбались.

— Ну, что, Алексей, как налетчиков ловить будем? — хмыкнув, негромко поинтересовался Петр Николаевич.

Гробовский ничуть не смутился:

— Прямо в их логове! Где он — мы с доктором знаем.

— Хочешь Хорунжего к этому делу привязать? — понятливо кивнул Лаврентьев. — Что ж, умно. И мы тебе в этом поможем. Кстати, знаешь, что ты у нас уже в штате!

— Разве? — Алексей Николаевич прикрыл глаза. — Что-то Красников мне не сказал.

— Скажет еще… У тебя нынче такой покровитель, что ого-го!

— Иван Палыч… ты домой когда? — прощаясь с милиционерами, поинтересовался Гробовский. — А то могу на машине тебя подбросить. Часиков после девяти. Анну Львовну как раз бы забрали. Она сегодня в исполкоме допоздна, сама говорила.

— На какой машине… Ах, да. Понимаю, — доктор вдруг улыбнулся и взял приятеля под локоть. — Слушай, Алексей… Коли тебе вдруг предложат поработать в ЧеКа — соглашайся.

— Где поработать? В какой еще, к черту, ЧеКа?

— Ну, Бурдаков же говорил… А впрочем, узнаешь. Так, говоришь, в девять часов? Ладно, я пока по аптекам…

С чьего соизволения Гробовскому вдруг предоставят машину до Зарного, Иван Палыч не спрашивал — догадался как-то.

ЧК… Чрезвычайная комиссия… Пока еще беззубая, но уже очень скоро это будет железный кулак. Железный кулак революции! И очень важно, чтобы во главе этого кулака стояли свои верные люди.

Извозчика доктор арендовал на весь вечер, за два дневных исполкомовских пайка, и еще столько же выпросил у Гладилина на обмен. Иван Палыч объехал почти все аптеки, которые еще работали. За карболку дал фунт перловки, за вату и биты — две пачки галет, ну а за сульфат магния пришлось рассчитываться по-серьезному — трофейной германской тушенкой.

Последняя по списку аптека находилась почти в центре города, на Большой Пушкарской, как раз напротив народной столовой «Эгалите», куда больше известной, как бывший ресторан «Тройка».

К освещенному керосиновыми фонарями крыльцу то и дело подкатывали извозчики, а то и сверкающие лаком авто, еще почему-то не реквизированные. Толстощекий швейцар, улыбаясь, раскланивался перед богато одетыми това… нет, нет, не товарищами, а перед самыми настоящими господами и дамами. Откуда они здесь взялись, откуда взялось все их богатство — Бог весть. Наверное, это были тени темного царского прошлого, тени бесконечной черной зимы.

Красников, кстати, давно собирался поводить в подобных местах регулярные облавы, да вот пока что не доходили руки.

Ага! Доктор поспешно отвернулся, заметив появившегося на крыльце Гробовского в компании с ответственным столичным товарищем Бурдаковым. Оба явно кого-то ждали… Ага, вод покатила пролетка с шикарной дамочкой в шиншилле и модной каракулевой шапочке с длинным фазаньими пером.

Ну, вот она — Егоза, фальшивая журналисточка! Теперь вся компания в сборе…

За дверями «народной столовой» цыганский оркестр грянул «Из-за острова на стрежень»… Кутеж начался!

В пять минут десятого доктор и Анна Львовна уже вышли на крыльцо. Ждали обещанное авто, болтали. На ступеньках стояли коробки с лекарствами.

— Господи, как представить, что Аглая пережила… — покачал головой Анна Львовна. — Сейчас-то она как?

— Тяжеловато еще… Но выкарабкается! Девушка она деревенская, сильная… Далеко пойдет!

— А мы-то с тобой… Когда? Декабрь уже… Рождество скоро.

Иван Палыч неожиданно хохотнул:

— Так Рождество, вроде как, новая власть отменила.

— Вот мы вместо него свадьбу-то и устроим! Ой, вон, вон — едут.

Вспыхнули во тьме автомобильные фары…