Глава 6

Гробовский не стал сразу бросаться за ними. Опасно. Нужно выждать, сделать вид, что вообще все безразлично, кроме собственной кружки.

Кажется, удалось. Парни направились к дверям, не обратив на него никакого внимания.

Дав им выйти, Алексей Николаевич отсчитал про себя тридцать секунд, затем неспешно поднялся, кивнул трактирщику и вышел на крыльцо.

Вечерело. Воздух стал холодным. Гробовский закутался сильней, вжал голову в плечи. Двое парней уже были вдалеке, быстрыми, уверенными шагами уходя по тропинке, ведущей от деревни в сторону болот.

Алексей Николаевич двинулся за ними, держась на почтительной дистанции, используя для укрытия редкие деревья и кусты. Он шел бесшумно, как тень, все его существо было сосредоточено на двух темных фигурах впереди. Только бы не заметили!

Везло. Парни приняли на грудь хорошую порцию алкоголя и шли сейчас шатко, особо никого не замечая.

Через полверсты тропа начала уходить в чащобу, становясь все уже. Затем показалось болото — мрачное, неподвижное, затянутое ряской, кривые, чахлые сосенки, кочки, поросшие багульником.

Парни не сбавили шага. Они уверенно свернули на едва заметную тропку, идущую вдоль кромки трясины. Гробовский последовал за ними.

Вот они остановились у начала той самой гати. А потом ловко, не смотря на хмель в голове, принялись идти по кочкам и мхам, следуя вглубь. Алексей Николаевич принялся во все глаза глядеть и запоминать путь, чтобы потом, позже, самому пройти по нему.

Сумерки быстро превращались в темноту, и чем дальше, тем гуще становился мрак, стелившийся по трясине. Гать, куда ушли парни, терялась в черноте уже в двух шагах. Шагни сейчас — и уйдёшь вслепую, прямо в топь. Нет уж… Решил подождать.

Ночь прошла тревожно. Сначала из чащи доносились уханья филинов и плеск рыбы в омуте, потом — странные всплески, будто кто-то пробирался по болоту. Луна то выплывала, то снова пряталась за облаками, и всё вокруг казалось зыбким, ненадёжным. Алексей Николаевич едва прикорнул, прислонившись к стволу ольхи, как сразу вздрогнул от шороха. Зверей не боялся, гораздо опасней сейчас люди.

Начало светать. Округу окутал туман, он густо лег на болото, укрыв его белой ватой. Всё вокруг будто исчезло: ни деревьев, ни воды — только сквозь пелену угадывались серые, влажные силуэты камыша. Мир стал тихим до неестественности, даже птицы перестали кричать.

Гробовский подтянул вещмешок, поправил «Зауэр» за плечами и осторожно ступил на гать. Под сапогом глухо чавкнуло — трясина впитала его шаг, и от этой тишины звук показался слишком громким.

Туман же жил своей жизнью: завивался клубами, протягивался тонкими белыми языками по трясине. Иногда казалось, что он двигается навстречу, закрывая дорогу, и тогда гать будто уходила прямо в никуда. Впрочем, это было и опасно, и… идеально. Укрытие от посторонних глаз. Правда, жутковатое. Не заблудиться бы. И не утонуть — чавкнет болото, поглотит, и никто никогда и следа не найдет.

— Вот ведь… — Гробовский, не сильно верующий, даже перекрестился сейчас — так, на всякий случай.

Путь, по которому прошли парни и который он успел приметить, закончился. Куда пошли парни дальше он уже не разглядел — было темно. Так что теперь приходилось довериться своим навыкам.

Алексей Николаевич прошел вдоль кустов, остановился, прислушался. Тишина стояла такая, что собственное дыхание казалось гулом. Лишь где-то глубоко в болоте захлопала крыльями утка, и всё снова замерло.

Осмотрелся. Его глаза выискивали малейшие признаки пути — сломанную ветку, вмятину на мху, примятую осоку. Шаг. Еще шаг. Балансировка. Остановка. Прислушаться. Снова шаг.

Вдруг впереди, сквозь пелену, проступил темный, расплывчатый контур. Еще несколько осторожных шагов — и он понял, что это высокий, корявый шест, вбитый в трясину. На его вершине болтался потрепанный ветрами тряпичный лоскут — путевой знак. Кто-то пометил таким образом развилку или особо опасное место.

А может, тут рядом их лагерь?

Гробовский обошел стороной этот знак. И прямо перед ним, в каком-то десятке метров, начал угадываться более твердый участок суши — поросший чахлым сосняком островок. А на нем — темный профиль низкой, приземистой избы с низким окошком, затянутым бычьим пузырем. И главное — от гати к избе вела слабо заметная, но протоптанная тропинка.

Они здесь.

А может быть, и Иван Павлович тоже…

Сердце Гробовского учащенно забилось. Хотелось бы верить, что он там. Хотелось бы верить, что он вообще еще жив…

Туман снова сомкнулся, скрывая цель. Собрав волю в кулак, Алексей Николаевич двинулся дальше.

Островок был небольшим, всего несколько десятков метров в поперечнике. Изба, сложенная из темных, почерневших от времени бревен, выглядела заброшенной. Труба не дымилась. Окно было заколочено доской. Кругом царило мертвое, неподвижное запустение.

Но Гробовский, подойдя ближе, заметил детали, невидимые с гати. Следы у входа — не старые, свежие. Скол на притолоке, словно от удара чем-то тяжелым. И едва уловимый, но знакомый запах — дезинфекции, смешанный с запахом сушеных трав. Аптекарский запах.

«Так в больнице у Аглаи пахнет», — невольно отметил он.

Гробовский подкрался к окну, стараясь заглянуть в щель между досками. Внутри было темно, но его глаза, привыкшие к полумраку, постепенно начали различать очертания. Стол, заваленный склянками и банками. Стул. Полка с книгами. И… узкая железная койка, на которой, под грубым одеялом, угадывалась человеческая фигура.

Алексей Николаевич обошел избу кругом, ища другой вход или хотя бы щель побольше. С задней стороны одно из бревен в стене оказалось подгнившим, и в нем зияла небольшая дыра.

Он прильнул к ней глазом.

В тусклом свете, пробивавшемся сквозь щели в стенах, удалось чуть лучше рассмотреть лежащего. На груди, поверх серой рубахи, проступало темное пятно — свежая повязка. Ранение.

Рядом, на табуретках, сидели двое других. Те самые, что шли вчера по гати. Один откровенно спал, второй курил, но тоже клевал носом. Дым стелился сизой пеленой под потолком.

Больше никого. Только бандиты и их раненый товарищ.

Разочарование, горькое и тяжелое, сковало горло. Алексей Николаевич надеялся увидеть там Ивана Павловича. Но… доктора здесь не было. Нужно искать дальше.

Алексей Николаевич отступил на шаг и… в этот момент что-то холодное, твердое уперлось ему в спину, точно между лопаток.

— Ни с места, — прозвучал за его спиной тихий, спокойный и до жути знакомый голос. — Руки отвести в стороны. Пальцами по стене. Медленно.

Черт! Алексей Николаевич поднял руки вверх. Вот так попал! Засада? Видимо да. И как смог просмотреть ее? Стареет… Впрочем, до старости похоже уже не дожить.

— А ну обернись. Медленно, — скомандовал голос.

Алексей Николаевич повиновался. Медленно развернулся и… едва не закричал от радости.

Перед ним стоял Иван Павлович.

* * *

— Иван Павлович…

— Алексей Николаевич… вернулся! С фронта!

— Живой… — только и смог выдохнуть Гробовский, вдруг задохнувшись от переизбытка чувств и эмоций.

— Живой, — кивнул доктор, и широко улыбнулся. Потом опустил оружие и они обнялись, крепко, до хруста костей.

— А ты меня что ли ищешь тут, в дебрях таких? — шепнул Иван Павлович.

— Ищу! Только я и ищу! Мне как сказали, когда я вернулся… так я места не нахожу себе. Знаю, даже чувствую, что не пропал ты! Что… живой!

Иван Павлович жестом показал, чтобы Гробовский не шумел. Потом кивнул на дверь избы.

— Тихо, — губами, почти беззвучно, произнес Иван Павлович. — Спят пока. Но как проснутся…

— Как ты… — начал Гробовский, но Иван Павлович резко мотнул головой.

— Потом. Все потом. Слушай. Их тут двое, да. Но это только здесь. — Он кивком указал вглубь острова, в сторону, противоположную гати. — Там, чуть поодаль, еще одна избушка есть. Больше. Их там человек десять, не меньше. Все спят, с вечернего пьянства. Если эти двое поднимут шум — поднимется весь лагерь. Нас тут в болоте и утопят, как щенков.

Гробовский сжал кулаки, потянулся к нагану.

— Сейчас, пока спят. Я войду, и прикончу их. Собственными руками!

— Нет! — замотал головой доктор. — Один скрип половицы, один стон — и все. Они как стая. Поднимутся вмиг. Окружат со всех сторон. А тут даже толком укрыться негде. Нам не справиться. Нам нужно уходить. Сейчас. Потом с ними разберемся.

Он посмотрел на Гробовского. Тот медлил.

— У меня есть наган. И еще ружье… Мы их…

— Я еле вырвался. Они меня последние дни не стерегли — думали, я никуда не денусь из этой трясины. Я два дня ждал момента… — Он оборвал себя, снова прислушиваясь. Из избы донесся громкий храп, и оба замерли.

— Видишь? — прошептал Иван Павлович. — Они лучше ориентируются в этой местности. Начнут стрельбу — точно кого-то из нас ранят. Лучше уйдем бесшумно. Сейчас.

Гробовский нехотя кивнул. Каждая клетка его тела рвалась в бой, мстить за друга, но холодный расчет брал верх. Десять вооруженных и озлобленных бандитов против двух уставших, изможденных людей — это не бой, это самоубийство.

— По гати? — так же тихо спросил он.

Иван Павлович отрицательно покачал головой.

— Они ее сторожат. Я нашел другой путь — услышал из обрывков разговоров. Дальше, опаснее, но… — он горько усмехнулся, — не такой смертельный, как встреча с ними. Идем.

Он сделал знак рукой и, не оглядываясь, двинулся вдоль стены избы, затем резко свернул в чащу, к самой кромке болота. Здесь, среди кочек и чахлых кустов, почти не было видно тропы, но Иван Павлович шел уверенно, словно протоптал ее сам за эти дни.

Гробовский последовал за ним.

Они углубились в белесую пелену тумана, которая тут же поглотила их. Избушка исчезла из виду. Остался только влажный, холодный сумрак, хлюпанье воды под ногами и призрачная фигура доктора, ведущего его к спасению.

Они шли молча, напрягая слух. Каждый шорох, каждый всплеск заставлял оборачиваться. Но сзади было тихо. Лагерь еще спал. Не разговаривали, хотя Алексею Николаевичу и хотелось расспросить обо всем, что случилось. Иван Павлович шел впереди, его фигура то появлялась, то растворялась в клубящемся тумане.

Доктор замер, резко подняв руку. Гробовский тут же остановился, затаив дыхание.

Тишина.

И потом — отдаленный, искаженный влажным воздухом звук. Грубый, хриплый кашель. Потом другой. Голоса. Неразборчивый, сонный ропот.

Иван Павлович обернулся.

— Заметили!

Гробовский тут же выхватил наган, но… куда стрелять? Сплошное молоко, ничего не разглядеть. Бить на голоса? Так себе затея, только патроны потратишь зря.

Они рванули вперед, уже не стараясь идти тихо, шлепая по воде, спотыкаясь о кочки.

— Эй! Стой! Держи их! — раздался сзади, совсем близко пронзительный злой крик:

Щелчок затвора. Оглушительный выстрел, гулко раскатившийся по болоту. Пуля с противным визгом врезалась в воду в метре от Гробовского, подняв фонтан брызг.

— Бежим! — закричал Иван Павлович, уже не скрываясь.

Беспорядочно загрохотали выстрелы, то слева, то справа. Алексей Николаевич дал пару ответных залпов, но не попал.

Помчали прочь.

— Сюда!

Гробовский не успел ответить — вдруг почувствовал, как нога провалилась во что-то холодное, мягкое, податливое. Алексей Николаевич по инерции сделал еще шаг, пытаясь сохранить равновесие, и его вторая нога погрузилась во что-то вязкое по колено.

— Черт!

Он рванул ногу, но ее будто схватила железная рука. Вместо того чтобы выскользнуть, правая нога погрузилась еще глубже. Ледяная жижа заполнила сапог, сжав голень мертвой хваткой.

— Иван! — хрипло крикнул он, пытаясь вырваться.

Доктор обернулся и застыл в ужасе. Гробовский был по пояс в черной, пузырящейся жиже. Трясина. Она тихо, неумолимо засасывала его, издавая тихое, жуткое чавканье.

— Держись! — закричал доктор, отчаянно оглядываясь вокруг в поисках палки, ветки, чего угодно.

Выстрелы становились все ближе. В тумане уже угадывались неясные, бегущие тени. Злобные крики приближались.

— Брось меня! Уходи! — просипел Гробовский, чувствуя, как холод поднимается к груди. Каждое движение утягивало его глубже. — Спасайся!

— Молчи! — рявкнул Иван Павлович.

Он нашел длинную, корявую жердину и, растянувшись на кочке, попытался протянуть ее Гробовскому.

— Хватай!

Алексей Николаевич передал доктору наган, сам из последних сил ухватился за скользкое дерево. Иван Павлович уперся ногами и потянул. Мышцы на его руках вздулись от напряжения. Трясина с невероятной силой держала его и не желала отпускать свою добычу, чавкая и пуская зловонные пузыри.

В это мгновение из тумана, метрах в двадцати, вынырнула первая фигура бандита с поднятым ружьем.

— Ага! Вот они! — заорал он, целясь.

Выбора не было. Иван Павлович бросил жердь и вскинул наган. Грохот выстрела оглушил Гробовского. Бандит с криком рухнул в воду.

Но это был только первый. Следом из тумана появился еще бандит. Так и сидя в болоте, Алексей Николаевич, скосил и его.

Иван Павлович помог выбраться другу, и вдвоем они отошли к единственному укрытию — к реке.

Там их ждала лодка. Чертыхаясь и ругаясь, они оттолкнули ее от берега, запрыгнули внутрь. Лодка заскрипела, закачалась, поплыла.

Весь в болотной жиже, Гробовский схватил весла и принялся грести.

Они плыли молча несколько минут, приходя в себя. Только когда их лодка отошла на достаточное расстояние от берега, Гробовский позволил себе перевести дыхание.

— Алексей Николаевич! — счастливый, произнес доктор. — Как же рад тебя видеть!

— А как я рад тебя видеть! Не томи, рассказывай. Что случилось? Анюта Пронина видела, как вы с Рябининым дрались, а потом с обрыва упали… Того негодяя на берегу мертвым нашли, а вот тебя не обнаружили.

Иван Павлович закрыл глаза, словно отгоняя тяжелое воспоминание.

— Все верно. Прошел я до кладбища того злосчастного. Приметили там подозрительного человека. А это Рябинин. Представляешь — монеты мыл золотые, и это после всего, что он в селе натворил! В общем, драка завязалась. Мы упали… Рябинин ударился головой о камень на мелководье. Я видел, как он замер… — он сделал паузу. — А меня подхватило течение. Холод… ноябрьская вода… Она обжигала, как огонь. Я пытался грести, но сил не было. Удар о бревно… и все поплыло.

Он умолк, глядя на бегущую мимо воду.

— Очнулся я уже в лодке. Двое мужиков вытащили меня, как полено, полумертвого. Один из них… — Иван Павлович горько усмехнулся, — один из них оказался тем самым парнем, которого я когда-то лечил в Зарном. Федькой зовут. Узнал меня. Не знаю, то ли совесть заговорила, то ли расчет… но они не дали мне утонуть и не добили.

— Привезли в ту избушку? — уточнил Гробовский.

— Нет. Сначала в другое место, пониже по течению. Потом, когда я немного отошел, переправили на тот остров. Оказалось, я им… нужен. У них постоянно кто-то раненый. То при перестрелке с милицией, то свои между собой порешали, то просто в пьяной драке. Пулевые, ножевые… Гангрена, сепсис. Я был для них как дар с небес. Свой, бесплатный врач.

Он посмотрел на свои руки, словно впервые видя их.

— Они меня не стерегли как пленника. Стеречь было нечего. Куда я денусь с этого болота? Без лодки, без провианта? Да и здоровье у самого было никакое — после купания в ноябрьской реке едва воспаление легких не подхватил, три дня с температурой под сорок провалялся. Они дали мне понять: делаешь свое дело — живешь. Попытаешься сбежать — умрешь мучительной смертью где-нибудь в трясине. И я делал. Я оперировал, перевязывал, вытаскивал их с того света. Чтобы самому остаться в живых. Чтобы дождаться своего шанса. Попутно думал как сбежать, любую информацию ловил, сопоставлял, пытался понять где нахожусь. И вот решил сегодня ночью бежать.

Когда они все напились вчера вечером, я понял — это он, мой шанс. Прихватил ружье, правда без патронов и… пошел. Едва вышел, а тут ты…

— Пришел спасать тебя! — улыбнулся Гробовский.

Алексей Николаевич не сдержался, вновь обнял друга.

— Ну ладно, будет тебе!

Лодка, скрипя, ткнулась носом в илистый берег. Гробовский первым выпрыгнул на сушу и, повернувшись, протянул руку Ивану Павловичу. Тот выбрался медленнее, его ноги подкашивались от слабости. Он стоял, пошатываясь, и вдруг его взгляд, привыкший за недели плена к полутьме избы, зацепился за что-то на воде.

— Алексей Николаевич… — его голос прозвучал напряженно. — Смотри.

Гробовский обернулся. Вниз по течению, едва различимая в утренней дымке, двигалась вторая лодка. В ней сидело несколько человек. Даже на таком расстоянии было видно, что это не рыбаки.

— Погоня, — хрипло констатировал Иван Павлович.

Но вместо того чтобы паниковать, Гробовский лишь усмехнулся. Усмешка была широкой, почти радостной, и в ней не было ни капли страха.

— Нашли все-таки… — произнес доктор.

— Нашли, говоришь? — Алексей Николаевич скинул с плеч промокший вещмешок и с силой швырнул его на землю. — Отлично. А я уж думал, зря патроны берег. Ничего, сейчас мы устроим им теплый прием!

Он быстрым, уверенным движением вскинул «Зауэр», прицелился в приближающуюся лодку.

— Алексей, их же там четверо! Ты один! Они расстреляют нас!

— Четверо — это не десять, — Гробовский не отрывал взгляда от прицела. Его палец лежал на спусковом крючке. — К тому же у нас преимущество — они на реке как на ладони. Спокойной ночи, господа хорошие…

Раздался оглушительный выстрел. Тяжелая волчья дробь ударила в воду в метре от борта лодки, подняв высокий фонтан брызг.

— Ах, черт! Руки дрожат от холода! — выругался Гробовский.

И вновь дал залп, на этот раз прицельней.

В лодке началась паника. Фигуры засуетились, одна из них подняла ружье, но выстрел получился неуверенным и неточным.

Гробовский тем временем уже перезаряжал ружье.

— Иван Павлович, не стой столбом! — крикнул он, не отрываясь от прицела. — Ложись за это бревно! Вот, держи наган. У тебя точный глаз, бей гадов!

Иван Павлович, обессиленный, послушно повалился за огромный, вывороченный с корнем ствол дерева.

Лодка, тем временем, набирала скорость, пытаясь быстрее добраться до берега. Очередной выстрел с нее просвистел где-то над головой Гробовского.

Тот ответил мгновенно. Пуля со звоном ударила в весло ближайшего гребца, разнеся его в щепки. Тот с криком отпрянул, лодка резко качнулась.

Еще один выстрел. На этот раз пуля срикошетила от железной скобы на носу лодки с противным визгом. Эффект был оглушительным. Бандиты явно не ожидали такого яростного и меткого сопротивления. Они начали грести назад, к середине реки, пытаясь выйти из-под обстрела.

— Куда же вы, гости дорогие? — насмешливо крикнул им вдогонку Гробовский и дал еще один выстрел, уже просто для острастки.

Через минуту лодка с погоней уже была далеко и быстро удалялась вниз по течению.

Гробовский опустил ружье, удовлетворенно хмыкнул.

— Ну вот и весь теплый прием. Не очень-то им понравился, видать.

Он подошел к бревну, за которым лежал Иван Павлович, и протянул ему руку.

— Еще вернуться, — ответил Иван Палыч. — Эти точно вернуться. Да с подкреплением.

— Будем рады встретить! — холодно ответил Гробовский, перезаряжая ружье.

Загрузка...