Предрассветный туман, белесый и влажный, стелился по реке, пропитывая одежду до нитки холодной сыростью. Иван Палыч, сидя на корме одной из двух лодок, кутался в поношенное драповое пальто и вглядывался вдаль. Нехорошие воспоминания посещали его сейчас — как он упал тогда с обрыва в реку, как понесла его бурная Темнушка… Но назад пути не было. Ни тогда, ни сейчас.
Всё началось вчера под вечер, когда в больницу, шмыгая носом и беспрестанно чихая, завалился сам начальник уездной милиции.
— Виктор Степаныч, — удивился доктор, — Вы на себя не похожи! Весь расклеился. Заболели?
— Простудился, Иван Палыч, — сиплым голосом ответил Красников и чихнул с таким размахом, что, казалось, снесет со стола склянки. — Погода такая, дрянная. Помоги, дай чего-нибудь, а? Голова раскалывается, в горле першит… Завтра дело важное, а я — как вареный.
Пока доктор осмотрел пациента и принялся готовить микстуру.
— Подожди, сейчас все сделаю, — сказал Иван Павлович. — Есть у меня один рецептик, еще со студенчества, на ноги живо поднимает.
Красников присел на табурет и начал нервно постукивать пальцами по колену.
— А что за дело? Какое важное? — деловито спросил Иван Палыч, растирая в ступке аспирин. И догадался: — Не банду ли Хорунжего, чай, брать собрались?
Милиционер так и подпрыгнул на месте, уставившись на доктора вытаращенными глазами.
— Ты откуда знаешь⁈ Это же секретнейшая операция!
Доктор многозначительно постучал пальцем по собственному виску.
— Догадался, Виктор Степаныч. У вас на лице всё написано. И готовитесь вы слишком уж заметно. Трое милиционеров в селе — уже событие. А уж когда они начинают у Пронина лодки просить, да еще и на рассвете… Куда же вы на лодках-то, коли банда в лесу? Значит, не в лесу. Значит, на островах.
Красников тряхнул головой.
— Да ты колдун, Петров! Червям не скажешь, а ты всё ведаешь!
— Не колдун, а наблюдатель. Профессия такая, — усмехнулся Иван Палыч, протягивая склянку с мутной жидкостью. — На вот, выпей, легче станет.
— Фу, горько… — поморщился он, с трудом сглатывая.
— Лекарство, а не малиновое варенье. Но точно поможет.
— Профессия говоришь такая? — произнес Красников, возвращая склянку. — Да разве доктору нужна наблюдательность?
— Ну как же! Наблюдательность, Виктор Степаныч, штука полезная не только для сыскарей. Для врача — и подавно.
— Ну скажешь тоже! — усмехнулся тот. — Ты же пульсы щупаешь, горло смотришь… Какая тут наблюдательность? Есть симптомы — вот лечи их. Все по книжечкам.
Иван Палыч облокотился о стол и внимательно посмотрел на милиционера.
— А вот смотри. Зашёл ты ко мне. Садиться стал — правую ногу чуть придерживаешь, значит, старый вывих щиколотки беспокоит, особенно на сырость. На походку уже не сказывается, но когда сгибаешь, чтобы сесть невольно поджимаешь. Значит лет пять назад получил травму. Есть такое?
Красников разинул рот.
— Есть такое! Точно, пять лет назад было!
— Вот видишь. Ты ничего не сказал, а я все увидел.
— Ну голова!
— Вот поэтому, Виктор Степаныч, возьми меня с собой, на задержание банды Хорунжего.
Красников тут же переменился в лице.
— Это еще зачем⁈
— Потому что лишние руки только в помощь будут. К тому же…
— Не положено! Что ты такое вообще говоришь? — оборвал его Красников. — Ты же доктор… А вдруг чего случиться с тобой? Нельзя докторами вот так просто раскидываться направо и налево.
— Виктор Степаныч, я единственный путь туда знаю. И знаю, как без лишнего шума пройти. Берите меня с собой. Покажу, где сидят. А там уж ваше дело — брать. У тому же опыт у меня имеется — ну разве забыл как Сильвестра ловили?
Красников тяжко вздохнул, его плечи обмякли.
— Ладно… — сдавленно выдохнул он. — Только, чур… Сзади идешь! И слушаешься меня беспрекословно! Услышишь команду «ложись» — падай, не раздумывая! Не хватало мне еще доктора раненного.
— Договорились, — кивнул Иван Палыч, и в его глазах мелькнула знакомая авантюрная искорка.
Теперь, сидя в лодке, Иван Палыч снова перебирал в уме этот разговор. Он не просто так напросился сюда. Во-первых, он и в самом деле был очень полезен в поимке преступника — знал лично все их тропы. Во-вторых, хотелось разобраться с этим Хорунжим. Пусть ответит за все. В том числе и за его плен.
Сзади доктора, сгорбившись, сидели двое милиционеров — молодой парень с испуганными глазами и более опытный, коренастый, с бесстрастным лицом. Вторая лодка, с Красниковым и третьим бойцом, шла впереди по мутной, затянутой туманом воде. Гребли тихо, стараясь, чтобы весла не стучали о деревянные борта. Было слышно лишь плеск воды и натужное дыхание людей.
Впереди из тумана начал проступать темный, поросший чахлым сосняком берег.
Красников сзади тихо свистнул, показывая рукой на узкую, скрытую завалом из плавника протоку.
— Сюда? — едва слышно спросил он.
Иван Палыч кивнул. Самое страшное начиналось сейчас.
Лодки бесшумно уткнулись в вязкий берег болотистого мыса. Иван Палыч первым ступил на зыбкую почву, и ноги с противным чавканьем ушли по щиколотку в черную торфяную жижу. Холодный ужас, знакомый и липкий, сковал его на мгновение.
— Тихо, не шуметь! Тут звуки очень далеко слышно, — обернулся он к милиционерам. — Дальше — только по одному. По цепочке.
Красников кивнул и жестом передал приказ своим ребятам. Вытащили из лодок винтовки, двинулись вглубь острова. Доктор шел впереди, выбирая путь с неестественной для горожанина уверенностью. Он помнил каждую кочку, каждое кривое дерево, служившее вехой. Память тела, обостренная страхом, оказалась надежнее любой карты.
И вновь нахлынули воспоминания — как его, почти мертвого, волокли подобно мешку, особо не заботясь о том, что ветки хлещут его по лицу, а камни сдирают кожу.
Шли медленно, продираясь сквозь чахлый, влажный кустарник, обходя зыбучие топи, с которых пузырями выходил болотный газ. Воздух был тяжелым и сладковато-гнилостным. Спустя полчаса из предрассветного мрака и тумана начал проступать знакомый силуэт. Невысокая, покосившаяся избушка-зимовье, сложенная из почерневших от времени бревен. Иван Палыч замер, сжимая кулаки. Сердце заколотилось где-то в горле.
Именно здесь. В этой самой хижине.
В единственном закопченном окошке теплился тусклый, желтый свет. Не огонек лучины, а ровный свет керосиновой лампы или даже карбидки. Значит, кто-то есть.
Иван Павлович резко поднял руку, подавая знак остановиться. Милиционеры замерли как вкопанные. Красников подошел ближе.
— Там… кто-то есть, — прошептал Иван Павлович, припав к уху Красникова.
Тот напрягся, всматриваясь в светящуюся точку.
— Хорунжий? — одними губами прошептал тот.
— Не знаю. Может, он. А может, его люди. Сторож.
— Окружить можно избу? Говорил же — знаешь все ходы.
— С трех сторон подходить бесполезно — там чистое болото, они наверняка выставили «колокольчики» — растяжки с пустыми банками. А вот сзади, со стороны старого лаза… Там подвал завалился, и есть лаз между бревнами. Можно подобраться вплотную и послушать. А там видно будет.
Красников кивнул.
— Веди.
Крадучись, словно тени, они обошли хижину широкой дугой. Иван Палыч повел их по едва заметной тропке, петлявшей между замшелых валунов и буреломов. Наконец, они оказались у задней стены избушки, почти полностью скрытой разросшимся ежевичником. Доктор показал на черную прорубь в основании сруба — вход в полузасыпанный подклет.
— Здесь.
Один за другим, они, как змеи, вползли в холодную, пахнущую сыростью и плесенью земляную яму. Отсюда, через щели в полу и выпавшее бревно, доносились приглушенные голоса из избы. Иван Палыч прильнул к самой широкой щели, затаив дыхание.
Сердце его бешено заколотилось. Он снова был здесь, в этом аду, но теперь не в роли жертвы, а охотником. И от этой мысли по спине пробежал холодок, в котором смешались страх и странное, щемящее предвкушение.
— Кажется, трое, — прошептал Красников, прислушиваясь.
Прильнув к щели, Иван Палыч ясно услышал мужской голос — хриплый, прокуренный:
— … значит, завтра к вечеру будем на месте. Там нас и ждут.
Второй, более молодой, недовольно буркнул:
— У шавки этой Красникова рыло разболелось, он с визитом к лекарю ходил. Как бы тот чего не наболтал… С доктором тоже решать нужно скорее…
В тот же миг где-то снаружи, у передней стены, громко хрустнула ветка. Один из милиционеров, оставленный Красниковым в засаде, не удержался и, видимо, попытался сменить позицию.
В избушке мгновенно воцарилась мертвая тишина. Потом раздался резкий, отрывистый окрик:
— Кто здесь⁈
Красников, не выдержав, рванулся вперед, к заваленному входу в подклет.
— Врывайся! За мной! — скомандовал он своим, забыв о любой конспирации.
Но было уже поздно.
Изнутри хижины грохнул первый выстрел, затем второй. Пули с визгом впились в бревна над их головами, осыпая их трухой. Ответные залпы милиционеров прозвучали почти одновременно. Завязалась беспорядочная, яростная перестрелка.
— Окружить! Не дать уйти! — кричал Красников, пытаясь выбраться из-под прикрытия.
Иван Палыч увидел, как из двери избушки, низко пригнувшись, выскочили две тени и, отстреливаясь, бросились в сторону глухого участка леса. Один из милиционеров, молодой парень, рванул за ними, но споткнулся о корягу и на мгновение замер, выпрямившись. Раздался еще один выстрел. Парень вскрикнул, схватился за плечо и рухнул на землю.
— Ранен! — закричал кто-то. — Сашка ранен!
Это на секунду парализовало остальных. Этой секунды бандитам хватило. Они, словно черти, растворились в предрассветном тумане и густом подлеске, оставив после себя лишь облако порохового дыма и гулкое эхо выстрелов.
Перестрелка стихла так же внезапно, как и началась. Воцарилась звенящая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием милиционеров и сдавленными стонами раненого Сашки.
Красников, с искаженным от ярости и бессилия лицом, вылез из укрытия и пнул бревно.
— Черт!
Иван Палыч, не говоря ни слова, уже полз к раненому. Пуля, судя по всему, прошла навылет, раздробив ключицу. Кровь обильно сочилась сквозь пробитую гимнастерку. Быстро перевязав того, поднялся.
— Ну? — сдавленно спросил Красников, подходя. Его лицо было бледным от злости и напряжения.
— Бандиты знали, что мы придем, — констатировал Иван Палыч, вытирая окровавленные руки о тряпку.
— Знали? — Красников изумленно уставился на доктора. — С чего ты так решил?
— Вы, Виктор Степаныч, вчера ходили ко мне в больницу. Все Зарное видело, как вы, чихая и кашляя, шли по улице. Для любого наблюдательного человека — а у бандитов свои глаза в селе есть — ваш визит к доктору не остался не замеченным. Они не дураки. Сложили два и два: готовящаяся облава и начальник милиции, лично выходящий на связь с единственным человеком, который знает дорогу к их логову.
Красников ругнулся сквозь зубы.
— Значит, они нас просто… выманили? Как кур на убой? Чтобы положить нас тут?
— Похоже на то, — кивнул Иван Палыч. Он окинул взглядом поляну, залитую теперь серым светом наступающего утра. — Только вот бой не стали принимать бой. Просто сделали несколько выстрелов для острастки и растворились. Видимо все же не стали рисковать. Странно.
В этот момент из хижины вышел коренастый милиционер. В руках он держал огарок свечи и несколько смятых, испачканных грязью бумаг.
— Товарищ начальник, внутри пусто. Ничего, кроме этого.
Красников схватил листки. Это была грубо нарисованная карта местности с пометками.
— Черт! И в самом деле ждали. Даже вон план нарисовали, откуда нас ждать. А Хорунжий?
— Хорунжия тут не было. Зачем ему тут быть, в этой бойне? Только я одного не пойму — почему бандиты ушли, если ждали нас?
Иван Павлович принялся ходить по округе, присматриваясь.
— Что вы там ищите?
— Ответы.
— Какие еще ответы.
— А вот эти, — Иван Палыч подошел к самому краю поляны, к старой, полузасохшей сосне, и указал на землю у ее корней. — Смотрите.
Красников нахмурился, подошел ближе. В сером утреннем свете было видно, что мох и прошлогодняя хвоя здесь были сильно примяты. Но не беспорядочно, а тремя четкими, глубокими вмятинами, образующими треугольник.
— Это что? След от походного таганка?
— Нет, — Иван Палыч присел на корточки. — След от сошки. Пулеметной. — Он провел рукой над примятой хвоей. — Он стоял здесь, прикрывая подход к избушке с самой выгодной позиции. Видите? Отсюда простреливается вся поляна и начало тропы, по которой мы вышли.
Он поднял голову и посмотрел на Красникова.
— Его установили здесь заранее. Не в спешке, не когда уже услышали нас. Место выбрано идеально.
— Смотрите! — один из милиционеров, осматривавший опушку, резко замер и показал рукой в густые заросли папоротника чуть в стороне.
Красников и Иван Палыч подошли, готовясь к новому бою. Но то, что они увидели, заставило их замереть.
В пяти шагах от примятого мха, в оборудованной ямке, лежал пулемет «Льюис». Его ствол был направлен прямо на тропу, по которой они только что вышли. А рядом, в неестественной позе, раскинув руки, лежал человек в потрепанной шинели. Его лицо, обращенное к серому небу, было искажено гримасой боли и удивления. На нем не было ни единой раны.
— Что за черт? — прошептал Красников, озираясь в поисках засады. — Призрака что ли увидел?
Иван Палыч, не раздумывая, подошел и опустился на колени рядом с телом. Пальцы принялись выискивать пульс. Его не было. Затем доктор осторожно приоткрыл веки, осмотрел зрачки.
— Никакой борьбы, — тихо проговорил он, поднимаясь. — Ни следов насилия, ни крови. Он просто… умер. Судя по окоченению, несколько часов назад. Еще до рассвета.
— Умер? От чего? — недоверчиво спросил Красников.
Иван Палыч разжал пальцы мертвеца. В одной руке тот сжимал рукоятку пулемета, в другой — пачку дешевых, самокрученных папирос. Доктор покачал головой, его лицо было серьезным.
— Предположу, что инфаркт миокарда. Острый. Сердечный приступ. Видите позу? Характерное для такой смерти выражение лица — внезапная, кинжальная боль. Он даже крикнуть не успел. Просто рухнул здесь, на своем посту. Разгульная и нервная бандитская жизнь дали свой результат.
В воздухе повисло тяжелое молчание. Милиционеры переглядывались, не веря своему счастью.
— Значит… — медленно начал Красников, осознавая весь ужас и всю нелепость ситуации. — Значит, их план был именно таким. Один человек с пулеметом на фланге. Он должен был дать по нам длинную очередь, когда мы выйдем на поляну и сосредоточимся на штурме избушки. А те трое из дома… они были просто приманкой. Они отвлекали нас, чтобы пулеметчик мог спокойно скосить нас всех.
Он посмотрел на мертвое лицо бандита, и по его спине пробежал холодок.
— Если бы не этот сердечный приступ… — он не договорил, но все и так поняли. Они все, включая его самого и Ивана Палыча, сейчас лежали бы здесь же, простреленные навылет.
— Поэтому они и ушли, — кивнул Иван Палыч. — Они ждали команды, ждали очереди пулемета. Но ее не последовало. Они поняли, что что-то пошло не так. И решили не рисковать. Демонстративно отстрелялись и отступили. Они до сих пор не знают, что их главный козырь… просто скончался от разрыва сердца.
Красников тяжело выдохнул. Чудом выжили в ловушке, которая должна была стать для них могилой. Он с отвращением посмотрел на мертвое тело пулеметчика, этого несостоявшегося ангела смерти, спасшего их своей собственной кончиной.
— Значит, Хорунжий не просто знал о нас. Он подготовил нам настоящую мясорубку, — задумчиво прошептал он. — А мы, как слепые котята, полезли прямиком в пасть.
— Не корите себя, Виктор Степаныч, — тихо сказал Иван Палыч, всё ещё всматриваясь в чернеющий за поворотом лес, куда скрылись бандиты. — Они учли всё. Кроме одного — шаткости человеческого здоровья.
В этот момент из хижины, тяжело дыша, выскочил коренастый милиционер. В руках он сжимал не только смятые бумаги, но и небольшой, испачканный сажей клочок.
— Товарищ начальник! Вот, еще нашёл… — он протянул листок Красникову. — Это же ваш почерк?
Красников схватил бумажку. Это был обрывок служебного бланка уездной милиции. На нём, торопливым, но знакомым почерком, было нацарапано всего несколько слов: «… операция по Хорунжему. Завтра на рассвете».
Лицо начальника милиции стало абсолютно белым, белее утреннего тумана. Он медленно поднял глаза на Ивана Палыча.
— Это… это моя записка, — выдавил он. — Я вчера… перед тем как к тебе идти, набросал план… так, для себя… в участке. Он лежал у меня в ящике стола. На замке. Имею привычку делать записи, чтобы не запутаться… Как же это так… Кто…
— Крыса, — холодно ответил Иван Павлович. — Которая завелась у вас в участке.