Земский докторъ. Том 6. Тени зимы

Глава 16

Всю ночь Иван Палыч провел в задумчивости, сказав жене, что нынче дежурит в больнице, а завтра сразу поедет в город по бюрократическо-медицинским делам. Хоть и выходной, а многие учреждения работали.

Подставлять своих нельзя никоим образом, нужно было что-то срочно придумать, выкрутиться самому. Время! Тянуть время. И что-то предпринять… Что?

Итак, сегодня — укол сальмовина, завтра можно будет придумать что-то еще. Что именно? Мысли путались, ничего путного на ум не приходило.

Соберись! — скомандовал сам себе Иван Палыч. — А ну, живо! И — думай. Думай, соображай…

Его состояние заметила даже пришедшая утром Глафира:

— Ой, Иван Палыч! Вы нынче какой-то сам не свой.

Прибежали красные скауты во главе с Анюткой Прониной — нынче они по очереди помогали больнице, дежурил по двое, по трое даже и в учебные дни, а уж тем более сейчас — в воскресенье. Чистили снег, мыли полы, даже потихоньку учились делать перевязки. Даже вот, нарядили елку! Пронин, глядя на такое своеволие, хмурился, но ничего не говорил.

Слава Богу, заразных больных пока что в лечебном учреждении не было: кого-то вылечили, выписали, а кто-то отправился на погост. Увы, медицина не всесильна.

— А мы вот решили восстановить театральный кружок! — подметая пол, хвасталась Анюта. — Сами! Нам товарищ Нюра Резанович обещала помочь.

— Что ж, молодцы.

Работница ткацкой фабрики Нюра Резанович, активная и целеустремленная девушка, недавно возглавила уездный комитет комсомола и теперь вовсю создавала комсомольские ячейки в уезде, заодно опекая и «красных скаутов».

— Сами будем режиссерами, сами и пьесы выберем! — орудуя веником, продолжала Анюта. — Я вот думаю — продолжим Шекспира! Там и любовь, и интриги, интриги, интриги… А ревность какая? Ого-го! Вот, хотя бы Отелло…

Ревность… Интриги…

— Да, Анюта, Шекспир — это, конечно, хорошо.

Итак — тянуть время…

— Иван Палыч, тут к вам пациент, — заглянула в смотровую Глафира.

— Здравствуйте, доктор!

Вошел тот самый, высокий, в длинном темном пальто и надвинутом на глаза картузе. Соглядатай. Бледное незапоминающееся лицо, плохо выбритый подбородок.

— Братухе моему плохо, помирает, — нарочито громко произнес бандит. — Это, в уезде надо ехать… ДалЁко, за Ключ! У нас и подвода уже… Скажи всем!

Последнюю часть фразы соглядатай прошипел, словно старый, давно не чищеный, примус.

— Глафира, я на вызов, — надевая пальто, бросил доктор. — Анну Львовну, коли заглянет, предупреди.

На вызов, так на вызов. И что с того, что воскресенье? Врач же! Никто и внимания не обратил. Лишь Анютка Пронина проводила долгим взглядом…

У подводы, запряженной каурой лошадью, уже дожидались двое парней. Те самые, с одинаковыми лицами, в армяках и картузах.

— Садись, — приказал бледнолицый.

Один из парней взялся за вожжи:

— Н-но!

Быстро проехав проселок, свернули на ведущий в город тракт. Там, за кустами виделся черный автомобиль с закрытым пассажирским салом. Тот самый.

Возница остался с подводой, остальные вместе с доктором забрались в салон. И снова на глаза — повязка.

Зарычал мотор. Поехали, подпрыгивая на заснеженных кочках. Иван Палыч думал… Почему-то не выходила из головы Анюта, с ее Шекспиром, интригами, ревностью…

Ревность… А что, если…

Или все же с кем-то посоветоваться? Скажем, вечером зайти домой — ведь должен же он побыть и дома, с молодой женой, ведь не все же время в больнице! В конце концов, даже самые тупые бандиты должны понимать, что это выглядело бы весьма подозрительно.

Да, наверное, стоило бы все же посоветоваться. Тайно, в гостинице — с тем же Гробовским. Только вот как это сделать незаметно от соглядатаев? Иван Палыч подозревал, что, кроме этого бледнолицего, были еще и другие. У Хорунжего везде имелись свои глаза и уши.

У Хорунжего… А, собственно говоря, причем тут Хорунжий? Это ведь его непутевая любовница крутит свои дела за спиной у атамана! Тогда местных бандитских прихвостней явно используют втемную.

Как это могло помочь? Пока неизвестно, однако, нужно иметь ввиду.

Иван Палыч четко осознавал: в данном случае любовница Хорунжего и ее люди действуют скрытно от атамана и основной банды. Сами по себе. И вот именно этим и нужно было воспользоваться. Как? Думай, доктор, думай.

Между прочим, завтра последний день декабря! Воскресенье. Послезавтра Новый год, 1918-й! Гражданская война, красный и белый террор. Военный коммунизм, продразверстка, продотряды, разруха.

Хм… Что-то типа продразверстки и продотрядов было и раньше, при Керенском, при известном либерале князе Львове и даже еще при царе-батюшке. Потому как война! Все — на ее нужды.

Что касаемо разрухи, тот пока в том же Зареченске она как-то не очень чувствовалась — национализированные предприятия, хоть и не в полную силу, но работали. Вот разве что на Металлическом заводе кто-то утроил диверсию.

Въехав в город, автомобиль остановился на перекрестке. Слышно было, как кричали мальчишки-газетчики:

— Декрет о национализации банков!

— Переговоры с Германией продолжаются!

— Декрет о национализации банков!

Доктор неожиданно улыбнулся. Хороший декрет. Правильный. Финансовый капитал — самый паскудный и опасный, а финансовые олигархи вполне способны установить полный контроль над миром, устраивая пандемии и выгодные им войны.

Проехав еще минут двадцать, машина остановилась. Водитель заглушил мотор, послышался собачий лай. Какой-то пригород. Яблоневка, Депо, Разгуляйка… Судя по особняку бандитской мадам, явно не Разгуляйка и не Депо. Значит, Яблоневка. Ну да, добротных купеческих домов там хватало.

— Выходи!

Собака. Цепь. Крыльцо.

— Осторожно — порог.

Спасибо, хоть предупредили.

Сняли повязку.

Та же богато обставленная комната.

— Ну, здравствуйте, доктор, — привстав с дивана, хищно улыбнулась брюнетка.

Бледное жуток красивое лицо с тонким чертами, демонические глаза, повелительный голос… Прямо Мэри Пикфорд в роли женщины-вамп!

— День добрый… Как мне вас называть?

— Ах, да, не представилась. Варвара Платоновна. Фамилия моя, надеюсь, вам не нужна?

— Да пока нет… С вашего разрешения — вымою руки.

Иван Палыч подошел к рукомойнику. Первый нервяк его давно прошел, и доктор нынче держался спокойно-уверенно, как и подобает врачу.

— Так… ну, что, давайте осматриваться! Э… лишних я бы просил удалиться.

— Прочь пошли! — властно махнула рукой Варвара Платоновна.

Бледнолицый и молодой испарились.

Напротив дивана стояла шикарная японская ширма с Фудзиямой и цветущей сакурой.

Без всякого стеснения скинув халат, бандитская содержанка улеглась на диван.

— Опять будете во мне копаться? Или все же решились на операцию?

Все же хорошо держится. Хладнокровно, что для женщины — редкость. И — красива, красива — не отнимешь. Точеное тело… не тело, а мраморная античная статуя.

— Посмотрю ваше общее состояние, — Иван Палыч вытащил из саквояжа фонендоскоп. — Для начала — послушаем… Так… так… Руки поднимите… ага… Что-то ваши глаза мне не нравятся…

— А с глазами-то что не так?

— Слезятся… Ладно! Займемся укреплением вашего состояния. Сами понимаете, без этого на операцию — никак.

— Что ж. Надо, так надо! Однако, имейте в виду…

Приготовив ватку и спирт, Иван Палыч отломил кусочек ампулы сальмовина и набрал препарат в шприц:

— Ну, что Варвара Платоновна, поворачивайтесь!

— Что?

— Ягодицы, говорю, подставляйте!

Сделав укол, доктор положил шприц на стол.

— Что, одеваться-то можно?

— Можно! Сейчас вы уснете… и постарайтесь поспать подольше. А я завтра приеду, посмотрю.

— Э, нет, доктор! — накинув халат, женщина сверкнула глазами. — Шалишь! Так не пойдет. На глазах будешь. И на все про все тебе — три дня! А дальше — хоть сдохну. Но и тебе и твоей Анне Львовне — не жить. Семен!

На зов тут же явился щуплый узколицый брюнет лет сорока с породистым, с горбинкою, носом и небольшим усиками. Наверное, этот именно его видели тогда в трактире, с парнями и здоровяком. Андрюшка определил его за главного.

Организатор убийства милиционера…

— Семен… Делай, как договаривались. А я пока отдохну… Да! Через пару часов разбуди.

— Идем.

Глянув на доктора, Семен повелительно кивнул на дверь, ведущую с соседнюю комнату, гостиную или обеденную залу, обставленную в стиле «цыганский шик» — богато и чтоб в глаза бросалось. Украшенная мишурою рождественская елка. Большой, со слониками на подлокотнике, диван, обитый темно-голубым бархатом, большой овальный стол, разномастные, обитые шелком, стулья, яркие обои, картины в золоченых рамах — все больше натюрморты, в углу — бюро в стиле модерн, совершено не гармонирующее со всей остальной мебелью. Рядом — стул, на откинутой крышке — чернильный прибор и листы бумаги. Похоже, все было приготовлено заранее. За большим столом сидели двое уже знакомых Ивану Палычу людей — бледнолицый соглядатай и молодой парень — и лениво перекидывались в карты, кажется, в «буру». На вошедших они особого внимания не обратили.

Семен кивнул на бюро:

— Садись, доктор — пиши.

Усевшись на стул, Иван Палыч окунул перо в чернильницу…

— Пиши так… Я в Колядове. Тяжелый случай. Вернусь дня через три. Написал? Распишись теперь…

— А что же, я не…

— Здесь останешься! На все три дня, — жестко отозвался бандит.

А вот это был неожиданный поворот! Иван Палыч все же рассчитывал вернуться сегодня в Зарное, тем более, что и бандиты вчера про это говорили. Видать, переиграли… Почему? Решили еще больше подстраховаться? Скверно… Теперь возможность маневра была сильно ограничена не только временем, но и пространством. Скверно!

— А вот те — король!

— А мы — тузика!

— А ну, цыц! — Семен махнул рукою на игроков. — Хозяйка почивать изволит.

Хозяйка… ну-ну…

— Вот доктор, располагайся, — кинув на диван, ухмыльнулся бандит. — Хочешь — спи, хочешь — газеты читай, но ходу тебе отсюда нету! Только, когда хозяйка изволит позвать. Ну, а в уборную коли, скажешь — проводят.

Иван Палыч послушно сел на диван и вытянул ноги. Скосив глаза, глянул за окно — плечистый здоровяк со светлой бородкою ловко колол дровишки. Похоже, это именно он и убил Ефремова — задушил подушкой. Вообще, мужик видный, сильный — настоящий самец! Вот хозяйка и не устояла…

Что еще во дворе? Высокий забор, ворота, цепной пес, баня, кажется… дальше не видно. Вообще, сколько здесь бандитов, не считая самой хозяйки? Картежники, здоровяк, Семен — четверо. Еще тот молодой парень с подводой… и шофер. Ни того, ни другого пока что не видно. Но, дом большой, купеческий, по крайней мере, имеется еще пара таких комнат…

Так… пусть пока — шестеро. Шестеро посвященных. Или, в тайну хозяйки посвящены вовсе не все? Доктора привезли — ну, так приболела, вот и привезли. Мало ли, простудилась. Шофер, скорее всего, о предстоящем аборте не знает, да и парни с бледнолицым — тоже. Им приказали — он исполнили. А вот Семен… и тот дровосек-убийца…

С другой стороны — а если догадаются про аборт, да донесут Хорунжему? Варвара Платоновна на дуру отнюдь не похожа, не станет она возле себя случайных людей держать. Нет, не станет… На коротком поводке они у нее, вот что! И ее боятся, и самого Хорунжего… Ох, если тот узнает — им точно крышка! Тогда чего же не разбегутся? Что их здесь может держать? Личная преданность хозяйке? Ну, это, скорее — здоровяк и, быть может, Семен. Что остальные? На простом шантаже далеко не уедешь… Должно быть что-то еще… Что? Деньги? Очень может быть. А еще — ненависть к атаману, желание поквитаться. Чем-то он их всех обидел. Все ж парень крутой, вон, как на болотах с проштрафившимися соратниками расправлялся! Таких боятся, но не любят, лишь до поры до времени терпят. Пока удача есть.

Итак… эти все — между хозяином и хозяйкой, как между Сциллой и Харибдой! И ту боятся, и того… Но, Варвара им явно что-то обещала. А Хорунжий? Вряд ли они к нему сейчас — со всем уважением и любовью.

Так… теперь немого о другом подумать-порассуждать. Тайный аборт на дому. Интересно, атаман про это гнездышко знает? Да не может не знать! Наверняка, сам денежки на все это и давал. Однако, тем не менее…

Три дня. Три дня… Значит, они точно знают, что в течение трех дней Хорунжий здесь точно не объявиться. Как видно, в Зареченске его сейчас нет! В отъезде. На тех же болотах, в Москве — да где угодно.

А как Варвара Платоновна собирается обставляться? Что любимому другу говорить? Да просто! Приболела, доктора вызвала… вылечилась, но еще слаба. Эти все подтвердят. А доктор… Доктор к тому времени уже ничего никому не расскажет.

Так! Этих надо нейтрализовать — однозначно. Все угрозы, вся опасность сейчас исходят вовсе не от Хорунжего, а именно от роковой красотки Варвары Платоновны и от ее людей. Не столь уж и многочисленных. То, что они болтали о тотальной слежке в Зарном — блеф. Да, там, несомненно, есть люди Хорунжего, но использовать их любвеобильная мадам может только втемную. Та-ак…

А что, если бы атаман нагрянул бы завтра с утра? Или прямо сегодня? Хм… Тогда б, Иван Палыч, тебя бы сразу бы и грохнули, без вопросов! Но, если нейтрализовать хозяйку… и Семена… Остальные ни Спинозу ни Марка Аврелия не напоминали.

— Доктор! — в комнату заглянул Семен. — Хозяйка зовет. Живо.

Вскочив с дивана, Иван Палыч тут же отправился в спальню.

— Доктор, что-то мне хреново… — роковая красотка хотя и старалась держать себя в руках, но дрожащий голос выдавал ее с головой. Боялась!

Ну, все правильно: бледность, дрожь, потливость, замедление пульса.

— Ощущение холода есть? Спазмы внизу живота?

— Все так, да! А что это?

Иван Палыч на секунду задумался — как бы мадам вообще не решила, что все кончено. Такое тоже вполне могло быть… И что тогда? Судя по всему, Варвара Платоновна — женщина весьма решительная.

— Это все нормально, — заверил доктор. — Сейчас сделаю еще один укол. К вечеру пройдет.

— И что, можно будет операцию?

— Думаю, завтра. Лучше — послезавтра.

Красотка зловеще прищурилась:

— Ну, смотри, доктор. Не обмани! Помни, что я говорила.

У Ивана Палыча, конечно же, имелось в саквояже снотворное. Он его и ввел. Пускай эта Варвара «бандитская краса» спит себе спокойно до завтра. Слишком уж умна, властна, коварна.

С ней просто — да. Но, вот как быть с остальными? Не скажешь же — в районе эпидемия, ящур! Поголовные прививки. Тут что-то другое надо придумать…

Властная красотка спокойно заснула, и доктор вновь расположился в гостиной. Со двора вернулся здоровяк — эдакий мини-Шварцнеггер, звали его Антон. Искоса глянув на доктора, присел к картежникам, поглаживая замотанную тряпицей руку.

— Возьмете в круг? — напросился к игрокам Иван Палыч. — А то скучно просто так сидеть.

Те переглянулись:

— Ишь, скучно ему. Ну, давай… А есть на что играть-то?

Доктор молча вытащил из кармана часы на серебряной цепочке — подарок одного состоятельного пациента.

— Годится! — радостно потер руки молодой.

— Только давайте сначала в «дурачка», для разминки, — Иван Палыч потер руки. — А то я давно уже не игрывал. Отвык от карт-то!

— Дак это… Привыкнуть недолго!

Хохотнув, бледнолицый принялся тасовать колоду.

Сыграли в дурака подкидного, в переводного, и даже в сложного — «черви червями, а козыри бубны».

Иван Палыч молча не сидел, все рассказывал байки…

— Вот, помнится, пришел ко мне пациент…

Дошла и до «пугалок» очередь, на которые все врачи великие мастера…

— А под повязкой-то — Боже мой! Боже мой! Еще б немного — и без руки б остался. А всего-то надо было время сделать один укол!

— Укол? — Антон вздрогнул и посмотрел на замотанную руку.

И все посмотрели.

— Вообще-то, не болит… — озадаченно протянул Антон.

Иван Палыч покачал головой:

— Я б на твоем месте не рисковал. Коли есть такая возможность.

— И у тебя такой укол…

— Имеется!

Здоровяк все же решился:

— Ну, доктор… коли!

— Отойдем, вон, к окну — там светлее… А вы пока поиграйте, мы скоро.

Без всякой жалости доктор вкатил убийце лошадиную дозу снотворного и, словно бы между прочим, вкрадчиво прошептал:

— Варвара Платоновна хотела бы видеть тебя возле себя.

— Варварушка? Да что ж ты сразу-то…

— Тсс! Как проснется. Уже б должна скоро. Иди.

— Варварушка… Да я, как пес цепной, возле ее ног буду!

Кажется, он ее по-настоящему любит, — подумал доктор. Интересно, как она его?

Здровяка-убийцу Иван Палыч выпроводил прочь специально — странно бы выглядело, если б молодой здоровый парняга ни с того, ни с сего вдруг захрапел. Еще тревожил Семен… И где этого черта носит? Куда-то ушел?

В «двадцать одно» доктор с ходу проиграл часы. Так было надо. Бандиты сразу же приосанились и подобрели — хотя бы с виду.

— Дурацкая игра, — небрежно взмахнул рукой Иван Палыч. — Не люблю я таких игр, где от самого игрока ничего не зависит! Ну, что это за игра — как карта ляжет! Вот бы в преферанс партеечку расписать. Семен ваш четвертым не будет?

— Семен? Да он к обеду токмо заявится, — любуясь выигранными часами, хмыкнул молодой.

Доктор с сожаление почмокал губами… и пошел ва-банк:

— Жа-аль… А я ведь люблю в картишки! Как-то у самого господина Хорунжего портсигар выиграл!

Бандиты переглянулись:

— У кого?

— Есть такой господин… Поговаривают, что бандит, но играет честно.

— Так ты с ним что, знаком? — быстро поинтересовался бледнолицый.

— Не только знаком, но и сегодня ночью встречусь!

— К-как это? — снова переглянулись игроки.

— Да так это! — скрестив руки на груди, Иван Палыч пожал плечами. — Сегодня в «Тройке» большая игра! Господин Хорунжий обещался обязательно быть… Собственно, он всех и позвал. Не хотелось бы пропустить… Да! Мы обедать-то будем?

— Будем, будем, — пряча выигранные часы за пазуху, рассеянно заверил молодой. — Часика в три…

— Ну, я тогда вздремну часок. К обеду разбудите!

Завалившись на диван, доктор вытянул ноги и захрапел.

— Миха… — чуть погодя, прошептал молодой. — Ведь он же не должен бы…

— Да кто его знает? — бледнолицый зло покусал губы. — Он же никому не докладывает. Возьмет и нагрянет! Хоть завтра.

— Как бы и сегодня, до игры еще, не заглянул.

— Этот может… Знаешь, Карась, я так, пожалуй, пойду! Червонцы царские, конечно, хороши… Да жизнь дороже! Еще неизвестно, какие планы хозяйка на наш с тобой счет имеет. Ты как?

— Да я бы тоже… — голос молодого звучал тревожно. — Токмо обещанных червонцев жаль. Зря мы, что ли…

— Ну, как знаешь… А я пошел!

— Постой! А Антоха?

— А что мне Антоха? Я сам себе хозяин. Спросит, так скажешь, мол, на рынок ушел — за семечками.

Хлопнула дверь… Карась еще немного посидел, подумал… и опрометью бросился за своим сотоварищем.

Залаял было, да тут же и заглох, заскулил, пес…

— Варнак! Варнакушко… На тебе сухарика, на…

Иван Палыч быстро вскочил на ноги и бросился к окну. Уходить! Бежать со всех ног, срочно! И так же срочно арестовать здесь всех… Или… Или, может быть, просто пристрелить?

Из спальни вдруг донес слабый голос хозяйки:

— Антош! Антош! Да проснись же!

Н-да… пристрелить теперь не получится. Да и не с чего!

Бежать! Срочно бежать.

Выскочив во двор, доктор стремглав бросился к калитке. Из будки, прямо ему навстречу, яростно рванул пес!