Земский докторъ. Том 6. Тени зимы

Глава 3

Нет, не такой человек Иван Палыч, чтоб вот так запросто пропасть, раствориться бесследно! Но, если он жив, тогда куда делся? Почему не вернулся домой, в Зарное? Почему, хотя бы, не дал о себе знать. Не имеет такой возможности? Опять же — почему? И вообще, как он мог спастись — начать надо с этого. Или даже поставить вопрос немного по другому — а что, если доктору кто-то помог? Помог выбраться из реки, а дальше… дальше возможны варианты.

Ворочаясь, Алексей Николаевич, наконец, выбрался из кровати, стараясь не разбудить беременную жену. Впрочем, та все равно проснулась, откинула лоскутное одеяло, улыбнулась… Только улыбка получилась тревожной:

— Алексей, ты куда?

— Да собираюсь вот, побродить, с ружьишком, — обернулся Гробовский. — Вижу, у вас «Зауэр». Штука хорошая!

— Папенькин! — понимаясь, покивала Аглая.

Алексей Николаевич обнял жену за плечи:

— Да куда ты поднялась-то с ранищу? Спи еще. Эвон, за окном — темень!

— Темень — не темень, а в деревнях у нас привыкли рано вставать, — резон возразила супруга. — Печь затопить, со скотиной управиться… О! Слышишь?

И впрямь, за тонкой перегородкой послышались приглушенные голоса. Кто-то чиркнул спичкой — зажег свечу или лампу…

— Ну-у, тебе-то пока ни с чем управляться не надо, — тихонько засмеявшись, Гробовский погладил жену по спине.

— Не-е! — супружница упрямо тряхнула головой. — Надо учебник дочитывать, выписки делать. Скоро уже и отдавать — в субботу Анна Львовна из города приедет, вот и…

— В субботу… Ну да, скоро уже, — быстро одеваясь, покивал Алексей Николаевич. — Патроны я вчера приготовил… Пороха, правда, на будущее надо бы прикупить. Что ж, пройдусь… Может, и повезет с дичью. Эх, лодку бы!

— У нас есть, да прохудилась вся. Давно не конопатили… А можно у соседей спросить — хоть у тех же Прониных. Да, тебе все равно регистрироваться надо! Степан уже заходил…

— Степан? Ну, Пронин же, да ты знаешь.

— Ну, так, не особо… Но, зайду.

Егор, младший братишка Аглаи, уже растопил печь, сестры — Анфиса и Василина, вместе с матушкой, Серафимой Петровной, споро управлялись в хлеву. Все домочадцы, с раннего детства привычные к нелегкому крестьянскому труду, занималась своим привычным делом, а вот Алексею Николаевичу никакого дела не было — и он от этого тосковал. Вот, на охоту отправился… Хотя, не только от тоски. Нужно было кое-что проверить…

Пока возились, пока завтракали овсяной, на молоке, кашей, чаевничали — в окнах уже забрезжил рассвет. Утро выдалось пасмурным, теплым, однако же, без дождя, по крайней мере — пока.

Собравшись, Гробовский перекрестился на висевшую в красном углу икону и, надев шапку, вышел на улицу. Особой набожностью Алексей Николаевич не отличался, но… дело нынче предстояло важное. И речь шла не об охоте.

Ворота у дома Прониных уже были открыты. Дети, под присмотром старшей — Анютки — выгоняли пастись коз. Пока еще зеленела травка, пока еще не ударили настоящие морозы, пока еще не выпал снег. А до того уже оставалось недолго — скоро декабрь.

Как опытный сыскарь, Гробовский был прекрасно осведомлен, что бывший путевой обходчик Степан Пронин, ныне — председатель исполкома Зарнинского сельского совета — приходил на службу ровно к восьми часам. Сельсовет пока что располагался в выморочной избе, неподалеку от гостиницы, и, откровенно говоря, было там тесновато, однако, весь штат сотрудников пока что состоял из председателя и его помощника — большерукого расторопного парня по имени Ферапонт, между прочим — первого на селе комсомольца! Уже и сейчас дел, и — особенно! — бумаг хватало с избытком, так что Степан уже подумывал выпросить в уисполкоме ставку делопроизводителя, на которую старательно присматривал подходящую кандидатуру… и даже почти нашел.

Алексей Николаевич перехватил председателя сразу на выходе со двора:

— Степан Тимофеевич!

Оглянувшись, Пронин поправил картуз:

— А, товарищ Гробовский! Рад, что нашли время… Мне бы вас как-то надо записать, а то непонятно…

— Так — вот, — вытащив из кармана свернутый вчетверо тетрадный листочек, усмехнулся сыскарь. — Пожалуйста, за-ради Бога!

— Справка, — вслух прочитал председатель. — Сим подтверждается, что тов. Гробовский А. И. является внештатным сотрудником-консультантом отдела народной милиции Зареченского уисполкома. Начальник милиции: Виктор Красников. Подпись. Печать.

Пронин ненадолго замолк, и сыщик насторожился:

— Что-то не в порядке?

— Да нет… Все в порядке. Очень даже! — сдвинув на затылок картуз, Степан широко улыбнулся и протянул руку. — Рад! Очень рад, что вы с нами. А то ведь некоторые… А, что там говорить! Да, бывает, ошибаемся. Ведь новый мир строим, новую жизнь! Школу скоро откроем. Больница — вон! Эх, жаль, Иван Палыч…

— А вы все тогда обыскали? — тут же поинтересовался Гробовский. — И на том берегу?

— Да-да, я лично на лодке парней посылал… — Пронин шмыгнул носом и закивал. — По бережкам прошлись, буквально все перерыли. Никаких следов!

Ну да, ну да, все перерыли… А записную книжку и не заметили! Сыскари, хм…

— Да течение там бурное — унесло.

— Степан Тимофеевич… Лодочка, стало быть, у вас есть? Не одолжите? Хочу вот, уточек посмотреть…

— А! То-то я и смотрю — ружье. А лодку — да, берите. Только она малость течет… ну да не так и сильно, вычерпаете. Вы пока к речке идите, а я дочку с ключом пришлю. От ребят запираем, что не перевернулись. Так-то — кому эта лодка нужна?

— Спасибо, Степан Тимофеевич! — искренне поблагодарил Гробовский.

Ноябрь нынче выдался дождливым и теплым, река не намерзала, и сейчас, по утру, отдавая тепло, исходила белесым туманом. Туман быстро редел, и когда Алексей Николаевич спустился с кручи, то и совсем исчез.

Вот и мостки. Третья с краю ройка — долбленая из цельного ствола лодочка-однодревка.

— Эгей! — позади послышался звонкий голосок.

Юркая девчушка-подросток проворно спустилась к реке:

— Алексей Николаевич, здрасьте! Папенька вам ключ передал… Ну от замка, от лодки…

Поблагодарив, Гробовский отпер замок и аккуратно положил на мостки, рядом со ржавой цепью.

— Весло вон, на дне, под сеткой. Ну, удачи вам!

— Постой-ка… — усевшись на корме, вдруг спохватился сыскарь. — Ты же — Анюта?

— Угу!

— И ты последняя видела доктора…

— Да, так, — девчушка покусала губы. — Я сразу за помощью… Жаль, не успела…

— Ничего, Анюта… Не твоя вина… Думаешь, выплыть никак не мог?

— Не-е, — Анюта помотала головой. — Разве что на лодке кто по течению подобрал… Так тогда привезли бы! А вы думаете…

— Я ничего не думаю, — взяв весло, спокойно промолвил Алексей Николаевич. — Я просто собираю факты.

Девчонка вдруг дернулась и подошла ближе:

— А… можно, я вам помогу! Ну, это… собирать факты. Вы не думайте, я не просто так… я — командир отряда красных скаутов имени Гийома Каля, вождя французских крестьян! Мы вам такие факты насоберем!

— Так, Анюта — тихо, — оглядевшись по сторонам, Гробовский приложил палец к губам. — В первую очередь — не болтай и храни все в тайне!

— Клянусь!

— А факты меня интересуют такие… В тот день, когда исчез доктор, кто-то ловил рыбу ниже по реке? Или, может, на уток охотился?

— Наши — вряд ли, — не раздумывая, отозвалась девчонка. — Там же, за старым кладбищем, карантин! Ни рыбу, ни уток нельзя — смерть, зараза! Везде таблички запретные. И мы, красные скауты, тоже за этим следим.

— Значит, если лодка и была, то — чужая, — отплывая, пробормотал сыскарь. — Зачем тогда приплывала? За рыбой? К чему такой риск: не знали о карантине?

Вопросы, вопросы… Пока что — одни вопросы. Что ж, на то они и вопросы, чтобы ответы на них искать!

Достигнув старого кладбища, Гробовский причалил к противоположному берегу. Выбравшись из лодки, встал у самой воды, напряженно чему-то прислушиваясь. Листва с берез и осин уже давно облетела, кругом уныло торчали голые прутья ольхи, а за осинами виднелась угрюмая темнота непроходимого хвойного леса.

Действительно — непроходимый. Ни тропки, ни черта… Кругом одни буреломы, овраги да прочие урочища, так что — ни пройти, ни проехать. Если бы доктор сюда выбрался — так у реки бы и упал. Однако, никаких следов — ни человеческих, ни звериных. А зверье здесь есть, вон — и утки, и кукушка… и дятел стучит-долбит. Есть птицы — есть и зверье. Кстати, об утках… Хорошо бы вернуться повыше, да в камышах пострелять… Ниже — опасно. Карантин, да и течение бурное — обратно на ройке не выгребешь. Что ж, на этом берегу искать нечего. Так… Нужно карту достать! Спросить у того же Пронина… или взять в библиотеке, Аглая сказал — Анна Львовна, когда приезжает, открывает и выдает ребятне книжки. Так легче ей…

В школу Алексей Николаевич заглянул уже после обеда. С охотою повезло — с полдюжины уток подбил, и все Аглаино семейство бросилось их ощипывать да жарить… Точнее сказать, запекать, как гуся, с яблоками, чтобы отбить сильный запах тины.

Бывшая учительница (и, увы — бывшая невеста) сидела за столом, в окружении столпившихся кругом ребятишек, красивая худенькая блондинка в строгом темном платье.

— Так, Гриша, вот тебе «Граф Монте-Кристо»!

— О! Славно!

— Девочки, вы что в прошлый раз спрашивали?

— «Полианну», Анна Львовна!

— Ну-у, такого даже в городе нет! Вот вам «Маленькая принцесса»! Тоже про любовь. Василий! Ты, вижу, книжку принес… Понравилась?

— О-очень! Мы с отцом вместе читали… по очереди. Как Квентин Дорвард и король Людовик… Анна Львовна, а больше ничего такого нет? Ну, исторического.

— Да как же нет! Вот, тот же Вальтер Скотт — «Ивангое». Про рыцарей и благородного разбойника Робин Губа! Не читал?

— Да, вроде, нет. Давайте!

Гробовский так и стоял в коридоре. Ждал, когда дети разойдутся… Наконец, Анна Львовна, уже в пальто и шляпке, закрыла дверь на замок.

— Здравствуйте, Анна Львовна!

Женщина обернулась:

— Господи, Алексей Николаевич! Слышала, слышала про вас… что вернулись. Славно! Как же славно-то! И Аглае теперь легче… А у нас вот…

— Прямо не верится, что Иван Палыч вот так… — провожая Анну, прямо сказал сыскарь.

Серые глаза вспыхнули жемчугом:

— Вы знаете, я тоже не верю! Вот чувствую… Чувствую — жив, где-то… А где? Как? Почему? Ах, что же делать?

— Ничего, поищем, — сквозь зубы протянул сыскарь.

— Я вот, грешным делом, подумала — вдруг, да его кто-то подобрал, выхаживает? — взволнованно продолжала бывшая учительница. — Даже до дальнего хутора добралась — ну, на лесной кордон. Там лесник наш, дед Степан, да внучка его, Марьяна с мужем. Муж-то, Терентьев Елисей, инвалид войны раньше в Совете председательствовал… ну в том еще, с эсерам и меньшевиками. Гладилин и сейчас ему в исполкоме должность предлагал — отказался. Марьяна в городе жить не может! Ей и в Зарном-то суетно, привыкла на хуторе, в глуши… Ну, вот мы товарища Терентьева лесничим и оформили. Дед Степан-то староват уже! А Елисей, хоть и без ноги, а фору даст любому. Да еще с такой-то женой!

— Это правильно, лес пригляда требует! — Гробовский согласно кивнул. — Так Ивана Палыча на хуторе, я так полагаю, не видели… А чужих?

— А про чужих я и не спросила… А знаете, вам надо с отцом Николаем поговорить. Он же фотограф, по всем окрестностям бродит, природу фотографирует.

— Что, до сих пор?

— Ну да, — улыбнулась Анна. — Только жалуется, что с химикатами стало трудно. Знаете, его Петраков даже хотел в милицию пригласить, хотя бы внештатно. Создать экспертно-криминалистический отдел! Ой… я посоветую Красникову!

Алексей Николаевич поспешно согнал с лица улыбку. Бедный Красников! Два с половиной царских сатрапа у него уже есть, теперь еще священника не хватало до кучи.

— Анна Львовна, душенька! Вас ли вижу? — Анну вдруг окликнул какой-то седенький старичок в теплой смушкой шапке и черном пальто старинного кроя. — Господи… а мне в уезде сказали — школа-то пуста!

— Николай Венедиктович⁈ — ахнула товарищ Мирская. — Вы что же, голубчик, снова к нам? Насовсем?

— Да вот, решил вернуться… Хватит уже, поскитался.

Анна Львовна искоса взглянула на своего спутника:

— Этот вот, Алексей Николаевич, наш бывший учитель… Вернулся!

— Вот и славно, — покивал сыскарь. — Я так полагаю — уже и можно и школу открывать?

— Ну, вот! Один класс уже и откроем. Радость, радость-то какая! Мы так искали учителей… Николай Венедиктович, миленький. Идемте же скорее ко мне! Я вас чаем напою, поболтаем…

Улыбнувшись, Алексей Николаевич вежливо приподнял шапку:

— Я с вашего позволения, откланяюсь. Анна Львовна, забыл совсем — у вас нет ли подробной карты нашей местности?

— Есть! Даже целая книжка есть. Краеведческая! Там и карты приложены.

— Я тогда завтра зайду!

Анна Львовна и новый-старый учитель скрылись за дверями деревенского «Гранд-Отеля». Немного подумав, Гробовский направился к старой церкви — поискать отца Николая да кое-что у него порасспросить. Благо, погода прогулкам весьма даже способствовала: было тепло и пасмурно, но без дождя.

Алексей Николаевич дошел до рябиновой рощицы и уже собрался свернуть на ведущую к старой церкви тропинку, как вдруг услышал какой-то сильный хлопок! Да что там хлопок — выстрел! А за ним — и еще один.

Как сходу определил бывший сыскной и бывший военный, стреляли из револьверов… а вот жахнуло и кое-что посерьезней — похоже, обрез! Судя по звуку, стреляли где-то околице… и, вроде как, у больницы.

После того случая в подъезде старика-гравера револьвер Алексей Николаевич предпочитал всегда носить с собой. Тем более, что под пальто и совсем незаметно.

Больница… Интересно, что там такое может быть? На морфин кто-то польстился? Тогда уж, скорее — на спирт…

Переложив наган в карман, Гробовский быстро зашагал к больнице.

— Алексей Николаевич! Подождите…

Позади бежали двое. Председатель сельсовета Пронин с маузером и его помощник — задумчивого вида парень по имени Ферапонт с винтовкой.

— Я вижу вы вооружены… — запыхавшись, промолвил Пронин.

Сыскарь махнул наганом:

— Быстрее! Это у больницы, кажется… Стоп! А ну-ка, давайте кусточкам… Да, помаю — грязь…

Нырнув в придорожные заросли, представители власти подобрались почти к самому забору. У ворот стоял вполне городской фаэтон с понятым верхом, запряженный парой гнедых лошадей. Сидевший на козлах бородатый мужик лет сорока безмятежно щурясь, лузгал семечки.

— Извозчик! — шепнул Пронин.

Ну да, вроде бы — так. Картуз, темный извозчичий фартук… только вот почему-то — без номера. И, рядом, под козами, что-то тускло блеснуло… Ружейный ствол? Гробовский осторожно вытянул шею… Ну, точно — обрез! Вот тебе и возница…

Внутри больницы пока что было все тихо. Зачем же тогда стреляли? Решили для начала припугнуть?

Алексей Николаевич вдруг перекрестился — Аглая ходила на работу лишь с утра и до обеда. Дальше был уже тяжело, да медицинский состав нынче имелся.

— Кто в больнице? — на всякий случай шепотом уточнил сыскарь.

— Лебедев, доктор… и с ним Роман Романыч, тоже медик, студент… — Пронин прошептал в ответ. — Санитарка еще может быть… Ну и больные. Сами что скажете?

— Залетные. Эти и за морфием могли… Шуметь нельзя! Могут заложников взять…

— Может, этого? — Степан кивнул на извозчика. — Налетим да повяжем!

— Рискованно! — мотнул головою Гробовский. — В коляске может еще кто-то быть. Однако, похоже, делать нечего… Отвлеките его!

— Чего?

— Ну, шумните малость… Тсс! Не сейчас…

Пробравшись кусочками, Гробовский выбрался на дорогу у фаэтона и, обернувшись, махнул рукой.

Кто-то (верное, Ферапонт) зарычал медведем! Умнее ничего не могли придумать… Впрочем, и это сработало. Бородач потянулся за обрезом, наклонился… И, получил рукояткой нагана по голове, мешком повалился с козел — Алексей Николаевич едва успел подхватить.

В больничке, вдруг распахнулась дверь:

— Поликарп! А ну, подмогни-ка! Да где ты там, черт?

— Похоже, зовут кучера, — опытный сыщик, Алексей Николаевич вмиг оценил обстановку. — Сидите здесь и действуйте по обстановке. А я — внутрь… Погляжу. Давно зубы не проверял, знаете ли!

Перевязав щеку носовым платком, сыскарь быстро миновал двор и нарочито громко затопал по крыльцу:

— Э-эй! Доктор! Помоги-и-и… Помоги, доктор! Зуб разболелся — мочи нету!

— Эй, чего тебе? — из смотровой вынулась наглая круглая рожа.

— Говорю же — зуб!

— Завтра приходи!

— Так зуб же!

— На нож его, Федя! — послышалось из смотровой.

В руках бандита свернуло лезвие…

Удар в челюсть! Рукоятью нагана… словно кастетом! И сразу за обмякшим телом — в смотровую. А там…

— Стоять, ни с места!

Худой волосатый парень с жиденькой дрожащей бородкой неестественно блестящими глазами, схватил за горло привязанную к стулу Глафиру и упер ей в лоб холодный ствол «браунинга». Рядом, под стулом, валялся шприц…

— Назад! Пролетку во двор, живо! — брызжа слюной, завизжал бандит. — Иначе я ее…

Пистолет в его руке дернулся.

— Хорошо! Я сейчас все устрою.

Не опуская нагана, Гробовский… спокойно нажал на спуск. Голова бандита вспыхнула кровавым взрывом, тело отбросило пулей к стене…

— Их здесь двое всего! — надо отдать должное, Глафира вовсе не потеряла самообладания. — Наши в изоляторе. Заперты.

Вытащив перочинный нож, Алексей Николаевич быстро освободил девушку и рванул к изолятору. В ручку двери просто-напросто сунули лопату для чистки снега!

Миг — и узники были выпущены на свободу!

— Не бойтесь — милиция! — на всякий случай предупредил Гробовский. — Их точно двое?

— Да! — кивнул молодой доктор.

— Ой! Ожил! Ожил! — вдруг закричала Глафира.

В коридоре мелькнула стремительная тень: валявшийся на полу парень пришел в себя и бросился к выходу.

Алексей Николаевич выстрелил ему вслед — но уже было поздно, пуля ударила в притолочину.

— Вот их оружье, — Глафира принесла «браунинг» и обрез. — Я подобрала на всякий случай.

— Молодец! — выбегая во двор, на ходу крикнул Гробовский. — Не стрелять! Не стрелять! Живьем брать гада…

Нужен был хоть один. Кто бы смог рассказать…

Петляя, как заяц, бандит бросился к пролетке… Наперерез ему вскочи Пронин с помощником.

— Стоять! Руки в гору!

Завидев двоих, парняга послушно остановился и поднял руки.

Тут и прозвучал выстрел… Впущенная из обреза пуля разворотила парню грудь. Кучер! Пришел, гадюка, в себя! Выстрелив, схватился за вожжи…

— Н-но-о!

Гнедые резко рванули с места, коляска исчезла за поворотом.

Опустив револьвер, Гробовский зло сплюнул:

— Чего уж теперь палить. Ушел, гад… Эх, в старые бы времена выперли б меня за такие дела в городовые! Ладно, надо здесь все осмотреть… И сообщить в город.

— Ферапонт! — обернулся Пронин. — Давай, рысью на телеграф! Как в больнице?

— Да, вроде б, никто не пострадал…

Осмотрев убитого, сыскарь, а следом за ним — и председатель, пошли в лечебное заведение.

Больные все были на месте и напуганными вовсе не выглядели, доктор с помощником тоже уже пришли в себя. Лишь только Глафира плакала, рыдала навзрыд — только теперь понимая, что могло быть с ней и ее сотоварищами.

— Ну, ну, девочка! — подойдя, Алексей Николаевич потрепал санитарку по волосам. — Ты вела себя очень разумно и храбро.

— У-у-у, — не успокаивалась девушка. — У-у-у…

— Может, успокоительного? — врач вытащи шприц. — Укол…

— Не надо укол, Леонид Андреевич! — перестав плакать, возразила Глафира. — Я сама упокоюсь… уже… Ой, а если б они. у-у-у…

— Так! Глафира! — Пронин понял руку. — Вообще, как тут все было-то?

— Да как… — нервно дернулся доктор (Леонид Лебедев, как тут же представил председатель). — Вошли двое, сказали кого-то приехали навестить… Тут же мне под нос — наган! Сказали — дернешься — перестреляем всех больных! Затолкали в изолятор… туда же и Романа…

— А меня заставили все из шкафов вытаскивать, — Глафира все же пришла в себя. — Вон, целый мешок набили…

— Ага, ага, поглядим… — уселся на корточки Гробовский. — А вы, господа медики, коли не затруднит — осмотрите убитых. Причину смерти ведь вам писать.

Председатель махнул рукой:

— Давайте, ребята… Ну, что тут?

— Странный набор, — усмехнулся Алексей Николаевич. — Морфина не так уж и много. Эфир, бинты, йод…

— Ничего странного, — поясняя, Глафира чуть-чуть улыбнулась. — Это все для операций, для перевязок, для дезинфекции…

— Я и говорю — странный! — сыскарь покачал головой. — Что же они, госпиталь себе решили завести?

Госпиталь…

Что-то сверкнуло в мозгу. Какая-то мысль. До конца еще не оформилась, просто мелькнула и пропала…

Тут в смотровую заглянул Лебедев. Снял окровавленные перчатки, бросил в ведро:

— У худого в груди хорошая такая рана!

— Как это — в груди? — Гробовский изумленно хлопнул глазами. — Я же ему башку разворотил!

— В груди — тоже рана, — с усмешкой пояснил Леонид. — Только залеченная. Заштопана недавно, но так что — любо-дорого посмотреть! Видать, в городе операцию делали. Тайно!