Свет и тьма

Глава 14/1

В лицо хлестнула холодная вода, следом прилетела пощёчина.

— Давай просыпайся! — окончательно заставил прийти в себя неприветливый мужской голос.

В глаза больно ударил яркий свет, направленного прямо в лицо ойра-прожектора. За ним я смог разглядеть только мужской силуэт. Но этого человека я сразу узнал по голосу, передо мной стоял никто иной, как начальник Тайной канцелярии Денский Святогор Макарович.

Я скосил глаза, почувствовал, что шею что-то сковывает. Наверняка ошейник, запирающий проклятие оборотня. Сам я сидел привязанный к массивному стулу. К стулу для допроса под пытками. Эти стулья отличались от обычных тем, что были намертво вкопанные в землю, имели множество крючков с цепями, которые не давали ни малейшего шанса на то, чтобы вырваться или попытаться его сломать. А с обратной стороны сидения прикреплён сковывающий чары артефакт.

— Ну-с, — размеренно и с приветливостью хищника протянул Святогор Макарович. — Сам начнёшь говорить или тебе помочь?

Я молчал. Просто смотрел на него, пытаясь не щуриться от яркого света.

— Ладно, значит, я первый начну, пока по-хорошему, а там посмотрим, — он приблизился, и начал закатывать рукава. — Что тебя связывает с вурдами?

— Ничего, — хрипло протянул я.

Тяжёлый удар прилетел в скулу так, что перед глазами поплыли кровавые круги.

— Кому ты поручил убить Михаила Алесеевича? Назови имя.

— Я не знаю об этом ничего, — чеканя каждое слово, проговорил я.

Снова удар. Рот наполнился солоноватой кровью.

— Значит, по-хорошему не хочешь, Ярослав, — с напускным сожалением вздохнул Святогор Макарович.

Я сплюнул ему под ноги кровь и с вызовом уставился на него. Говорить даже под самыми жёсткими пытками я ничего не собирался. И моя участь меня сейчас не сильно сейчас заботила. Всё, о чём я мог думать, сумела ли убежать мама. В безопасности ли она?

Святогор Макарович подал знак кому-то у меня за спиной, послышался грохот стучащих по каменному полу колёс. Высокий и плечистый человек с суровым непроницаемым лицом подкати ко мне тележку с инструментами для пыток и с готовностью уставился на главу Тайной канцелярии.

— С тебя сдирали когда-нибудь кожу живьём, Ярослав? — будничным, размеренным голосом, словно говорил о погоде, спросил Святогор Макарович.

— Каждый раз, когда я оборачиваюсь волком, — холодно ответил я ему. — Ощущения те же. А ещё у меня вмиг ломаются все кости, так что, и об этом я знаю не понаслышке.

Святогор Макарович усмехнулся.

— Значит, хочешь сказать, что боли ты не боишься.

Я ощерился в злой улыбке и кивнул.

— Ну, что ж, проверим, — подражая мне, оскалился Святогор Макарович и кивнул своему верзиле.

Он решительно схватил тонкий хирургический нож, после закатил мой рукав. Я не дёргался, а продолжал сверлить взглядом Святогора Макаровича. И даже в тот миг, когда с надрезами было покончено и верзила рывком содрал с руки лоскут кожи, я не вздрогнул, не вскрикнул, а лишь на миг зажмурился. Вдох, выдох. После я открыл глаза и снова с вызовом уставился на начальника Тайной канцелярии.

— Удивительно! — восхищённо воскликнул он. — Значит, такие методы нам не подходят. А как ты относишься к кипятку?

Я промолчал. Только сжал челюсть сильнее.

Святогор Макарович снова подал знак верзиле и тот скрылся из виду, а через несколько секунд появился с алхимической печью, на которую водрузил большой казан с водой. В этот казан он засунул мою голую ступню, воды здесь было по щиколотку, а сама вода прохладна. Пока прохладная, но это ненадолго.

— Ну, не передумал? Может, начнёшь говорить? Или сварим бульон из твоей ноги?

— Мне нечего сказать.

— Но может всё-таки есть что? Расскажешь, как всё было, и может быть, окажется, что ты действовал под давлением Инесс Фонберг и её друга Касьяна. Так ведь его зовут? Или всё же его зовут Кассей? — он вперил в меня пытливый колючий взгляд, но ответа так и не дождался.

— Поджигай, — велел он верзиле, и тот с покорной готовностью опустился на колено и поджёг огненную ойру в алхимической печи.

Под ступнёй тут же стало тепло.

— У тебя ещё есть время передумать, — он взглянул на часы, — где-то пять минут, не больше. Так что, Ярослав, можешь начинать говорить. Подумай сам, смерть на виселице не так страшна, как то, что я с тобой буду делать здесь. В итоге ты всё равно умрёшь, только вот разница: умирать от пыток долго и мучительно или быстро и с чистой совестью. Признайся в своих преступлениях, облегчи душу. В Ирии ты встретишься отцом как человек, раскаявшийся в своих грехах, а не как преступник и изменник родины. Хотя, учитывая, что это твои друзья убили Игоря Богдановича, не уверен, что род примет тебя.

— Я не убивал отца, — ответил я, дёрнув ногой. Дно в казане слишком быстро нагревалось, но цепи не позволили мне убрать ногу так, чтобы не жгло.

— Не убивал, значит, — поджал губы Святогор Макарович. — А вот Олег Богданович считает иначе. Он согласился отвечать на наши вопросы под зельем правды, и у нас нет сомнений в его словах.

— Олег не мог слышать ничего, что подтверждало бы, что я виновен в смерти папы, — возразил я.

— Ты прав, это только его догадки. Зато в остальном… Понимаешь ли, нас интересует только убийство императора. А в том, что ты к этому причастен, у нас сомнений нет. А это, и сговор с врагами Славии, знаешь ли, не шутки.

Он снова уставил на меня внимательный изучающий взгляд, явно ожидая, что я сдамся.

Вода в казане нагревалась, и я мысленно настраивался на боль, практически не слушая его. Я мог бы ввести себя в состояние стазиса, уйти в подсознание и не чувствовать ничего. Но артефакт под стулом мне не позволит. Всё, что мне оставалось, терпеть и надеться, что тело само не выдержит боли и быстро отправит меня в отключку.

— А давай-ка так, — после небольшой паузы, явно дожидаясь, когда вода начнёт жечь кожу, сказал он, — ты нам всё расскажешь под зельем правды, и я тебе даю слово, что ты умрёшь быстро и безболезненно.

— Нет, — отчеканил я.

— Как жаль, — разочарованно поджал он губы, смерив меня сочувствующим взглядом. — Что ж, очень-очень жаль. Но, чувствую, что ты сейчас сам начнёшь просить пощады и выкрикивать всё, что я хотел от тебя услышать.

Вода становилась горячее, мышцы невольно дёргались, в попытке освободить ногу. Боль подкрадывалась сначала медленно, а после заполонила всё вокруг. Всё пространство словно бы сузилось до одной пульсирующей точки боли.

Я пытался погрузиться в стазис, хотя и понимал, что ничего не выйдет. Но эти попытки хоть как-то помогали отвлечься. Контролировать тело становилось сложнее, и я сам не заметил, как начал кричать.

Сквозь собственные крики и всепоглощающую боль, где-то на периферии сознания я слышал шаги, лязг, крики. Кажется, голос принадлежал Великому князю Григорию.

Внезапно что-то изменилось. Боль не ушла, но стала приглушенее. Мою ногу вытащили из закипающего казана. Меня трясло, но я больше не кричал. Мир постепенно начал возвращаться к привычному состоянию, как и разум медленно начал вникать в происходящее.

— Я же сказал, что он нужен мне живой! Ты его чуть не убил! — кричал Григорий.

— Я всё контролировал, ваша светлость, — оправдывался Святогор Макарович. — Он куда крепче, чем может показаться. Ещё немного и он бы сдался.

— Он и так сдастся, — уже спокойнее сказал Григорий.

Его лицо вдруг оказалось напротив моего, он грубо схватил меня за подбородок и заглянул в глаза так, словно не был уверен в сознании я или нет. Но узрев в моём взгляде понимание происходящего, выражение его лица вмиг стало жёстче.

— Ну что ж, сученыш, — с ненавистью прошипел он, — думал, это сойдёт тебе с рук? Михаил для тебя столько всего сделал, и так ты ему заплатил за его доброту?

Я расхохотался.

Смех лился из меня сам собой, вперемежку с истерикой и болью он становился злее, яростней. Но хохотал я искренне и громко, как не смеялся уже давно. И даже когда Григорий дважды ударил меня по лицу, я не мог остановиться.

— Ну сейчас посмотрим, как ты будешь смеяться, — слышал я сквозь смех злобный голос Григория. — Посмотрим, как ты будешь хохотать, когда я начну сдирать лоскутами кожу с твоей матери.

Упоминание матери тут же заставило меня заткнуться. Я уставился на Григория, а тот, добившись нужного эффекта, теперь сам улыбался.

— Что? Теперь не смешно тебе, ублюдок?

Я судорожно соображал. Григорий мог лгать. Никаких подтверждений, что мать у них, нет. Иначе бы они в первую очередь использовали возможность надавить на меня, используя её.

— Ты лжёшь, — наконец сказал я.

— О, даже не надейся на это. Твою мать поймали сегодня утром в лесу и сейчас везут сюда, — он нарочитым жестом извлёк из кармана зеркало связи и кому-то позвонил. — Покажи её, — велел он, а потом повернул зеркало ко мне.

Изображение было тёмным и сначала что-либо разглядеть было невозможно, но затем появился свет, и я увидел маму.

Она была без сознания, лежала, покачиваясь от езды, на заднем сидении тетрахода. Щека со свежими царапинами, на лбу ссадина, сорочка некогда белоснежная была в коричневых и чёрных пятнах грязи.

— Она жива? — плохо слушающимся голосом спросил я.

— Жива. — Григорий резко убрал зеркало и, захлопнув, убрал в карман. — Пока что жива. И её жизнь зависит от тебя.

— Не смей её трогать, тварь! — я дёрнулся вперёд, цепи больно вонзились в грудь и запястья.

— Мы поступим так, Ярослав, — не обратил Григорий внимание на мой выкрик, — ты соглашаешься на допрос под зельем правды, и твоя мать остаётся жива. Тебя конечно же казнят, как изменника и убийцу императора, но твоя семья, и твоя мать продолжат жить.

Несколько секунд я молчал. Думал, как поступить. Под зельем правды я скажу слишком много, в том числе и расскажу про дитя, которое носит под сердцем мать. А ещё про планы тёмных, про то, что они собираются свергнуть Володоров с престола. Я расскажу слишком много того, что говорить нельзя. Даже информация о гибели миров из-за смещённого равновесия не заставит Григория пожертвовать своим родом. Но и допустить того, чтобы они пытали маму, я тоже не мог.

— Я соглашусь, если ты поклянёшься на роду, что моя мать и её ребёнок останутся живы.

— Нет, я не стану клясться, — резко отчеканил Великий князь. — Учитывая, что нам сообщил твой дядя, ублюдок, которого носит Злата Гарван, не должен появиться на белый свет. Его место во тьме. Но, — он сделал многозначительную паузу, — ты можешь сохранить жизнь матери.

— Нет, я соглашусь только в том случае, если ты поклянёшься на роду сохранить жизнь обоим. Или можешь казнить меня, но ты никогда не узнаешь правды.

Григорий задумался. Он был полон сомнения, косился на Святогора Макаровича, словно бы тот мог ему подсказать верное решение. Но тот, конечно же, не посмел бы давать ему советов.

— Хорошо, — после долгих раздумий, согласился Григорий и начал выводить в воздухе руну рода Володаров. — Клянусь, что я не причиню вреда твоей матери и её ребёнку.

— Не только ты, поклянись, что никто из Володаров этого делать не станет.

Григорий скривил кислую мину и добавил:

— И никто из рода Володаров не станет причинять им вреда.

Он вопросительно уставился на меня, молчаливо интересуясь, всё ли меня устраивает. Я кивнул, и Григорий запечатал клятву.

Конечно, даже с клятвой существовал риск, что матери грозит опасность. Но теперь я был уверен, что эта опасность не будет исходить от Володаров. Если мать действительно так важна для тьмы, как сказал Кассей, они спрячут её и сестру, они защитят их. А я всё равно не смогу выдать то, чего так хочет от меня Григорий — местонахождение вурд. Потому что, к счастью, они мне о нём не сказали.

— А теперь позвони своим людям и вели отпустить её, сейчас же, — сказал я.

— Об этом мы не договаривались, — резко возразил Григорий.

Он уже практически не слушал меня, а подавал знак кому-то из своих людей вне поля моего зрения.

— Нет, ты её отпустишь или я не стану подписывать согласие на допрос, — я повысил голос, чтобы обратить на себя внимание Великого князя и дать понять, что я настроен решительно.

— Если ты не заметил, твоя мать без сознания. Хочешь, чтобы её выкинули спящей прямо на дорогу? — вскинул брови Григорий, окинув меня безразличным взглядом.

— Нет, я не об этом говорил. Пусть её отвезут в ближайшую больницу. А когда я удостоверюсь, что она в сознании и безопасности, тогда и продолжим этот разговор.

Григорий сжал от злости челюсти, но ничего мне не сказал. Достал зеркало связи и велел отвезти маму в больницу.

Теперь, всё, что оставалось, ждать. Но зато мне удалось выиграть немного времени для себя, правда, в то, что это время мне что-то даст, я не верил. Со своей участью я уже смирился. После допроса под зельем правды я отправлюсь прямиком на виселицу. Из моей казни наверняка устроят целое представление. Убийца императора, изменник родины! Конечно, Володары не упустят возможности показать мою казнь на всю страну в назидание другим.

Но смерти я не боялся. Там, за порогом жизни меня ждёт отец. И, в общем-то, я сделал всё, ради чего вернулся сюда. Я отомстил тому, кто угрожал семье. Но несмотря на все эти мысли, до конца я ещё не сдался. Нет, я был ещё не готов, я попросту не мог смириться, что всё закончится вот так.

Странно, но из-за предательства дяди я даже не злился. Хотя и очень хотелось, но где-то в глубине души я понимал, что Олег увидел свою правду, увидел то, что хотел видеть. Эта правда была для него спасением, объяснением того, чего он не понимал и не хотел принять.

Он сам себя наказал. За предательство род изгонит его и лишит силы. Вот только, к сожалению, он поймёт это слишком поздно. Только тогда, когда древо вернёт силу, он узнает об этом. И боюсь, правды, когда он поймёт, какую ошибку совершил, Олег не вынесет.

Пока мы ждали, когда маму доставят в больницу, мне дали живицу, намазали, обработали ожоги мазью с живой ойрой, и боль начала потихоньку отступать. Затем меня отвязали от стула пыток и помогли пересесть за стол, куда уже положили листок с согласием на допрос под зельем правды.

Григорий время от времени жёг меня молчаливыми злыми, полными ненависти взглядами. Я прекрасно понимал, о чём он думал в эти секунды. Что если бы не я, то его брат был бы жив.

В какой-то миг я не выдержал:

— Вы же сами прекрасно знаете, почему я так сделал.

Григорий Алексеевич скривился и категорично махнул на меня рукой:

— Заткнись, всё, что мне нужно, я узнаю во время допроса.

Я понимающе заулыбался и закивал, но причин не использовать возможность уколоть его у меня больше не было.

— Это же была идея Михаила сжечь наше родовое древо, верно? — продолжил я говорить. — А ещё у него были мысли убить моего отца, чтобы некому было препятствовать моему поступления в академию боевых чародеев. И если бы отца не убил Каин Фонберг, он бы наверняка так и поступил.

Григорий сузил глаза, окинул меня угрюмым взглядом, и невозмутимым холодным тоном ответил:

— Вздор.

Но меня больше интересовала не его реакция, я знал, что он выдержит удар. А вот Святогор Макарович теперь смотрел на Великого князя с заинтересованностью и подозрением. Правда, и глава Тайной канцелярии не дурак, он прекрасно понимает, что если полезет в это, и сам лишится головы.

Но, несмотря на то, что устойчивость к моим провокациям у Великого князя была непрошибаемой, он всё же отошёл подальше от меня, а после и вовсе покинул помещение, лишив меня всякой возможности попытаться спровоцировать его ещё раз.

Через полчаса Григорий вернулся, сжимая в руке открытое зеркало связи. Он стремительно приблизился и положил зеркало на стол передо мной.

Оттуда на меня смотрела мама. Взгляд у неё был отрешённый, но при виде меня она тут же оживилась.

— Яр, ты как, с тобой всё в порядке? Ты где?

— У меня все хорошо, — солгал я, — лучше скажи, как ты себя чувствуешь. Ты в безопасности?

Мама окинула растерянным взглядом место, где сейчас находилась: белые больничные стены, такая же типичная больничная койка:

— Да, со мной всё хорошо, — неуверенно сказала она. — Меня схватили на границе Варганы в лесу, а потом я ничего не помню… А теперь я, кажется, в больнице. А ты? Где ты есть? Почему там так темно?

Видимо, мама после снотворного ещё не отошла и плохо соображала.

— У меня всё в порядке, не переживай, — я попытался улыбнуться.

— Когда мы увидимся? — мама уставила на меня напряжённый взгляд. — Где ты, Ярослав?

Я видел, что она уже всё поняла, видел по её лицу, какая борьба сейчас происходит у неё внутри. Она просто не хотела в это верить, не могла принять.

— Мы скоро увидимся, — улыбнулся я, прекрасно понимая, что она поймёт, что я лгу.

Мама тоже грустно улыбнулась:

— Обязательно, Ярослав. Скоро всё будет как раньше, скоро всё наладиться, — на её глаза навернулись слёзы. Конечно, она понимала, что так не будет, понимала, что скорее всего мы больше не увидимся в Явном мире никогда, но всё равно продолжала так говорить: — Мы вернёмся домой, и всё будет как прежде. Ты окончишь школу и сдашь экзамен на отлично, родится Светозара, и ты будешь её учить ходить и говорить. А летом мы поедем на Черноморье. На целый месяц. Будем купаться, загорать, кататься на корабле, и лениться целыми днями. Помнишь, как тогда, когда ты был маленьким? Всё будет хорошо. Да, Ярослав?

— Да, мам, — кивнул я в ответ.

Крупные слёзы сорвались с её глаз и покатились по щекам, но она, как и я, продолжала улыбаться. Мы прощались.

— Так, хватит с меня этих слезливых соплей! — в раздражении Григорий выхватил у меня из рук зеркало связи и захлопнул его. — Я своё условие выполнил, теперь твой черёд!

Он уставил на меня пытливый взгляд и настойчиво подвинул лист согласия и иглу.

Я проткнул указательный палец, приложил к лису выступившую каплю крови, затем начертил знак рода Гарван. Знак получился ярче, чем я ожидал, значит, сила начала возвращаться. Но вряд ли это как-то спасёт меня.

После того, как я подтвердил согласие на допрос, Святогор Макарович положил на стол «глаз», направив зрачок следящего артефакта на меня, и поставил передо мной пузырёк с зельем и приготовил маленькие песочные часы. Я откупорил пузырёк и выпил залпом горькую, тягучую, как кисель, жидкость, закрыл глаза, выдохнул и морально приготовился к вопросам.

— Кто убил Михаила Алексеевича? — быстро заговорил Григорий.

— Кассей, по прозвищу Бессмертный. Первый из вурд, — я не сопротивлялся действию зелья, слова лились сами собой.

— Зачем он это сделал?

— Это было одним из трёх моих желаний. Я пожелал, чтобы он его убил.

— Что за желания? — уставил на меня злобный взгляд Григорий.

— Вы теряете время, ваша светлость. Вряд ли это относится к делу, — вмешался Святогор Макарович, указав взглядом на ускользающий песок в часах. — Задавайте только конкретные, важные вопросы.

Григорий недовольно поморщился и все же не согласиться с тем, что Святогор Макарович прав, он не мог.

— Освобождение Инесс Фонберг твоих рук дело? — спросил он.

— Да, — кивнул я.

— Откуда взялся этот Кассей? Его прислали метрополийцы?

— Нет, мы с отцом его освободили.

— Зачем вы это сделали?

— Мы этого не планировали. Это произошло случайно, мы надеялись таким образом спастись от напавшего на нас Каина Фонберга.

— Почему он напал на вас?

— Из-за артефактов Инесс Фонберг, за которыми мы пришли.

— Твоего отца убил Каин Фонберг?

— Да.

— А Вулпесов?

— Инесс. По моей просьбе.

Григорий скептично усмехнулся и покачал головой.

— Твой дядя сказал, что твоя мать носит дитя, воплощение тёмной богини. Это правда?

Мне очень хотелось солгать, но действие зелья правды было ещё очень сильно. Не в силах противостоять этому, я кивнул и сквозь зубы прошипел:

— Правда.

— Это из-за неё ведьмы увидели тёмные знамения! Из-за неё мир погрузится в хаос! — Григорий потерял самообладание и забыл, что нужно спрашивать, а не утверждать.

— Вы теряете время, — снова настойчиво напомнил ему Святогор Макарович, который явно был недоволен тем, как Григорий ведёт допрос. — Задавайте вопросы…

— Я сам знаю, что мне делать, — огрызнулся на него Григорий, не дав договорить и снова вперил в меня возбуждённый, где-то даже безумный взгляд.

— Что задумали вурды?

— Они желают восстановить равновесие, — в этот раз мне пришлось приложить усилия, чтобы немного обмануть зелье и не сказать, что вурды собираются сместить Володаров с престола.

— Какое, к чёрту, равновесие? — разозлился Григорий, покосившись на песочные часы. — Что они задумали? Они как-то связаны с чернокнижниками?

— Я точно не знаю, мне кажется да.

— Что за призыв они готовят и где?

— Призыв чернобога здесь в Китежграде.

Вряд ли я сказал что-то, чего они сами не знали, но меня весьма радовало, что они теряют время и задают не те вопросы. Хоть я и наговорил уже на три казни вперёд, зато был шанс, что об остальном они так и не узнают, и вурды смогут исполнить то, что задумали. Правлению Володаров придёт конец, пусть мне и не суждено дожить до этого времени, но эта мысль в последние часы жизни, однозначно, будет согревать мне душу.

— Какова цель этого призыва? — спросил Григорий.

— Пришествие чернобога породит тысячи тёмных чародеев.

Святогор Макарович и Григорий мрачно переглянулись.

— Кто это всё организовал? Метрополия?

— И да, и нет. Метрополия такая же пешка в руках богов. Как мы все. Существует только одна цель — высшая. Восстановление равновесия.

— Что за равновесие, почему его так важно восстановить? — не дав Григорию задать следующий вопрос, вклинился Святогор Макарович.

— Если этого не сделать, всем мирам придёт конец. Все четыре мира погибнут.

Святогор Маркович сначала помрачнел, потом в ужасе уставился на меня и отстранился.

— Он светлый, который предал светлых богов и служит тьме! Врёт он! — недовольно воскликнул Григорий и стукнул по столу песочными часами.

И кое в чём он был прав, время действия зелья вышло, я и сам это уже почувствовал, но про равновесие мне лгать необходимости не было.

— Это правда, — победоносно заулыбался я.

— Я не верю тебе, сученыш, — наклонившись, прошипел Григорий. — Ты скажешь сейчас всё, чтобы спасти свою задницу. Ты преступник, ты убил своего правителя и предал родину. Но, послезавтра ты отправишься на виселицу, а твоих дружков кровососов мы вскоре всех изловим и отправим в Навий мир. И за то, что ты сделал, я уничтожу весь твой род, в этом можешь не сомневаться. Пусть я и поклялся не трогать твою мать и сестру, но поверь, я найду другой способ сделать её жизнь и жизнь твоей семьи невыносимой, пока они все не сдохнут.

Он был так ослеплён злобой, что совсем позабыл, что руки у меня пусть и в кандалах, но цепь позволяет ими шевелить, а он наклонился довольно низко, буквально подставляя свою морду под удар.

Без раздумий я врезал, вложив в удар всю накопленную ярость. Жаль, цепь не давала полной свободы, поэтому удар получился смазанный, а второй я нанести не успел.

Григорий резко отскочил, мне в затылок тут же прилетело чем-то тяжёлым, так что я долбанулся лицом о стол. Потом был ещё удар и ещё, Святогор Макарович явно желая выслужиться перед Великим князем, намерился впечатать моё лицо в столешницу. И сквозь удары я услышал повелительный голос Григория:

— Всё, хватит! Мы ведь не хотим, чтобы на казни его никто не узнал. Уведите его в камеру!

Дальше меня взяли под руки потащили по длинным тёмным коридорам. Всё это время я не мог унять злой улыбки, хотя лицо так болело, что улыбаться было откровенно больно. Но все эти угрозы Григория меня никак не тронули. Он так и не спросил самого важного, не спросил, какие планы у тьмы на его род. Володарам вскоре придёт конец. Им не справиться с Кассеем, а ведь они даже мысли не допустили, что им его не одолеть. Идиоты даже спросить о его способностях не подумали. Вурды защитят мою мать и сестру, когда узнают, что меня казнили, в этом я даже не сомневался. Даже если я послезавтра умру, я победил.