Станция "Фронтир"

Глава 20. "Фронтирское Спасибо".

Ангар D-7 – хаотичный ад победы. Пахло едкой плазменной гарью, сладковато-медным духом крови. Кислым потом. Дешёвым виски. Воздух густел от этого пойла. Гул вентиляции тонул в лязге брошенного оружия, стоне раненых, резких командах сержантов. Кроваво-красные аварийные фонари мигали, бросая дрожащие тени на искорёженные шлюзовые механизмы, груды конфискованных доспехов «Черепной Стражи». Искры аварийной сварки осыпались огненными слезами. Полевой госпиталь. Арсенал. Помойка войны.

Тара Бейли – эпицентр хаоса. Прислонилась к пирамиде трофейных винтовок Дравари, их угловатые формы контрастировали с измождённой фигурой. Пепельные волосы склеены кровью и сажей у виска. Тактический жилет расстёгнут – толстая, алая давящая повязка на бедре разрасталась. Левая рука сжимала полупустую бутылку Solstice Bolt. Правая – держала за толстую цепь отрубленный жвала арахнида. Коричневатая жидкость капала на заляпанный пол. Единственный зрячий глаз (левый заплыл от удара) впился в тебя с животной интенсивностью.

– ХАРКАНЕЦ! – Её голос взревел, перекрыв гул. Оттолкнулась от ящиков, игнорируя пронзительную боль. Ботинки с подбитыми шипами грохотали, сокращая расстояние с пугающей скоростью, вопреки хромоте. Лицо побелело от боли, в глазах помутнело, но ярость гнала вперёд, как таран, – Наш приз, ублюдок! Где?!

Её отряд ПСР, закопчённые, измотанные – инстинктивно отшатнулся, образуя полукруг. Ожидая выплеска ярости. Дмитрий замер. Волосы на затылке встали дыбом. Холодная волна пробежала по спине, несмотря на духоту ангара. Пальцы сами сжались в кулаки. Она остановилась в сантиметре. Жар от её тела, запах – порох, дешёвый виски, медная сладость крови – ударили в ноздри. Дыхание рвалось, горячее, налицо.

– Осколок за возможность блокировать фот Мирта, – голос юноши резал тишину, ледяной, безликий. – Это выгодная сделка, что приведёт нас к победе.

– Сделка? – Хриплый, уродливый смех вырвался с губ Бейл, больше похоже на приступ кашля, – Хранилище Скорпио! Жвала! – Тряхнула цепью со жвалами, загрохотав им перед лицом. Коричневая капля шлёпнулась на сапог. – Кровью оплачен! Нашей! Отдали уродам!

Софи (из комлинка, безжизненно ровный тон, контрастирующий с истерикой): — Архи-Провидец Валентир вывез артефакт «Слеза Виремона» 12.07 станционного времени. Биометрия командира Бейли: Адреналин – 190 уд/мин, кортизол – критический, потеря крови – 12%. Попытка повреждения контейнера категории 9А зафиксирована в 12:05:43. Сдерживание осуществлено часовыми Сектора «Омега». Угроза: «Эпсилон» (поведенческая нестабильность, риск нападения на союзный персонал).

– Всё трофеи были наши! По твоим словам! — взгляд вернулся, грубый, обжигающе личный, прожигая броню спокойствия, – Мы принесли тебе Карнак на блюде! А ты – выкинул это всё!

Мгновение. Хаос ангара – крики, лязг, стоны – схлопнулся в белый шум. Только свистящее дыхание Тары и глухой стук капли с зуба о пол.

Затем... Резкий шаг вперёд, игнорируя вопль раны, – ВОТ! – Голос прогрохотал, низкий, опасный. Швырнула цепь со жвалами арахидов в грудь. Резкое движение вырвало стон – не ярости, а настоящей, рвущей плоть агонии. Бейли шатнулась, едва удержавшись, схватившись за бедро выше повязки, пальцы впились в ткань комбинезона. Тёплая, липкая масса ударила. Кровь и слюна залили ладонь, проступив сквозь пальцы. Зверский запах проник в ноздри.

Глаза, синие, как плазма, не отрывались. Бросая вызов, – Посылка для лорда-командующего, – прошипела наклоняясь. Брызги слюны коснулись челюсти, – А также напоминание. Берёшь моё – платишь этими.

Дмитрий сжал швала крепче. Шершавость эмали, острота сломанного корня, липкая теплота крови. Боль от давления – ничто перед тяжестью её взгляда.

Тара резко развернулась, волна головокружения заставила качнуться, схватиться за край ближайшего ящика с боеприпасами. Тяжело припадая на ногу. Поза излучала свернувшуюся ярость, как разогретый ствол.

– ОЙ! МЕДИК! – рёв Бейли, хриплый и звериный, разорвал внезапно наступившую тишину, заставив вздрогнуть даже самых закалённых. Багровый луч аварийного фонаря выхватил её профиль в клубах дыма – искажённый болью, но непреклонный. Девушка ткнула в дрожащего санитара: – ЭТУ НОГУ – АМПУТИРОВАТЬ ИЛИ ВОЗЬМЁШЬСЯ ЗА РАБОТУ?! СЛЫШИШЬ, ЧЕРВЬ?!

Заковыляла прочь не оглядываясь. За спиной девушки отряды ПСР стояли как вкопанные. Молчание, тяжелее брони. Лишь один – коренастый гренадер с перевязанной глоткой – нервно щёлкнул предохранителем на дробовике, его взгляд метнулся от тебя к удаляющейся фигуре командира.

Оставила стоять с тёплым, липким комом хитина и плоти в окровавленной руке, под тяжёлыми взглядами бойцов ПСР. Жвала арахнидов пульсировал в ладони, как второе сердце, наполненное гневом и болью. Гул станции оглушил, не в силах спрятать звон в ушах от слов Бейли. Запах гнева, пороха, крови и виски повис объявлением войны.

Взвешивая в руке отрубленный жвала, Дмитрий отчётливо чувствовал груз произошедшего. Взрывной заряд эмоций, скрывающийся за молчанием, вспыхнул внезапно — как искра в сухом порохе.

Ангар гудел. Визг резаков, лязг амуниции, стоны раненых – симфония ада. Копоть, масляные лужи. Пахло гарью, кровью, мазутом, виски. ПСР и отряды патрульной охраны станции замерли, нервный полукруг. Воздух наэлектризован.

Дмитрий стоял, сжимая окровавленное жвало. Гнев кипел под маской. Видел, как Тара, грубо перевязанная, пригубила из бутылки, бросила уничтожающий взгляд. Игнорировать – нельзя.

Шагнул вперёд. Сапоги глухо стучали, намеренно громко. Голос – низкий, резонирующий, удар по наковальне: – Начальник охраны станции Бейли! – звание прозвучало вызовом, – Место знаешь? В карцере. Или контракт онулируется. А всех твоих людей дом Харканс выгоняются со станции. Устав не тряпка. Не стоит об него потираться. Соблюдай субординацию. Или найду того, кто сможет. – Голос Дмитрия стал тише, но каждое слово падало, как слиток свинца. Мышцы на скулах заиграли под кожей. Он разжал кулак со жвалом арахнида медленно, нарочито, словно выпуская яд. Тёплая, липкая масса упала на замасленный пол с глухим шлепком.

Тишина утяжелилась. Даже визг плазменного резака стих. Все смотрели на Тару.

Она медленно опустила бутылку. Уголки губ поползли вверх. Не улыбка. Оскал. Хищный, опасный. – Моё место? – Голос резал тишину, как бритва, – Там, где я проломила череп последнему кадету «Стражи» на мостике «Карнака»!

Шагнула навстречу, игнорируя хромоту. Синий глаз пылал, – А твоё, Харканс? – Титул опущен намеренно. – За столом в «Куколке»? Где прячешься за протоколами и лжёшь?!

Дмитрий не дрогнул. – Не лгал...

– Обещал! – Вскрикнула девушка перебивая. Палец ткнул почти в грудь, – «Трофеи – ваши. По праву крови и стали». Твои слова!

Начальница охраны обвела взглядом ангар, голос набрал силу: – Где доля? Отдана уродам! — произнесла Бейли, плюнув на пол между ними, – Слова твои – дерьмо собачье! Пустой звон!

Тара шагнула ближе. Жар дыхания, виски и кровь, – Ты – ничто в броне. Флаг без корабля.

Абсолютная тишина. Гул вентиляции замер. Бойцы ПСР застыли. Лица каменные. В глазах – яростное согласие. Дмитрий стоял окаменев. Слова били в броню, искали щель.

Бейли провела окровавленной рукой по подбородку, оставляя тёмную полосу. Ухмылка стала шире, опаснее.

– Знаешь что, мальчик? – Слово прозвучало унизительно, сладко — ядовито, – Может, смотаться домой? В позолоченную «Куколку»?

Женщина махнула рукой, – Уничтожение Мирта... – Пауза. Наслаждение. – ...передать достойному? — взгляд Тары скользнул по идеальному, мертвенно-бледному лицу юноши, – А то ведь... — начальница охраны медленно оглядела молодого человека с ног до головы, – ...засранец с позолотой... – Шёпот язвительный, но несущийся по тихому ангару: – ...может удариться о ржавый угол. Или... – Взгляд упал на кулак. – ...о собственную трусость. Больно бьёт, командорчик.

Бейли развернулась спиной. Медленно. Преднамеренно. Демонстративно. Жест окончательного презрения. Рана дёрнула, спина выгнулась от боли, но походка осталась вызовом – тяжёлой, неуклонной.

– Уберите хлам с моего дока! – Приказ прогремел через плечо оцепеневшим техникам. – Найдите медика, который не дрожит! А то и его спишем в «непригодные материалы»!

Дмитрий стоял. Неподвижный. Статуя из гнева и льда. Кровь со жвала сочилась между пальцев, капая алыми сгустками. Запах железа и звериной ярости висел шлейфом. Он чувствовал взгляды: ПСР (ненависть), техников (страх), раненых (боль), своих «Оруженосцев» (сомнение). Десятки пар глаз, как раскалённые иглы, впивались в спину. Фигуры ПСР были напряжены, взгляды упорно отведены – не вызов, а молчаливый приговор. Кейл смотрел в пол, челюсти сжаты до хруста – немое обвинение.

Молодой человек рефлекторно сжал кулаки. Ярость вырвалась. Он шагнул вперёд, рука рванулась, пытаясь схватить окровавленный пояс, притянуть, утвердить контроль. Боль, усталость – пальцы лишь скользнули по гладкому нейлону, оставив алые полосы.

– ПЫТАЕШЬСЯ, БЛЯДЬ?! – Рёв Тары взорвал тишину. Она развернулась молниеносно. Кулак, стальной комок ярости, помчался к рёбрам.

Дмитрий повернулся, подставляя броню. Недостаточно быстро. Костяшки врезались не в бока, а в мягкую точку под грудиной. "УХ!" Воздух вырвался стоном. Зрение затуманилось белыми искрами. Острая, оглушающая боль согнула пополам.

Рефлекс. Ботинок хлестнул вперёд – прямо в забинтованное бедро.

Дмитрий промахнулся. Тара отпрыгнула назад с призрачной ловкостью. Раненая нога подкосилась, но ярость подпитывала движение. Её рука сомкнулась на лодыжке, как дюрасталевые тиски. Ни колебаний. Ни пощады. С гортанным рычанием, смешавшим боль и торжество, она рванула на себя и вверх.

– Пора полетать!

Мир перевернулся. Ящики, лица ПСР, красные огни – мелькающий калейдоскоп. Палубная обшивка взлетела вверх. Дмитрий врезался спиной в пол – броня скрежетала, высекая искры. Удар содрогнул кости, глухо гудел в черепе. Звёздные вспышки заплясали перед глазами.

Тишина. Глубокая, оглушающая. Затем – хаос:

Инженеры замерли – сварочные горелки шипели в потухшей искре.

На лицах — наёмниках Аманды, появились ухмылки, рассекали грязные лица. Резкий свист.

Сержант Кейл рванул вперёд, подняв дробовик. – ОТСТАВИТЬ, БЕЙЛИ! – Голос хриплый от ярости и беспомощности.

Тара не двинулась. Стояла, обрамленная мраком ниши. Алая струйка стекала по ноге. Грудь тяжело вздымалась. Глаза горели ярче прожекторов, впиваясь в Дмитрия. Игнорировала Кейла. Голос прорезал тишину, как мономолекулярное лезвие: – Тронь ещё раз, Харканс, – выплюнула, ссадины на костяшках сочились кровью, – и скормлю твой позвоночник шлюзу.

Женщина повернулась – обмякшая, тяжёлая. Боль прорывалась сквозь ярость, хромота усилилась. Схватила бутылку Solstice Bolt. Долгий, размеренный глоток. Ледяной взгляд не отрывался от его глаз.

– Медик! – Проревела, всё ещё глядя на него. – Помогите подняться лорду командующему. А то пачкает пол.

Кейл опустил дробовик. Лицо – каменное. В глазах – буря. Шагнул к Дмитрию, протягивая руку. – Командир?

Молодой человек лежал. Рёбра кричали. Каждый вдох – нож. Гордость кровоточила. Ноготь впился в ладонь до крови. Тень Тары, тяжело хромающей к медотсеку, маячила долго... Не оглянулась.

Софи (нейронный шёпот, ледяной): Медтревога: перелом нижней грудины. Сканирование, анальгетики класса 4. Командир Бейли сжала ожерелье из моляров при ударе. Ухмылка: 7% удовлетворения. Доминирование пересмотрено. Публично.

Дмитрий встал на ноги, игнорируя боль и руку Кейла. Ангар – мертвенно-тихий. Только вой далёких горелок.

– Сержант, рот закрой и не лезь, – рявкнул на оруженосца, голос – наждак по металлу.

Кейл резко отпрянул. Челюсти сжаты до побеления костяшек. Немое, кипящее неодобрение.

Взгляд молодого человека упал на Тару, собиравшую силы у края света. – А ты, что только на это хватает? – Ледяной вызов. – Швырять начальство? Не удивительно, что твои люди погибли в секторе Дельта.

Провокация сработала. Мгновенно. Ярость вспыхнула в глазах ярче горелок. Бейли зарычала, низко, животно. Рванулась к нему, игнорируя хромоту, боль в топливо. Шаги – агония и обещание расплаты. Ящики грохотали, отшвырнутые.

Когда между ними оставалась пара метров, рука Дмитрия метнулась вниз. Нащупал на палубе комок – спутанные провода, стружку, промасленные тряпки. Швырнул в лицо.

Мусор распался в полёте. Чёрная гидравлика, острая стружка, липкие тряпки – хлестнули в глаза, покрыли волосы гадостью. – ГААА! УБЛЮДОК! – Взревела от ярости женщина. Зажмурилась, руки полетели к лицу.

Дмитрий не медлил.

Юноша подскочил, рванул к ней, используя слепоту. Удар нацелен точно в окровавленное бедро – жестокий, калечащий.

Промахнулся. Она извернулась в гневе. Агония придала движению дикую силу. Костяшки лишь скользнули по краю повязки, разорвав её. Свежий багровый цвет расцвёл на серой ткани.

Бейли не видела, но чувствовала Харканца рядом. Занесённый кулак, слепой, яростный, готов проломить висок.

Дмитрий успел. Удар. Жестокий. Низкий. Кулак, сжатый в камень, с силой поршня устремился вверх. Встретил мягкое, податливое сопротивление, отдача прошла по запястью.

"ГУХ-" Глухой, влажный звук, как удар по мешку с песком.

Весь импульс, ярость исчезли в миг. Глаза мгновенно остекленели, тело обмякло как тряпка. Цвет отхлынул – кожа стала мертвенно-серой, восковой. Женщина согнулась пополам, как сломанный нож, голова почти коснулась колен. Руки впились в пах – пальцы скрючились, впиваясь в ткань комбинезона, суставы побелели. Не кричала. Лишь давилась булькающими, клокочущими хрипами, смешанными с кровавыми пузырями слюны у рта. Левая нога дёргалась в бессильном пинке, голова моталась, затылок глухо стучал о палубу. Судороги прокатились по телу. Живот судорожно дёргался.

Дмитрий не колебался. Наклонился, движения точные, экономичные. Твёрдый кулак в перчатке коротко дёрнулся вперёд – прямо в переносицу. Хруст – сухой, как ломающаяся ветка. Кровь фонтаном брызнула из расплющенного носа, залив подбородок и комбинезон алым. Прежде чем рухнуть, она получила открытой ладонью по уху. Голова дёрнулась, как у марионетки.

Юноша выпрямился во весь рост, тень, накрыв содрогающуюся фигуру. Голос ровный, громкий, резал тишину, обращаясь ко всему ангару: —Ты шваль охуела! Это моя станция!

Тара не устояла на ногах и рухнула на пол. Дмитрий сел на Бейли и нанёс ещё несколько ударов в лицо. Женщина вернулась в клубок вокруг источника боли. Задыхалась. Булькающие хрипы. Дёргалась в такт пульсирующей агонии. На замасленной палубе – лужа: кровь, слюни, зелёные осколки Solstice Bolt, гидравлическая жидкость.

Ангар – гробовая тишина. Шок. Даже наёмники Аманды перестали ухмыляться. Один перекрестился скрытно. Молодой боец охраны, которого держали товарищи, зарыдал – глухо, бессильно. Женщина-сварщик выронила горелку. Резкий лязг эхом прокатился.

Дмитрий встал, – Медика! – Голос разрубил тишину, как удар топора. – Уберите этот хлам с моего дока. И отмойте. Выглядит как дерьмо собачье.

Медики бросились. Их фельдшер, "Док", обычно невозмутимый, на этот раз не глядя на Дмитрия, резко отвернулся, сосредоточившись только на Таре, его руки дрожали не от спешки, а от сдерживаемой ярости.

Молодой боец ПСР с перевязанной головой рванулся вперёд с воплем: "БОСС!" – но товарищи схватили, зажали рты. Молодой прикусил костяшку до крови – немую клятву.

Ирокез, девушка из "Плутов", не сводя ледяного взгляда с Дмитрия, медленно, с усилием оторвал от рукава потрёпанную нашивку "Фронтир" – ту самую, что Тара вручала каждому новичку. Бросил в лужу крови и грязи у ног юноши. Молча.

Плут с Мандибулом, незаметно сжал в кулаке обшарпанную нашивку отряда – стилизованным вороном, клюющим череп. Пальцы впились в ткань, костяшки побелели. Не клятва мести – приговор.

Когда Тару переворачивали на носилки, тело обмякло. Глаза закрыты – от света, от позора. Глубокий озноб сотрясал даже после укола.

Уносили. Антигравы зажужжали. По толпе прошёл гул – глухой, звериный, сдавленный страхом. Кто-то из наёмников Аманды громко сплюнул: "Фронтирское спасибо".

Дмитрий разжал кулак. Тёплый, липкий жвало лежало на окровавленной ладони.

-"Трофей", – прошипел он себе под нос, с отвращением, но с дикой удовлетворённостью.

Аманда оттолкнулась от иллюминатора мостика. Ни тени эмоций. Взгляд скользнул по окровавленной, залитой грязью фигуре на носилках, затем – к Дмитрию. Как бухгалтер, оценивающий резко упавший в цене актив.

– Командор Харканс. Мостик. Сейчас. — голос Аманды, разнёсшийся через громкоговоритель, резал тишину, ровный и непререкаемый, как приговор.

Дмитрий провёл ладонью по лицу, смазывая пыль, пот и чужую кровь. Боль в грудине пульсировала тупым ритмом. Он бросил последний взгляд на мокрое пятно, и зелёные осколки, подметаемые утилизационным дроном. ПСР, сбились в тесный круг у пустых носилок. Ни слёз, ни криков. Сжатые челюсти, белые костяшки на оружии, взгляды, полные немой клятвы, скользили по его спине и пятну на полу.

Взгляд Кейла впился в палубу, челюсти сжаты до хруста – буря долга и отвращения в глазах. Сержант резко развернулся и пошёл прочь, шаги тяжёлые, гневные.

Авторитет был куплен. Высокий ценой. Кровью, жестокостью, публичным крушением бронированной ярости. Станция «Фронтир» признала хозяина ангара D-7. Но в воздухе, помимо гари, крови и мазута, висел другой запах – тяжёлый, едкий, как прогорклое масло: запах предательства.