Станция "Фронтир"

Глава 16. "Виски, Цифры и Черный Ларец".

В «Куколке» – вечный «станционный день», этот унылый полумрак. Холодный, ненастоящий свет голопроекторов лез в глаза, смешиваясь с призрачным переливом астероидного пояса за огромным окном. Тени тянулись, корчились, как побитые псы. На столе – одинокая лампа, тёплая, почти домашняя, жалкий огонёк уюта посреди этой стерильной, дорогой пустоты. Пахло озоном от приборов, металлической пылью из вентшахт. Слабый, но упрямый запах дорогущего терранского виски пробивался сквозь эту техногенную вонь. И ещё что-то... чистый, едва уловимый, сладковатый шлейф. Кожа дивана? Или просто Минди.

Дмитрий Харканс за столом. Массивный, дюрастальный монстр. Выглядел... ну, свежее, что ли. Тёмные круги под глазами посветлели, взгляд острее. Но в глубине этих стальных глаз – всё та же старая, знакомая усталость, притаившаяся, как зверь в засаде. Одет небрежно – тёмная рубаха, ворот расстёгнут. Одной рукой листал голоотчет по выплатам патрульным – скукотища смертная. Другой – медленно крутил почти пустой стакан. Виски, янтарное, тягучее. Пустой бокал вращался гипнотически. Дешевле... Всегда проще сломать, чем купить лояльность.

Напротив, уткнувшись в кристаллический планшет с цифрами, сидела Минди Шон. Фиолетовая кожа под холодным светом отливала перламутром. Серебристые волосы убраны в какую-то сложную, нечеловечески аккуратную причёску. Лицо – тонкое, хрупкое, но взгляд... Тёмные глаза горели фокусом, концентрацией такой, что камень прошибить можно. Погружена в работу. Неподвижна. Статуя из холодного мрамора – эталон ваэрийской эффективности. На запястье – тонкий браслет, мерцающий, символ их расовой гармонии. Пальцы с нежно-фиолетовыми ногтями порхали по планшету – быстро, точно, без лишнего движения. Машина.

Тишину резали только: ритмичный стук её пальцев по интерфейсу да тихое позвякивание льда в стакане Дмитрия. Разбирали финансовые последствия стычек с контрабандистами. Выплаты семьям погибших. Премии выжившим. Ремонт кораблей. Цифры. Большие. Красные. Противно-неприятные.

Тепло виски разлилось по груди Дмитрия, сглаживая острые углы усталости. Взгляд, блуждавший по узорам конденсата на стакане, медленно поднимался. Упёрся в Минди.

– София подтвердила, – голос прозвучал неожиданно громко в этой тишине. Расслабленно. С лёгкой, знакомой хрипотцой, – Доступы в арсенал-хранилище 7-Бета. – Пауза. Тяжёлая. – Ты там бываешь... часто. Слишком часто для финансового аудитора. Особенно возле секции конфиската. – юноша медленно поднял взгляд. Глаза, чуть затуманенные алкоголем, но острые, как скальпели, впились в неё.

Ни капли гнева. Только холодное, усталое любопытство. И вызов. – Такое чувство, ты прямо-таки жаждешь эти зажимы себе. Горишь ими.

Стакан поставил на стол. Тук. Звук, мелкий, но отчётливый, прозвучал как выстрел в тишине. Пальцы сложил домиком, подпирая подбородок. Голос упал, стал интимным, опасным:

– Увлекаешься чем-то таким, Минди? Бондаж? Жёсткие игры? – Едва заметная усмешка тронула уголки губ. Взгляд скользнул по её шее, к ключицам, – Если хочешь – бери. Считай... платой за нервотрёпку. За балансирование на краю с нашими финансами и моими... – он сделал паузу, – ...нервами.

Тихий, прерывистый вдох разорвал тишину. Казалось, её лёгкие внезапно вспомнили о своей функции после долгой паузы. Безупречное ваэрианское хладнокровие дало трещину. Пальцы, замершие над планшетом, парализовало. Электрическим разрядом. Лишь лёгкая дрожь век и натянутая фиолетовая кожа на висках выдавали жизнь. Голова поднялась с мучительной медлительностью. Встретились два взгляда: её тёмные, всегда аналитические и собранные, и его стальные. Ни капли страха или замешательства. Лишь глубокая, леденящая растерянность и вихрь мыслей, мгновенно перекраивающих всю картину.

И внезапно — свет сместился. Голографический образ Софи, вездесущей интриганки, плавно переместился к иллюминатору. Одновременно призрачное сияние пояса хлынуло в центр каюты. Холодные сине-фиолетовые блики поглотили роскошное помещение. Тёплый островок лампы исчез без следа, оставив лишь угловатые тени, метавшиеся по стенам. Лица Дмитрия и Минди теперь освещались снизу этим инопланетным свечением, подчёркивавшим усталые морщины на его лице и напряжённые мышцы на её хрупком. Озон от голопроекции резал глотку — едче и резче, смешиваясь с приторной висковой духотой и... новым запахом. Кислым. Потовым. Горьким миндалём страха. Гул станции, вечный фон, внезапно стал глубже, зловещим. Его нарушали лишь прерывистое, поверхностное дыхание Минди и ровный, как лезвие, голос Софи.

Дыхание Шон участилось, стало мелким, с хрипотцой, словно у пойманной птицы. Фиолетовая кожа на шее и висках напряглась, потемнев до сливового оттенка. Её голос, когда заговорила, сорвался, став высоким, сдавленным, дрожащим, как струна на пределе, -Л-лорд-командующий... — выпалила она титул, словно бросая щит между ними, —Т-это же доказательства! — её палец ткнул в пустоту, туда, где в воображении стояло хранилище, —Строго рег-регулируемая контрабанда! Класса 9-А! Нет, не личные... безделушки! — последнее слово прозвучало почти визгливо.

Голос Софи врезался немедленно, мелодичный и бесстрастный, как объявление о задержке транспорта: — Мои базы данных констатируют: все военные трофеи... обладают универсальным применением, —тяжёлая пауза повисла в воздухе, — Особенно изъятые у тиранов. Их перепрофилирование...» — в голосе появились ледяные нотки одобрения, — «...может трактоваться как акт символического возмездия и практической... адаптации». Над столом вспыхнула её голограмма — биометрия Минди пылала алым: пульс зашкаливал, адреналин заливал системы, кожно-гальваническая реакция рвала графики — жуткий световой балет паники.

Дмитрий не отрывал взгляда. Он откинулся глубже в кресло, вращая пустой стакан. Усталость навалилась тяжёлым плащом, но вот это... власть. Раскрывать чужие тайны. Давить. Искушать. Тёмный, бодрящий нектар. Его голос окреп, стал низким, властным, как удар колокола по сознанию: —Протокол соблюдён, министр Шон.

Он кивнул на Софи, на алое месиво страха Минди, —База зафиксировала передачу трофея. Вознаграждение. За исключительные заслуги, — он медленно поднялся. Его огромная, уродливая тень накрыла Минди, приковав её к креслу, словно к плахе.

Багровое сияние NGC-4414 воцарилось безраздельно, залив каюту цветом запёкшейся крови и старой ржавчины. Голубое свечение Софи едва теплилось, подсвечивая дрон. Тот, с мягким, бархатистым жужжанием — таким тихим и таким оглушительным в наступившей тишине — опустил на стол футляр. Матово-чёрный. Зашифрованный. На крышке — выгравированный герб. Сжимающийся кулак Драварийской империи. Светилась тускло, неумолимо, как багровый уголёк. Запахи сплелись в тошнотворный коктейль: виски, сладковато-горький миндальный оттенок адреналинового выброса Минди и едкий шлейф первобытного ужаса. Воздух сгустился, вибрируя от статического напряжения, феромонов и тяжести невысказанного. Звуковой фон сложился из низкого гула станции (непривычно глубокого), громкого тиканья хронометра (внезапно проявившегося), неотвязного жужжания дрона и прерывистого, хриплого дыхания Минди, скребущего по нервам, словно наждачная бумага.

Дрон с мягким, бархатистым гудением – таким приглушённым и таким оглушительным в наступившей тишине – опустил на поверхность стола инопланетный футляр. Матово-чёрный зашифрованный ларец. На крышке тускло, с неумолимой зловещностью, светился выгравированный герб Империи Дравари, подобная тлеющему уголку в пепле.

Щелчок замка. Сухой, леденяще отчётливый. Крышка ларца откинулась плавно, без сопротивления. Оттуда повеяло слабым, леденящим холодком. Внутри на бездонно-чёрном бархате, покоились Они. Захваты.

Не украшения. Инструменты. Или игрушки для предельно извращённых игр.

Выкованные из смертельно отполированной чёрной дюрастали, они поглощали свет. Не отражали – втягивали, словно чёрные дыры, окаймлённые абсолютной, холодной тьмой. Взгляд скользил по ним, теряя фокус. Жуть пробегала по коже.

Обрамленные филигранью из алмазной крошки, но красоты здесь не было. Фигурки напоминали спиральные бритвы. Искрились холодными, ядовитыми блёстками. Каждый завиток – микроскопическое лезвие, дробившее свет на зловещие радужные осколки. Красота, вызывающая леденящий ужас.

Крохотные имперские змеи впивались в точки крепления винтов. Не удерживали – атаковали. Зазубренные пасти оскалены, рубиновые глазки мерцали тусклым внутренним пламенем – казалось, следят. Вечная, мерзкая усмешка прежнего владельца. Насмешка из прошлого.

Общее впечатление? Дикая жестокость. Каждая линия, каждый изгиб вопил о боли. О клеймении. О власти. Нелепо дорогие. Страдание как извращённая роскошь. Созданы для наложения меток. Физических и... иных. А теперь? Лежат здесь, на столе командующего дырой под именем «Фронтир». «Дар». Бухгалтеру. Абсурд, пропитанный кровью.

Минди вскрикнула. Коротко, резко. Будто воздух вырвало наружу. Ладонь шлёпнулась на рот, заглушая звук. Тело дёрнулось назад, вжалось в кресло до скрипа дюрастали. Лишь затем взгляд приковался к ларцу. Зрачки – взрыв! – расширились, превратившись в огромные чёрные бездны, втягивающие эту жестокую, сверкающую мерзость. Фиолетовая кожа на шее и декольте покрылась пупырышками. Воздух вокруг неё сгустился, пропитался феромонами – горький миндаль и раскалённый металл. Запах чистого, животного ужаса.

Дмитрий не отрывал взгляда. Ни на миг. Его голос рассёк гипнотическую тишину. Тихий, но с ледяной проникающей силой, словно тонкое шило: — Они требуют... адаптации, Минди.

Кивок в сторону захватов, —Как, и всё. В этой проклятой дыре.

Медленно потянулся к бутылке. Налил виски. Хлюп-хлюп-хлюп. Звук казался непристойно громким. Глоток. Взгляд прикован к ней, -Или... – его глаза скользнули с захватов на её дрожащие кулаки. Фиолетовые ногти впились в ладони. —...я могу помочь с примеркой? – Предложение. Вежливое. Почти учтивое. Но подтекст – неоспоримая угроза. И любопытство. Глумливое, как взгляд тех змеек, — Обещаю, – добавил он, уголок рта дрогнул в подобии улыбки, – буду... точен.

Минди вздрогнула, словно от удара током. Кулаки сжались до побеления костяшек. Она резко, отчаянно зажмурилась. Но образы лезли в голову, навязчивые, отвратительные: ледяное касание дюрастали к коже... медленное, неумолимое закручивание винтов... острая, сладковатая боль, прожигающая нервы... унизительная демонстрация... и его руки. Холодные. Твёрдые. Все контролирующие.

Голос Софи ворвался с синтетической, идиотской безмятежностью, доводя кошмар до абсурда: - Биометрические показатели стабилизировались на пиковых значениях. Характерно для экстатических состояний у Ваэри во время ритуальных практик преодоления». Пауза. Будто сверяла данные, - Рекомендую восполнить гидробаланс после примерки. Вероятна стресс-дегидратация. Высокая.

Минди резко вдохнула. Широко распахнула глаза. И в них... не ужас. Нет. Пылала белая, чистая ярость. Смешанная с таким глубоким, сокрушительным унижением, что, казалось, пол должен был разверзнуться под ногами. Она уставилась на Дмитрия. Взгляд пылал белым огнём, готовый прожечь броню.

Голос Минди дрожал. Не от страха. От ярости. И отчаянной попытки сохранить крупицу достоинства: -Вы... – Задыхаясь, она искала слово, достаточно тяжёлое, чтобы швырнуть. – ...Вы чудовищно бесцеремонны, лорд-командующий!

Резко вскочила. Её высокая, обычно грациозная фигура, казалась хрупкой, сотрясаемой в багровом аду, — Это не дар! Это... – дрожащий палец ткнул в футляр, как в гадюку.

– Мучение! Позор! – голос сорвался на визг, звонкий от чистой, неразбавленной паники. Она метнулась назад, споткнувшись о планшет у ног. Широко раскрытые тёмные глаза не отрывались от чёрных захватов, словно те были активированными термоядерными минами.

-Я-я обязана оформить форму G-74b! Сию же минуту! – Выпалила, воздух свистел в горле. Руки беспорядочно замахались, указывая на невидимые документы, дверь, пустоту, – В трёх экземплярах! С биопечатями свидетеля! Обязательно!

Она отступала боком. К массивному шлюзу. Отрывистый цокот каблуков сбивался, заплетался. Как у подвыпившей. Ваэрийская утончённость дёргалась в судорожных рывках. Отчаяние парализовало.

Дмитрий слегка приподнялся. Брови поползли вверх – удивление, смешанное с циничной, почти ленивой забавой. Открыл рот, голос ровный, островок спокойствия в её урагане:— Минди... – Спокойно. Будто успокаивает испуганное животное.

Но её визг, дикий, пронзительный, вырванный из самой глубины ужаса, перекрыл его:— СОФИ, РАЗЪЯСНИ ЕМУ ПРОЦЕДУРУ! – Кричала Минди невозмутимой голограмме, как на последнюю надежду.

Каблук ударил сенсор двери. Громкое пшшшшш – шипение разгерметизации. Тяжёлая створка поползла в сторону, открывая синеву аварийных огней коридора.

– ЭТИ ЗАХВАТЫ КАТЕГОРИИ ОПАСНОСТИ ДО ПРОВЕДЕНИЯ АУДИТА! – Выкрикнула в зияющий проём, голос сорвался на последнем слоге. Швырнула фразу через плечо, как щит, как проклятие, как отчаянную попытку сохранить лицо: – Приятного дня, КОМАНДУЮЩИЙ!

И рванула в проём. Рывок был резким, неуклюжим – как у загнанной лани, почуявшей хищника. Серебристые пряди, вырвавшись из причёски, взметнулись светлым облаком. На миг силуэт застыл в синем прямоугольнике – высокая, хрупкая, трепещущая фигура на фоне холодного света коридора. А затем – растворилась. Поглощённая мраком за пределами багрового ада «Куколки». Словно её и не существовало.

Топ-топ-топ-топ... Всё тише. Тише. Исчез. Поглощённый вечным, низким, безразличным гулом станции. Как небыль._

Тишина. Глубокая. Звенящая. Лишь багровое сияние туманности, чёрный ларец на столе и тягостное безмолвие, насыщенная остатками адреналина и страха.

Дмитрий стоял. Смотрел в пустой проём. Пустой бокал медленно, гипнотически вращался в его пальцах. Потом, не спеша, потянулся к бутылке. Хлюп-хлюп-хлюп. Звук виски, льющегося в хрусталь, громыхал в тишине, как падающие камни. Он поднёс бокал к губам. Сделал медленный глоток.

Голограмма Софи плавно развернулась к Дмитрию. Голос оставался ровным, но в нём появилась едва уловимая нотка... любопытства?

— Биохимический след министра Шон указывает на высокий риск психосоматического коллапса. Рекомендую назначить принудительный мониторинг. Стандарт 7-Гамма. Для её же... безопасности, лорд-командующий, — голос Софи оставался ровным, но в нём появилась едва уловимая нотка... интереса? Голограмма плавно развернулась к Дмитрию, синеватый лик был невозмутим.

Молодой человек не ответил. Не повернул головы. Взгляд, скользнув по чёрному ложу захватов, упал на забытый планшет Минди. На мерцающие красные цифры убытков. Усмешка на губе стала шире. Кривоватой. Усталой. Опасной. Он поднёс бокал к губам. Сделал медленный, глубокий глоток. Виски обожгло горло, разлилось теплом по уставшему телу. Власть. Вот оно. Грязное, липкое, но... его.

Пустой проём шлюза зиял синевой аварийных огней. Топ-топ-топ-топ... Эхо её бега давно исчезло. Поглощённое вечным, низким, безразличным гулом станции. Как небыль. Тишина после схватки всегда звонче крика. Насыщенная остатками страха, адреналина и... победой. Малой, грязной, но победой.

Он стоял. Пустой бокал медленно, гипнотически вращался в его пальцах. Багровый свет пояса лизал чёрный ларец на столе, змеиный герб тускло тлел. Ещё один глоток. Янтарная жидкость мерцала в бокале, отражая багровое безумие туманности и холодные цифры на планшете.

Усмешка кривила губы, —"Стандарт 7-Гамма. Принудительный мониторинг. Софи, как всегда, безупречна. Теперь у меня был не только позорный "дар", но и ключ к её психике. К её страху. Дешевле... всегда проще сломать," — размышлял Дмитрий.

Он вновь поднёс бокал к губам. Смотрел в синюю пустоту проёма. Начиналась новая игра. И он был к ней готов. Устало. Опасно.