Над базарной палубой – этим адским котлом из шипящей гидравлики, хриплого хохота из "Латунной Бочки" и пота – Дмитрий Харканс застыл перед пульсирующей голокартой. Не статуя, нет. Скорее лезвие, воткнутое в ржавчину. Глаза – холодная сталь – скользили по траекториям, пальцы порхали над интерфейсом, выискивая кривые векторы, что дурно пахли. Чужой. Полный чужак в этом муравейнике. Выглаженная тёмно-синяя форма Дома, матовая броня – островок порядка посреди фронтирской вонючей ржавчины и человечины.
Станция копошилась под бледным, больным заревом Ирроникса, красившим металл в тревожную бирюзу. Пар клубился из перегретых жоп грузовиков. Неон загорался, как ядовитые грибы: «Туманность Рюмки», «Генные Специи Софи» (с подмигивающей голограммой), «Караоке-Угар». Воздух дрожал – низкий гул реакторов, шипение пневматики. Дыхание дряхлого монстра. А над всем этим – серебристый, нарочито бодрый голос местного ИИ: – С возвращением, обитатели Фронтира! Напоминаем: стыковочные взносы ждут, не дождутся ваших кредитов. И, э-э-э… помните, граждане! Высокоскоростной свинец – никак не аргумент в спорах о счетах! – тон споткнулся на последнем слове. Лёгкий статический треск – как ножом по стеклу.
У гравитационного колодца пара таможенников Турванни – долговязые, с орлиными башками и клювами из хромированной стали – скользила мимо ящиков с печатями Пельнари. Щёлк! Голосканер клюнул воздух. Перья на загривке одного взъерошились, точно, как у ястреба, увидевшего змею.
– В манифесте указано: шёлк Ваери. А сканеры воют о биомеханической заразе, – скрипучий голос как несмазанная дверь. Глаза второго, оранжевые, неморгающие бусины, сузились в щёлочки. – Эвакуируем сии ящики в медцентр. На предмет… свечения. – В ровных тонах – тень чего-то липкого, опасного.
БАМ! Латунные двери одного из баров распахнулись, выплеснув волну едкой вони дешечного виски и хриплого смеха. Бывалый солдафон, шрамы вместо биографии, поднимал стопку перед кучкой наёмников: – Зато, чёрт побери, чтобы дружественный огонь сегодня прошёл мимо! Бармен – аморфная слизь с кучей щупалец вместо рук – усмехнулся (если это можно назвать усмешкой): – Терпи, старик! Караоке скоро! Жди! – Хохот грянул громко, но в глазах наёмников – привычная, как ржавчина, настороженность. Никакого доверия.
Дмитрий двинулся. Не пошёл – поплыл. Каждый шаг – холодный, размеренный удар сапога по решётке. Тук. Тук. Тук. Властно. Воздух вокруг него сгустился, заставив стражников у операционной зоны инстинктивно отпятиться на полшага. Группа, ждавшая – две женщины и пара охранников – застыла. Напряжение висело в воздухе, густое, как смог. Почти страх.
Тара Бейли. Первой бросалась в глаза. Стояла каменная глыба. Платиновый ёжик волос, шрам над бровью ловил тусклый свет. Но главное – глаза. Бледные. Ледяные осколки. Встретили взгляд юноши – без тени дрожи. Без страха.
– Протоколы непрерывности активированы в отсутствие Дома Харканс. Эффективность… поддерживается. – Голос – отчёт. Сухой выстрел. Палец – резкий укол – в схему на терминале, – Несанкционированные биометки в Отсеке Шесть. Расследование инициировано. – Ни оправданий. Ничего, кроме фактов и скрытого, как ржавый гвоздь, раздражения.
Рядом Минди Шон – перепуганная птичка в клетке. Лазурная кожа Ваэри блестела от пота. Аметистовые глаза – огромные, с отсутствующими зрачками – метались.
– Д-да! – Голос сорвался, – Эксплуатационные расходы… В бухгалтерии дыра! Двадцать три тысячи кредитов, лорд-командующий! Но я заткну! Клянусь! – Выпалила, прижимая мерцающий планшет к груди, как щит от гнева. Лазурные пальцы дрожали, оставляя влажные отпечатки на экране.
За Дмитрием, будто тени из самого ада, замерли двое оруженосцев. Не просто стояли – вросли в палубу. Козырьки тонированные – лица спрятаны, превратив их в бездушные маски рока. Пальцы в перчатках не лежали на рукоятках дробовиков – они обжимали их, как горло врага. Готовые сорвать с магнитных креплений за мгновение до выстрела. Рядом стражники станции заёрзали, руки рефлекторно потянулись к дубинкам. Щёлк – не звук, а взгляд Тары Бейли. Молниеносный. Холодный. Как лезвие по горлу. Пальцы стражников замерли в сантиметре от оружия. Чей-то сдавленный вдох – единственный звук в вдруг ставшем сиропно-густом воздухе. Вызов. Страх. Всё смешалось.
– Насколько я понимаю, – начал Дмитрий. Голос – спокойная гладь пруда, под которой бьётся стальная щука. Взгляд скользнул с Тары (ледяные осколки глаз встретили без дрожи) на Минди (та чуть не подпрыгнула, как на раскалённой сковороде) и обратно к Бейли, – Станцией заправляли вы, в отсутствие представителя моего Дома? – Вопрос повис, тяжёлый, пропитанный озоном и немой угрозой.
Дмитрий дал паузе растянуться. Стал осязаемой преградой. Он чувствовал вибрацию страха от Минди – мелкую дрожь в лазурных ручонках, впившихся в планшет-щит. Видел вызов Тары – это чуть выставленное плечо, подбородок, задранный немного выше, чем надо. Холодный алгоритм в стальных глазах взвешивал оба полюса. Потом – поворот к Минди. – Расслабься, Минди Шон, – бросил молодой человек, нарочито фамильярно, сбивая с толку, – Я пока не гонюсь за каждой пропавшей копейкой. – Уголки губ дрогнули в подобии улыбки. Но глаза... Глаза оставались мёртвыми озёрами. Ни тепла. Ни шутки. Только лёд.
– В ближайшие месяцы, – продолжил он, глядя уже поверх неё, в пустоту, где гудел «Фронтир», – Дом Харканс будет интересовать только десятина. Уверен, ты найдёшь способ... залатать дыры во внутренней бухгалтерии. Сама. Без шума.
Минди побледнела. Лазурная кожа приобрела мертвенно-серый оттенок, будто девушку обсыпали пеплом. Костяшки пальцев, впившихся в планшет, побелели. Аметистовый взгляд метнулся к Дмитрию, ища хоть искру пощады в каменном лице – и не найдя ничего. Пустота.
Взгляд юноши, холодный и неумолимый, как око сканера, медленно переключился с дрожащей Минди обратно к Таре. Встретился со стальным взглядом, всё ещё прикованным к нему. Между ними натянулась незримая струна. Тугая. Звенящая немым: «Ну что?»
– Вы поддерживали станцию, – констатировал Харканс, делая ударение на «поддерживали», – в более или менее... презентабельном виде. Рад, что мы будем работать вместе. – Формально. Вежливо. Молодой человек протянул руку. Жест протокола, пустой, как вакуум за иллюминатором.
БАМ! Острая, белая боль вонзилась в висок. Нейроимплант взревел сиреной в черепе. Не текст – вспышки, выжигающие сознание: · ИИ "Софи": Целостность 99.7%. – Цифры горели ядовито-зелёным. Ложь! Слишком сладко! · Сеть: Хрупкая. Бэкдоры: 12 (Данные/Контроль/Наблюдение). Запечатано. – Статус мигнул и погас. Наглая, глупая ложь?! Ледяная игла вдоль хребта. · Тара Бейли: Агрессия +47%. Код: Кинжал-7. – Красный шип графика вонзился, подобно крику в морге. Вкус железа на языке. Мысль пронеслась, острая и холодная, сквозь боль: «Чувствительная Софи врёт... Сеть – дырявое решето, а Бейли – бракованная бомба на взводе. Идеальный "Фронтир"». Тьфу! Запястье дёрнулось вниз – резкий, отрывистый жест «отбой!». Внутричерепной гул стих, оставив звенящую пустоту.
И привкус горечи. Как после плохого кофе, – С ИИ и сетью разберёмся. Позже, – отчеканил мысленно Харканс, глядя сквозь Бейли, будто видя те самые двенадцать чёрных дыр за её спиной. – Сначала угрозы. Физические.
Голограмма Софи дёрнулась, как плохой сигнал. Лицо исказилось на миг, – Извините-извините! Гравитационная... повторная калибровка завершена! Все системы... оптимальны? – Голос ИИ дрожал, цифровые "локоны" виртуальных волос казались растрёпанными. Короткий вой статики – и снова натянутая, фальшивая бодрость. Притворщица.
Оруженосцы Дмитрия среагировали синхронно. Металлический щелк-щёлк – дробовики переведены в "походное". Костяшки расслабились, но позы – все ещё напряжённые статуи. Накал упал на микрон – стражники станции чуть разжали кулаки. Тара Бейли не пропустила этот сдвиг. Большой палец ослабил хватку на рукояти пистолета, но глаза – сканирующие, холодные – не отрывались от Дмитрия. Немой вопрос: «Что ты только что увидел?» Но вслух бросила лишь: – Ваши покои. За мной. – Резкий поворот, будто по уставу. Приказ, а не предложение.
Минди Шон вздрогнула, едва не выронив планшет. – Покои «Куколка»! Гермозона! Панорамный вид! Шелковое бельё Ваери – копируемое! Климат – терранский стандарт! Я лично чистила фильтры! – Голос сорвался от нервов и жгучего желания угодить. Она рванула за Тарой, будто привязанная невидимой верёвкой.
– Благодарю, милые дамы, – произнёс Дмитрий с вежливой, ледяной улыбкой, что не добралась до глаз. Следовал к лифту. Лавандовые щёки Шон потемнели до фиолетового – "милые дамы" звучало здесь как пощёчина. Насмешка.
Бейли ткнула кулаком в панель. Двери лифта с шипеньем разъехались, выпуская волну вони: дешёвая машинная смазка, пыль и что-то кислое. Дух Фронтира.
– Крисалис. Сектор Синий, подуровень девять. Частный доступ, – бросила начальница охраны, входя первой. – Твои предшественники... обожали свои земные нежности. – В слове "предшественники" – кислота презрения. Острая, как ржавый гвоздь.
Лифт с грохотом рванул вниз. Минди прилипла к стене, стараясь держаться подальше от Тары. Мерцающий свет выхватывал капли пота на шее и скованную, как пружина, позу Бейли. За иллюминаторами мелькали слои станции: · Лабиринты коридоров – ржавые артерии. · Мигающий неон – ядовитые грибы. · Трубы – переплетённые кишки. · Металлический стон – постоянный фон. Промчался грузовой экзоскелет с ящиком "Био-Опасность"; стайка щебечущих дипломатов Ланари – переливающиеся мотыльки; наёмники «Золотого Клыка» в лоскутной броне плевали сквозь решётки. Обычный фронтирский бардак.
ДЁРГ! Лифт качнуло, как умирающую рыбу. Минди вскрикнула. Тара вцепилась в поручень, челюсти сжались. Искусственная тяжесть отключилась – тело рвануло вверх, ударившись о потолок лифта, волосы встали дыбом. Тишина. Потом – вой сирен где-то внизу, приглушённый металлом. Свет моргнул, погас, зажёгся снова – тускло, аварийно. Воздух пах страхом и озоном. Опять она. Софи.
– Ой-ой-ой! Гравитационный... икотец! – голос Софи прорвался сквозь скрежет, неестественно высокий, срывающийся на визг. – Пожалуйста, не пугайтесь! Держитесь за поручни крепче-крепче! – Голос оборвался статическим визгом. Мерзкий тон.
БАМ! Гравитация врезала обратно. Минди рухнула на пол с глухим стуком ахнув. Тара приземлилась мягче, кошачьей пружиной, но взгляд – кинжал – вонзился в потолок. "Сдохни уже, железяка!" – говорила её поза. Дмитрий лишь чуть качнулся, рука легла на холодную стену. Ни тени удивления. Только сталь в глазах.
Двери с шипением открылись на девятом подуровне. Холод. Стерильный, режущий воздух коридора – контраст после вонючего лифта. Как шагнул из помойки в морг. В конце тоннеля, под мягким, обманчивым светом, маячила массивная дверь. Выгравированный компас Дома Харканс – символ власти, затерянный на задворках вселенной.
Тара коротко ткнула пальцем, не глядя: – Панель. Биоключ. Только вы можете входить и те, кого внесёте в список гостей, – Её ледяные глаза не смотрели на дверь. Они сканировали пол, тёмные углы, вентиляционные решётки. Искали тени. Уши. Глаза. Угрозу. – Уши и глаза Софи везде. Кроме отхожих мест. Якобы. – Бросила она буднично, голос низкий, как скрежет камней. – Следит. Шпионит. Как паршивая муха.
Минди, отряхиваясь, шагнула вперёд, сжимая планшет, — как талисман: – Я-я назначил финансовый обзор! На завтра! Ровно 08:00! Я... я буду с чаем! Хорошим! Не то пойло, что охрана хлещет! – Аметистовые глаза метались, ловя хоть искру одобрения на каменном лице Дмитрия. Щёки пылали фиолетовым румянцем. От страха или рвения – чёрт разберёт.
Тара стояла, скрестив руки. Скептицизм так и лился с неё. Взгляд на Дмитрия – прямой, вызывающий: "Ну что, барчук? Твоя позолоченная конура ждёт. Покажи класс".
С потолка полился голос Софи, нарочито плавный: – Добро пожаловать, лорд-командующий! Освещение в покоях «Куколка»: «Передышка полководца» – тёплый янтарь, карты штаба? Или «Безмятежность туманности» – бирюзово-фиолетовая глубина? Созерцание успокаивает нервы!
Дмитрий не колебался ни секунды. Взгляд всё ещё держал Тару, её немой вызов. – Передышка полководца, – отчеканил он, касаясь сканера. Холодно. Без интонации. Игла кольнула подушечку пальца. Капля крови – рубиновая, почти чёрная в тусклом свете – впиталась в сенсор.
Тара едва кивнула. Уголок губы дёрнулся. «Предсказуемо, как восход над свалкой», – говорил её взгляд.
– О-о, да! – Минди аж подпрыгнула. – Очень... солидно! Авторитетно!
Массивная дверь с компасом бесшумно отъехала. Внутри – мягкое, тёплое, янтарное сияние. Как будто солнце застряло в бутылке дорогого коньяка. Воздух, хлынувший наружу, был чистым. Слишком. Химической свежестью консервантов и пылью веков, осевшей на роскоши. Затхлостью запечатанного склепа. Ни капли жизни. Ни грамма фронтирской вони.
Дмитрий переступил порог. Сапоги, только что давившие ржавые решётки, утонули в ковре. Глубоко. Как в болоте из денег. Перед ним – гробница предков: · Мёртвая роскошь полированной экзодревесины. · Искусственное тепло фальшивого солнца. Панорамный иллюминатор – на безжизненную скалистую пустыню Пояса Ирроникса. Подсвеченную бледным, больным бирюзовым заревом. Как будто гигантский гниющий синяк на лице космоса. Роскошь, отгороженная от хаоса за бронестеклом в палец толщиной. Идеальная. Стерильная. Позолоченная клетка.
Но даже здесь, в этой гробнице спокойствия, нагло лез в глаза голодисплей на стене. Врезался в искусственную идиллию, как нож в масло: · Отсек 6: Несанк. БИОЗНАКИ! – Тревожное пульсирование красным. Кровь на снегу. · Сектор Синий: Гравитация ШАЛИТ! – Жёлтая мигалка. Предупреждение, как жёлтый глаз хищника. · Финанс. узел: АНОМАЛИЯ в бухгалтерии! – Холодный синий строб. Ледяной укол. Не напоминания. Вызовы. Угрозы. Хаос не отступил. Он притаился. Ждал своего часа, подобно крысе в вентиляции.
Дмитрий шагнул внутрь. Дверь бесшумно съехала за ним, отрезав коридор. Но не ощущение прищуренных глаз. Софи? Тары? Кто знает. Янтарный свет обволок, обманчиво тёплый, как объятия ядовитой змеи. Молодой человек подошёл к иллюминатору. Ладонь легла на ледяное бронестекло. Отпечаток на мгновение проступил в конденсате – призрак тепла в мёртвой зоне. За стеклом – та самая скалистая пустошь. Бездушная. Подсвеченная гниющей бирюзой Ирроникса. А внизу, под ногами, сквозь толщу стали – гудел хаос станции. Грохот. Скрежет. Приглушённые крики. Далёкий, но неумолимый. Как сердцебиение чудовища.
В голове сквозь фальшивый уют янтаря, прорезалась его собственная мысль. Холодная. Отточенная. Как бритва: «Не проблема. Прикрытие. Здесь можно... раствориться. Слиться с тенями. Подготовить удар. По самому сердцу Империи. В этом грохоте. В грязи. На забытом Богом и сильными мира всего краю вселенной...»
Он резко отвернулся от стекла. Спиной к мёртвой пустоте. Голос, тихий, но режущий тишину роскошной клетки, как вибронож по нервам, прозвучал чётко. Отчеканивая каждое слово. Его мертвенно-холодный взгляд скользнул по мигающим кошмарам на голодисплее: – И в этом хаосе... – Пауза. Тяжёлая. Как свинцовая плита на груди. Воздух застыл. Далёкий грохот доков на мгновение стих, будто станция затаила дыхание. – ...я убью Императора.
Тишина после этих слов была громче любого взрыва. Янтарный свет вдруг показался липким. Фальшивым. Как маска на лице палача. Хаос за стенами гудел чуть громче, словно в ответ. Будто станция услышала. И поняла. И притаилась.