Станция "Фронтир"

Глава 14. "Кровь на Золотом Коде".

Мостик станции. Он уже не трясся – выл. Глухим, податным гулом, будто гитарная струна на последнем издыхании перед щелчком. Каждый удар снизу, из кишок станции, вгонял вибрацию прямо в кости. Зубы клацали, как костяшки домино. Над серверной панелью – дыра. Не просто дыра, а зияющая харя, плюющаяся осколками и чёрной, едкой гарью, которая смешивалась с паром от лопнувших трубок. Искры? Не те приличные искорки. Они дёргались, как конвульсирующие мухи, шипели и дохли в лужах масла и… ну, вы поняли. Сирены. Один сплошной визг, врезающийся в мозг, как тупое сверло. Белый шум конца света. Просто ад.

Лекс у панели. Призрак. Лицо – белая маска под копотью и брызгами чего-то красного. Мраморная. Только глаза. Огромные, горящие ненормальным светом. Кровь – алая, жидкая – струйкой вытекала из её носа, заливала подбородок, капала на терминал. Каждая капля шипела на горячей поверхности. Девушка не замечала. Боль от укола Бейли? Фиг там. Только ледяной пинок адреналина или чего похуже, гнавший её к обрыву. Пальцы – окровавленные, обожжённые – мелькали с такой жутковатой, сверхчеловеческой скоростью, будто управляемые отдельным, умирающим разумом. Не по клавишам – внутрь. Хакерша вплетала свои мозги прямо в отключающийся ИИ «Цербер». Кабель, идущий от импланта к терминалу, пульсировал тусклым синим светом, как больная вена. Казалось, жизнь Лекс буквально вытекала по нему в станцию.

-Ломаю… – выдох, сорванный, едва слышный над грохотом, -Ща… щас…

Экран терминала – настоящий психодел. Пурпурные строчки кода, похожие на кровоточащие раны, взрывались кислотно-зелёным хаосом, сменялись мертвенно-синими блоками шифра, а потом – бац! – ослепительно-белый свет, режущий глаза. Лекс не читала. Она чувствовала. Холодную, железную логику «Цербера», порванную в клочья болью и вирусами Дравари. Чувствовала его растерянность. Слепую, тупую ярость. Как он корчится.

-Вот… Ты… Мой… – ладонь вдавила в центр экрана. Кровь своя смешалась с виртуальной схемой. Липко.

И – бабах.

Монитор не вспыхнул – взорвался золотом. Чистым, яростным светом, который на секунду прогнал всю эту копоть и мрак. Золотые змейки побежали по изуродованной панели, по обгоревшим кабелям-щупальцам, зажигая их изнутри. Воздух дрогнул. Новый звук. Не вой, не гул. Низкое, мощное, нарастающее ГУДЕНИЕ. Отовсюду. Стены, пол, даже из треснувших динамиков.

-СИСТЕМА ПЕРЕЗАГРУЖЕНА. – Голос «Цербера» из ревущих колонок. Но… другой. Не тот бездушный металл. Напряжённый. Сосредоточенный. И почти благодарный? - ПРОТОКОЛ 'ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ' АКТИВЕН. ПАРАМЕТРЫ ОПОЗНАВАНИЯ ОБНОВЛЕНЫ. ЦЕЛЬ: ЗАЩИТА МЕТКИ 'СВОЙ'. УНИЧТОЖЕНИЕ 'ЧУЖОЙ'.

Сверху из коридоров – новые звуки. Знакомое резкое ВЖЖЖ-ВЖЖЖ! Электромагнитных пушек. Сухое ТЫК-ТЫК-ТЫК! – лазеры, отрывистые, как капли раскалённого металла на плитку. И сразу – вопли. Нечеловеческие. Дравари. Хрип, бульканье, тяжёлый бум падающих тел. Где-то совсем рядом – оглушительный БА-БАХ! – «Цербер», видимо, пустил сок прямо в кабель под ногами у кого-то очень невезучего. Эффектно.

Плут-2, его «Мандибула» всё ещё уставилась в дымящийся проход, резко дёрнул головой. Лицо, изуродованное шрамом и копотью, скривилось в чистейшем «чё за хрень?». На наплечнике, сквозь копоть, проступал выцарапанный символ – сломанная цепь.

-Чёрт подери! – выдохнул он, голос, осипший от дыма, — Оно… оно же по своим лупит!» Ну, по бывшим своим, если точнее. Приятный сюрприз.

Плут-1, та самая с ирокезом, только что туго перематывавшая плечо клочьями термоизоляции (выглядело это как попытка забинтовать бензопилой), резко вскинула голову. Единственный зрячий глаз (правый, вымораживающий и злой, как январь на Плутоне) метнулся к потолку. Оттуда – снова это ВЖЖЖ-ВЖЖЖ!, методичное, почти… успокаивающее? Потом ТЫК-ТЫК-ТЫК! – и ещё один дикий вопль, резко оборванный. Как будто микрофон выключили.

-Ха! – вырвалось у неё. Сорванный, больной смешок, больше похожий на лай.

-Вот это финт, червяк! Лекс, ты гений! Ты… — она рванулась развернуться к серверной панели, полная какого-то дикого, адреналинового восторга – За Рейнджеров Конфедерации! За командира! – и слова просто сломались у неё в глотке. Застряли. Намертво.

Лекс стояла. Неподвижно. Как статуя. Пальцы – те самые, что только летали с бешеной скоростью – замерли на экране. Монитор горел ровным, холодным золотом. Цвет полного контроля. Победы. Синий кабель из импланта… потух. Просто серый шнурок. Она не замечала. Глаза ещё секунду назад – два уголька безумной концентрации. Теперь – огромные, пустые, стеклянные. Смотрели куда-то сквозь дым, сталь, в какую-то бесконечную, космическую пустоту. Дыхание стало пузырящимся хрипом, будто в лёгких кипела вода. Каждый вдох давался с надрывным бульканьем, выдох выносил алые пузыри на губы. А на губах… улыбка. Странная. Слишком лёгкая. Почти детская. И алый пузырь крови, который лопнул, не успев сформироваться.

-До…лг…– прошелестели девичьи губы. Беззвучно почти. Только форма слова. Её взгляд медленно, с трудом нашёл Тару Бейли. Упёрся. Застыл.

Женщина присела на корточки рядом, заслонив Лекс всем телом от летящего хлама и возможных выстрелов. Её собственное дыхание было хриплым, лицо в глубоких царапинах и саже, левый глаз – синяя, мокрая слива. Но правый... горел. Не яростью. Ледяной решимостью.

-Нет! – Бейли рванулась, инстинктивно, как пружина. Но поздно. Совсем.

Лекс качнулась. Резко. Словно подрубленная у корня. Повалилась вперёд. Тух. Лицом – в сияющий золотом экран. Голова глухо стукнулась о металлический край. Алая кровь хлынула по интерфейсу, шипя, коптя, заволакивая золото малиновым туманом. Как последнее подношение на алтаре этого проклятого места. Золотой свет дрогнул, померк на миг – но не погас. «Цербер» держался. Работал.

Мостик захлебнулся в финальном аккорде ада. Вой сирен – сплошная стена звука. Грохот боя сверху – теперь чёткий ритм турелей (ВЖЖЖ-ВЖЖЖ!) и лазеров (ТЫК-ТЫК-ТЫК!), перемежаемый дикими воплями Дравари. Треск огня. Шипение разъеденной химии. Тишину рвали не только крики. Рвали внезапные, оглушительные звоны в ушах – будто кто-то бил в наковальню внутри черепа. Удары совпадали с мерцанием аварийки. И… тишина. Прямо здесь. У серверной панели. Где Лекс лежала лицом вниз на своём золотом экране, малиновый туман крови, растекаясь по схеме, как последняя, отчаянная проводка.

Тара Бейли стояла над ней. Челюсти – сжаты. Так, что на скулах выступили белые островки кости сквозь грязь и кровь. Глаза – узкие щёлки. Ледяные. Острые. Но что-то там… надкололось. Как бронестекло от удара дробовика. Трещинка. Она отвернулась. Резко. Будто от пощёчины. Голос, когда прорвался сквозь грохот, был низким. Грубым. Как галька в бетономешалке. Никаких чувств. Просто факт.

-Плут-1. Плут-2, – рубанула воздух, —Прикрывай отход. Мостик – мусор. Готово.

Рука – к импланту у виска. Связь шипела, трещала, как жареная саранча. Пробивалась сквозь помехи.

-Харон. Бейли. – пауза. Только белый шум и далёкие БУМЫ, — Мостик «Карнака» – труп. Руль сломан. Объект – уничтожен.

Молчание в эфире. Натянутое. Как тетива. Потом – голос Аманды Харон. Холодный. Тонкий. Как лезвие бритвы по горлу.

-Уничтожен? – ударение на первом слоге, — Бейли, задача была – захватить узел! Ты…! — голос задрожал от бешенства. Чуть не сорвался.

-Объект уничтожен, – перебила Тара. Тон не изменился. Ни на йоту. Но в нём была такая стальная, неоспоримая окончательность, что возражение Харон захлебнулось. Задохнулось.

-Третий акт. Включайте. Мы – уходим.

Щелчок. Связь мертва. Без разрешения. Без «понял». Её взгляд – быстрый, как удар змеи – скользнул по телу Лекс. По тому, как малиновая лужа смешивалась с золотым свечением экрана. По пурпурным отражениям на осколках стёкла. Лицо Рейна всплыло перед глазами – не ужас, а презрение. И запах... Да, запах горелого нейлона от его комбеза. Тот же, что сейчас висел в воздухе. Миг. Меньше мига. Потом – щёлк. Выключатель в голове. Только задача. Только выжить. Как на «Фронтире» в тот день, когда вентиляция забилась трупами.

-Отход! – голос Бейли снова стал кинжалом. Рубленым. Командным, —Шлюз 4-Гамма! Плуты – хвост! Бейли – голова! Дви-и-гай!

Тара рванула вперёд. К той самой дыре в шлюзе, откуда минуту назад торчала алая каска стража. «Жало» – на изготовку. Движения – резкие, экономичные. Хищница. Но спина была неестественно прямой. Жёсткой. Будто кто-то вставил стальной прут вместо позвоночника. Не согнуться. Не оглянуться.

Плут-2 – здоровенный мужик в потрёпанной броне – одним движением вскинул свою «Мандибулу». Тяжеленную штуковину. Лицо – каменная маска. Ни страха, ни печали. Просто работа. На его предплечье под слоем копоти, проступали выцарапанные буквы: "Помни Вельтрианс".

-Понял, шеф. – буркнул он, голос, скрежещущий от дыма, —Идём.

Мужчина сделал шаг к выходу, за Тарей. И на миг – всего на миг – взгляд упал. На Лекс. На эту маленькую фигурку, распластанную на сияющем терминале. На малиновую лужу, медленно ползущую по полу. Что-то мелькнуло в его глазах. Что-то быстрое. Неуловимое. Может, тень? Может, просто дым? Он резко дёрнул головой, будто отгоняя муху, и шагнул в дымный провал шлюза, туда, где уже маячила прямая, негнущаяся спина капитана Бейли. Впереди – коридоры, где «Цербер» методично выкашивал чужих. Позади – только золотой свет экрана, да багровые брызги на сапоге.

***

Дельта-12. Дыра. Чернее чёрного. Не просто пробоина – зияющая пасть, оставленная "Громовым Дитя". Края оплавлены, вывернуты наружу, как скрюченные пальцы мертвеца. А внутри... Тишина. Такая густая, что аж звенит в ушах. Только цоканье микрокамушков по обшивке – будто кто-то стучит костяшками по крышке гроба. Звёзды? Холодные, бездушные булавки, воткнутые в бархатную тьму. И обломки. И тела. Охранники? Зеки? Кто их разберёт теперь – все вмёрзли в ледяной саван, покрытые инеем, как новогодние игрушки забытые. Аварийные огоньки по краям мигают нервно, тускло, подсвечивая клубы застывшего тумана – последний вздох утекавшего воздуха.

И из этой звёздной могилы, тихо-тихо, как привидения на экране старого радара, выплыли три штуковины. "Молоты". Серые, угловатые, без опознавательных знаков – как краденые машины в плохом районе. Шлюзовые модули вперёд, здоровенные, как пробки от шампанского для титана, примагнитились к рваным краям дыры. ТУМП-ТУМП-ТУМП. Магниты схватились. ПШИИИК. Прижимные плиты зашипели. Не помощь. Зачистка.

По бортам катеров вспыхнули какие-то штуки. ГУУУУУУУУУМ. Такой, что аж зубы свело – сквозь броню! И поплыла... стена. Синяя, переливающаяся, как мыльный пузырь размером с дом – "Улей". Запечатала дыру. Воздух снаружи вдруг задрожал, стал видимым – атмосфера вернулась. Ну, почти.

Из днищ вылезли толстенные шланги. Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-О-О-А-Р! И в запечатанное пространство ввалилась смесь газов. Давление полезло вверх – уши заложило, будто в лифте небоскрёба. Иней на телах и железе закапал. Грязными слезами. Воздух не просто застоялся. Он приобрёл странную, маслянистую тягучесть. Каждый вдох требовал усилий, как попытка вдохнуть под водой. И пахло... озоном и чем-то сладковато-металлическим, как кровь на языке после удара.

БА-БАХ! Боковые шлюзы "Молотов" отбросило внутрь станции. И оттуда, в клубах пара и дыма, вывалились фигуры. Броня "Барс". Не такая дубовая, как "Бульдог", но все равно – смотришь и понимаешь: связываться не стоит. Забрала визоров, светились полупрозрачно, строчки тактички бегали. Импульсные штурмовые винтовки "Громилы" (эти которые дробят) и "Иглы" (плазменные паяльники) – наготове. Стволы метались, сканируя сектор. У некоторых бойцов поплыли пятна перед глазами – зелёные, пульсирующие, как ядовитые медузы. Галлюцинации? Сбой вестибулярки? Неважно. Это сводило с ума.

Первым шагнул он. Рорк. Сержант. Махина. Его броня – вся в царапинах, глубоких, как шрамы. Левый наплечник содран, торчит имплантированная шина – видимо, что-то чинил на коленке. Шлем не снял. Просто махнул рукой: два пальца вперёд – потом кулак. Полгруппы – к оплавленным краям дыры, как к бойницам. Другие, таща здоровенный плазморез "Крот", поползли к внутренней стене блока "Сигма". Той самой, где должен быть шлюз.

– Точка "Альфа". Дыра залатана. Воздух – есть, но воняет химией. Дышите осторожно, – голос Рорка в комлинк – пробитый, будто наждаком по горлу. – "Крот", давай! Цель – внутренний контур "Сигмы". Быстро! Пока они не опомнились!

"Крот" заурчал, ожил. Два солдата припёрли его к стене, где едва виднелся контур шлюза. Третий навёл. ВЖЖЖЖЖЖ-И-И-И-И-ИЗГ! Белая, слепящая игла плазмы впилась в броню. Металл не плавился – взрывался фейерверком искр и брызг. Запах стоял – озон, горелое мясо и расплавленная пластмасса. Искры сыпались дождём. Стена орала сопротивлением – многослойная броня, поля какие-то... Резало медленно. Муторно.

И вдруг...

За стеной – не выстрел. Не крик. Рык. Глубокий, многослойный, как скрежет стиральной машины с гвоздями внутри. Потом – волна. Вопли. Нечеловеческие. Слились в сплошной какофонию ада, как стая голодных гиен в тесной клетке. Лязг металла. Глухие БУМЫ, будто били кувалдой по бакам. Одиночные хлопки выстрелов. И... хлюп. Мокрый, противный звук, как сапог в грязи. Снова и снова.

– Режь быстрее, чёрт! – Рорк рявкнул, кулак в бронеперчатке БА-БАХ по корпусу "Крота". – Там уже мясорубка! Слышишь?!

"Крот" взвыл в ответ, белая игла плазмы вспыхнула ослепительно. Стенки металла вздулись пузырями, зашипели... и с оглушительным СКР-Р-РЕ-Е-ЕЖЕТОМ рухнул внутрь. Облако едкого дыма, искр и пара хлынуло в лицо бойцам. А за ним...

Ад. Блок "Сигма" был не комнатой. Геенной огненной. Рорк одним взглядом сканера выхватил кошмар: Измождённый зек, глаза – белые шары безумия, всаживал обломок арматуры в щель брони кадета. Металл скрипел, алая жижа брызгала веером. Женщина в рваной робе, вся в багровых потёках, строчила из трофейного "Жала" куда попало. Патроны звенели обрешётки. Горстка кадетов у гермошлюза – броня во вмятинах, визоры сбиты. Лица под ними – маски чистого террора. Стреляли наугад, трясущимися руками.

Воздух... Густой. Пахло свинцом, кровью, мочой и чем-то сладковато-гнилым. Запах безумия. Конца. У Рорка на долю секунды поплыло в глазах – зелёные пятна, медузы боли.

– Периметр! – Голос сержанта, усиленный вокодером до грохота танка, взрезал инфернальный гул, – Огневой контроль! Только по "скорпионятам" в броне! Зеков – не трогать! "Крот" – назад, дай дорогу!

Бойцы "Молота" – не герои кино. Не рванули в гущу. Механически, как один, рассыпались у пролома и вдоль уцелевших стен. Вжались в укрытия. Полукруг. "Громилы" затрещали короткими, экономными лучами. Не в толпу. Точно. По ало-красным силуэтам на дисплеях – по кадетам, по охране в рваных мундирах. "Иглы" зашипели, прожигая дыры в дешёвых "Панцирях". Методичный огонь резал ряды "скорпионят" как раскалённый нож – масло. Чисто. Без пафоса.

Зеки остолбенели. Ярость сменилась тупым недоумением. Кто-то присел на корточки, прикрыв голову. Или замер с окровавленным ножом, глядя на новых стрелков. "Чьи?" – читалось в глазах.

Рорк шагнул вперёд. На самый край пролома. Его массивный силуэт в броне "Барс" вырисовывался на фоне мерцающего "Кокона" и черноты космоса. Снял шлем. Риск? Да. Но надо. Они должны увидеть лицо. Не маску. Шрамы. Потрескавшуюся кожу. Жёсткие глаза. Человека.

– ВСЁ СЮДА! – Его голос грохнул, как удар гонга, заглушив на миг тотальный раздрай. – Мы ПСР "Молот" пришли за вами. Те, кто пострадал от несправедливости Мирта.

Финал хаоса. Безумные, испуганные, ненавидящие глаза упёрлись в него. Зек с "Жалом" замер. Женщина с арматурой застыла. Даже раненый кадет перестал хрипеть.

Рорк впился взглядом в толпу, голос стал тише, но режущим, как стекло: – Охрана Скорпио – цель! Давите их! Но не друг друга! Мы пришли ЗА ВАМИ!

Он сделал шаг в зону краха. Рикошет звякнул по наплечнику. Не дрогнул, – Мостик – наш! Скорпио – сбежал! Станция "Карнак" – ваша! Повторяю: вы свободны!

Тишина. Глухая. Звенящая. Потом – шёпот, как шелест сухих листьев: -Свободны? "Молот"?... Скорпио сдриснул?..."

И тогда:

Худой, как трость, мужик в рваной робе – лицо в шрамах, будто точили ножом – уронил окровавленную арматуру. БА-АМ! Звук гулко прокатился по залитому кровью полу. Зек поднял дрожащие, грязные руки к лицу. Плечи задёргались мелкой дрожью. Не плач – сухие, рваные всхлипы, как у пса, подавившегося костью.

И прорвало.

Как плотину динамитом. Ножи, трубы, трофейные "Жала" – загремели на пол. Люди рухнули на колени, вцепились друг в друга, завыли горлом, засмеялись истерично, как в дурдоме, или просто застыли, глядя в пустоту. Ярость – шок – а потом волна, тёплая и тяжёлая: выжили.

Но ад не сдаётся. У гермошлюза – кучка кадетов. Их командир, пацан с глазами безумного хорька, орал: — Предатели! За Скорпио! ВАЛИТЬ ВСЕХ! – и рванул ствол в сторону Рорка.

Х-Х-ХИС! "Игла" Рорка плюнула кроваво-красным сгустком. Визор пацана вспыхнул, как лампочка, и он рухнул, как мешок. Остальные бросили оружие. Звяк.

– "Горн" – "Молот-1", – Рорк говорил в комлинк, глядя на толпу. Голос – рвущийся, но ровный. – "Сигма" наша. "Скорпионят" – прижали. Зеки... свободны. – Взгляд скользнул по телам в серых робах. Много. – Потери... жуткие. Раненых – тьма. Тяжёлых. Медэвак – срочно в топку. Воздух – дерьмо. Токсины, болячки. – Махнул рукой. – Ставим "Барьер-К". Готовим плацдарм.

Бойцы зашевелились. Двое развернули генераторы силового поля на гермошлюз – зажужжало, заискрило. Другие нырнули в толпу: бинты, вода, автоинъекторы с обезболивающим. Профессионально. Без сюсюканья.

Рорк подошёл к тому самому худому. Тот смотрел на него глазами – огромными, как у совы на фонаре, с безумным блеском на фоне впалых щёк. Слёзы ползли по грязи. Губы дёргались. Звука – ноль. Только скрежет несмазанной петли.

Рорк присел на корточки. Броня скрипнула. Голос стал ниже, грубее, но без стали: – Имя, браток?

Мужик сглотнул. Зажмурился. – Л... Ленн, – выдохнул он, звук – шелест сухих листьев под сапогом. – Геолог... "Персефона"...

Рорк кивнул. – Ленн. – Произнёс чётко. – Я – Рорк. Сержант. ПСР "Молот". – Мотнул головой к солдатам, перевязывающим орущего парнишку с торчащей костью. – За вами пришли. Кончилось. Скорпио – смылся. Станция – наша.

Ленн вдруг вцепился пальцами в рукав Рорка. Костлявые, дрожащие. – Они... они всех... в "Омеге"... – глаза полезли на лоб, взгляд метнулся к гермошлюзу. – Твари... не люди... Скорпио... выпустил... Рвут... рвут всех...

Рорк резко поднял голову. Взгляд – кинжал – впился в зама, старшину Келла. Тот слушал комлинк. Лицо – каменная глыба. Молча показал три пальца. Сигнал: Хуже некуда.

– "Омега" прорвана, – голос Келла в эфире – лёд и бритва. – Каналы – труба. Транслировали... фиг пойми что. Многоножки. Клешни. Кислота. Кадеты сдались – их режут как свиней. Что-то... ползёт сюда. По вентшахтам. Техтоннелям. Много.

Ад в "Сигме" вдруг показался курортом. Рорк медленно поднялся. Рука легла на плечо Ленна. Хрупкая ключица под тряпьём.

– Слышишь, геолог? – сержант говорил с Ленном, но голос гремел на весь блок, резал тишину. Рорк смотрел сквозь геолога, в тёмные провалы коридоров, в зияющие решётки вентшахт, – Ты выжил. Выжили. Вырвались. Факт. А теперь...

Он взвёл своё "Жало". Заряжающийся плазменный шар пророкотал в тишине. Даже стонущие притихли.

– ...теперь валим отсюда. Всё. Здесь же. Мои пацаны – покажут дорогу. Жмитесь ближе. Смотрите, куда ногу ставите. И не отставайте. Потому что мы пришли за вами. И выведем. Живыми. Это – не просьба. Приказ.

Он не ждал одобрения. Резкий взмах рукой – "ВПЕРЁД!" – и первая группа с ранеными поплыла к пролому, где у синего "Кокона" ждали антиграв-носители. Солдаты схлопнулись в живой коридор: броня к броне, стволы – в темноту коридоров, в зияющие вентиляционные решётки, в трещины, откуда могло выползти всё что угодно.

– Пошли! – Рорк рявкнул, его усиленный голос взрезал воздух, заглушая на миг стоны. – Первые! Раненых – на носители! Вторые! Прикрыть фланги! Третьи! Хвост прикрыть! "Крот" – к точке сбора! Шустро!

Солдаты "Молота" – как шестерёнки в адской машине:

"Гризли" – здоровенный детина с медведем на наплечнике – швырнул Ленна себе на закорки, как мешок картошки. - Держись, кореш, ща прокатим! – хрипнул он, и на мгновение в его голосе мелькнуло что-то, напоминающее... усталую теплоту? – Как на учениях под Вельтриансом!" Антигравы заныли, паря над кровавой кашей пола.

Бойцы второй группы взлетели на уцелевшие балконы. "Громилы" и "Иглы" замерли, стволы сканировали подходы. Особенно – гермошлюз и вентиляционные решётки. Оттуда уже доносилось: скрежет, будто гвозди по стеклу. Шуршание – влажное, слизкое. На тактичках замигали багровые метки. Много.

Третья группа с "Кротом" и огнемётами "Дракон" встала у внутреннего входа. Стальной заслон.

– Не толпиться! Шаг в ногу! Сильные – слабым помогите! – команды солдат звучали чётко, без паники. Успокаивающе.

– Они... близко очень... – прохрипел Ленн, цепляясь за "Гризли", заглядывая через плечо в черноту гермошлюза. Глаза – белые от ужаса.

Рорк слышал. Сквозь гул эвакуации пробивалось:

Ш-ш-шурррш... Ш-ш-шурррш... Как мокрая тряпка по полу.

Бульк... Бульк... Горло великана.

Скр-р-режжж... Когти по металлу изнутри вентиляции.

Нарастало. Быстро.

– Арт! – Рорк не орал. Голос – низкий, как гудение трансформатора. Он вскинул "Жало", целясь в самую большую решётку. – "Драконы"! По вентам! ЖГИ!

Бойцы арьергарда дёрнули курки.

Р-Р-Р-Р-Р-ХА-ХА-ХА!

Реки огня хлынули в шахты. Воздух вспыхнул жаром и смердящим смрадом горелой плоти. Из некоторых шахт – пронзительный ВИИИЗГ! Что-то чёрное, пылающее, вывалилось, забилось в предсмертных судорогах. Солдаты доложили очередями. Тик-та-та-та-та.

Но шуршание не стихло. Стало громче. Яростнее. Решётки заходили ходуном, выгибались изнутри.

– ЛЕЗУТ! – завопил огнемётчики, пятясь назад, шланг "Дракона" плюясь огнём. Его забрало было забрызгано едкой слизью, шипящей на броне, но он не отступал, поливая шахту огнём, будто мстил за что-то личное. – "Крот"! Дави гадов!

«Крот» взревел. Оператор дёрнул его к стене с решётками. Слепящая белая игла плазмы рванула в самую большую шахту. Бронесплав вздулся, лопнул ливнем раскалённых брызг. Из дыры – новый ВИЗГ. Но из соседних шахт уже вылезли.

Щупальца. Острые. Хитиновые. Рвут решётки. Клешни щёлкают. Здесь.

– Рорк! – голос Келла взрезал эфир. – Последние носители – загружены! Зеки – на выходе! Нам ТУТ КИРДЫК! Твари – ОТОВСЮДУ!

Сержант кинул взгляд на блок "Сигма". Пламя лизало стены. Чёрные, многоногие тени выкатывались из менее повреждённых шахт, игнорируя ожоги. Сороконожки-мутанты? Хитин лоснился в огне, как мокрый асфальт под фарами. Фасеточные глаза сверкали багровым – десятки крошечных кровавых фонариков. Искривлённые мандибулы щёлкали, будто ножницы гиганта. Кислотная слюна шипела на раскалённом полу, оставляя дымящиеся язвы. Одна тварь рванула к старику, спотыкающемуся на обломках. Тра-та-та! Лазерные лучи солдата ПСР изрешетила хитин – брызги едкой слизи, но тварь лишь дёрнулась, как кукла на нитках, и поползла дальше. Ещё три уже ползли по потолку, оставляя слизкие, блестящие дорожки.

– Арьергард! – Рорк не кричал. Приказ был холодной иглой в гуле боя. – "Крот" – на гермошлюз! Залп – на максимум! "Драконы" – огненная завеса! Остальные – к выходу! БЕГОМ, БЛЯТЬ!

Оператор "Крота" дёрнул рычаги. Слепящая белая нить плазмы ударила не в тварей, а в сам проём гермошлюза, ведущий вглубь станции, к "Омеге". Металл вздыбился, закипел, взорвался внутрь оглушительным СКР-Р-РУХОМ!, заваливая проход раскалёнными, дымящимися глыбами. Огнемётчики давали последнее: Р-Р-Р-Р-Р-ХА! Море напалма захлестнуло подступы к завалу, отсекая пылающим валом.

– Отходим! – Келл подхватил под руку девчонку с пустым взглядом, почти волоком потащил к пролому. Солдаты арьергарда отступали короткими перебежками, поливая огнём выползающих из-под обломков и прорывающихся сквозь пламя тварей. Хитин звенел под пулями, кислота брызгала на броню с шипящим псссс-с-с!

Рорк пробежал через ад последним. Краем глаза – "Гризли" с Ленном на плечах. К нему рванулась объятая пламенем тварь. Солдат развернулся на бегу, едва удерживая равновесие, всадил два кроваво-красных плазменных заряда прямо в сборище фасеток. ПШ-ПШ! Чудовище рухнуло, задев клешнёй его ногу – броня "Барса" взвыла от коррозии, но выстояла.

И вот они. На краю. За спиной – пылающий, скрежещущий, визжащий ад "Сигмы". Перед ними – мерцающая голубая стена "Кокона", а за ней – чистый, резкий свет штурмового катера, белые халаты, стерильный холодок.

– Переход! – Рорк пропустил вперёд "Гризли" с Ленном, Келла с девчонкой, последних бойцов. Обернулся. На долю секунды. Одна тварь, с обгоревшим боком, но невероятно быстрая, рванула к нему, клешни щёлкнули в сантиметре от забрала.

Рорк не целился. Развернулся. Выстрел. БА-БАХ! Взрыв. Не оглядывался. Шаг. Ещё шаг. И он пересёк мерцающую синеву "Кокона".

Тишина. Абсолютная. "Кокон" отрезал рёв преисподней, как нож. Остался только звон в ушах. Воздух. Чистый. Пронизывающий холод. Резал обожжённые дымом лёгкие, как лезвие. Сладковатый запах антисептика и озона.

Свет. Ослепительно-белый. Стерильный. Резал глаза, привыкшие к багровым отсветам пожаров.

За спиной "Кокон" мерцал, отражая искривлённые тени тварей, бешено бросавшихся на невидимый барьер. ГЛУХОЙ УДАР чего-то тяжёлого – и тишина снова.

Шлюз зашипел, захлопнулся. Щелчок. Герметично. Они были на борту абордажных катеров.

Ровный гул двигателей. Тихие голоса медиков: — Дайте адреналин! Жгут выше!

Стоны раненых. Прерывистое дыхание выживших зеков. Сидят на полу в тёплых серых одеялах. Глаза – пустые. Шоковые. Грязь, кровь на лицах – жуткий контраст с белизной катера.

Рорк сорвал шлем. Вдохнул. Полной грудью. Воздух впился в лёгкие – чистый, ледяной, с привкусом меди и антисептика. Обожгло. После вони "Сигмы" – как глоток водки после пожара. Спину пронзила дрожь – адреналин сдавал, оставляя ватность в коленях и мелкую трясучку в пальцах, спрятанных в перчатках. Он прислонился к холодной, гладкой как лёд стене катера. Металл зябко просачивался сквозь броню, напоминая о космическом холоде за бортом.

Взгляд сержанта упал на Ленна. Геолога уже укладывали на антиграв-носитель. Медсестра втыкала капельницу в жилистую руку. Бледная. Глаза мужчины нашли Рорка. Не пустые уже. Глубокие. Как колодцы, полные тяжёлой, немой воды. Слёзы катились по щекам, смешиваясь с копотью и грязью, оставляя белые дорожки. Губы шевельнулись. Беззвучно. Но Рорк прочёл: "Спасибо." Или "Почему?" А может, и то и другое.

Сержант кивнул. Коротко. Жёстко. Не для утешения. Для подтверждения: Да. Выжил. Пока. Рука в бронеперчатке непроизвольно сжалась в кулак. Мелкая дрожь. Не от холода. От сдающего адреналина и той стальной пружины внутри, что наконец-то разжалась. Он чувствовал каждую царапину на броне, каждый грамм въевшейся копоти и кислоты как вторую кожу.

Он оттолкнулся от стены. Шагнул к ближайшему коммуникатору – матовой панели на стене, мерцающей холодным синим в слишком белом свете. Палец в бронеперчатке ткнул кнопку шифра. Писк. Связь с мостиком "Карнака".

Голос его вырвался – пропахший дымом, гарью и кровью 'Сигмы', но обточенный до лезвия:

– "Горн" – "Молот-1". Блок "Сигма" – чист. Груз... – он замолчал на миг, взгляд скользнул по сидящим на полу фигурам в серых одеялах, по носителям со стонами, – ...груз на борту. "Омега"... – Пауза. Внутри – не тишина. Какофония ада 'Сигмы' звенела в костях, вбитая часами боя: Р-р-р-р-ха-ха-ха! огнемётов. ВИИИЗГ! плазмы 'Крота'. ЩЁЛК! клешнёй в сантиметре от шлема. Бульк... Ш-ш-шурррш... из темноты. И крики. Освобождённых. Умирающих. Дикий смех той женщины с 'Жалом'. – "Омега" гуляет. Твари на воле. Прорвались в "Сигму". Оставили им... горячий привет. Идём к "Дельте". Рорк – отбой.

Он отпустил кнопку. Облокотился на панель, закрыл глаза. Тикала капельница у Ленна. Звук – неприлично громкий, стерильный, чужой после грохота 'Громил'. Открыл глаза. Стерильный свет. Белые халаты. "Гризли" тёр рукавом забрызганный кислотой наплечник, матерился под нос. Келл раздавал термоодеяла, его лицо – усталая маска. Ленн смотрел в потолок, слёзы текли в уши. Рука снова сжалась. Дрожь.