Воздух выл. Низко, животно. Двигатели – стальные звери на привязи – рвали вакуум синими когтями плазмы за бронестеклом. В их мертвенном свете станция «Карнак» корчилась, как скорпион-уродец, впившийся в астероид. На главном экране – холодная карта ада: лабиринт коридоров, утыканный огоньками. Алые – бойцы дравари. Синие – наёмники. Серые – где тишина навсегда. Мертвецы.
Аманда Харон развалилась в кресле. Сапоги – на пульте. Глаза – узкие щели. Следила. Центральный дисплей показывал два окна в преисподнюю:
Коридор «Гамма-7». Тьма. Абсолютная. Рвётся вспышками выстрелов. Наёмники? Чёрт их знает. Пёстрые фигуры мечутся, спотыкаются. Крики в наушниках – сорванные, задыхающиеся. - Воздух! Чёртов... не вижу!- А потом... тени. Чёрные, многоногие. Скользят по стенам. Исчезают. Материализуются вот так вот. Хруст. Мокрый чавк. Фиолетовая дрянь и алая кровь на стенах. Звуковая дорожка: визг. Шипение. Хрип. И мат. Бесконечный, как космос, мат.
Блок «Дельта-12». Золотой клык ломится на баррикаду. «Мясорубка» захлёбывается свинцом. А из щелей – короткие, точные очереди. Тык-тык-тык. Экономно. Без сантиментов. Бойцы падают. Фонтаны. Лидер, здоровенный увалень со шрамом, орёт. Паника сильнее. Отползают. Бросают раненых харкать кровью на пронизывающий холод пол. Жуть.
Пальцы Аманды впились в рукоятки кресла. Кожа скрипела. Губы – белая нитка. Над всей этой мясорубкой – тяжёлая тень. «Клык»? Слепые щенки в волчьей стае. Тактика испарилась. Страх и эти... твари. Арахниды. Идеальные убийцы. Без эмоций. Как Скорпио. Как его «Нулевой Свет».
-"Боже правый..." – мысль пробилась сквозь грохот, кислая. – "Век звездолётов. А в грязных норах – кидаем живых парней. Дешёвое мясо".
-"Дроиды? Платформы? Генно-уроды?" – мозг колотил молотком, – "Эффективно. Дорого. А на Фронтире... Дешевле нанять отбросов. Дать ржавое железо. Кинуть в топку. Их страх – строчка в отчёте. Жизни – расходник. Дроиды? Для Империи. Для жирных котов Мирта. У нас... только кровь. И счёта за гробы".
На экране:
«Гамма-7»: Кто-то швырнул гранату. Ослепительная вспышка! На миг осветила бойню: стены в кроваво-красном и фиолетовом, тела в невесомости, твари на потолке. Взрыв рванул двух монстров. Осколки – по своим. Крик: —За что, сука?! – оборвался. Хлюп. Мандибулы в спину.
«Дельта-12»: Лидер схватил труп как щит. Пополз. Очередь из щели – прошила тело навылет. Шлем слетел. Лицо – маска ужаса. Ещё очередь... Башка – кровавый туман. Алые фигуры двинулись вперёд. Вымораживающе холодно. Добивали раненых. Роботы во плоти.
Слюна во рту Аманды стала вязкой. Желудок скрутило. Горло перехватило. Сглотнула. Желчь и дешёвый кофе. Пальцы впились в джойстик «Громовержца» – этой махины, что режет крейсера. На карте вспыхнула цель. Секция корпуса над «Дельтой». Там гибли остатки «Клыка»... и восставшие зеки. Сердце ёкнуло. Холодный ком в горле.
— Орудие к бою! – голос сорвался, как ржавая петля, – Цель: «Дельта-12», координаты Альфа-Гольф-Семь! Бронебойно-фугасный! Огонь по готовности!
Оператор орудия дёрнулся, будто током: — Капитан... там же наши... наёмники... зеки...
Аманда повернула голову. Глаза – стальные бритвы: — Там уже нет «наших», лейтенант. Там – тотальный раздрай. И цель. Заряжай. Или я найду того, кто сможет.
Парень побелел. Застучал по консоли. Где-то внизу, во чреве корабля, заурчало, заскрежетало – «Громовержец» пожирал чудовищный заряд. На экране перекрестие намертво впилось в уродливый выступ станции.
Аманда смотрела накрест. Видела не голограмму:
Лицо со шрамом, искажённое ужасом.
Зеков в камерах, задыхающихся от тьмы, —Дешевле... – прошипела она про себя, джойстик в руке – гиря из свинца.
— «Громовержец» заряжен! Цель захвачена! – оператор доложил глухо, будто хоронил кого-то.
На экране трансляции: девчонка с ирокезом отчаянно лупит прикладом по броне. Очередь кинетических – тык-тык-тык – срезала пополам. Аманда не моргнула. Палец лёг на спуск. Пластмасса жгла кожу. — Огонь.
Глухой стон накопителей. Вой разгоняющейся плазмы. Весь корабль завибрировал! Крепления взвыли. Пыль посыпалась с потолка, как пепел. За визором – ослепительная белая вспышка! Столб энергии рванул к «Карнаку», как копьё разъярённого бога.
В «Дельте-12» потолок, стены, баррикады – всё залило белым адом. Металл испарился. Ударная волна смяла всё: охрану, наёмников, тварей – в плазменную кашу.
На обшивке станции броня вздулась пузырём, лопнула. Чёрная язва зияла на станции, изрыгая снопы искр, обломков, газа.
На мостике «Дитя Грома» голограмма «Карнака» дёрнулась. Сектор «Дельта-12» исчез. Заменён пульсирующей язвой света: «КРИТИЧЕСКОЕ РАЗРУШЕНИЕ». Алые и синие метки – погасли. Всё. Звук выстрела донёсся позже – глухой удар, будто гигантский молот врезал в корпус.
Аманда отпустила джойстик. Рука дрожала. В горле – ком. Холодный. Тяжёлый. Шлак. Она смотрела на пульсирующую язву на карте. Там только что кипели жизни, страх, ярость. Теперь – вакуум. Пепел. Ничего.
Оператор сидел мертвенно-серый, как стена. Пилот вцепился в штурвал, костяшки выбелили. Весь мостик – окаменел. Шок. Мощь и... ледяная пустота.
Аманда поднялась. Сапоги гулко бухнули о металл. Подошла к главному визору. За бронестеклом «Карнак» дымил пульсирующей язвой разрушения. Из разлома медленно вытекали обломки, замерзающий газ – похоронный шлейф сектора.
Тишина. Густая. Давящая. Только гул двигателей да шипение кондеев. Она не видела:
Лица со шрамом, сгоревшего в белом свете.
Зеков, чьи последние вздохи растворились в плазме.
Видела только зияющую черноту. И чувствовала привкус желчи. Горечь расчёта. Цену «дешевизны». Шага к Мирту. Дешевле, – пронеслось со степенью абсолютного нуля ясностью. Всегда дешевле.
Повернулась к экипажу. Голос – пробитый, но твёрдый, как броня: — Следующая цель. Сектор «Омега». Координаты...
***
Тишину рвали гудение аварийных генераторов, шипение консоли и далёкие взрывы-конвульсии, сотрясавшие станцию. На разбитом главном экране, похожем на паутину треснувшего льда, плясали тени боя. Гасли метки жизней. Алым ядом горели три точки – штурмовые торпеды «Дитя Грома». Неслись. Быстро. Как осы на мёд.
Скорпио стоял у консоли, опёршись о край стола. Пальцы побелели на чёрном металле. Его мутные глаза – речная вода подо льдом – впились в алые метки.
-"Упрямая, Харон..." – мысль скользнула, вымораживающе усталая и холодная, – "Бьёшь в те же ворота... Надеешься, что стена рухнет?"
Торпеды врезались. Не в броню. В отмеченные слабые зоны над «Омегой» и «Сигмой». Ни рёва плазмы десанта. Ни сияния прорыва.
Вместо – яростные белые вспышки! Слепящие! Как молнии в лицо.
Экраны ослепли на миг. Мостик заходил ходуном – глухие удары били по каркасу станции, как кувалды по гробу. Обшивка над целями вздулась чудовищными пузырями, лопнула. Выплюнула в космос фонтанчики раскалённого металла, искр, газа. Внутри секторов полыхнуло. Ударные волны прокатились по коридорам, сметая всё: баррикады, технику, людей. Голограмма захлебнулась белым шумом смерти. Сигналы кадетов Стражи гасли пачками. Как свечи на сквозняке.
Скорпио отшатнулся, инстинктивно прикрыв глаза. Толстые губы дрогнули, растянувшись всухую, беззвучную усмешку. Без радости. С привкусом горечи.
-"...кончились боеприпасы?" – мысль ударила с ледяной иронией, -"Или просто отчаяние? Швыряешься взрывчаткой, как дитя петардами? Дорогая ирония, Аманда", - он представил заключённых «Омеги», вырвавшихся в разрушенные коридоры. Зеков «Сигмы», раздавленных плитами. Беспорядок. Финал хаоса. Но... контролируемый. Его хаос.
На экранах замигали новые метки. Ещё три торпеды. Неслись к другим секторам – глухим, техническим. Отвлекающий манёвр. Грубый. Как удар топором.
Скорпио вскинул руку. Голос – резкий, как щелчок взведённого курка: — Всем группам у целей! Торпеды – фугасные! Не приближаться к зонам удара! Укройтесь за основными конструкциями! Ждать разгерметизации и задымления! Повторяю: не приближаться!
Он понимал. Харон создавала крах. Отвлекала. Возможно, прятала настоящий удар. Предсказуемо. Но больно.
Шум за дверью мостика. Глухие шаги. Скрип брони о раму. Приглушённые голоса. Дверь с шипящим выдохом открылась.
Вошедшие – три фигуры в «Костяных Панцирях» Стражи. Броня – исцарапана, в саже, в тёмных, липких подтёках. Между ними, почти волоча ноги – фигура в разбитой, почерневшей броне «Бульдог». Руки – за спиной в тяжёлых мандалор-наручниках. Голова опущена. Короткие, выгоревшие волосы слиплись на лице, залитом кровью и грязью. Но спина – прямая. Несломленная. Тара Бейли.
***
Командир Стражи с шипастыми наплечниками, багровый шеврон, толкнул Тару вперёд. Женщина споткнулась о порог, едва удержалась. Подняла голову. Кровь запеклась на скуле. Левый глаз заплыл, синий. Но правый... горел. Ледяным, непокорным пламенем. Её взгляд встретился с мутными глазами Скорпио. Напряжённая тишина сгустилась, нарушаемая лишь далёким гулом агонии станции.
Скорпио медленно обвёл взглядом пленницу. Разбитая броня. Окровавленные наручники. Гордая, хоть и измотанная, поза. Тонкие губы дрогнули. Растянулись в узнаваемой, печальной улыбке. Без радости. Со странным... признанием.
— Коммандер Тара Бейли, – голос прозвучал тише, хрипло, почти... тепло? На фоне ада, – Лучший рейнджер Вельтрианской Конфедерации. Операция «Снежный барс»... Сигма Драконис II. Помните? – Шагнул навстречу. Багровый свет скользнул по его бледному лицу, – Ты вытащила мой взвод из той степени абсолютного нуля ловушки... когда штаб уже списало нас в расход. А после ты попала ко мне под командование. Жаль... что встречаемся так. В этих... обстоятельствах.
Тара молчала секунду. Воздух трещал от напряжения. Потом она плюнула. Кровь и слизь шлёпнулись на зеркально-чёрный пол. Звук – неприлично громкий в гробовой тишине мостика. Когда она заговорила, голос был низким, рвущимся от дыма и боли, но ровным. Как заточенная сталь: — Я больше не рейнджер Конфедерации, Скорпио. Как и ты, — ледяной взгляд не дрогнул, — А прошлое... сдохло. Особенно сейчас. Не раскапывай кости.
Скорпио замер. Печальная улыбка испарилась. Словно её сдуло ледяным сквозняком. В мутных глазах мелькнуло что-то – разочарование? Досада? – и тут же погасло, сменившись привычной маской усталой отрешённости. Кивнул, едва заметно. Рука приподнялась – сигнал увести пленницу...
Тара резко кивнула. Не ему. Командиру Стражи за её спиной.
Всё рухнуло в хаос за миг.
Командир Стражи сорвал шлем. Вместо ожидаемого лица – молодой, исхудавший хищник со шрамом через бровь. На виске – выцветшая тату: «Пики». «Жало» вскинулось – не на Тару. На Скорпио. ФШИИЬ! Багровый сгусток плазмы чиркнул по виску Скорпио, выжигая полоску плоти и волос до черноты. Запах палёного мяса ударил в нос.
Скорпио вскрикнул – коротко, зверино – кувыркнулся за консоль. Пальцы забились по интерфейсу – силовое поле? Газ? Экран погас, захлебнувшись предупреждениями о повреждении. Защита мертва.
Второй «боец Стражи» слева развернулся молниеносно. Его «Мандибула» с пронзительным визгом вонзилась в горло настоящего стража справа. ХРУСТ! Пластина броневоротника – вдребезги. Фонтан крови. Настоящий страж рухнул, захлёбываясь алым пузырями.
Третий «боец», ведущий Тару, рванул свой шлем – под ним женщина с ирокезом. Резко дёрнула Тару вниз и вбок, одновременно выпустив очередь из спрятанного кинетического пистолета-пулемёта по охране у дверей. Тра-та-та! Глухие хлопки. Крики. Тела как мешки.
Мостик превратился в ад:
«Плут-1» (ирокез) поливала охрану огнём, прикрывая Тару. Очереди – короткие, смертоносные. Тык-тык-тык!
«Плут-2» (со «Мандибулой») выдернул клинок из горла стража, развернулся – вжжж-ЧУК! – всадил вибрирующее лезвие в брюхо охраннику, рванувшему на подмогу. Хлюпающий звук. Вопль. На его броне, у плеча, мелькнул выцарапанный символ – сломанная цепь.
Командир «Плута» (со шрамом) двигался к консоли Скорпио, «Жало» сканировало укрытие. Лицо – ледяная маска убийцы.
— За Рейнджеров Конфедерации! За командира! – выкрикнул он, голос, сорванный яростью.
Тара лежала на полу, прижатая Плутом-1. Осколки, рикошеты – свистели над головой. Наручники впивались в запястья. Видела, как командир целится в укрытие Скорпио. Видела, как Плут-2 отбивается от новых стражей. Времени – ноль.
— Ключ! Наручники! – прохрипела она, дёргая руками.
Плут-1 мгновенно поняла. Одной рукой прикрывая Тару от шквала, другой достала магнитный ключ – чпок! – воткнула в скважину. Зажимы расцепились с треском. Свинцовая тяжесть спала.
Тара рванулась вверх. Игнорируя простреленное бедро. Рука нырнула в разгрузку убитого стражи – выхватила его «Жало». Холод пластмассы. Знакомый вес. Не целясь! Выпустила весь заряд в группу охраны, лезущую к командиру Плута. ФШИИЬ-ФШИИЬ-ФШИИЬ! Багровые сгустки прошили двоих. Остальные залегли. Секунды выиграны.
Командир Плута швырнул в укрытие Скорпио маленький чёрный диск. Магнитная шашка.
— Граната! – рёв сорвал глотку. Отпрыгнул.
Тара и Плут-1 уже катились в сторону, под опрокинутую стойку. Плут-2 пригнулся.
Шашка прилипла к консоли рядом с Скорпио. Короткий, пронзительный писк как крик раненой птицы.
Взрыв!
Не оглушительный. Глухой. Сокрушающий. Будто гигантский кулак вдавил пространство.
Ударная волна разнесла консоль в щепки. Вырвала куски матово-чёрной стены. Засыпала Скорпио искрами, обломками, электронным мусором. Он взвыл – не от боли. От ярости и бессилия – его фигура исчезла в клубах едкого дыма и пыли.
Пыль висела туманом, перемешиваясь с дымом от подожжённых панелей. Искры сыпались с потолка, как адский дождь. Тишина после взрыва – звенящая, оглушающая. На миг. Визг сигнализации. Хриплые крики уцелевших стражей у дверей. Лязг брони, скрежет металла – Плут-2 отбивался от новых врагов.
Тара встряхнула головой. Звон в ушах. Горечь пыли на губах. Плут-1 (ирокез) уже вскочила, поливая уцелевших стражей короткими очередями из ПП. Тра-та-та! Метко. Без жалости.
— Встать! – крикнула она Таре, не отрывая ствола от цели. – Сердце станции – наше!
Бейли поднялась. Простреленное бедро горело огнём. Игнорировала. Схватила валявшееся «Жало» мёртвого стража. Проверила заряд. Половина. Хватит. Её взгляд метнулся к дыму, где был Скорпио. К командиру Плутов (со шрамом), который уже двигался туда, «Жало» наготове, лицо – каменная маска мстителя. Перед броском его пальцы мельком коснулись амулета на шее – крошечной капсулы с красной пылью.
— Живой! – рявкнула Тара, указывая стволом в дым. – Добей!
-"Черт, как же он рванул сквозь эту вонючую пелену!" - думал командир Плутов.
Шрам на брови аж побелел от напряжения. «Жало» – тяжёлая, знакомая тяжесть – наперевес. Глаза, щёлочки узкие, выискивали хоть что-то в этом безумном танце искр и летящего хлама.
-"Ага, вот он!" - размышлял боец, прижавшись к развороченной консоли,откуда слышен рвущийся кашель – подстреленный зверь. Уязвим. На губах мужчины расползлась торжествующая гримаса. Шаг ускорился. Три метра. Палец на спуске... Казалось, конец.
Щелк-ФШИИЬ!
Негром, нет. Тихий, мерзкий звук как игла входит в кожу. Багровый луч – хирургически точен – плюхнулся ему прямо меж бровей, туда, где шрам сходился. На лице – застывшее «а?». Глаза остекленели, пустые. Потом... хлюп. Противный звук, будто мясо на раскалённой сковороде. И запах... Палёные волосы, горелая плоть – смешалось с гарью. Тело – бах! – шлёпнулось на чёрный пол, как тряпичная кукла. Шлем с аккуратной дырочкой глухо стукнул. Всего миг. И всё.
Из-за обломков – как демон из преисподней – вынырнул Скорпио. Лицо в саже и царапинах, перекошенное чистой, нефильтрованной злобой. Глаза... ледяное безумие в них полыхало. Мужчина не думал. Действовал. Шагнул к телу, впился пальцами в разгрузку – легко, будто пустую сумку поднял – и рванул на себя! Труп обрушился на него, мёртвый груз. Но Скорпио? Он лишь вжал голову в плечи, присел, превратив падающее тело в жуткий, тёплый ещё щит. Закрыл им грудь, голову – всё уязвимое. Цинично. Эффективно.
-"Как в Дельте", - мелькнуло у Тары, в том проклятом складе с трупами на щитах.
Бейли все видела. Вспышку. Падение своего парня. И этот... кощунственный щит. В её единственном зрячем глазу (левый заплыл синяком, как перезрелая слива) вспыхнула не ярость – целая вселенная гнева!
Женщина вскинула «Жало», целясь в любую щель: торчащую ногу, руку – хоть палец! ФШИИЬ! ФШИИЬ! Багровые сгустки впивались в броню мертвеца, прожигали ткань, вырывая клочья. Труп дёргался, как марионетка на нитках. Но Скорпио держал крепко, пятился к зияющей дыре в шлюзе – чёрному зеву коридора. Уходил.
— Тара! – Его голос, осипший, но с этой... ледяной усмешкой, прорвался сквозь грохот и вой сирен, – Не изменила себе, а? Всё также лупишь по щиту, пока ядро цело! Прям как в Дельте! На том проклятом складе! Помнишь лицо капитана Рейна, когда твой огонь отрезал ему путь к эвакуационному шаттлу? Он также на тебя смотрел. Перед тем как сгореть.
Лицо Рейна всплыло перед глазами Тары – не ужас, а презрение. И запах... Да, запах горелого нейлона от его комбеза. Тот же, что сейчас висел в воздухе. Она? Ни звука. Каменное лицо. Прицел сдвинула, искала хоть миллиметр живой плоти. А Плут-1 с ирокезом рядом поливала огнём лезущих стражей, кричала, сдавленно, яростно: – Ноги! Бей по ногам, блядь! Подрежь!
А Скорпио? Его свободная рука скользнула по поясу мёртвого Плута. Пальцы нащупали знакомый рифлёный цилиндрик. Осколочная. Ударник. Печальная... нет, скорее усталая усмешка скривила рот. Что-то древнее, хищное мелькнуло в безумных глазах – Таре это было знакомо. Очень. По Дельте.
— Лови подарочек! – прохрипел он. И швырнул гранату. Но не прямо. По дуге. Вверх. К потолку, который уже сыпался, как карточный домик, прямо над Тарой и Плут-1.
Тара увидела. Узнала траекторию. Сердце – бам! – провалилось куда-то в сапоги, потом выскочило обратно и заколотилось где-то в горле, ледяным комом. Времени? Ноль целых, хрен десятых. Только спинной мозг кричал: — СМЕРТЬ!
— Вниз! – Её собственный голос прозвучал чужим, рвущим глотку воплем. Плут-1 рядом уже орала что-то похожее, сливаясь в один животный рёв.
Думать? Некогда. Она швырнула «Жало» в сторону Скорпио – тяжеленная дура полетела, как кирпич, лишь бы отвлечь на миг – и бульдозером навалилась на Плута-1. Не толкнула – сбила с ног, всей своей бронированной тушей, прикрывая собой. Грудь в грудь. Лицом – шлёп! – в холодный, липкий от крови и блевотины пол. Вкус меди и грязи на губах.
Граната? Она жутко медленно, как во сне, стукнулась о балку – лязг! – рикошетила, как пьяный шмель, и плюхнулась аккурат в самую гущу искрящего хлама – туда, где раньше была консоль. В эпицентр разрухи.
Тишина. На микросекунду. Тишина перед...
БА-БАХ!
Не глухой удар шашки. Нет. Это был вопль. Оглушительный, яростный, как будто сама станция взвыла от последней боли. Свет – ослепительно-белый, выжигающий сетчатку насквозь! – превратил клубы дыма в жуткие, танцующие силуэты. Ударная волна – настоящая стена – прокатилась по мостику, сметая всё, что не прикручено. Экранчики – бабах-бабах-бабах! – взрывались фейерверками искр. Панели – скрип! – выгибались, как фольга. А потолок... о, этот проклятый потолок! С рёвом, как разъярённый зверь, обрушился именно туда, где они только что стояли. Тонны исковерканного металла и пластика – бум! – намертво запечатали вход в коридор. Пыль столбом.
Воздух стал ядом. Гул. Не звук, а физическое давление. Вдавливающее в пол, в череп. У Плутов поплыли пятна перед глазами – зелёные, пульсирующие, как ядовитые медузы. Галлюцинации? Сбой вестибулярки? Неважно. Это сводило с ума.
Стальной дождь. Не метафора. Осколки, болты, гайки – всё свистело, впивалось в стены, в трупы, в живых. Как град из ада.
Дым. Новый, едкий, сладковато-металлический, как кровь на языке после удара. Горела изоляция, плавился пластик – пахло, как на свалке электроники после пожара. Смертью и распадом.
Визг. Теперь это был не сигнал тревоги. Это был предсмертный хрип мостика. Его агония. Тишину рвали не только крики. Рвали внезапные, оглушительные звоны в ушах – будто кто-то бил в наковальню внутри черепа. Удары совпадали с мерцанием аварийки.
Тара... оглохла. Мир звенел, как гигантский комар в ухе. Её придавило каким-то хламом, присыпало горячей пылью и пеплом. Спина горела – осколок? Ожог? Пофиг. Она дёрнулась, сбросила с себя тлеющий мусор. Протёрла единственный зрячий глаз – слезился от гари. Плут-1 (ирокез) рядом откашливалась, лицо в крови и саже, но жива – их спасла вмятина в полу и Тарина, броня. Плут-2 стоял на ногах, пригнувшись у груды обломков, его «Мандибула» нервно сканировала дымящиеся руины. Стражей у дверей? Конец. Кровавое месиво и дымящиеся куски чего-то, что раньше было людьми.
Скорпио? Испарился. Там, где он был, зияла теперь дыра в исковерканном шлюзе – чёрный провал в неизвестность. Только следы крови на острых краях металла да отсутствие трупа командира Плутов кричали о побеге.
— Сука! – Плут-1 выплюнула сгусток крови, вскидывая свой ПП. Голос рвущийся, полный немой ярости, – Догнать! К чёрту! В клочья!
Тара схватила её за плечо – железной хваткой. Её собственный голос пробился сквозь звон, низкий, как скрежет камней, не терпящий возражений: — Заткнись! Он там ждёт! В темноте! Как паук в норке! – Она махнула рукой в сторону тотального краха, что был мостиком. – Мостик – труп. Но дело – живое!
И здесь... из-за груды ещё дымящихся обломков у главного входа (как они пролезли?!) выкатились ещё два Плута. Не шли – волокли. Почти несли. Третий силуэт. Хлипкий. Измочаленный.
Лекс.
Лицо – мертвенно-серое, восковой оттенок, как мел, в разводах копоти и свежей, алой крови, струйкой, вытекавшей из носа, заливавшей подбородок и шею, капавшей на терминал. Каждая капля шипела на горячей поверхности, оставляя чёрные, дымящиеся точки. Она не замечала.
Её дыхание стало пузырящимся хрипом, будто в лёгких кипела вода. Каждый вдох давался с надрывным бульканьем, выносил алые пузыри на губы.
Комбез – прожжён в нескольких местах, края обуглены. Левая рука... болталась жутко, неестественно. Сломана. Наверняка. Но глаза... За этими треснувшими, как паутина, линзами нейрошлема – горели. Нечеловеческим, лихорадочным огнём. Пальцы – судорожно, бешено – впились в портативный терминал, летая по сенсору с жутковатой, сверхчеловеческой скоростью, будто управляемые отдельным, умирающим разумом.
Кабель тянулся от него к импланту у виска, пульсируя тусклым синим светом, как больная жена. Казалось, жизнь Лекс буквально вытекала по нему в станцию.
Искры от повреждённой панели лизнули её руку, оставив чёрные подпалины на коже – она даже не вздрогнула. Её взор был прикован к экрану с фанатичной, почти безумной концентрацией, отражая мигающие строки кода, как последний свет во вселенной.
— Мос-стик... – Лекс закашлялась, алые пузыри выступили на губах. Она плюнула, не глядя, – В хлам... разъ... ебан...
Дрожащая, несломанная рука подняла терминал, тыча им в груду дымящегося, искрящего хлама – туда, где раньше гордо стояла центральная консоль.
– Но... точка... – она всхлипнула, лицо исказила гримаса боли, но пальцы продолжали бегать по сенсору с лихорадочной, паучьей скоростью, — Жи-ва... Чу...вствую... Пульс... сети... - Её взгляд, мокрый от боли, но невероятно острый, впился в Бейли, – Пять... минут... Канал... откроем... – Выдохнула, как обещание. Или молитву.
Тара взглянула. Не просто увидела – ощутила всей кожей этот апокалипсис в миниатюре.
Горы исковерканного металла, переплетённые провода, мёртвые экраны. Потолок трещал как корабль на мели, сыпались не осколки, а целые плиты обшивки. Искры лились непрерывным, шипящим потоком, шипя на фиолетовых лужах из разорванных тварей и собственной крови Плута-2. Воздух – густой, едкий коктейль из гари, озона, палёной плоти и сладковатого химического смрада, плавящихся биосхем. Резал лёгкие.
Тишина? Нет. Визг уцелевших сирен слился в один безумный, непрерывный, режущий мозг белый шум. Где-то хрипели раненые стражи. Трещал осыпающийся потолок. Звенело в ушах. Станция агонизировала под ногами, пол вибрировал, как палуба тонущего корабля.
В единственном зрячем глазу бушевал ураган. Ярость. Чистая, первобытная. Требовала броситься сейчас же в эту чёрную дыру, найти Скорпио, размазать его плазмой по стенам проклятого коридора. Добить паука. Инстинкт мстителя рвал поводья.
Но потом... взгляд соскользнул. На Лекс.
Хрупкая, дёргающаяся от каждого вдоха фигурка. Мертвенно-серая, восковая бледность под слоем сажи и крови. Рука, беспомощно болтающаяся – явно перелом. Но эти пальцы... Они жили своей жизнью, сканируя терминал с фанатичной преданностью. А глаза... В них не было страха. Только непоколебимая, почти безумная вера: Сделаю. Должна.
Прошлое сдохло. Её же слова, брошенные Скорпио, ударили её же саму обухом. Особенно сейчас. Здесь, среди руин.
Тара втянула воздух. Глубоко. Он обжёг лёгкие, маслянистой тягучестью требуя усилий. Сжала кулаки так, что костяшки побелели, а ногти впились в ладони до крови. Боль в бедре, простреленном ещё в начале этого ада, вспыхнула новым, ослепительным костром. Она игнорировала её. Как зов ярости. Выпрямилась. Когда заговорила, голос был низким, хриплым, но он пробил грохот и визг, как нож - масло. Приказ. Не терпящий обсуждения.
-Расчистить подступ. Прикрыть! – рявкнула Бейли в сторону Плутов, голос низкий, как скрежет брони по камню. – Плут-1! Плут-2! Огонь на любое шевеление! Ни одна крыса не подойдёт к хакерше! Усвоили?!
Плут-1 (ирокез, лицо в крови, один глаз заплыл) выплюнула сгусток. Глаза полыхали чистой ненавистью – к Скорпио, к ситуации, ко всему. Она рванулась было к зияющему пролому, туда, где скрылся убийца командира. Но... взгляд Тары. Ледяной. Командный. Железный. Как забрало опустилось. Плут-1 скрипнула зубами так, что, казалось, эмаль посыплется. Резко кивнула, — Есть! – Её пистолет-пулемёт затрещал длинной, яростной очередью в сторону коридора, откуда уже доносились приглушённые крики и лязг брони – подкрепление стражей подходило. Тра-та-та-та-та! Звук рвал оглохшие уши.
Плут-2 не сказал ни слова. Просто рванулся к груде хлама над точкой доступа, как зверь на добычу. Его «Мандибула» – эта здоровенная вибропила – взвыла пронзительно, как разъярённый циркулярный демон. Не резала – вгрызалась в переплетение балок и оплавленного пластика. Скриип! Скриип! Хрум! Металл скрежетал, провода рвались с искрами, будто фейерверк для психов. Искры сыпались градом, обжигая броню, оставляя чёрные точки на уже изодранном комбезе. Он работал неистово. С надрывным рычанием, с каким-то отчаянным, звериным упорством загнанного в угол волка, который знает – или сейчас, или никогда. Но послушного. Приказу. Таре.
Бейли присела на корточки рядом с Лекс, заслонив её спиной от тёмного пролома и летящего хлама. Рывком выдернула из разгрузки мёртвого стража потрёпанную аптечку. Пальцы, липкие от крови и копоти, ковырялись в ней. — Где бьет сильнее всего? – выдохнула Бейли коротко, сдавленно, вскрывая упаковку автоинъектора с болеутоляйкой. Голос хрипел, как напильник по ржавчине.
Лекс захлебнулась кашлем, пытаясь вдохнуть, — Рёбра... – просипела она, лицо побелело ещё больше, – Дышать... ад... Рука... фигня, пофиг... – Её несломанная рука дёрнулась в сторону терминала, кабель от которого нырял под груду мусора, куда Плут-2 вгрызался, как маньяк.
— Канал... почти... нащупала... Вот! — дрожащий палец ткнул в экран, где мигала еле видимая иконка – крохотный огонёк в цифровых джунглях станции, — Защита... Скорпио... поставил... Хитро... гад... — лицо свело судорогой, но пальцы заплясали по сенсору с лихорадочной, почти сумасшедшей скоростью, — Ломаю... щас...
Тара всадила автоинъектор Лекс в шею. Пшшш! Хакерша вздрогнула всем телом, глаза закатились на секунду, потом прояснились. Дыхание стало чуть глубже, но боль всё равно читалась в каждом мускуле, в жилке на шее.
— Пять минут. Точняк. – бросила Тара, не глядя, вскидывая подобранное «Жало» и плюясь короткой очередью в тёмный проём, где мелькнула тень. ФШИИЬ-ФШИИЬ! Силуэт ахнула и шлёпнулась. – Не больше.
Мостик содрогался, как в лихорадке. Казалось, сама стальная махина станции агонизировала под ними. Потолок трещал зловеще, сыпались новые осколки, как слёзы гиганта. Искры лились непрерывным, шипящим потоком. Визг сирен слился в один безумный, невыносимый вой, режущий по нервам. Воздух загустел до состояния киселя – дым, гарь, сладковато-тошнотворный дух горелой плоти и плавящегося пластика. Дышать было больно.
Плут-2 взревел – нечеловеческим, хриплым воплем усилия и ярости. Его «Мандибула» с последним скрежетом и лязгом вырвала наконец последнюю, упёршуюся балку. Под ней, в облаке пыли и искр, обнажилось нечто. Искрящая, изуродованная, покрытая шрамами панель серверного узла. Кабели торчали во все стороны, как обожжённые щупальца спрута.
— Доступ! – прохрипел он, едва отпрыгнув от новой очереди стражей, которая прошила обломки рядом, подняв фонтан искр. Плут-1 ответила яростным, длинным залпом из своего пистолета-пулемёта, пригвоздив врагов к полу у входа. Тра-та-та-та-та-та!
Лекс всхлипнула – звук, странный смесь боли и дикого торжества. Она швырнула терминал к панели: чпоньк! – магнитное крепление сработало. Её пальцы, окровавленные и дрожащие, запорхали по интерфейсу с невероятной, паучьей ловкостью. Казалось, она слилась с машиной. Кровь из носа – алая, жидкая – струйкой вытекала на терминал, шипела, оставляя дымящиеся чёрные точки. Она не замечала.
— Поехали... – прошептала она, и в этом шёпоте было больше силы, чем во всём мостике. Её взгляд прикован к экрану с фанатичной, почти безумной концентрацией. Кабель от импланта пульсировал тусклым синим – как больная вена, выкачивающая жизнь.
Тара прижалась спиной к груде обломков рядом с Лекс, сканируя хаос через прицел «Жала». Плут-1 (ирокез) перезаряжала ПП, лицо – искажённая маска ярости и боли, левый глаз – синяя, мокрая слива. Но правый горел ледяной решимостью. Плут-2 присел на корточки у серверной панели, его «Мандибула» наготове, сканируя подходы, рана на бедре сочилась фиолетовым на фоне алых брызг.
Воздух гудел. Визг сирен слился в один сплошной, режущий мозг белый шум. Где-то близко завыл раненый. Пахло озоном, горелой плотью и сладковато-металлической химией.
— Четыре минуты, червяк! – Голос Тары прорвал грохот, низкий, как скрежет брони по камню. Бейли всадила Лекс второй автоинъектор – пшшш! – прямо в грудь, сквозь разорванный комбез. Не глядя, плюнула короткой, точной очередью из «Жала» в мелькнувшую алую каску стража у дыры в шлюзе. ФШИИЬ-ФШИИЬ! Шлем взрылся кровавым туманом. – Или мы все сдохнем здесь. Включай!
Лекс вздрогнула от инъектора. Алые пузыри лопнули на её губах. Но пальцы летали. По сенсору, по кабелям, вживляя волю в умирающую станцию. Экран терминала вспыхнул каскадом багрового кода. – Ломаю... – рваный выдох. – Ща... щас...
Над ними, в клубах искр и дыма, станция «Карнак» завывала свой последний реквием.