Соединенные Штаты России 3

Глава 8

Гребной винт корабля «Россия» продолжал мерно покачиваться на цепях.

За весь рассказ Малинче никто не произнёс ни слова. Рим простоял как вкопанный, всю дорогу сжав кулаки и оцепенело глядя на закрытое капюшоном лицо бывшей наложницы. И радовался, что за все время так этого лица и не увидел.

В его голове был полнейший сумбур. Остальная команда «богов» успела рассесться по табуреткам, аккуратно пристроенным вдоль противоположной стены комнаты. Рассказ закончился, а они продолжали чего-то ждать. Тишину лишь слегка разбавляло приглушённое покашливание Марата в кулак.

— Что случилось с «Россией»? — задал вопрос Рим, тут же поняв, что в устной форме кавычки не поставишь. Однако Малинче сразу поняла, что он говорил про корабль, и ответила:

— Это была великолепная каравелла. — Её старческий тихий и чуть скрипучий голос никак не гармонировал с внешностью фигуры, в которой чувствовалась необычайная сила. — Этот корабль не взяли битвы, не смогли потопить волны. Пожар, пожравший верфи, не смог совладать с каравеллой богов. Но даже «Россия» ничего не смогла сделать с врагом, перед которым бессильно всё.

— И что же это? — спросил Рим.

— Время, — глухо ответила смотрительница.

Наступила давящая пауза, которую разбавляло лишь покачивание винта. Рим попытался разжать кулаки и не смог. На помощь пришло привычное упражнение — сделать обратное и сжать пальцы сильнее. И тогда уже позволить им самим расслабиться.

Следом пришла неуместная дрожь в руках, не положенная ни богам, ни командирам. Рим сунул руки в карманы робы и, ни на кого не глядя, поспешно пошёл к выходу. Толкнул ворота, ловя в лицо налетевшее облако мелкого песка.

Его никто не встречал. Похоже, скучающий Ксехуитл решил подождать в повозке. Оно и к лучшему. Быстрым шагом Рим обошёл музей, сам не зная, куда идёт. И только сейчас понял, признался себе, что просто хотел побыть один.

Какое-то время он продолжал стоять, пока не почувствовал снова мерзкий табачный дым. К нему неслышно подошёл Цинк, попыхивая трубкой. И взгляд у него был не столько озадаченный, сколько изучающий. Будто бы он переговорщик, а Рим — террорист.

— Андрюх, ты как? — спросил Цинк, выпуская дым. — В порядке?

— Цинк, — обратился Рим, не глядя на него. — Сделай одолжение. Не пускай дым в лицо тому, с кем разговариваешь. За такое можно и в зубы получить.

Цинк молча смотрел на него, не говоря ни слова. Затем попросту проглотил дым, разжал пальцы — и трубка упала в песок, где Цинк тут же растоптал её ногой.

— Рим, — произнёс он, вздохнув. — Ты понимаешь, что чем больше всякой херни держишь в себе, тем сильнее она будет накапливаться?

— Я понимаю, что если ты раздавил свою трубку, то на самом деле не особо и хотел курить, — сказал Рим. — Ты просто сам хотел выпустить что-то, что в тебе накопилось. И для этого же поехал со своими отдельно от меня и моих ребят.

Цинк развёл руками.

— Рим, у каждого своя проблема, — сказал он. — Но, как видишь, я свою хотя бы не скрываю. А вот ты что-то в стороне тусуешься. Суетишься много, командир. Нехорошо это. Совсем нехорошо. Я ещё могу тебя понять, но остальные…

— Ты сейчас приподнял себя над остальными? — прервал его Рим.

Цинк словно окаменел.

— О чем спорим, мужики? — Рядом из кучи песка возникли могучие очертания Быка. — Я за Фифу волнуюсь. А у вас, похоже, тоже тёрки какие-то?

— Не волнуйся за Фифу, — произнёс Рим нарочито скучающим тоном. Со стороны становилось отчётливо понятно, что Андрей еле сдерживает себя. — Всё с ней будет хорошо. Её кличка уже перешла на кобылу. Когда мы улетим, кобыле поставят памятник. Может быть, с восседающий сверху девой. А дева будет обнажена, прикрывая срам длинными, до самой попы, волосами. Памятник сбацают в граните, а может даже в мраморе. Через поколение никто не вспомнит, кто это вообще. А залётным туристам с севера станут втюхивать чумовые истории этой кобылы, одна краше другой.

— Что ты несёшь, командир? — спросил Бык с тревогой. — Цинк, что с ним?

— Я только одно знаю, Бык, — ответил Цинк задумчиво. — Есть моменты, когда я рад, что у нашего с тобой командира нет при себе ножа. И вот это один из них. Полагаю, не последний.

Цинк поддел ногой раздавленную трубку, подняв новое облако песка, и пошёл прочь, не оборачиваясь.

— Да что здесь творится⁈ Андрюха, психуешь-то чего⁈ — выдохнул Бык в недоумении.

— Заигрались мы, — сказал Рим, глядя на покосившийся край крыши. — Вот что происходит. Заигрались мы, Бык, в богов. И с этим нужно что-то делать.

Громила понимающе помолчал, покивал, а затем спросил:

— И что нам делать, Рим?

— Сваливаем отсюда.

— Обратно во дворец?

— Нет. На корабль.

И, словно отрезая себе путь к отступлению, а Быку — к дальнейшим расспросам, Рим сунул руку за пазуху, нащупывая металлический диск. Именно такие когда-то Фаэт раздал им всем для связи друг с другом.

— Фаэт, — произнес Рим, понеся диск ко рту. — Нам нужны лётные капсулы, чтобы забрать нас на корабль.

— Даже не скажешь ему «пожалуйста»? — ухмыльнулся Бык.

— Не скажу. Давай-ка вернёмся. Пылевая буря идёт, похоже.

Тут же, не дожидаясь новых расспросов Быка, Рим мотнул головой в сторону, противоположную от той, куда ушёл Цинк.

— Пойдем, — сказал он. — Поблагодарим старушку.

Рим почувствовал на своём локте крепкую хватку Быка.

— Да что с тобой такое? — спросил здоровяк озадаченно. — Рим, ты сам не свой.

— Мы все сами не свои, Бык, — ответил Рим. — Ты разве сам этого не понял ещё?

Бык нервно облизнул пересохшие губы, но продолжал держать руку командира, словно опасался упустить ценную информацию. Определённо, из него переговорщик оказался лучше, чем из Цинка. И Рим даже позволил себе горькую усмешку.

— Мы на вершине мира, — сказал он. — Только нам хреновее, чем даже после прыжка во времени. Понимаешь?

Бык продолжал молчать. Если он что-то понимал, то и не подавал виду. Но локоть все же отпустил.

— Ты такой жизни хочешь для себя? — спросил Рим. — Или для Анжелы?

— Какой жизни? — нервно проговорил Бык.

— Вот такой, — ответил Рим, неопределённо взмахивая рукой и обводя всё вокруг.

Вернувшись ко входу в музей, Рим услышал знакомый свист в воздухе. Приближались капсулы Фаэта, которые должны были вернуть их на корабль. Не желая их встречать, Рим решительно толкнул ворота, вошел внутрь музея и позвал:

— Уважаемая Ёлка?

Секретарша президента со смешными перьями в волосах, до этого что-то горячо объяснявшая Скрипу, тут же встрепенулась, вскочила и засеменила к Риму. Гек, рассматривавший копьё на одном из стендов, озадаченно повернулся. Анжела аккуратно сняла из себя бусы, возвращая их на полку. Чук и Гек перестали переговариваться и умолкли. Остальные тоже застыли на местах.

— Я здесь, — прощебетала секретарша.

— Благодарю за гостеприимство. — Рим чуть склонил голову. — Но нам пора. Передайте наше благословение президенту Акатлю. Мира и процветания славному городу Теночтитлану.

Не дожидаясь, пока кто-то из бойцов вставит хоть слово, Рим повернулся ним и решительно показал рукой на выход. На сердце немного потеплело, когда он увидел, что десять человек из «божеств» без лишних расспросов побросали свои дела и пошли на выход.

Тарелки прибыли на удивление быстро. Их свист между тем перешёл в мягкое шипение, а на музейные окна надвинулись тени с воздуха.

Открыв рот, Ёлка во все глаза смотрела в окно. С её места ничего увидеть там было нельзя. Рим мог только предположить, что она сейчас испытывает. Конечно же, симпатичная и образованная секретарша слишком молода и не застала этот летающий транспорт «богов». Но, разумеется, слышала о нём. Наверняка изучала.

Но все же Ёлка не бросилась наружу, как ребёнок, чтобы посмотреть на тарелки. Вместо этого она, явно робея перед Римом, сжимала пальцы в кулачки, переминалась ноги на ногу и, наконец, бросилась к Малинче, обнимая её за плечи.

— Марина! — взволнованно сказала Ёлка. — Пошли! Смотри, там воздушные корабли богов! Это такое чудо! Пошли, посмотрим!

Малинче продолжала сидеть на месте. Риму стало противно от такого благоговения перед его персоной. Он подошёл, мягко положил ладонь на плечо Ёлки: та слегка вздрогнула от неожиданности.

— Всё хорошо, — сказал Рим. — Иди, посмотри, если хочешь. Можешь даже внутри посидеть. Понажимать на кнопки.

Дрожащими губами Ёлка попыталась что-то сказать, но только всхлипнула от наплыва эмоций, бросила Риму благодарный взгляд и выбежала.

Рим со смотрительницей остались одни. Тени шатнулись — тарелки пошли на снижение. Снаружи начали дико ржать лошади.

Рим подошёл к покачивающемуся гребному винту, в последний раз провёл по нему рукой. Затем покопался в кармане робы, вытащил ненавистную ему гирлянду, которой в знак собственной «божественности» когда-то повязывал голову. Повесил ленту на винт, глядя, как она покачивается вместе с ним.

Никакие объяснения не нужны. Потомки придумают, каких почестей достоин этот артефакт воплощённого Кетцакоатля.

— Ты не бог, — отчётливо произнесла Малинче.

Она всё ещё не смотрела на него. Со своего места Рим мог видеть лишь её кончик носа, закрытый капюшоном. Длинными седыми прядями спускались гладкие волосы по грубой ткани плаща.

— Меня зовут Андрей Разумовский, — сказал он. — Я простой солдат из будущего. Со своей командой я преследовал цель, чтобы её захватить. Мы потерпели неудачу, и нас выбросило сюда. Похоже, некие высшие силы решили нас пощадить.

Малинче разжала ручки стула, в котором сидела, чуть подняла голову. Открыла Риму лицо и засмеялась — молодым, звонким, искренним смехом, сразу разгладившим все морщины, разорвавшим на части десятки прожитых лет.

— Спасибо за рассказ, — поблагодарил Рим, идя к выходу. — Это был ценный урок.

Малинче продолжала смеяться ему в спину. Рим торопливо накинул на себя капюшон робы, убеждая себя, что хочет просто защититься от пыли. К моменту, когда они вернутся на корабль Фаэта, он уже сумеет сам для себя осознать, что именно за урок уяснил сегодня.

Но пока что он твёрдо знал одно: время — далеко не самый непобедимый враг.