Соединенные Штаты России 3

Глава 38

И хорошо, что в Москве зря времени не теряли. Царь Фёдор Иоаннович, узнав о покушении, словно очнулся. Не стал орать, топать ногами, как, видимо, ожидали многие из бояр. Лишь прижал к себе младшего брата и уставился в одну точку, разговаривая то ли с Богом, то ли с дьяволом.

Он стоял так, пока маленький Дмитрий плакал, уткнувшись ему в живот. А Рим и Фифа объясняли, что случилось, под одобрительные кивки стражников и старцев. Годунов же стоял рядом, мрачнее тучи, не произнося ни слова.

Однако единственным вкладом Фёдора в случившееся было его обещание — отправить в Ладогу целое войско. В помощь тамошним витязям. Если окажется, что война со шведами неизбежна, то её придётся начать с удержания берега. Да и обещанное войско, по сути, станет лишь передовым отрядом. Первой линии обороны, в то время как истинная армия могучей поступью двинется к Ладожскому озеру. Но и прибудет значительно позднее.

Отдельно Рим говорил с Годуновым, когда рассвет уже стучался в окно.

— … и помни, Борис, — голос подводил от усталости и сипел, но Андрей давил мужика взглядом, — моих людей ты не вычислишь никогда. Но и следить за тобой будут, как положено. Ты уже видел, на что мои люди способны. А ведь Анжела — просто в учебе девка, но двоих и она уработала. И, заметь! — для пущей убедительности Рим поднял палец качнул им под носом Годунова пару раз, — и на ней — ни царапины, и царевич жив. А то, что она шок изображала… Ну, так и актёрка она неплохая. И если с Димо… с царевичем что-то случится — даже разбираться не стану. Сперва тебя под нож пущу, а там уж…

— Хватит, Андрей! — Годунов поморщился и повысил голос. — Думаешь, я к власти рвусь и кровью дитяти невинного заплатить готов⁈ Теперь ты и сам все знаешь, так скажи, что делать нужно⁈ Федор… Ты сам видишь, — Борис торопливо перекрестился и пробормотал: Прости меня, Господи, — Негожий он, совсем негожий… Что бы ты на моем месте сделал, а⁈

— Некогда мне разбираться и расклады тебе расписывать, но… — Разумовский встал с лавки и, уже открыв дверь, стоя на пороге обернулся и сказал: — Я бы, Боря, лучше бы сам на нож полез, чем вот так… Как жить то с таким на душе дальше будешь?

Дверь захлопнулась за новгородским князем. Борис Годунов еще некоторое время сидел на лавке, а потом, не вставая, с рычанием впечатал кулак в стену. Брызнула кровь…

Даже на эти разговоры ушел весь остаток дня и половина ночи, так что выехать получилось только поутру. Благо, царские кони оказались выше всяких похвал.

Москва уже осталась позади — вместе с белыми стенами, политическими заговорами и тяжёлыми эмоциями для одних высоких людей и светлыми для других, пониже.

Рим и Анжела неслись во весь дух, и оставалось только радоваться, что была Россия-матушка испещрена трактами и колеями вдоль и поперёк еще с самых древних времен. Компанию им никто не составил, и двигались они налегке. Фифа, как более опытная наездница, вырвалась вперёд, и Риму оставалось лишь следовать за ней, постёгивая коня. А спешить было куда.

Нечего было и рассчитывать, что после отбытия вражеских послов единственными заговорщиками оставались убийцы да одна из нянь. Конечно, в Кремле оставались другие купленные люди, которые быстро смекнули, что покушение сорвалось. Знают, что Годунов не сдержал слова, не позволил прерваться линии покойного Ивана Грозного даже наполовину. Никто не будет разбираться, что случилось и кто помешал заговору.

Главное другое. Сейчас наверняка впереди Рима и Анжелы во весь дух скачут гонцы. Возможно, по другой дороге. Возможно, в разные точки страны. Скачут сообщить представителям датского и шведского королевств, что Годунов не пошёл на сделку по прореживанию числа носителей царской крови. Что договор нарушен и теперь берег Руси можно захватывать целиком там, где это возможно. И начнут они с города, который ближе всего к Копорью. С Ладоги.

Догнать бы гонцов, конечно, и заставить их замолчать навеки. Но на такую удачу Рим даже не рассчитывал. Как и на то, что удастся проскакать неделю, не слезая с седла. Потому воспользовались тактикой марш-бросков. Отдыхать, не дожидаясь усталости.

Фифа первая нашла общий язык со своим жеребцом. То двигалась рысью, то пускала в галоп, то приструняла и давала отдохнуть. От Годунова Рим получил не только грамоты, скрепленные печатями, но и перстень самого государя Фёдора. При виде этих реликвий все корчмари и трактирщики отвешивали поклоны и спешили услужить.

Не говоря уже о том, что на Разумовском по-прежнему были княжеские шмотки. Скакать в них оказалось на удивление удобно. И от дорожной пыли и грязи одеяние князя Андрея оберегал плащ.

На постоялых дворах они и с Фифой не задерживались. Короткий двухчасовой сон, покуда кормят и чистят лошадей, наскоро поесть — и скакать дальше. Коней старались не менять, чтобы не привыкать к новым. Но к концу второго дня кони жеребцы уже не выдерживали. Приходилось, скрипя зубами, брать свежих. И чудом оказалось, что на дворах можно было лошадей ещё и выбирать.

Один лишь раз попалась корчма до того убогая и забитая, что внутрь невозможно было войти, не потеряв сознание от алкогольного духа. Сам хозяин впервые видел и грамоты и перстень, и даже княжеский наряд. Ставить ему это в вину Рим не мог. Но в морду от души всё-таки заехал. После чего оставил корчмарю двух породистых кобыл и забрал единственного молодого гнедого, который был в округе. Хоть и пришлось буквально вырывать поводья из рук плачущих детей.

Вдвоём с Фифой они залезли на гнедого. И проскакали ещё полсотни верст, понимая, что в следующий раз с таверной может и вовсе не повезти.

Однажды так и случилось, и заночевать пришлось прямо в лесу. В тот раз коней было, к счастью, двое, а потому их снабдили ещё и припасами. Эта формально считалась новгородской землей, то есть владениями князя Разумовского. Поэтому Рим, покуда кони пили, а Фифа собирала подобие палатки, срубил ржавым топором несколько деревьев, чтобы хоть как-то пометить это место. В будущем здесь придется устроить поселение. Потому что на данном тракте путникам потребовался отдых получше, чем выпал им с Анжелой в этот раз.

И, глядя на условный знак из трёх стволов, составлявших ровный треугольник, Рим понял, что примерно так во все века и рождались города и села. Появится в глуши случайный путник, зацепит его душу это место — и здравствуй, новая деревушка. Затем колодец, строительство, телеги, грузы. Путь до речки, поля, забор и частокол. А через пятьсот лет — громадный мегаполис, миллионов на двадцать человек, не помнящих истории…

И сейчас, пока Рим скакал вслед за Фифой, временами даже обгоняя её — благо что колея чётко вырисовывалась протоптанными линиями в траве, — он попутно понимал, что это не выход. Хотя бы потому, что он устал от войн и всё ещё старался их не допускать. Всю жизнь в обоих мирах старался. И сейчас — старается… Не только среди экономически прогрессивных держав, но и, разумеется, у себя на родине.

А потому у него оставался один шанс. Пока ни русские, ни шведы не собрали армию — нужно разобраться с ситуацией на берегу своими силами. Форы у него было ровно столько, насколько быстро они с Фифой скакали. Подобно тому, как слово движется впереди меча, так и они должны добраться до Ладожского озера быстрее чужой армий.

Рим должен был не допустить масштабных столкновений. Но при этом — ни пяди русской земли между тем не уступить.

Ладога показалась впереди, и Фифа словно всхлипнула. Только сейчас она позволила себе выказать усталость.

— Я сам всё объясню, — сказал Рим, чувствуя, как тоже срывается с дыхания. — Давай к Васе, отдыхай.

У Фифы даже не было сил мотнуть головой в знак благодарности. Ноги её лошади уже заплетались, и Анжела медленно повела её к месту для водопоя.

Рим спрыгнул с коня перед постоялым двором, чувствуя, как подкашиваются колени и гудят забитые мышцы ног. Даже здесь его местные мальчишки опередили, мигом разнеся весть, что князь Андрей вернулся.

Дёрнув за шнуровку плаща, Рим скинул походное одеяние прямо на пороге. Вошёл в двери в пропотевшей рубашке и потертых штанах. Бойцов здесь не было. Похоже, Чук, Гек и Кот были на полях. Марат, значит, убаюкивает дочек. Бык — наверняка на башне замка.

Потому лишь Влада оставалась здесь — медленно помешивала компот, варящийся в огромном котелке. Завидев Рима, она радостно улыбнулась.

— Вы вернулись, — сказала она.

— Да, — просипел Рим, подходя к котелку.

Хозяйка тут же налила ему фруктовый взвар, немного разбавив его холодной водой. Рим выпил залпом. Поблагодарил кивком — и метнулся вверх по лестнице. После чего уже неторопливо вошел в комнату Скрипа.

«Синеглазка» был на месте — за столом, окружённый рядом бумаг, на которых писал пером. При виде Рима он оставил свое занятие и чуть привстал.

— Ты знал? — требовательно спросил Рим.

Синий свет в глазах Скрипа чуть погас.

— Про царевича? — тихо спросил он. — Да. Знал.

Рим зашёл, с шумом захлопывая дверь за собой. Смахнул со стола бумаги и уселся на него, потому как лишнего стула здесь не было.

— Тогда я слушаю, — сказал он жёстко.

Скрип медленно провел рукой по лбу и спросил:

— Димитрий жив?

— Жив, — подтвердил Рим. — Фифа вмешалась.

Скрип пробормотал тихое ругательство.

— Ну что же, — сказал он наконец. — Видать, такова судьба.

Рим молчал.

Радист вздохнул. Подсунул стул под себя и уселся сверху, постукивая по нему ладонями. Он собирался с мыслями. И наконец начал говорить:

— Ты хорошо помнишь историю нашего мира.

— Более-менее, — сказал Рим.

— У Ивана Грозного, как я уже сказал, было два наследника, — продолжал Скрип. — Фёдор и Димитрий, или Дмитрий. Это ты помнишь. Долгое время считалось, что, когда Дмитрия убили в одиннадцать лет — то есть через три года после времени, в котором мы с тобой сейчас живём, — Годунова обвинили в этом. Собрали Земский собор, и на нём решили, что Годунов в этом замешан. А ещё через несколько лет объявился странный человек, который называл себя выжившим царевичем Димитрием. Сказал, что ему удалось избежать покушения и бежать из Руси. И что теперь он вернулся, чтобы сесть на трон и стать новым царём… Слушай, Рим, но ты сам должен про Лжедимитрия знать. Столько фильмов и книг про него было сделано…

— Давай к главному, — прервал Рим. — Почему Фифа не должна была присутствовать сегодня? Почему покушение состоялось на три года раньше?

— Не раньше, — поправил Скрип. — Всё верно.

Рим молчал.

— История изучается и пишется постоянно, а данные регулярно обновляются, — говорил «синеглазка». — В нашем с тобой времени историки сумели как следует профильтровать вопрос покушения. Как-никак, это в корне поменяло власть на Руси. С помощью новейших технологий заново просканировали все реликвии, все документы. Целая команда историков занялась этим вопросом по новой. Спасибо России-матушке, после победы над Европой у неё образовалось много свободных людей, свободных денег и свободного времени, чтобы заняться восстановлением страниц прошлого.

— И что выяснили? — спросил Рим.

— Сначала умные головы задались вопросом, — продолжал Скрип, — а как так получилось, что какой-то хрен с горы в принципе смог нарисоваться в Москве, назвать себя царём — и все ему поверили? Причём не важно, был ли причастен Годунов к его якобы убийству, или не был. Как так получилось, что Борис просто принял все обвинения и уступил трон?

Скрип замолчал, видимо, ожидая встречного вопроса. Но его не последовало. Рим лишь молча смотрел на него, постепенно теряя терпение.

— Короче, начали копать, и всё оказалось очень просто, — вздохнул Скрип. — Принятие нового царевича прошло без сучка и без задоринки, потому что это уже случалось ранее.

Рим начал понимать. Он озадаченно почесал себя за подбородок.

— Таков истинный ход истории, — говорил Скрип. — В нашем с тобой известном времени, настоящего царевича Димитрия убили не в одиннадцать лет. А в восемь, на три года раньше. Во время Земского собора. То есть на прошлой неделе, как раз тогда, когда вы с Фифой были в Москве. Его зарезали в саду Кремля, где он гулял с двумя нянями. Это всё что известно. Нет ни имён нападавших, ни лиц заказчиков. Они сделали свое чёрное дело — и скрылись. После чего, буквально в тот же день, Годунову предоставили другого ребенка. И велели считать царевичем Димитрием. Неизвестно на каких условиях, но Годунов согласился. Причём не только Годунов, но и сам царь, Фёдор. Что очень странно. Даже не могу предположить, чем купили молчание таких ребят.

— Обещаниями отказаться от претензий на береговую линию, — ответил сразу Рим. — Заверениями, что Ладога останется русской.

— В самом деле? — озадаченно произнёс Скрип. — Интересно. Жаль, не могу это передать историкам будущего. Возможно, это бы многое объяснило. Как бы то ни было, Годунова прогнули. Он имел влияние на царя, и смог заставить того смириться с потерей младшего брата. Все сделали вид, что новый восьмилетний ребенок — это и есть царевич. А потом, видать, нужно было сообщить на самые верха, что Годунова успешно прогнули. Ему навязали нового человека, якобы царских кровей. И он согласился. Эдакий психологический маневр. Вскоре и новый царевич на замену оказался уже не нужен. И три года спустя, в одиннадцать лет, зарезали и его.

— И всё это время историки считали, что это всё был один и тот же ребенок, — понял Рим. — Никто же не знал о первом покушении, зато второе разрекламировали в политически выгодный момент.

— Да, так что ор стоял до небес, — сказал Скрип. — В общем, Годунову вменили убийство царевича. Вот он и проходил, как опущенный, остаток дней. Так что потом, когда Фёдор умер и появился Лжедимитрий — внешние силы влияния смогли навязать Бориске свою повестку дня. Потому что так на него прежде уже успешно надавливали и имели дичайший компромат. Понимаешь, почему, Рим? Это получилось, потому что они уже делали это прежде.

— Значит, Годунова развели, как лоха, — сказал Рим. — И никто не узнал, чего ему это стоило.

— Да по ходу, только ты один это сейчас знаешь, — сказал «синеглазка», вставая со стула. — Рим, послушай… Если вы сорвали покушение, то я искренне рад, что так карты выпали. Теперь ты понимаешь, почему я не хотел, чтобы Фифа там была. Потому что я знал, что произойдет убийство. Как раз тогда, когда там будешь ты. Нетрудно было догадаться, куда именно отправят гулять спутницу новгородского царя.

— Ты знал, что Фифа вмешается в покушение, — сказал Рим. — Знал — и все равно был против этого.

— Рим, она сама могла пострадать, — попытался оправдаться Скрип. — Её могли убить там, вместе с царевичем!

Рим долго смотрел на него. Затем произнес:

— Скрип, я слишком много нервных клеток сжёг, пытаясь смириться с ролью командира. И, раз уж мне это удалось — сделай одолжение, оставь для меня тяжкие муки выбора. Любого. Пусть каждый занимается своим делом.

— Хорошо, — потупился Скрип. — Но и ты должен понимать, Андрей. Вы спасли линию рода Рюриковичей. Если на ребенка не будет нового покушения — то это значит, что никакого царя Годунова тоже больше не будет. Отныне и навсегда будущее России нам не известно. Изменение, которое вы все сделали сейчас — это самое колоссальное из всех.

— Лучше подумай, где зерна достать, — бросил Рим, выходя из комнаты.

И, спустившись по лестнице, Рим выбежал из гостиницы и быстро пошёл в замок.