Баня в Ладоге оказалась высший сорт.
Рим подозревал, что она здесь не единственное заведение такого типа. И что их наверняка пригласили в самую крупную. Потому что в парилке разместилось бы при желании человек сто. Но сейчас там сидели только он сам, да остальные бойцы. Лишь Фифа отправилась в женское отделение, безапелляционно заявив, что не станет раздеваться перед знакомыми мужчинами, а тем более незнакомыми.
И, сидя на полке на высоте в добрых две сажени над полом, упираясь головой в нависающий потолок, Рим, покрываясь потом от стоградусной жары, чувствовал наконец себя дома.
— А-а-а! — выкрикивал Кот и морщился, покуда Марат умелыми движениями ладоней массировал ему спину. — Блин, хорошо как! Шею только не трогай, слышишь?
Довольный Гек набрал горячей воды в ковшик, прямо из бака, щедро плеснул в раскалённую трубу, заходящую глубоко в печку. Пар повалил с такой силой, что, казалось, закинь туда ядро, и оно вылетит, как из пушки. Остро пахнуло луговым духом — вода в баке была вовсе и не вода, а травяной отвар.
— Хорошо как… — мечтательно повторил за Котом Бык, сидя под полкой. На ней он бы банально не поместился. Но ему, казалось, было и тут неплохо. Хотя с пяток березовых веников себе под зад он всё-таки постелил.
На миг открылась дверь, которую никто старался открытой не оставлять, чтобы не выпускать жар. Заглянул Степан.
— Хорошо ли вам, братья? — спросил он. Услышав массовые одобрительные ворчания, Степан выразительно посмотрел на Рима — и снова исчез.
— Пойду окунусь, — сказал Рим, спрыгивая с полки, и тоже вышел.
С небес покрапывал легкий дождь, быстро впитывавшийся в распаренную кожу. Рим прям с порога нырнул в небольшой пруд с головой, немного жалея, что до зимы ещё далеко. Вынырнул, вдыхая влажный запах свежести.
Вдоль лесной полосы за стенами Ладоги пронёсся ветер, срывая всё ещё крепко держащуюся листву. Скоро осень вступит в свои законные права, и можно будет, наконец, увидеть золотой листопад.
Рим вылез из пруда, взял одно из полотенец, лежащих на скамье. Закутался в него. Он и не помнил, чтобы в Европе видел хоть одно нормальное полотенце. Вроде не такая уж и сложная технология, но вот с ней пришлось столкнуться лишь на родине.
За столом, на свежем воздухе, обедали мужики. Все крепкие, поджарые. Хотя немного худощавые. Ладога не голодала, хотя избытка харчей здесь явно не водилось. Впрочем, как и нигде в России в эти времена. Да и не только в эти.
Один лишь Степан выглядел более мускулистым, чем остальные. Но и здесь намётанный взгляд Рима сразу определил генетику как основную причину этого. Рим уселся напротив него, наливая себе квасу в деревянную кружку. Выпил, смакуя каждый глоток — и почувствовал, как по жилам разливается эйфория.
— Вкусно? — спросил Степан, и Рим лишь покивал. — Это Ганна готовит, жена моя. Когда меня дома нет, она всегда волнуется. И кухарить начинает. Только дома меня уже толком и не бывает. Работать много приходится. Служить…
— Скажи, Степан, — обратился Рим, — те мастера, которые вместо нас взошли на корабль — сделали это по доброй воле?
— А что есть добрая воля, Андрей? — развел руками Степан. — Вот живёт русский человек, не жалуется… И поди ж узнай, что у него в душе за черти поселились? Может, работа в тягость была. Потому как талант — он может быть, а душа к нему не лежит. Бывает и такое.
— Не жалуется… — повторил Рим. — Да, наверное, в этом причина. Если бы русский человек жаловался — так все бы знали, чем он не доволен. А жаловаться нас всех отучили. И тебя, и меня. Слушай, Степан. Ты сказал, что крепости воины больше нужны, чем мастера.
— Это так, — сказал Степан. — Набеги на нас частые. Каждый раз, как месяц с небес ночных пропадает. Сейчас ратник больше подмоги приносит, чем десяток писарей.
Со стороны пруда послышался всплеск. Бык, видимо, не вынес просиживание под шконкой и решил окунуться вслед за Римом. Когда он вылазил, то ему понадобились целых два полотенца. Он сел сбоку от стола, потому как поместиться за ним уже просто не мог.
На его габариты Степан смотрел с уважением, видимо, прикидывая, какого размера двуручный молот следует вручить такому богатырю.
— За мастеров не переживай, Андрей, — сказал Степан. — Это не первый раз, когда мудрый народ Ладогу покидает. Да и эти, можно сказать, не совсем местные были. Из государства Московского пришли. Из Новгорода ходят. Все к морю идут. На Ладоге останавливаются. Но долго им на месте не сидится. Принесут пользу селению — и дальше счастья ищут, уплывают в заморские края. Только вот крепости соседские — все под шведами давно. Поэтому лодками уплывают. Один раз за лето корабль приплывёт, как сейчас. Тогда и приходится торговать.
— Невольниками? — вырвалось у Рима.
— Почему бы не взять взамен людей русских? — пожал плечами один из ратников, сидящий рядом со Степаном. — Вот так и вас получили.
Рим переглянулся с Быком и увидел, что не он один чувствует вину. Вроде как их команду и не спросили, но… Это за их шкуры расплатились чужими судьбами.
Конечно, было очевидно, с чего вдруг внезапно мастера со всей Руси внезапно принялись эмигрировать в заморские края. Да и не куда-нибудь, а конкретно в Испанию.
Тенденцию задали они сами, сто лет назад, когда решили строить корабль «Россия» ещё при Торквемаде, в Испании. Рим уже забыл, кто тогда из группы предложил за большие деньги выписывать со всей страны мастеров. Видимо, после их отплытия кое-кто в Испании смекнул, что тактика покупки мозгов может быть крайне выгодной для внутренней экономики.
И за сотню лет политика привлечения умных людей начала затрагивать даже очень дальние страны. И теперь из-за их необдуманных решений — Разумовского и остальных — Русь теряет ежегодно десятки, если не сотни умных, умелых, мастеровитых. А образованных и знающих во все времена было не так и много. Здесь фраза «на вес золота» уже не казалось смешным преувеличением.
— Мы заменим их, — сказал Рим. Бык, моментально почувствовавший, нить разговора, еле заметно кивнул.
— Кого? — не понял Степан.
— Мастеров. — Рим посмотрел на него. — Друг мой Степан. Так уж получилось, что мы не просто воины. Мы еще и грамоту знаем. Все восемь человек.
— Вот как? — изумился один из витязей. — И баба тоже?
— И баба тоже, — недовольно подтвердил Бык, сжав ручищи в кулаки.
— Попробуй кваску, — тут же спохватился Рим, двигая к нему кувшин. — Классный, холодный.
— В натуре квас? — проворчал Бык, заграбастав кувшин. — Ну, ладно…
— Степан, расскажи про набеги, — попросил Рим. — Шут с ней, с грамотой. В самом деле, не к спеху. Если вам только прямо сейчас что-то почитать не надо.
— Карта в замке осталась, — почесал голову Степан. — Ну да ладно. Объясню, как и есть.
Его палец прочертил на столе мокрую от кваса линию.
— Это берег, — сказал он. — Вот это — Ладога…
Он поставил на край линии солонку.
— А вот это — Копорье…
На противоположный край линии легла краюшка хлеба.
— Его взяли шведы, — сказал Степан, помрачнев. — Завоевали несколько зим назад.
— Их оттуда не выбить? — спросил Бык, опорожнив неалый кувшин с квасом почти на половину.
— Выбить-то можно, — сказал с досадой Степан. — Да вот нельзя никак нам это делать. Из Москвы приказ пришел: не трогать шведов. Оставить крепость Копорскую за ними.
— Не понял, — покачал головой Бык. — Это с чего вдруг такая честь?
— Не нашего ума дело, — ответил Рим. — Раз приказ — значит, так надо. Степан продолжай.
— Оттуда копейщики по ночам идут, каждый тёмный месяц, — сказал Степан. — Пешком, без лошадей. Места эти уже лучше нас знают. На сам город не нападают. Но если кто из наших дружин им попадается в лесах — то пиши пропало. Ни один живым не вернулся.
— А мёртвыми? — спросил Бык.
— Мёртвыми находим, — ответил Степан.
— Ага. — Могучая ручища Быка опустилась на стол. — Значит, не дезертировали.
— Бык… — попросил Рим. — Не надо.
И принялся внимательно изучать линию на столе.
— Разве приказы оставить за шведами Копорье не подразумевают дополнительных условий? — думал он вслух. — Не нападать Ладогу, например.
— Ты странно молвишь, Андрей, — озадаченно сказал Степан.
— Да, виноват, — признал Рим. — Прости, долго был в неволе. Словечек заморских нахватался. Ничего, я снова вспомню… Береговая линия им нужна, Степан, Вот что. Они хотят взять берег. Чтобы корабли заморские к вам не шли. А шли, например, к ним.
— Тогда им нужно было взять всю крепость нашу, — сказал Степан.
Рим помолчал. Нападение на одинокие патрули — не то же самое, что на ставку гарнизона. Да и не будешь же объяснять Степану про тактику банального террора. В этом плане Русь — светлая страна. Многие вещи у местных просто в голову не уложатся. А если и уложатся, то точно не в сердце. Степан, похоже, верил в честный бой, как и его витязи. Более того, можно было не сомневаться, что шведы сольют русских в честном бою, как щенков безмозглых.
Между тем Степан начал переглядываться со своими витязями.
Рим приподнялся, уселся поосновательнее и заявил:
— Слушайте, добрые молодцы! Если вам нужны новые люди в дружину для патрулирования берега — это ни к чему не приведёт. Нас рано или поздно по одному зарежут в этих лесах. А если мы нападем на Копорье, то будет разгневана Москва.
— Так что же делать нам посоветуешь? — послышались вопросы со всех сторон.
— Подумать надо, — сказал Рим и вышел из-за стола. — Бык, поешь нормально. Ты, вероятно, будешь нужен. И выясни у ребят, что у них по оружию есть.
— Сделаю, — кивнул Бык, принимаясь за жареную курицу.
Рим вернулся в парилку. Кот, охая, лежал на полке, подальше от входа — видимо, приходя в себя после массажа в исполнении Марата. Сам же Марат взялся за Гека, продолжая отрабатывать на нем ребристые удары ладонью, как смутно заподозрил Разумовский. Чук, в ожидании своей участи, отмачивал в тазу с горячей водой веник — похоже, не березовый, а вовсе какой-то мятный. Или ещё с какого-то сорта дерева, который Рим не мог разобрать.
— Отдыхаете? — спросил Рим. — У кого есть идеи, где спать будем?
— Я знаю, — ответил Марат, не поворачиваясь. — Владислава, хозяйка с постоялого двора за церковью, даст нам ночлег.
— Какая ещё Владислава? — спросил Рим. — Где ты её нашел?
— Фифа нашла, в женской бане.
— Ясно, — сказал Рим, всё равно не понимая, где и как Марат мог перекинуться парой слов с женщиной за стенкой. — Это хорошо. А Скрип где?
— Слабак оказался, — фыркнул Чук. — Только в сауну залез — сразу сказал, что жарко, и вылетел.
— Поди-ка за девками сейчас подглядывает, — довольно хохотнул Марат.
Рим кивнул и снова вышел. Второй раз лезть в озеро ему не хотелось. Поэтому Рим, подправив на себе полотенце, обогнул баню с левого угла.
Скрип нашёлся здесь — целиком завёрнутый в какой-то халат. Он сидел на скамейке, постукивая по ней пальцами, и смотрел на небо, словно считал падающие дождевые капли.
— Хочешь побыть один? — спросил Рим.
— Нет, командир, всё нормально, — махнул рукой Скрип. — Садись.
Рим устроился с ним рядом.
— Всё хорошо? — спросил он.
Скрип постучал себя пальцем по виску и сказал:
— Техника в башке плохо на жар реагирует. В сауну ей можно, но ненадолго.
— Понятно, — сказал Рим. — В самом деле, смотри, не перегрейся.
— Нормально всё, — ответил Скрип. — Погоду смотрю. Изучаю.
— Изучай, — согласился Рим. — Слушай, Скрип, объясни-ка мне, куда мы вообще попали? Ну, в смысле, эпоха, время, место, специфика… Кто с кем воюет, кто кому подчиняется. Только самое главное. Так сказать, выжимку из фактов.
— Сообщаю, — ответил Скрип. — Фактов нет. Мы вмешались в историю и переписали её, если ты не забыл.
— Не скажи, — покачал головой Рим. — Русское царство — штука достаточно изолированная, как Китай. Вряд ли мы могли на что-то сильно повлиять. Кто во власти?
— Если ничего не поменялось, то Фёдор Иоаннович, — ответил «синеглазка». — Сын Ивана Грозного. Один из двух выживших сыновей, если быть точнее. Вернее, второго вроде как прибили в детстве. Но и сам Фёдор — это лишь фикция. Реально правил Борис Годунов.
— Бориску на царство? — усмехнулся Рим. — Ну, это мы с тобой знаем, как и остальное. Ребёнка жалко.
— Да, — коротко изрёк Скрип. — Жалко.
Что-то в его интонации звучало не совсем натурально. Но Рим решил в это сейчас не влезать.
— Что нас ждёт? — спросил он. — В ближайшие годы. Если мы тут останемся навсегда, с чем нам придётся столкнуться?
— Голод, — ответил Скрип. — Должен вроде начаться, лет через пятнадцать. Но время у нас есть что-то сделать с этим.
— Серьёзный голод? — уточнил Рим.
— С массовыми потерями населения, — ответил «синеглазка». — Голод, который выкосит часть населения России. За ним наступит Смутное время. Оно продлится недолго, лет четырнадцать. Но, думаю, к его концу мы не доживём.
— Значит, хорошей жизни можно не ждать, — вздохнул Рим. — Может, уехать куда-то подальше от Ладоги? Вглубь страны, прочь от политики. Мы все от неё устали, Скрип. Мы имеем право на отдых.
— Имеем, — сказал радист и заморгал. Он закрыл лицо руками и с силой одернул ладони. — Только у нас и этого времени может не быть, — сказал он.
— Ты о чём? — спросил Рим с тревогой.
— О погоде, — ответил «синеглазка». — Проверял её на корабле, пока плыли сюда. Слежу, сверяю, так сказать, реальные данные с теми, что заложено мне в голову из исторических баз данных.
— И что, не совпадает?
— Совпадает, — мрачно проговорил Скрип. — До мелочей. Только не в плане времени. Движение циклонов, антициклонов, температура в Гольфстриме, направление ветров… В общем, всё говорит о том, что в этом мире на какую-то ничтожную долю процента погодное время ускорилось. Похолодание идёт быстрее нужного. Возможно, виноваты технологии Фаэта, которыми мы злоупотребляли.
— В смысле? — спросил Рим, холодея. — Ты про конец света, что ли?
— Да нет, всё не настолько серьезно, — отмахнулся радист. — Ситуация нормализуется при следующем приближении Венеры. Не спрашивай, как — долго объяснять… Короче, всё должно стать снова хорошо, лет через пять. Но холод, который должен был наступить через пятнадцать лет, обрушится на Россию уже через два года. И если не задуматься о серьёзной продовольственной проблеме прямо сейчас, то Русскому царству в текущей форме осталось пара лет. После чего поля перестанут рожать, и половина населения вымрет.
— Если мы не вмешаемся, — сделал вывод Рим.
— Да, — кивнул Скрип. — Если мы не вмешаемся.