Рим проснулся с первыми петухами. Он лежал на необъятной кровати, глядя в потолок комнаты замка и пытаясь вспомнить, чем закончился вчерашний день. Кажется, он все-таки напился. И, похоже, успел даже принять ванну, прежде чем отрубиться в своих покоях.
Сев на кровати, Рим увидел, что ванна все еще оставалась здесь. Обычная деревянная кадка, в которой плескалась остывшая за ночь вода мутная вода с серыми, неопрятными хлопьями свернувшейся пены. Его вещи были наскоро выстираны, и кто-то даже заштопал порванные штаны.
Чувствуя признательность к неизвестной ему горничной, Рим неторопливо оделся. Непривычно было ощущать на поясе пустую кобуру, но ничего. За оружием можно будет сходить на выходе. Вряд ли Бык напортачит так, что лишит весь отряд родных пистолетов и ножей.
Андрей подошел к окошку, распахнул его, впуская свежий воздух. Рассвет еще не наступил, но на Шеффилд уже наползал утренний туман. За ночь, похоже, ничего серьёзного не случилось. Интересно, добрался ли посол Бернардино де Мендоса до своего корабля? Вероятно, ему нужно куда-то на юг или на запад. И видел ли его экипаж стремительно летящую сверху инопланетную тарелку? Вот был бы номер…
Рим представил, как провела эту ночь Мария, плача от того, что чуть было не позволила умереть сестре. А в то, что Елизавета сомкнула хоть на мгновение глаза, Рим вовсе не верил. Только не после пережитого. Скорее всего, стареющая королева, последний раз показавшись на пиру, так и провела всю ночь в поисках своей пропавшей драгоценности.
— Кольцо итальянской девушки, — пробормотал Рим.
Выйдя из комнаты, он увидел коридор и сразу вспомнил, кто из его команды в какой комнате находится. И решительно направился к дверям Фифы.
Вламываться к девушке без стука он не хотел, хотя и будить весь этаж очередным стуком в дверь тоже желания не было. Поэтому Рим, чувствуя себя глупо, безуспешно подёргал ручку туда-сюда.
Дверь внезапно открылась. Снаружи стоял Бык в чём мать родила. Совершенно голый, с лицом, готовым убивать, а потом съесть труп убитого.
При виде Рима он отошёл за дверь и сказал:
— Андрюх, заходи,
— Что за?.. — поразился Рим, шагая внутрь и осматриваясь. — Какого чёрта?
Анжела валялась на кровати, наполовину накрытая одеялом. Со своего места Рим видел лишь её обнажённую ягодицу.
— А вы… — только и пробормотал Рим. — Вы, в смысле…
— Ну да… И в смысле, и без смысла… — с иронией в голосе ответил Бык. — А ты типа не знал?
— Да как-то мне всегда было о чём подумать, кроме вас, — сказал Рим честно. — Только какого хрена, Бык, ты дверь голый открываешь?
— Психическая атака, — мрачно буркнул здоровяк, надевая длинную, до колен, рубашку и завязывая на ней пояс. — Если бы стражник какой заглянул, то сперва бы охренел, а потом я бы протёр им окно. Здесь есть места, куда горничные тряпками не дотягиваются. Я дотянусь.
— Хорошая идея, — признал Рим. — Фифа, ты спишь?
— Я в увольнительной, — сонно промычала Анжела, заворачиваясь в одеяло. — Что ты хотел?
— Скажи, когда мы во времени переместились — у тебя были с собой кольца?
Бык смотрел в замешательстве, не говоря ни слова.
Фифа раскрыла глаза, поморгала. Поднялась на кровати, полулёжа, прикрывая грудь одеялом.
— Чего? — спросила она.
— Кольца? — нетерпеливо повторил Рим. — Обычные, которые на пальцах носят. Они были у тебя с собой, когда мы переместились?
— Какие к чёрту кольца, Рим? — спросила Анжела, поправляя пятернёй спутавшиеся волосы. — Мы же на задании были. На задание я колец не ношу.
— То есть не было?
— Нет.
Рим кивнул, понимая, что это была его единственная зацепка.
— Ладно, — сказал он. — Извините, я пошёл. Продолжайте и удачи вам в вашем безнадёжном деле.
— Да я как бы кончил уже… — вслед ответил Бык. Рим почти покинул комнату, прикрывая дверь, когда напоследок услышал сонный голос Фифы:
— А я как бы нет…
Чертыхнувшись про себя, Рим пошёл по коридору в поисках кухни или любого места, где можно попить. Здесь стражники уже патрулировали углы, но на Рима они внимания не обращали. Похоже, союз двух королев оказался на удивление прочным, и они обе приказали не трогать гостей.
Тогда Рим от нечего делать направился обратно в зал для торжеств. Конечно, здесь никто и не подумал за ночь убрать столы. Более того, недоеденные блюда всё ещё остались, распространяя яркий аромат тухлятины и прокисшего пива.
Но зато здесь нашёлся Скрип, который монотонно уничтожал какую-то зелень, сверля синими глазами столешницу.
— Утро, командир, — сказал он не отрываясь от своего занятия. — Садись, фокус покажу.
Рим подобрал с пола кувшин, в котором плескалось пойло. Выплеснул его, подошёл к бочке, открыл крышку и начал черпаком набирать себе воды.
— Ну давай, покажи, — согласился он.
— Смотри, — сказал Скрип, чуть меняя позу. На столе возникло изображение. Четкое, но в слегка синеватом оттенке.
От такого зрелища Рим едва не выронил кувшин.
— Это что, проектор? — спросил он. — Откуда?
— От верблюда, — сказал Скрип довольно, постукивая себе по голове. — Пересобрал некоторые схемы. Теперь вот могу картинку прямо из глаз проецировать. Круто, да?
— Охренеть! — только и мог произнести Разумовский. — Я не знал, что вы так можете.
— Такая технология была, только оставалась заблокирована, — сказал Скрип, — Чтобы сведения врагу не передавать. У меня в памяти столько фильмов закачано… Тебе поставить что-нибудь? Вспомним дом, родину и всё такое.
На столе появилось проекционное изображение Москвы будущего. Рим тяжело вздохнул.
— Знаешь, наверное, не надо, — сказал он. — Спасибо. Я, честно, ценю. Но не нужно. Теперь это мир сказок. Да и истинного будущего мы не знаем.
— Может, оно и к лучшему, — сказал Скрип, выключая картинку. — Будет шанс прожить свою жизнь нормально. Не зная, что будет дальше.
— Может, я посмотрю с тобой позже кино, — сказал Рим, садясь рядом с кувшином. — Просто не готов я сейчас. Надо подумать, что делать дальше.
— Пока ты спал, мы с ребятами обсудили, — сказал Скрип. — И решили, что ты был во всём прав.
Скрип больше ничего не добавил. Рим ни о чём не спрашивал, пока «синоглазка» не заговорил снова:
— Не знаю, правильно ли это считать русской идеей. Только мы верно сделали, что прилетели сюда. Не позволили ни Марии Стюарт в одиночку напялить царскую каску, ни одной лишь Елизавете. И испанцам страну не сдали. И при этом не убили их. Живы все, кто мог выжить. И войны как бы и нет. Дальше, наверное, будет пусть худой, но всё-таки мир. Рим, ты нам поставил верную задачу. Только половина команды тебе в этом не признаются. Стесняются.
— Даже не буду спрашивать кто, — хмыкнул Разумовский.
— Командир, не прибедняйся. Ты нас знаешь, как облупленных. Только нам теперь следующий шаг надо думать. Что делать? Останемся в Англии, или ещё куда-то полетим?
— Капсула, наверное, на прежнем месте, — произнёс Рим, погружаясь совсем в другие мысли. — А скажи, Скрип, у тебя же в башке полная энциклопедия есть, да? С учебниками истории всё в порядке?
— Да вроде в порядке.
— Поищи информацию про Родриго Веласкеса. Кто он такой вообще?
Глаза Скрипа снова замигали синим. И через минуту он ответил:
— Человека с таким именем ни в одних учебниках нет в этих временных границах. Есть только один, но тот помер в 977 году…
— Значит, этого Родриго мы создали, — задумчиво сказал Рим. — Наше вмешательство породило новую элиту. Таинственный Веласкес — один из них.
— Наверное, приближённый короля, — предположил Скрип.
— Если так, то очень странный приближённый, — покачал головой Рим. — Потому что у короля уже был посол. Бернардино де Мендоса.
— Да, был такой, — подтвердил Скрип, очевидно, снова копаясь в исторических сведениях. — При короле Испании Фелипе II. Он был на ножах с Елизаветой. Но потом вроде помирились. Имел какие-то дела с Генрихом III, королем Франции. Ну и с оппозицией, само собой. Со всеми тусил дядя. Сколотил себе имя и состояние. Да, собственно, он сам из небедной семьи.
— Он вчера был здесь, — сказал Рим. — Вместе с испанской делегацией.
— Да, я знаю, — кивнул Скрип. — Я сразу срисовал их рожи. Пробил по базам, кого мог. Бернардино де Мендоса — единственный, кого я опознал. Остальные все неизвестные. Даже странно, что он у них не главный.
— Ясно. Скрип, а нет ли у тебя базы данных итальянских девушек от конца пятнадцатого века?
— Извини, командир, — хохотнул Скрип. — Нет.
— Но кто из них мог иметь кольца, достойные королевы? Такие, чтобы на подарок сгодились?
— Что-то ты странную задачу задаешь, Рим, — поморщился Скрип. — Точно не хочешь расслабиться, фильм посмотреть?
— Ладно, забей, — вздохнул Рим. — В самом деле, что-то я загоняюсь. А на каком корабле путешествовал этот Мендоса? Есть данные?
— Рим, если бы в истории было что-то стоящее — я бы об этом знал, — спокойно сказал «синеглазка». — Видишь ли, история — такая штука, в которую попадает всё примечательное. Если кто-то плавает на выдающемся корабле, то корабль попадает в историю. А если его в истории нет — значит, корабль невыдающийся. Я не знаю, что тебе сказать и куда ты копаешь, но всё равно готов выполнить любую твою просьбу. Знаешь почему?
— Просвети.
— Потому что ты был прав со спасением королевы.
— Да я вообще не знал, что спасать придется! — возмутился Рим. — Это совпадение. Я просто сказал, что надо лететь в Англию и посмотреть, чем можем помочь местным.
— Вот это и было верным решением, — сказал Скрип. — Потому что только ты, один из нас, оказался такой, которому этого хватило, чтобы поднять задницу и начать действовать. Без тебя бы мы решили и дальше торчать в Южной Америке. А ты вдохнул в нас жизнь, вроде как… Ребята тебе не признаются, но они благодарны.
— Ты признался, — усмехнулся Рим. — Может, ещё у кого яйца появятся.
— Может быть, — улыбнулся «синеглазка». — Нет, всё-таки хорошо, что мы в текущем времени застряли. А не в том, куда попали сначала. Пятнадцатый век — хреновое время во всех смыслах. Народ сейчас как-то попрогрессивнее стал. Спокойнее, что ли. Дипломатия вон появилась. Смотри, королеву хотели убить, зато не по беспределу уже, а по закону. А представь, если бы мы вмешались, например, в попытку отравить Родриго Борджиа. Тогда же с людьми быстро расправлялись. Яд в бокал. Кинжал в бочину. Отравленный перстень. Царапнул — и кирдык. Сто лет назад совсем люди другие были. И политику иначе вели.
— Отравленный перстень, — ошеломленно произнес Рим.
— Да это так, — махнул рукой Скрип. — Чисто как пример привел. Хотя да, исторический факт. Папская дочка этим промышляла. Лукреция. Сколько она мужей и любовников потравила — не счесть… Рим ты в порядке?
— Лукреция, — пробормотал Рим, пристально глядя на Скрипа. — Лукреция Борджиа. Сто лет назад…
— Рим ты чего? — испугался Скрип.
Рим подорвался с места, опрокинув стул. Хлебнул в последний раз из кувшина. И шлёпнул его о столешницу.
— Поднимай наших, — велел он. — Я за Фифой.
— Сделаю! — с готовностью выпалил Скрип, следуя за Римом.
Они пробежались по коридору, И Рим с размаху ворвался в комнату Фифы, надеясь, что Бык снова не сверкает голым задом.
— Подъём, народ! — крикнул он. — Фифа, одевайся! Бык, вспоминай куда стволы заныкал! Я к королеве. Скажу, что мы сваливаем.
— Что случилось? — спросил Бык, пытаясь натянуть штаны, не снимая рубахи. — Ты снова что-то придумал?
— Перстень Лукреции Борджиа, — сказал Рим, закрывая лицо руками и пытаясь стряхнуть с него жар. — Итальянская девушка, жившая сто лет назад. Отравленное кольцо. Реликвия папского двора, которая досталась испанцам. Посол де Мендоса привез его в подарок Елизавете. Но она его ни разу не надела. Потому её решили казнить по закону. А кольцо использовать для другой цели. Мендоса согласился доставить письмо Елизаветы королю Франции, где она сообщала, что отныне Англией правят обе сестры. Мендоса настаивал на подарке королю. Елизавета отказала. Мендоса украл кольцо Лукреции из шкатулки Елизаветы — и теперь доставит его королю Франции, якобы от имени Елизаветы. Король наденет кольцо и умрет от яда. Обвинят королеву. И здравствуй, вечная война Англии и Франции.
— Я ни хрена не понял, кроме последней фразы, — признался Бык. — Но я тебя услышал. Анжела, одевайся.