Задрот выжил, и при этом не то, чтобы сильно пострадал. Однако пробовать перевозить его, или хотя бы поднимать с места, было бы смертельным решением.
— Заброневая травма, — говорил Скрип, сверля синими глазами рану товарища. — Броник выдержал, но не то чтобы прям нормально… Ребра сломаны. Я стабилизировал, как мог. Двигать его нельзя, дни. Может, недели…
Рим плохо помнил, чем кончился тот день. Бернардино де Мендоса ушел, никем не остановленный. А королю Франции при помощи лингвистических способностей Скрипа, который всё же уступал Задроту, кое-как удалось объяснить, что здесь происходило.
Герцог Генрих де Гиз был брошен в Бастилию. День баррикад закончился до заката солнца. Во избежание погромов был установлен комендантский час во всем Париже.
Задрота разместили в отдельных покоях, ниже этажом. Оставлять его в Лувре в полном одиночестве жутко не хотелось. Но распылять команду ещё сильнее было просто нельзя.
— Я буду в порядке, ребята, — обещал Задрот, накрывая рукой перебинтованную грудь и глядя на Цинка. — Сваливайте, у вас и так дел полно.
— Что будет с тобой? — взволнованно спрашивала Анжела.
— Да мне и на этой перине хорошо, — говорил Задрот, кое-как ерзая в постели. — И клопов нету. Скучать не буду, у меня в башке целая же библиотека… Буду «Трёх мушкетеров» читать.
— Точно всё норм? — спросил Кот.
— Да я всегда хотел чего-то такого, — отвечал «синеглазка». — Карьера, двор короля… Там, глядишь, и до собственного замка в Версале дослужусь.
— То есть ты отделяешься? — спросил Рим, всё ещё чувствуя себя виноватым. Остаешься во Франции навсегда?
— Да. — Лицо раненого приобрело серьёзное выражение, он посмотрел на Цинка и кивнул.
— Я принимаю твою отставку, боец, — сказал Цинк. — Вольно. И удачи в жизни.
— Чего-чего? — спросил Кот, прищурившись. — Цинк, в смысле? Разве ты…
— Отставить! — рявкнул Цинк, и Кот заткнулся.
Осмотрев тяжёлым взглядом всех присутствующих Цинк продолжил:
— Это боец из моей группы. Только я могу дать отставку своему бойцу. Прошение подано. Я удовлетворил. Никаких вопросов.
На Разумовского он не смотрел вовсе, чему Рим был только рад. Хоть и радость эта была тяжелой.
— Чувак, ты, это… — протянул Гек, — ты быстро как-то решил… Внезапно…
— Нормально решил, — сказал Задрот. — Не быстрее, чем пуля летела.
Все уставились на Рима. Тот с трудом проглотил поступившие было к горлу слова извинения. Конечно, извиниться следовало. Но стало бы только хуже для всех. Бык не стал дальше напрягать атмосферу и спросил прямо:
— Так что теперь, Рим? Война по Франции отменяется? Мы уже двух правителей спасли.
— Возвращаемся в Шеффилд, — сказал Рим. — Забираем Дзю. А потом… — он пожал плечами — В общем, там видно будет…
— Испанца бы приструнить надо, — предложил Марат. — Ребята совсем берега попутали.
— К испанцам мы не подберемся, — сказал Рим. — Раньше я этого не понимал. Но эта страна отныне для нас закрыта. Слишком специфическое место. Слишком мы наследили там ещё в прошлом. И память о нас не остыла. У нас нет никаких шансов поболтать с Филиппом Вторым.
— Погодь, разве не в этом был весь понт? — недовольно спросил Бык. — Дать понять всем типа сильным правителям, что надо уважать соседа. Остановить все войны.
— Возможно, мы вернемся к этому вопросу, — сказал Разумовский. — Только предлагаю обсудить это в Англии. Если Задрот решил остаться, то не вижу смысла его переубеждать. Может, окажется, что он единственный, кто понял жизнь, а мы ни хрена не поняли.
— Андрюха, ты странные слова говоришь, — сказал Марат. — Я понимаю, что на тебя до фига свалилось. Но тебе бы отдохнуть.
— Отдохну, — кивнул Рим. — Когда вернемся в Шеффилд, то обсудим моё командование.
— Эй, Рим, ты чего? — зашевелился Задрот, скривившись от боли. — Я не в обиде… Здесь все понимают, что ты сделал и почему стрелял.
— Понимаешь только ты, — уточнил Рим. — Остальные знают только с чужих слов, потому что их здесь не было.
— Рим, ты не в себе, — заявила Фифа. — Хотя — как скажешь. Я согласна сваливать. Полетели обратно в замок. Задрот, выздоравливай. Ещё увидимся.
Она обняла «синеглазку», и по бойцам словно рябь пробежала, будто только сейчас все поняли, что Задрот отделяется навсегда. Более того, жизнь так повернулась, что и подобные расколы уже стали казаться чем-то естественным. И дальше их будет только больше.
Капсула нашлась на прежнем месте. Странно, но после дня баррикад никто даже не попытался укрыться в канализации. Вероятно потому, что именно в этих местах королевские гвардейцы обычно и ищут заговорщиков прежде всего.
На этот раз надобности спешить не было. Фифа умудрилась развернуть капсулу прямо в тесной пещере и плавно вывела её в воды Сены. Она не поднималась, пока Париж не оказался сзади. Затем направила экипаж в Англию.
В полёте атмосфера внутри капсулы была неоднозначной. Пожалуй, даже более чуждой, чем снаружи. Бойцы вроде бы и находили себе силы шутить и смеяться, но звучало всё как-то неловко. Разумовский чувствовал нарастающую усталость в группе. Хотя, какая это теперь группа, в самом-то деле? И чья?
Цинк не избегал встречаться с Римом взглядом, но сказать ему, похоже, тоже было нечего. Все понимали, что командовать будет если не Рим, то только Цинк. Но тогда и повестку дня тоже задавать придется ему.
Так что, если присутствующим было интересно мнение Рима по поводу дальнейших действий, то лучше всего было это мнение выяснить сейчас. Но Андрей на все вопросы лишь отмалчивался и только бросал в ответ:
— Позже поговорим.
Фифа не стала искать новое место для посадки — смущать англичан видом летающей тарелки всё ещё не стоило. Поэтому она села в том же месте, где упали в предыдущий раз.
Весь путь до замка также пришлось проделать пешком. Рим чувствовал, как его ноги натурально отваливаются. И пожалел, что в аппарате не было места, чтобы взять лошадей. Пожалуй, приличных французских жеребцов можно было бы даже загнать за неплохие деньги в Англии.
«Давно мы честно не зарабатывали, — подумал он, проходя по знакомой тропе. — Сколько ни веди мирное хозяйство — война всё уравнивает. И дальше либо в гроб, либо в бой. Присваивать, мародерить, обманывать… В русскую деревеньку мне надо… Домик, банька, огород…»
Рим уже понимал, какое предложение действительно следует внести. Следовало сдать командование Цинку — и смириться с последствиями.
— Здорово, народ! — завопил Дзю, встречая гостей прямо у входа в замок.
Он уже выглядел заметно получше. Хотя, казалось, прошел всего день, как он получил ранение.
— Братан! — Бык на радостях заграбастал его в объятия.
— Тихо, — сказал Дзю. — На руку не дави, слышишь!
Все по очереди похлопали Дзю по спине.
— Ну что, как всё прошло? — спросил он.
— Нормально, — сказал Цинк. — С той разницей, что Задрот остался.
— Остался? — Дзю продолжал улыбаться. И, казалось, его улыбка стала лишь шире. — Слушайте, ну это круто. Я рад за него.
Рим посмотрел на Дзю с беспокойством.
— Рад? — спросил он. — Ты даже не расстроился? Ничего не спросишь?
— Да как сказать… — шмыгнул носом Дзю, ведя всех в замок. — Я на самом деле тоже с вами поговорить хотел. На ту же тему.
— Что значит «на ту же»⁈
— Не знал как сказать, но, раз Задрот меня в чем-то опередил…
— Да говори уже! — не выдержал Марат.
Дзю остановился, повернулся к ним, и с гордостью сказал:
— Мария Стюарт и Елизавета Первая сегодня производят меня в рыцари.
— Слышь, это не смешно, — сказал Кот. — То есть смешно, но прям уныло.
— А я не смеюсь, — сказал Дзю. — Это правда. Я попросил подождать начала церемонии, пока вы не вернётесь.
— Хм, — только и сказал Бык. — А за какие заслуги? Королеву вроде мы все спасли.
— Это верно, — задумчиво произнес Цинк, глядя на своего бойца с гордостью. — Только Дзю единственный, кто был ранен. Именно он вынес стражников у моста. И позволил англичанам ворваться в замок. Без него ничего бы не было.
— А-а-а! — заорал Бык, хватая Дзю. — Качать его, мужики, качать!
Бойцы тут же обступили хохочущего рыцаря — и начали подбрасывать его вверх, стараясь не задеть руку. Ни Рим, ни Цинк не присоединились к веселью.
Разумовский обдумывал новость. Дзю, конечно, заслужил. И не важно, что именно он, Рим, придумал план проникновения в Шеффилд. Ему-то самому английский титул даром не упал. С другой стороны, если бы две королевы решили произвести Рима в рыцари — у него бы не хватило ни фантазии, ни духу, чтобы отказаться.
Только вот для себя он подобного очень не хотел. Но, если Дзю считает это за благо — то какого чёрта, почему нет? Сперва Задрот, затем Дзю… Оба в ходе боёв нашли что-то полезное для себя.
— Ну, круто, поздравляю, — сказал Цинк наконец. — Но ты понимаешь, что рыцарство — это не просто титул? Это земли, деньги. Может, даже собственный замок.
— И увольнение, — добавил Рим.
— Да, — Цинк бросил на него быстрый взгляд. — Будет теперь, что на пенсии вспомнить, боец. Правда?
— Так точно! — сказал Дзю, становясь по струнке. — Только прошу отныне обращаться ко мне «сэр». Как-никак, статус обязывает!
Новый взрыв хохота казался Риму уже невыносимым. Скрип незаметно оказался возле Рима и шепнул ему:
— Слушай, а гражданство здесь тоже раздают просто так? Кто полезен, тому и все ништяки?
— Здесь мы не первые, — ответил ему Рим с настроением человека, которому с утра отрубили палец, только чтобы сейчас отрезать второй. — Россия тоже так поступала.