Ответных вопросов Cкрипа не последовало, и это Рима напугала больше всего. «Синеглазка» из его группы мог быть серьёзно ранен, или, что хуже, Задрот с той стороны ничего не передаёт.
С помощью Чука и Гека удалось отбить Скрипа от озверевшей толпы. Риму даже показалось, что Быку для этого пришлось кому-то переломать хребет, и он надеялся, что бедолага просто получил от бойца коленом по печени.
В итоге Скрип им достался весьма ободранный, но без серьёзных травм, и держался бодрячком.
Луврский дворец оказался крайне унылым местом при ближнем рассмотрении. Архитектура его, может, и впечатляла с высоты птичьего полёта, но с земли казалось, что его можно было вписать в правильный куб. И тем меньше выглядели узкие ворота, в которые уже пробежали как минимум человек тридцать из простых горожан. Реальный замес должен был начаться позже, когда они сообразят, что кто-то из них за герцога, а кто-то — за короля. Но зато наверняка никто из ворвавшихся не знал дороги в королевские покои.
Андрей, едва ли не волоча Скрипа за руку, продолжал отбиваться хлыстом, пробивая себе путь по ступенькам роскошной лестницы. Фифа была права. Англия сильно отставала от Франции в плане красот и прогресса. Скошенные картины на стенах дворца. Безумно роскошная и огромная люстра, свисавшая с самого центра потолка. Везде золото и мрамор. Неудивительно, что позже из этого места решили сделать музей.
— Куда идти? — хрипло спрашивал Разумовский. — Скрип, не молчи…
— Вперёд, — отвечал «синеглазка», утирая со лба кровь, заливавшую ему глаза, светящиеся синим. — Король Генрих и испанский посол о чем-то переговариваются в дальней комнате.
— Дальней от чего⁈ — проревел Рим. — Конкретно!
— Карл Пятый заложил основы дворца, — говорил Скрип, по пути саданув локтём очередного пробегавшего мимо парижанина. — Франциск Первый приказал снести донжон по центру. Катарина Медичи…
— Что ты порешь? — рявкнул Рим, ловко подставив подножку выбежавшему стражнику и отправляя его кубарем с лестницы, где Бык добавил ему с ноги. — Задрот, хватит спамить! Где Цинк? Где король⁈
Выстрел с другого конца дворца прозвучал громче всякой сирены, ослепил ярче любого маяка. Выпустив руку Скрипа, Разумовский помчался туда. Однако дворцовая стража тоже оказалась не пальцем делана.
Рим мчался по длинному коридору со сплошной ковровой дорожкой, перед роскошью которой попросили бы пощады все ковры замка Шеффилд, вместе взятые — пока не почувствовал, как в него справа врезаются сразу двое недоделанных мушкетёров.
Интерпретировать иначе эти синие одеяния Рим никак не мог. Возможно, это просто были случайно подобранные стражниками плащи. Возможно, именно героизм конкретно этих двух гвардейцев приведет в итоге к появлению нового элитного вида войск из личной охраны короля, о приключениях которых позже некто Дюма напишет легендарный роман-фельетон.
Но сейчас для Рима имело значение только то, что эти двое молодцев без труда вытолкали его на балкон этажа, где Рим грохнулся на стол, расколов его на три части. На него сверху попадали какие-то лилии в горшках. Они почему-то напомнили Андрею осточертевшую опунцию, и он в бешенстве запустил этим горшком прямо гвардейцу в голову… И даже не удивился тому, что попал, отправив вояку в нокаут.
Но второй страж выхватил шпагу. Рим поднял пистолет. Помедлил секунду, чувствуя ярость на все вокруг, и на себя в первую очередь. Потянул спусковой крючок — и пистолет щелкнул вхолостую.
На лице стражника широкая улыбка. Настолько широкая, что, казалось, свою карьеру он начинал с придворного пажа.
В этот момент сверху с балкона на него спрыгнул Скрип. Стражник выронил шпагу, и радист приложил его головой о мрамор. Широкая шляпа с пером смягчила удар, но прилечь поспать стражнику всё же пришлось.
— В порядке? — спросил Андрей, глядя, как Скрип шатается и шумно дышит.
— В полном, — сказал радист, отрывая от несчастного горшка листок лилии и вытирая им лицо. — Сейчас, подорожник приложу, и буду как новенький.
— Передай Задроту, — сказал Рим, восстанавливая дыхание. — Испанца нельзя убивать.
— Уже передал, — задышал радист.
— И?
— Он молчит.
— Цинк что-то непонятное творит, — сказал Разумовский и перезарядил пистолет.
Осмотрел загоревшийся огонёк на нем. Приложил палец. Всё нормально, пистолет распознал владельца. Рим сорвал с себя мешавшую робу. Ему хотелось стащить с себя и куртку, но бронепластины здесь лишними бы не оказались. Учитывая, что местный народ вполне себе постреливал.
— Подсади, — скомандовал Рим.
Скрип послушно прислонился к стене, сцепив ладони. Рим опёрся на них сапогом, и ему удалось допрыгнуть до края балкона. Подтянулся, перекатился. Сердце застучало сильнее обычного.
— Давай, — сказал он, подавая Скрипу руку.
Когда Разумовский втащил «синеглазку» к себе, то ему уже казалось, что он потерял очень много времени. Как назло, других бойцов рядом не оказалось. То ли они, лишённые связи, прочесывают дворец в случайном порядке, то ли сдерживают толпу внизу.
— Стойте, Ваше Величество, — внезапно произнёс Скрип, глядя в пустоту. — Этот человек хочет вас убить в нарушение законов используя привилегии посла.
— Цинк, — выдохнул Рим, глядя в синие глаза. — Он там? Задрот, не молчи.
— Там испанец, — сказал Скрип. — Держит под прицелом.
— Стоп, — отчетливо произнес Рим. — Цинк, нельзя так поступать. Мы пытаемся спасти короля Франции, чтобы избежать войны с Англией. Но если убьем испанца, посла, — начнём войну Франции с Испанией. И тогда опять все пойдет кувырком. Мир опять сгорит в огне войны. Цинк, ты понимаешь? Нельзя убивать посла.
— Королева Елизавета — ваш верный союзник, — продолжал монотонно читать Скрип, передавая по внутренней связи сообщение. — Она будут править Англией и Шотландией как единым государством вместе с Марией Стюарт. То кольцо, которое пришло вам с этим письмом, ни одна из королев вам не посылала. Его доложил от себя испанец. Тот, который пытается отравить вас, Ваше Величество. Мендоса — изменник собственной короны. Волк в овечьей шкуре…
— Merde! — послышалось возмущенное восклицание.
Скрип замолчал. Рим повернулся.
К ним по коридору шел возмущенный герцог Генрих де Гиз. Он представлял собой сплошь воплощение оскорбленной добродетели — видимо, злой, что его бросили. Подойдя к Риму и Скрипу, он принялся что-то кудахтать на французском.
Надобности в герцоге больше не было и Разумовский от души прописал ему в рыло. Несостоявшийся оппозиционер отлетел, как мешок с тем самым «мерде».
— Помолчи, — процедил ему Рим, пока герцог с выпученными глазами валялся, пялясь через балкон в солнечное небо. Шляпа съехала ему на рожу, пальцы рук слегка подрагивали.
— Идём, — потянул «синеглазку» Андрей, и они снова пустился бежать по коридору. — Задрот тянет время, или он с Цинком?
— Не разберу, — сказал Скрип. — Когда он на французском чешет — я его с трудом понимаю.
Здесь были стражники. Много гвардейцев с огнестрельными ранениями. Похоже, Цинк, добираясь до короля, не считался ни со средствами, ни с методами. С другой стороны, лежащие и корчащиеся тела служили Риму лучшим ориентиром, куда идти.
Поэтому они без труда добрались до дверей с позолоченными ручками. Потянул их, рискуя получить пулю. Вошёл внутрь.
Конечно, это был не тронный зал. Что в Англии, что здесь, что в любой другой точке планеты, во все времена и при любой власти — истинно серьёзные вопросы решались в таких вот простых комнатах, в неприметных закутках. В местах, именно для этого и существующих во всех замках, организациях и бункерах.
Король сидел за столом, наполненным кучей бумаг с перьями и чернилами. На письме, лежащем на столе, красовался перстень Борджиа, на который король смотрел немигающим взглядом. Самого короля было нетрудно узнать по парику и выражению лица. Только парик был не клоунский, а выражение не комичное. Перед Разумовским действительно сидел лидер мощного государства с лицом типичного человека, который не понимает, почему его снова обманули, да еще на таком высоком уровне.
А у окна, в привычной позе, как ни в чём не бывало, стоял невозмутимый посол Бернардино де Мендоса. Между ним и королем стоял Цинк, с непроницаемым лицом, целящийся из пистолета в лицо послу. Рядом с ним переминался с ноги на ногу Задрот, который, завидев Рима, запнулся и перестал что-то чесать по-французски.
Цинк же на визит командира не обратил вообще никакого внимания.
— Стой, — сказал Рим, обнаружив, что запыхался, а сердце колотится, как бешеное. — Цинк, не нужно, послушай меня…
— Это ты послушай, — мягко сказал командир второй группы. — Андрей, тебе пора прекращать изображать главного. Когда-то я пообещал тебя слушаться, сейчас я об этом жалею.
— Цинк…
— Ты забыл, что среди нас было две боевые группы, — продолжал Цинк. — Твоя и моя. Мы всё время действовали, как одно целое. Но то было скорее вынужденная мера — до тех пор, пока не появится важная задача, которая снова потребует разделиться. И такие задачи нам попадались постоянно. И ты, Андрей, прогавкал их все.
Рим в замешательстве посмотрел на Задрота, и тот пожал плечами. Король перестал смотреть на перстень итальянской девушки, который должен был принести ему смерть, а его державу — вовлечь в войну. Он с напряженным лицом смотрел на неизвестных гостей, то и дело обращаясь вопросительным взглядом к испанскому послу. Видимо, хотел, чтобы тот ему перевел непонятный язык.
И это заставило Рима похолодеть. Похоже, ситуация зашла до того далеко, что сильные мира сего по-прежнему вынуждены больше доверять геополитическим врагам, чем им спасителям.
— Я согласен, что нужно было спасать короля, — говорил Цинк, продолжая пристально смотреть в лицо Бернардино и целясь в него же из пистолета. — У нас было два варианта действий. Работать в сторону поиска испанца во дворце — или внедриться в охрану герцога. Истинный командир сразу бы понял, что это две разные миссии, для двух разных боевых групп. Но ты просрал такую простейшую стратегическую вилку. Равно как и до этого не сообразил, что, если есть две английские королевы — значит, есть и две задачи. Спасать силовым путём Лизку или надавить на Машку. Но ты, как баран, пёр вперёд, и тащил за собой остальных, ни разу не сообразив, что здесь уместно вспомнить, как грамотно делегировать.
Рим шумно втянул воздух.
— Андрей, я так не могу с тобой работать, — сказал Цинк. — Позволь мне в этот раз решить самому. Иначе я решу сам без позволения.
— Нельзя убивать испанца, — повторил Рим. — Хочешь обсудить моё командование? Хорошо, я согласен. Решим между собой, или поставим на голосование. Хочешь — дуэль устроим. Но не ломай всё, что мы сделали. Цинк, мы не имеем больше права начинать войны, понимаешь? Надо спасти как можно больше игроков на этой чертовой шахматной доске, что мы сами же и создали.
— А если я не согласен? — спросил Цинк мрачно.
Рим перехватил пистолет.
— Значит ты не выполняешь ни приказ, ни просьбу, — сказал он.
— Почему же? — спокойно проговорил Цинк. — Ты ведь не высказал ни того, ни другого.
Палец Рима на пусковом крючке зашевелился…
— Нет! — воскликнул Задрот, когда Рим собрался выстрелить Цинку в руку.
Пистолет Разумовского дёрнулся. Прозвучал выстрел.
И у Рима потемнело в глазах, когда он понял, что радист из его группы падает с пулей в груди.
— Ты чего⁈ — выдохнул Скрип, обегая Рима и хватая товарища. — Рим, какого чёрта⁈
Цинк опустил пистолет, омертвевшим взглядом глядя на своего радиста. Затем посмотрел Риму в глаза, и в его взгляде не было ничего хорошего.
— Твою же мать, — только и произнес Цинк, срывая с пояса санитарный пакет. — Скрип, помоги мне! Оттащим его на балкон! Где тут вода⁈
Цинк со Скрипом выволокли Задрота наружу.
Оставшись без команды, Рим в гневе нацелился на испанца, сам не понимая, что творит. Но Бернардино де Мендоса только хохотнул, и Рим сразу опустил пистолет, понимая, что больше это не аргумент в споре. И, похоже, уже никогда не станет.
Король принялся что-то говорить на французском, но Рим не понимал этого языка.
— Ваше величество, — бормотал он на русском, не зная, что ещё тут можно сделать. — Король… Генрих!
По сузившимся глазам короля было видно, что собственное имя он распознал. Пусть его и произносил очень странный человек на очень странном языке. Но большего контакта можно было не ждать.
— Он хотел убить вас! — сказал Рим, с отчаянием понимая, что король не поймет ни слова. — Этот испанец, сэр, обманом привел к власти в Англии Марию Стюарт, пожелав убить истинную королеву, Елизавету! Он точно так же хотел отравить вас, чтобы трон во Франции занял герцог де Гиз! Вы меня не понимаете! Эй, ты, переведи!!!
В ярости Разумовский проревел последние слова испанцу. Лицо Бернардино приобрело выражение скучающего дипломата.
— Переведи, — повторил Рим, чувствуя, как пистолет дрожит в руке. — Скрип! Кто-нибудь здесь говорит по-французски⁈
Король сидел не шевелясь. Зато пошевелился Бернардино де Мендоса. Скучающим взглядом посмотрев на раненого Задрота на балконе, он поклонился королю, подошёл к его столу и как ни в чем не бывало забрал перстень Борджиа. Вытащил платок, аккуратно завернув перстень в него, положил себе в карман и спокойно пошел к выходу, мимо Рима. И бросил напоследок на испанском:
— Похоже, вы проиграли, сеньор Андрей.
Рим тут же развернулся в его сторону — но испанец ушёл, не оглядываясь, и позолоченные двери закрылись за ним.