Соединенные Штаты России 3

Глава 34

Выезд состоялся с первыми лучами солнца. Владислава успела сотворить восхитительный суп, а Марат на скорую руку наделал каких-то котлет, явно по старому рецепту.

Бугай долго обнимал Фифу, что-то нашептывая ей на ухо. От такого брутала следовало бы ожидать, как максимум, громкого и недовольного ворчания, поэтому наблюдать шепчущего Быка было довольно странно.

Рим, глядя на это, только теперь осознал, что группа, по сути, никогда и не расставалась. Все свои приключения они переживали вместе. Но даже если всё пройдет гладко, это расставание не последнее. Страна огромна, и будущее предсказать невозможно.

Будущее…

Что-то внутри Рима зацепилось за эту мысль, крутилось в голове, не желая обретать конкретную форму. И только когда Рим принял приглашение, обращенное к нему, уважаемому князю, залезть в телегу, он понял, что именно смущает его в представлении о будущем.

Картина мира, известного с последующей историей России на сотни лет вперед, вступала в противоречие с тем, что видел Рим вокруг. Было трудно совместить одно с другим. Взять хотя бы тот факт, что в русском государстве все еще существуют князья. Это не вызвало бы такой сильной реакции, если бы они сразу приняли, что мир вокруг мог развиться по любому сценарию.

«Все никак не привыкну… — подумал Андрей, устраиваясь поудобнее в телеге. Хорошо, что туда набросали ковров и шкур, которыми щедро обшили сиденья. — Когда же я смогу просто расслабиться? Жить обычной жизнью, не зная, что случится завтра, но и не опасаясь этого самого завтра…»

«Знакомая» картина будущего все еще стояла перед глазами Рима как образец, этакий эталон. Словно прежний мир — это незыблемый закон, от которого нельзя отступать. Шаг в сторону — расстрел. Что там говорили в лозунгах об истории, которая несется галопом?

Рим уже сбился со счета, сколько раз его эта история била копытом по башке, и решил пока больше мучить себя дурными мыслями.

Ему действительно нашли богатый расшитый кафтан, но Андрей решил его пока не надевать. От недельной тряски в телеге от этой роскошной ткани с золотой нитью ничего не останется. Поэтому кафтан остался в сундуке под скамейкой, аккуратно сложенный и обернутый в чистую холстину.

Утро выдалось прохладным. Телега оказалась наполовину укрыта, но Рим сомневался, что выдержит неделю пути в таком состоянии, даже под одеялами. Ладно, главное — не ударить в грязь лицом и выбраться из Ладоги, а там они с Фифой что-нибудь придумают.

Фифу нарядили в осеннее платье, на плечи накинули яркую шерстяную шаль, а голову, как и положено замужней женщине, повязали платком. И Бык, увидев в Анжеле настоящую русскую красавицу, потерял дар речи. А в самой Фифе что-то словно надломилось.

Разумовский заметил, что боевая девица с каждым днем становится все тише и менее язвительной. Будто добрее стала, что ли. Хотя не похоже, чтобы приключения ее сломили. Напротив, сейчас Фифа словно обрела цель, но нуждалась в небольшой передышке. Чувствовалось, что ей требуется провести некоторое время вдали от команды, включая Быка.

Собственно, это была чуть ли не главная причина, по которой Рим взял ее с собой. Если не считать, конечно, что, по мнению остальных, князю обязательно нужна свита.

От мысли, что они едут на встречу с самим Борисом Годуновым, не говоря уже о действующем правителе, Федоре, сыне Ивана Грозного, в душе Рима ничего особенно не происходило. Возможно, виной тому личные знакомства с большинством правителей Европы. Но, мысленно взвешивая их на весах, Рим понимал, что фигуры легендарных правителей Руси перевешивают с таким свистом, что все европейские клоуны серьезно теряют в цене.

Вот про себя Андрей такого сказать не мог. Если он, столкнувшись с явно странным поведением Скрипа, не смог додавить радиста и выудить из него информацию о том, что должно произойти в Москве, значит ли это, что командирского духа у Рима давно нет, и слушаются его остальные только по старой дружбе?

Так что сейчас Разумовский не мог понять двух вещей. Во-первых, почему Скрип был так против путешествия Фифы в Москву именно сейчас? А во-вторых, почему он, Рим, теперь сидит в телеге и мучается этим вопросом, вместо того чтобы выскочить, схватить радиста за шиворот, хорошенько встряхнуть и потребовать объяснений?

Все-таки Цинк сказал тогда достаточно мудро: если ты командир, но не можешь доверять подчиненному, то это действительно полная засада.

Поэтому Рим решил, что Скрипу он все же будет доверять, но поступит по-своему. В конце концов, если бы Фифе угрожала опасность, то «синеглазка», без сомнения, был бы более активен в своих советах.

На выезде Рим даже оглянулся, проверяя, не стоит ли радист где-нибудь поблизости. Но Скрип оказался единственным из бойцов, кто не пришел их проводить. Возможно, это было неспроста.

— Князь! — гаркнул Бык, самолично поднимая Фифу на руки и сажая ее в телегу, — на твое попечение оставляю благоверную свою!

— Как зеницу ока сохраню ее, друг мой! — пафосно воскликнул Рим. Фифа, скрывая улыбку, уселась на скамью у противоположного борта.

Рим не ожидал, что пыхтящий Феофан тоже заберется к ним. Разумовский поморщился, но, сжав зубы, решил перетерпеть — не до капризов и удобств сейчас. Опять же, до момента, пока Ладога не останется позади. Потом попа придется пересадить в обоз или фургон, в общем, в продовольственную тележку.

Караван оказался небольшим. Помимо двух телег их сопровождали четыре всадника. Двое из них были гонцами на случай, если потребуется срочно передать сообщение. И еще двое — витязями из дозора на башне.

Степана рядом не было. Он так и не пришел представиться великому князю. И Рим был этому только рад. Видеть раболепствующего командира боевой группы — зрелище не из приятных. И Рим решил во что бы то ни стало оградить от этого и себя, и всех остальных.

С другой стороны, они еще не достигли настоящего боевого братства. Степан нравился Риму. Он был настоящим патриотом своей страны и своего города. Без колебаний отдал бы жизнь за товарища. И, несмотря на простоту, знал военное дело в совершенстве.

Тут же Рим понял, что вся ситуация со Степаном — это, опять же, его княжеский прокол. Если смотреть на ситуацию глазами витязей, то они спасли из испанского рабства новгородского князя и его самых верных соратников. Более того, они сделали это, не зная, что Рим — именно князь. То есть они спасали обычных русских людей. Своих людей, простых крестьян, попутно воинов. И даже не побоялись заплатить за это жизнями тех, кто поднимал экономику и образование Ладоги. По большому счету, Степан заслужил повышение, медаль, почетную пенсию — и в какой-то степени свободу действий. И как вся эта ситуация выглядит с точки зрения самого Стёпки — неизвестно.

Разумовскому стало неловко от этих мыслей, даже, пожалуй, стыдно. Он должен прямо сейчас произвести Степана в воеводу, какого-нибудь боевого ратника, или какая там еще в местной табели о рангах система… Но об этом даже Скрипа не спросить. Мало того, что «синеглазка» теперь вечно старается что-то скрывать, так еще и все их знания о современном мире могут оказаться устаревшими или вообще неверными.

Похоже, в этих княжеских делах разобраться будет непросто. Но ничего, впереди целая неделя, за которую можно поговорить и с ратниками, и с гонцами, да и Феофан наверняка много чего интересного расскажет.

Возница запрыгнул на свое место, хлестнул лошадей. Повозка тронулась, и Рим почувствовал, как его клонит в сон. Он попытался прогнать это ощущение, но, бросив взгляд на Фифу, с удивлением заметил, что девушка уже спит. Поэтому, пользуясь молчанием Феофана, Рим махнул рукой, отвернулся и прикрыл глаза. Княжеские дела подождут ближайший час-полтора.

Феофана незамедлительно пересадили с повозки в общий обоз, как только Ладожское озеро осталось позади. Рим воспользовался минутой, когда кучер остановился, чтобы отлучиться в кусты. Он был даже доволен, что тот не справлял нужду прямо на ходу, хотя и ожидал, что его хотя бы предупредят о таких действиях. Впрочем, невзирая на субординацию, в дороге главное слово за возницей.

Подумав о вознице, Рим взглянул на Фифу. Она не спала, сняла платок, и её волосы свободно струились по плечам. Она смотрела на птиц, летящих в небе.

— Мы недооценивали тебя, — признал Разумовский, сам толком не понимая, зачем сказал это.

— Что? — Фифа повернулась к нему. — О чем ты?

— О том, что мы не проявляли должного уважения, — неуклюже пояснил Андрей. — Ты слушалась нас, по сути, чужих тебе людей. Пахала вместе с нами, рисковала… И не жаловалась. Тяжело было, Анжела?

Фифа помолчала, а затем как-то натужно и кривовавто усмехнулась.

— Рим, — сказала она, — не забивай голову мыслями обо мне. Пусть Вася мучается, а у тебя своих забот полно.

— И каких же? — спросил Рим, тоже улыбаясь.

— Что ты будешь делать, когда в Москве столкнешься с настоящим князем?

Вопрос подействовал на Рима словно ледяной душ: все ситуация строилась на том, что настоящий князь сгинул. Андрей промолчал, только плотнее закутался в одеяло и огляделся по сторонам. Возница был всецело поглощен лошадьми и что-то тихонько напевал себе под нос.

— Думаешь, подлинный Разумовский тоже будет в Москве? — наконец поинтересовался командир.

— А он и не исчезал никуда, — ответила Фифа. — К тому же, там этот Земский собор собирается. Все аристократы будут.

Рим растерянно моргал, пока Фифа снова не рассмеялась.

— Да я пошутила, — сказала она. — Я узнала всё о твоем князе.

— Когда успела? — непроизвольно вырвалось у Рима.

— Поговорила с ребятами, — Фифа кивнула в сторону всадников. — У гонцов всегда есть информация. Твой предок, Андрей Разумовский, был большим любителем женского пола. И пропал.

— Думаешь, его убили? — предположил Рим.

— Вряд ли, — возразила Фифа. — Скорее, он сбежал, потому что кто-то вывез на телеге часть новгородской казны. Телегу, разумеется, быстро перехватили, казну вернули, но не всю нашли. Под шумок, как ты понимаешь, можно было незаметно вынести несколько симпатичных мешочков. Одному человеку скрыться с ними — проще простого. Смешно будет, если истинного князя в самом деле поймали испанцы. Никто и не заметит подмены.

— Да, повезло, — пробормотал Рим, не зная, что и думать о своем предке. Неужели реально такой скотиной оказался?

Впрочем, каждый волен выбирать свой жизненный путь. Главное, чтобы сейчас с него, Рима, не спросили за украденную новгородскую казну. Но если князь объявится, придется что-то придумывать. Всегда можно будет выставить его самозванцем или признать себя всего лишь его двойником. К счастью для Рима, в Ладоге он не называл себя князем прямо. Не претендовал официально на этот титул. Пока…

Так что если подлинный Андрей Разумовский появится на собрании в Москве лично, засветится перед царем, Рим вполне может туда просто не пойти. А то, что Феофан ошибся, — его проблемы. Попа, почему-то, жалко не было.

Самозваный князь…

Рим снова прилег, глядя в небо. Мысли текли лениво, цепляясь за мелкие детали. Прокричал журавль в вышине и стая откликнулась тоскливым плачем… Небо — голубая бездна… Когда телега не скрипит, кажется, что плывешь в этой осенней синеве…

Самозваный…

Самозваный князь…

Самозваный царь…

России не привыкать к самозванцам. Был же такой царь — Лжедмитрий. Или ещё будет…

Рим, ощущая тряску телеги, попытался собраться с мыслями. Странная личность — этот Лжедмитрий. Андрей неважно помнил историю. По крайней мере, в текущей эпохе. Но если поднапрячься, можно вспомнить, за кого он выдавал себя.

«За невинно убиенного царевича», — пронеслось в голове. То ли из фильма какого-то, то ли вычитал где-то. Сына Ивана Грозного…

Разумовский понял, что снова задремал, и открыл глаза. Птицы уже исчезли, но это ненадолго. Скоро стаи потянутся на юга…

А не на это ли случайно намекал ему Скрип? Точно! У покойного Ивана Грозного осталось двое наследников. Один — Федор Иоаннович, действующий царь, за которым стоит Борис Годунов, готовящийся взойти на престол. А второй — Дмитрий, которого убили в детстве.

В каком же году это произошло?

Рим осторожно помассировал лоб, пытаясь привести мысли в порядок. А был ли царевич уже убит? Или это еще только должно произойти?

— Ратибор, — обратился Рим к одному из витязей, ехавшему рядом с телегой.

— Да, князь, — тут же повернулся ратник. — Слушаю тебя.

— Что тебе известно о царевиче Дмитрии?

Ратибор, похоже, удивился вопросу, но ответил по-военному четко:

— Его отправили в Углич. Подальше от столичных дел. Живет там в крепости под присмотром, ему уже восемь лет от роду.

«Восемь лет, — подумал Рим. — Значит, ещё жив…»

— Спасибо, — сказал он, снова вытягиваясь на скамье.

Они направляются к царю, чей малолетний брат, Дмитрий, всё ещё жив. Юный и последний из династии Рюриковичей. Которому суждено быть жестоко убитым в ближайшие годы где-то в Угличе.

Что должен думать солдат, когда знает о неминуемой гибели ребенка? Того ребенка, чья смерть ляжет почти проклятием на многие жизни после него. Вопрос риторический…

Рим беспомощно закрыл глаза, подавив стон.

Жизнь, всё же, порой бывает очень жестока….