Скотина II

Слеза 24

Проснулся с жуткой головной болью. Гадостью во рту и ощущением, что всю ночь пил, гулял и чем занимался — один нерадивый знает. Жутко ломило челюсти абсолютно без причины.

Два наблюдателя стояли в комнате и молча снимали мой процесс пробуждения, потом процесс одевания. Потом процесс гигиенический, который только близким демонстрировать можно. В окончание и тот, который показывать никому нельзя, разве что маме до пяти лет. Что-то со вчерашнего дня поменялось.

Потом вернулся в спальню и долго искал растоптанные штиблеты. Реально долго. Половину левого нашел под подушкой. Реально половину, с такими рваными и изжеванными краями, что судьба правого стала ясна. Печальная судьба. Понятно, откуда во рту гадкий привкус и жжение.

Невеселые мысли прервал грохот. В комнату влетел адский киборг, сжимая в окровавленных челюстях растерзанную тушу. Если быть совсем точным — заехал мой кот на скрипящих колесиках и у ног выпустил полупридушенную мышь.

— Ага, значит добить я сам должен, уважаю. Просто подкармливать — не наш метод. Ты решил из меня охотника воспитать. Дай человеку удочку, так?

Осмотрел тележку, крепления — отлично сделано, не давит, не мешает, но и не телепается. Судя по скорости, с какой это чучело по коридору неслось, да еще и мышь поймал — освоился полностью. Самого кота тоже осмотрел. Затянулись все раны. Следов повязок нет, то ли сам снял, то ли помог кто. На месте, где выбривал, новая шерсть лезет. Концы проволоки на крестце подогнул, чтобы не кололись — и весь осмотр.

Солнце едва взошло. На то он и называется добрым словом — выходной, что можно делать все, что душе угодно. Отправился на пешую прогулку, покуда домашние спят.

Сделал круг по кварталу, чуть разогрелся. Народ мастеровой на ногах давно, для них выходных не придумано. Таскают воду, чаны кипят. Мнут кожи, старшие покрикивают. Все при деле, даже малышня. Наблюдатели за мной шагах в десяти. Плывут неспешно, на одном расстоянии. К чему наблюдение за мной невиданное? Кто послал? Не так уж это и важно. Главнее для чего, и сколько это будет продолжаться. Хотя и это не главное. Живой в своей постели проснулся, это уже чудо.

Остановился у дерева, выполнил свой комплекс упражнений. Не только растяжка, но и пару силовых на ноги и спину. Теперь могу себе позволить. Дальше работа с пальцами, на нее весь упор. Тренировка с картами, палками, резинками. В перерывах не забывал опустошать воздух, уплотняя вокруг себя воздушный покров. Дышал до звона в ушах, проверяя все новые и новые дыхательные упражнения. Новый круг вокруг слободы. Новая порция приседаний и растяжек. Резка кости, из здоровенного говяжьего мосла начали проступать контуры знакомого револьвера. Пальцы устают быстро, но держат стамеску все увереннее.

На третий круг привалился к дереву спиной, надо разобрать сообщения непрочитанные, от которых ладони чешутся.

Первое в списке — короткое послание от Барона Ястребженского:

«Надо же, не обманул ты Боря, ну стервец. С утра Антон меня и не вспомнил, только про второй курс университета талдычит, за экзамен сокрушается. И самое интересное — совсем не помнит, что вечером было. Спасибо тебе за подарок, Боря. Уважил от души».

Ночью у отца еще пять лет жизни слетело. Я вчера с куратором так и не поговорил. Что этот Яшка с папашей вечером вытворял — лучше не думать, но хотя бы в безопасности, относительной.

— Чего тебе еще надо? — простонало в ладонь. Судя по голосу, куратор был с жесточайшего бодуна. Ну это ожидаемо, после вчерашнего. Но что значит еще? Я что у него уже что-то просил?

— Господин куратор, вы на днях обещали комнату показать, где портреты. Я же так и не активировал умение свое.

— Ни днем, ни ночью покоя от тебя нет, ни в выходной. Я вообще решил от тебя подальше держаться. Ты еще не забыл, что с меня по твоей милости вчера чуть шкуру не спустили.

Какой-то однобокий у него взгляд на события. Нет бы спасибо сказать.

— Господин куратор, у меня еще разговор серьезный есть. Помощь нужна ваша. А в ответ мне тоже есть что вам предложить.

Сопел, кряхтел, стонал, но все-таки выдал:

— Приезжай на кафедру вечером, поговорим.

…

Дальше, что внимание привлекло — пакет фотографий, пришедший от инквизора. Хорошая папка, полтысячи гнусных рож с краткими характеристиками: «Потеря стабильности — четыре года с окончания обучения. Убил жену и годовалого ребенка», «Потеря стабильности через шесть лет с окончания обучения. Начал похищать детей, выкалывая глаза», «проработал двадцать два года и ушел на пенсию, держал в подвале на цепи молоденьких женщин», «Сбой на следующий день после активации умения, изрезал себя лезвием и умер от потери крови…»

Значит серьезно к моим словам отнесся, не иначе старый архив распотрошил. Я обещал ему создать слово, которое поможет сократить время проверки птомантов. Вот этим сейчас и займемся. Был один психоаналитик, который очень резво психические отклонения выявлять научился. Тест Сонди в 1947 году изобретен, значит точно тут не известен. В основе главная закономерность — у каждого человека есть бессознательное влечение к себе подобным.

Разлиновал документ под новое слово. Пересортировал фотографии на восемь папок, распределил людей по основным восьми психотипам. Будем надеяться, что подписи людям соответствуют, а то не серьезный тест получится, а фокус балаганный. В первую папку садисты, потом шизофреники, депрессивные и прочие. В каждой папке оставил ровно два десятка фото, самых явных представителей, чтобы перекосов не было. Взял на себя смелость выкинуть, по кому сомнения были.

Потом добился, чтобы при активации слова показывались восемь случайных фотографий по одной из каждой папки. С четвертого раза милость поняла, что я от нее требую. Фото начали появляться стабильно, в случайном порядке и в разные позиции.

Ниже расчертил матрицу, добился, чтобы при выборе фотографии в нужной ячейке появлялся плюс. Отдельной строкой и колонкой суммарное количество плюсов. Для начала достаточно. Даже закрытое слово продолжает развиваться, в следующий раз добавлю факторы, векторы, реакции и можно будет выводы наполнять.

Перешел к следующему сообщению, от которого вдоль хребта встопорщилась шерсть.

' Глава клана Таракановых князь Василь Тараканов-Ростовский приглашает на официальное торжественное мероприятие, посвященное сдвоенным радостным событиям: прохождению ритуала кормления предков и помолвке Дарьи Таракановой с бароном Игнатом Петрищевым. Торжественный банкет состоится в следующую субботу…

Князь, паскуда, ты что мою Дашу замуж отдать собрался? Ей же шесть лет. Рука дернулась набрать Василя, и высказать, все, что по этому поводу на языке вертится. Вторая рука перехватила на середине, задавила желание.

Притормози, Боря. Помолвка — это вроде еще не свадьба. Ничего страшного пока не случилось. Мягкий намек, что тебе на мероприятие все же прибыть придется.

Чтобы отвлечься и себя не накручивать, скомандовал дядьке:

— Егор, запрягай, поехали дела делать. У нас же две кареты теперь? Запрягай обе, одну ко входу подгони, вторую на улицу выведи и меня жди.

Забрался в карету, стоящую за углом. Егор вожжи тронул. Обогнали повозку, стоящую у калитки, из которой высунулся наблюдатель. Мелькнули ладони и серые капюшоны, как-то укоризненно. Вылезли два ока, провожают взглядом печальным. Взгляд, конечно, не разглядеть, но хочется мне думать, что он тоски полон.

По пути дернуло за язык спросить Егора, не слышал ли он что-то про барона Петрищева.

— Игнат Давыдовича? Как же, знакомо. Семь лет назад во всех новостях гремело — его внук Имперский турнир по фехтованию выиграл.

Настроение упало совсем. Да этому Петрищеву лет не меньше, чем самому Василю. Играет со мной князь, и ответить совсем нечем.

Застрекотала ладонь:

— Боря, Боренька, котик мой. Я договорилась совсем.

— Эй, Юля, не торопись, по порядку давай.

— Ой, извини, я знаю, что ты все по порядку любишь. Ну мы же договорились вчера. Худеть будем. Я так и сказала своим всем — 'Мы с Борей все решили. Не по дороге нам с земляной магией. Хватит.

— Погоди, погоди. Это же я вроде сказал, что худеть буду, — осторожно вставил я.

Как это один? Мы всегда и во всем вместе. Только вот слезу земляную деду вернуть придется. Сердится. Но я твердо сказала, прямо кулачком стукнула. Мама плачет, дедушка сердится. Бабушка плачет, а дед все равно сердится. А папа даже поддержал, хорошо, что у меня свое мнение есть. Даже Паше пальцем ткнул, велел у сестры учиться. Он мне прислал диетолога, правильное питание подобрать. Я сначала не хотела, мы же с тобой, Боря, сами разберемся. Но потом пусть. Может что и этот диетолог посоветует. А земляного мага клану и одного хватит. Паша то старается. Он уже два камня так соединить может, что молотком не оторвешь.

— Ты что, Юль, серьезно, насчет худеть? А расскажи, завтракала ты чего?

— Все, как диетолог сказал. Салат из крапивы с одуванчиками и морс из сухих фруктов с витаминами. Диетолог сразу переставать есть не велел. Опасно это. Сначала невкусно было, даже противно. А потом я про тебя вспомнила. Если ты смог, то и я смогу. На учебу мне теперь не надо, в понедельник мантию сдам. Квартира Паше остается, так дедушка сказал, а я к тебе жить перееду. Ой, нельзя нам до свадьбы вместе жить, что же делать, что? Ой, Боря, ты же придумаешь, тебе это раз плюнуть.

Голова пошла кругом. Одна новость за другой, и все переворачивает с ног на голову.

— Только Паша расстроился, ты ему с текстом помочь обещал для поэтического бота. А все не шлешь. А он нервничает и пельмени ест. А мне сначала обидно было, пахнут вкусно. Но я твердо решила, мы с тобой, Боря, все выдержим.

С князем чуть прояснилось, к чему приглашение настойчивое. Я же у него перспективного земляного мага увожу, из-под носа. Причем как-то странно увожу, сам для этого и палец о палец не ударил. Он вроде сам уводится, а виноват я. Надо будет Юлю напугать аккуратно, так, чтобы сама сбежала. Операцию показать кровавую или бандитов, с которыми у меня дружба.

Пообещал железобетонно прямо сейчас с Пашей поговорить и успокоить. Вменяемый текст написать — время нужно, скелетик уже накидал, но еще бы часик в спокойной обстановке посидеть. Стоп, если Паша детские стихи любит — можно ему еще кое-что сплавить. И кузнечик ему на ура зашел. Агния Барто свой первый сборник после войны публиковала. Тот самый, где зайку хозяйка бросила, бычок качается, а мишке лапу оторвали. Быстро открыл чистую страницу, наколотил знакомых четверостиший. Отправил толстяку с пометкой, все честно, никто раньше не слышал — просто дарю.

…

Тренькнули ладони и сразу замолчали. Через пару секунд повторилось. Затем третий раз. Был у нас во времена конских цен на разговоры такой тариф — «Перезвони». Находились товарищи. Они в любых мирах находятся, кои думают в одинаковых направлениях.

Набрал сам, приглашение как бы намекает:

— Цыпа, чего звонишь и сбрасываешь?

— Тебе хорошо, Боря, а мне теперь экономить надо. Забыл, что меня отец выгнал и наследства лишил. И из университета меня поперли, я теперь оценщик недоученный и нищий. Без поддержки и пер-спек-тиф.

— Я помню, что ты вчера ценностей на сотню тысяч взял.

— Какая сотня, побойся Вечного ученика. На восемьдесят шесть еле-еле наторговал. Так орал, что горло сорвал. Правда три позиции оставил, колье и пару колец. Маловато скупщики дают, а моя оценочная интуиция на что? Больше взять можно, на аукцион выставил. Через три дня еще деньги будут. Но пока надо пояс затянуть, затянуть.

— Ладно, с промышленным предприятием разобрался? Я же тебя не зря посылал.

— Тьфу ты, Боря, убоись Вечного ученика и его пилигримов тоже. Мрак там беспросветный. Один цех, в котором и целюлозу замачивают, в корытах дырявых. И сушат, и рулоны режут. И бухгалтерия у них тут же сидит, в этом корыте, и дирехтор. Еле концы с концами сводят.

— По отчетности у них прибыль — тысяча в месяц.

— Какая тысяча, пусть мои глаза не видели срама такого. Ну да, тысяча есть. Точнее я больше нашел. Воровали там со всех щелей. Тысяча восемьсот теперь прибыль точно будет. Но со следующего месяца. Сейчашнюю я велел два корыта новых купить и работника еще нанять.

— Что с заказом моим?

— Все как договорено, все по схеме. Ткани, фурнитура закуплена, первый десяток раскроен. Можем и так шить начать, но такие вещи лучше бы по фигуре подгонять.

— Тогда адрес своей лавки кидай, сейчас на примерку первую пятерку привезу. Еще, мантию земляную сподобить можешь? Моя, судя во виду и запаху, годится только на половые тряпки.

— Деньги то, деньги тебе перевести. Не малая же сумма собралась, а еще не все продано.

Как незаметно голос меняется, последний вопрос на четверть тона тише и дыхание затаил.

— Деньги никуда переводить не надо. — важно выдал я, — Ты мой официальный партнер и казначей. Выдавать будешь мне и еще человекам паре. Мне сразу и без вопросов, другим — после проверки, зачем и можно ли обойтись дешевле.

…

— Бука, выбери ладонь самую лучшую. Не в смысле сообразительности, это не важно. Высокие, крепкие, с квадратными челюстями. Чтобы плечи пошире, взгляд твердый, и чтобы зубы все целые. Посылай их в ателье одеваться. Сам тоже приезжай, ты, конечно, худой и дохлый, но должность не допускает в рванье ходить.

Не выдержала своей очереди Язва. Названивать начала, еще пока я прошлый разговор не окончил.

— Тут, в общем, Груш, ему сообщение пришло.

— Неужто читать научился? — удивился я.

— Да не, не его это. Чтение. Совсем. Букву «А» три дня учили и перестарались. Теперь у него все буквы А. Но мы сообщение от него переслали, сообразили как. Там каракули сплошные, но Чижик перевел лихо. Знаешь же, он один с Грушем общаться может. Короче приглашение профессору на сход. Большой сход столичный авторитетов под председательством Очемелого — известного столичного вора-на-законе. Завтра ехать надо, явка обязательна, сам профессор и не больше двух человек охраны.

— Хорошо, информацию принял, до завтра еще дожить надо. Как шея не беспокоит?

— Чего беспокоить там то? — отмахнулась девушка, — Зажило все, висит эта твоя штука с боку, телепается как ручка у чайника. Я же и так с лицом укрытым хожу.

— Ладно. Новая карета готова, большая, под четверку лошадей? Проверь там все. Запрягайте с херувимом. Через четыре часа вот по этому адресу будьте.

Опять не успел договорить, как зажужжали новые вызовы.

— Борис, подъезжаем к столице. Проводник сказывает, через час на месте будем.

— Василий Сергеевич, все хорошо. Чин по чину встретим, проводим. Вы то по просьбе моей нашли что-нибудь?

— По Метелкину что ли? Нерадивщина какая-то в архиве, все бумаги переворошил, но ничего не понятно. Не было у вас в классе никакого Метелкина. И семьи такой в Белозерске нет. Вот по бумагам нет и не помнит никто. Может ошибка какая?

— Может и ошибка, забудьте, — ответил я озадаченно, — Для вас все готово, ждем-то, сил уже нет.

…

— Олеся, утро доброе.

— Чего ты, Боря, уехал утром.

— Дела, Олеся, бери телегу и езжайте со Степаном магазины осматривать, она уже запряжена и у ворот стоит. Главное магазины свои, но и в чужие заходите тоже. Изучай, как у других устроено. Ты все сама должна видеть. Катайтесь по городу, экскурсия у вас сегодня.

— Хорошо, только мы тетю Розу проведовать хотели, ей поддержка нужна.

— О тете Розе есть позаботиться кому, не до гостей ей сейчас. Слушай, ты всех одноклассников нормально помнишь, общаешься? Дима Метелкин, был же у нас такой?

— Метелкин, Метелкин. Вообще не помню, не было. Перепутал ты что-то. Оля Метелкина только, подруга моя. За одной партой мы, ну после того, как ты со мной вместе сидеть не схотел. Но я вообще не слышала, что у нее брат был, — в голосе зазвучала тревога, — Боря, с тобой все хорошо, не заболел случаем?

— У тебя запись с выпускного осталась, когда аттестаты вручали? Пересмотри, найди эту Олю и мне перешли.

Что за Метелкина, переспрашивать не стал, нерадивщина однозначно. Хороший термин. Обер-городовой точно Метелкина знает, он и фамилию его называл, только вроде он где-то за полярным кругом.

…

Подкатили к ровной бетонке на четыре полосы. Распахнулась между рядов тополей, первый раз тут настоящую дорогу вижу. Пустую до горизонта и чистую, ни одной лошадиной кучки.

— Все, Борис, сюда на конях нельзя. Для мобилей дорога. Исключительно. Я могу сбоку поехать, тут можно.

Вылез, попрощался. Попросил ближе к центру держаться и подежурить пару часов. Чует мое сердце, в любое место может понадобиться срочно лететь.

Приближающийся мобиль было слышно издалека. Чихал, стрелял, как от сбитого зажигания. Ревел надсадно, потом резко начинал захлебываться. Вовремя надо передачи переключать. Поравнявшись со мной, резко замедлился и заглох.

Митрофан высунулся из окна почти по пояс. Рука на руле небрежно, но бицепс вздут, как моя голова. На лбу танковые очки, на лице выражение высшего незамутненного счастья. У кое-кого жизнь удалась.

— Боря, прыгай. С ветерком прокачу.

— Девочек будешь катать, — буркнул я, — мы не кататься встретились, а в клуб твой записываться едем.

На перед я не поместился, даже пытаться не стал. Распахнул дверь, нашел защелку, складывающую переднее сиденье, полез назад, обдирая бока.

— Ты что, сломал? Или что, складывается оно? Это что же на заднее сиденье в окно лезть не надо?

Чувствую, не единственный это сюрприз. Водитель как из Бори балерина. Надо сразу определить, отношения у нас не дружественные, учитель и ученик.

— Давай рассказывай, как птомантию активировал.

— Костяшки пальцев надо ладонью накрыть, левой. По твоей схеме третья страница.

Повторил фигуру его, на всякий случай. Безрезультатно. Так-то пробовал уже, но руки сами дернулись.

— Говори подробно, как ощущения.

— Видеть начал. Всякое. Над каждым алтарем Злого ветра черный столб в небеса. Прямой, как струна. Вот столбы дыма зимой из трубы бывают, от ветра кривые и невысокие. А эти в неведомую высь. Еще бывает и в воздухе линии черные, как паутина. Не везде, есть места, где много, а бывает совсем нет.

— Давай, показывай.

— Вот прямо сейчас вижу. Там алтарь и там. И слева еще два. И впереди. Еще на человека глядя, видно, как расплывается. Если долго смотреть, глаза не напрягать, а расфокусировать. Вот что-то плывет, не весь, а как бы одежда сначала, потом кожа. Знаешь, какие люди без кожи гадкие?

— Знаю. Они и с кожей гадкие, и в одежде.

— Еще черные кляксы в ладонях вижу. Руки тяжелые становятся, будто железо тягал.

— Ощущения расскажи, на мозги давит? Учителя шибко пугают, что давить должно. Мыслей лишних нет — зарезать кого или задушить?

— Так-то нет, ничего не заметил. Но вот кляксы на руках, только попробовал тронуть, ну как бы мысленно — так шибануло. Страх в самую печенку, на ринге такого не чувствовал. И тяжесть внутри, спина мокрая.

— Ага, действует значит. Не трогай пока. Разузнаю больше — заниматься начнем. Пока тебе другие упражнения нужны. Ну ка останови, как раз нужный реквизит вижу.

— Боря, это енот, дохлый. Мобилем сбит. По этой дороге с такой скоростью носятся, что не только еноты, и люди бывает отлетают. Какие непуганые или пьяные. Мобилем то на простых дорогах людей нельзя сбивать. Дорожные оберы поругают и штраф выпишут. А на таких можно, которые для мобилей только.

— Отличная находка. С собой заберем, — важно выдал я.

— Фу, пакость, какого нерадивого нам этот сбитый труп мертвого енота понадобился.

— Надо. Учиться не передумал? Вот скажи, из двух птомантов какой круче будет?

— Ну, у какого уровень выше.

— И все? У тебя в боях всегда самый сильный побеждает?

— Э-э-э, ну еще умение нужно, техника, ага, но еще бывает вымотать удается. Выносливость у кого выше.

— Соображаешь! — довольно заметил я, — Уровень уровнем. А резервуар никто не отменял. Его усилять и качать надо. Знаю одно упражнение по развитию, тебе понравится.

— Мобиль запачкает, крови натечет, вон, мозги наружу.

— Кровь уже свернулась, если чего натечет — это уже не кровь будет. Клади его в рюкзак. Нам в клуб надо, но сначала на вокзал заедем. Прямо на мобиле важного человека заберем. Будущий обер-прокурор столицы, а то и всей Империи. Полезное знакомство.

— Ты уже с обер-прокурорами знаком? Надо же. Только на заправку заехать надо.

…

За процессом заправки я наблюдал с интересом. За покосившейся будкой прямо на бордюре сидели горемыки, сложив головы на колени. От вереницы бесцветных спин, уходящих за горизонт, отделилась тройка. Подбежали схватили пистолет в шесть рук. С трудом направили конец куда нужно. По окончании таинства, важно высунули, обтерли тряпочкой. Направили остатки в подставленную кринку, высоко задирая шланг. Очередь сдвинулась, место у аппарата заняла следующие страждущие.

Обер-старшину нашли быстро. Около кучи наваленных баулов стоял и крутил усы, обнимая за талию растрёпанную девицу. Высокая, статная, мнется, краснея и теребя передник, а через секунду глазами стреляет.

— Василий Сергеевич, как я вас видеть рад. Сам маркиз Дальневосточный за вами наследника прислал, на мобиле.

— Борис, так прям приятно, слов нет. Право слово, приятно, трогательно и дорого, — прослезился обер-старшина, — До последнего не верил, не ожидал. Вот познакомься — Глафира — будущая звезда. Первый раз в столице, в вагоне имел честь представленным быть. Приехала в театральный поступать и меня сопровождать согласилась.

Митрофан шепнул, округляя глаза:

— Боря, какой обер-прокурор? Это простой сержант некчемный. А глаза у него… знаю такие глаза, как у деда моего. Очень до женского полу охоч.

Митрофан, не верь глазам своим. Тут столица, центр мира. Знаешь как здесь карьера попереть может? Если нос по ветру держать. А то, что неравнодушен… — так-то не большой недостаток. А не недостаток, а так, особенность.

Довезли обер-старшину с ветерком, прямо на апартаменты снятые. Оставили разбираться с багажом и девицей, счастливой до остекленения в глазах. Перевел тысячу рублей на первейшие расходы, строго наказал в понедельник в управу устраиваться и сильно не балагурить. Человек, который платит, незаметно должен выходить в положение главного.

…

До клуба в Сокольниках домчались по пустым и тихим шоссе. По таким дорогам можно всю Москву за час объехать. Не знает тут народ, что такое пробки. Счастливые. По пути Митрофан рассказал, как мобиль управляется.

— Слово такое есть — слово наездника мобиля малого. Большого тоже бывает, но у меня малого. А слово это только у кого навык открыт — управление малым мобилем. Я за этот навык в университете целый год обучался, на пересдачи вождения дед половину клановой казны вынес. Руки на руле держать надо одна рука на руле всегда. Камнем в выемки специальные. Иначе сразу мобиль остановится. Его так и останавливают, убираешь руки — и все, приехали.

Четыре педали внизу, одна чтобы ехать скорее, другая тормоз. И две специальные еще есть. Сложно это. Одну надо выжимать чтобы передачу выключить. А другую вслед чтобы новую включить. Мало кто такое обучение дается, говорю же, сложно. Передач всего три вперед и одна задняя. На второй трогаются и едут медленно, по дороге простой. Третья — чтобы быстро нестись, вот как мы сейчас. А первая сложная, говорили, если мобиль застрянет. Я ее честно, ни разу не включал.

Не сказать, чтобы ему эта наука особо впрок пошла. Сам через раз и педали, и передачи путает, хорошо, хоть руль держит уверенно. Про принцип действия двигателя парень был представления далекого.

— Спирт мобиль ест, то есть кушает. Спирт заправлять хороший надо. Если плохой — не едет мобиль. Еще акум заряжать каждый месяц. Но кто может сам заряжает анамой, а можно на станции. Вот я теперь точно сам заряжать буду, прогрессивно это. Все знакомые, у кого мобили есть — все сами заряжают.

Подкатил мобиль к паре других, похожих, как капли воды. Та же модель и цвет один в один. На пороге клуба сразу прицепились пара наблюдателей. Ближе идут, теперь так просто не отпустят. Предъявил гостевой пропуск и попал в ангар, очень напоминающий вступительный экзамен. Шум, музыка, толпы народа, в основном молодежь.

Глядя на шеренгу качков, промаршировавших вдаль, глаза у Митрофана забегали, видно свои дела поджимают.

— Боря, ты осматривайся тут, погуляй. Бары на каждом углу. Все интересное по указателям. По любым зеленым залам ходи, попробуй в каком-нибудь конкурсе выиграть. В другие цвета не советую. Конкурс помнишь, обязательно нужно. Тогда тебе карточку члена выдадут.

Исчез, только я кивнул милостиво. Ноги сами принесли в зал, где было расставлено не меньше сотни шахматных досок. Вот он сатранг долгожданный, сейчас, наконец, просветимся.

Обходя игроков, болельщиков и судей, останавливался у досок. Сходу пытался разгадать, что на них происходит, вроде все знакомо, но встречаются финты, ставящие в тупик. Внезапно уткнулся в Симу Карпова, с которым магию воздуха неудачно осваивали. Недоделанный птомант сидел за доской с таким умным видом, будто планировал чемпионат мира выиграть. На доске от его армии остался голый король, преследуемый четырьмя ферзями. Ферзи толпились, мешали друг-другу, но наконец зажали противника в углу.

— Ничего, ничего, это разминка только. Вот сейчас турнир начнется, покажу наших. О, Боря, ты тоже тут? Тебя мне сам Вечный ученик послал. Мне балбой нужен.

Оказалось, что сейчас начнется официальный турнир между первыми курсами четырех университетов, и Сима играет на четвертой доске.

— Да я не умею, что за балбой, чего надо?

— От Балбоя много не требуется, — обрадовался Сима, — Вообще можно играть не уметь. Тебе надо знать названия фигур и номера клеток считать.

— Так-то я вообще играть умею, — осторожно заметил я, — И навык у меня открыт.

— Ну ты даешь, а чего же я тебя на занятиях не видал? Тренер на пятую доску знаешь кого посадил? Уткин клетки черные от белых не отличает. Давай все объясню, у нас полчаса до начала.

…

— Правила, подери их Нерадивый. Не нужны тебе правила, только фигуры и клетки.

— Повтори правила. Бывает полезно перед экзаменом урок повторять. Потом отвечать легче.

— Тогда давай учебную партию играть, в процессе все и повторим. Начинаем? Твой ход.

…

— Погодь, расскажи, как фигуры ходят, — осторожно вставил я, покручивая в руках пешку.

— Да ты что? Ты как? Стой, у тебя же зеленая ступень, как у Уткина, а он правила знает.

— Да хоть серо-бурая. — огрызнулся я, — Знал я раньше правила, забыл просто.

— Ага, забыл. Хочешь угадаю — ты в родовой школе учился. Турнир для тебя подставной? Значит дутая у тебя слеза.

Посмотрел я выразительно, буркнул под нос:

— Сказал же забыл, не играл давно.

— Э-э-э, ну ладно, — расслабился Мима, — Вот это пешка, она может только вперед, а бьет наискосок. На одну клетку ходит, но первый раз может и на две, и даже на три.

— Что, прямо как захочу, могу вперед сразу на три? Так ежу понятно, надо на три сразу.

— Опасно сразу на три, если она от своих далеко оторвется, ее съесть могут. Обычно сначала вот эту сбоку пускают на две, а потом центральную на три. Это называется захватить центр. Захватывать центр — это почти выиграл, нам так тренер сказал. А Шарль Иванович — голова.

— Слушай, — прервал я, — Если эту на две, то соперник вот эту другую тоже на две может. Теперь если центральную на три — размен получится.

— Соображаешь! Ну так хороший размен, моя то в центре останется, значит мой центр. Только соперник тоже не дурак. Он слона выведет и будет дебет слона.

— Дебет — слово то мудреное.

— Это несколько первых ходов правильных, их запоминать надо, — важно пояснил Сима, — Если ошибиться, все пропало. У тренера знаешь какая толстая книга есть — дебетный репертур. Говорят, есть игроки, которые ее наизусть. А чемпион так вообще, свою книгу выпускает, со своими партиями. Чемпионом быть здорово, он может на турнире пилигримов играть. Только все равно пилигримы выигрывают всегда. На то они и…

— Ладно, дальше давай. Это лошадка, да? Кабдык, кабдык, кабдык.

— Это конь, но он сложно ходит, я сам не сразу понял. Как кочерга, через фигуры скачет. Сложная фигура, не надо его трогать.

— Как же не трогать, играть же все равно придется. Ты мне вот про эту интересную расскажи.

Сима подался в пространные объяснения:

— Ага, это шут, он еще сложнее, чем конь. Вообще тупая фигура. Прыгает через одну клетку, кривляется. Если он через фигуру перепрыгнет, это значит шут фигуру удивил. На следующий ход ей ходит нельзя, удивляется. Если через вражескую фигуру перепрыгнул — она один ход тоже стоит — оскорбляется. Ее в этот момент съесть легко можно. На занятую клетку шут прыгать не может и бить не может. Вот такой он тупой, не обижайся, но почти как ты.

— А через короля, короля прыгнуть может?

— Видано ли дело, короля оскорбить. Нельзя через короля, это, можно сказать, нарушение устоев. Не всегда шут прыгает. Которая рядом, то фигуру толкнуть может, если за ней место свободно. А на краю доски вообще вытолкнуть может, совсем. Свои тоже толкать можно, вот видишь слоны, один только по белым полям, другой по черным. Если своего слона толкнуть, получится оба по белым. Тренер говорил, что бывает полезно цвет сменить, но я не понял, так что и ты не парься.

— А вот так получается если шут будет толкать, и пешка вперед и шут, две фигуры сразу.

— Точно, это паровоз называется. Как ты сразу понял? Это на десятом занятии только объясняют.

— Ладно, шут с ним, с этим шутом, — закруглился я, — Вот это дальше, что за ерундовина?

— Фрейлина это. Почти как пешка, но не пешка, понимаешь?

— Пешка, но не пешка. Чего же тут непонятного? — я захлопал глазами и осмотрел пышное платье.

— Она как король ходит на одну клетку в любую сторону. Но только на такую, рядом с которой есть своя фигура. Фрейлину всегда кто-то сопровождать должен, сама боится. Бьет наискосок, как пешка, если рядом своей фигуры нет — погибает. Говорят — от неразделенной любви.

— Да, странная фигура, смысл ее совсем не понятен.

— И не говори, Боря, не тебе одному. Хотя смысл у нее в другом. Если рядом с королем один ход простоит — в ферзя превращается. Это король значит себе новую королеву выбрал. Поэтому и берегут ее и с королем держат близко, но не очень. После такого хода старая королева погибает. Сердце измены не выдерживает. Поэтому фрейлину к королю тогда двигают, когда своего ферзя уже съели. А если рядом чужой король встанет и ход простоит — фрейлина цвет поменяет. Бывает так, чужой король тоже соблазнить может.

— Какие страсти любовные!

— Вот точно, лучше и не скажешь. Она, фрейлина еще чего умеет — ее ферзь в любой момент к себе может призвать и поставить с собой рядом. Это за отдельный ход считается. Для чего такие финты — похоже наш тренер и сам не в курсе. Только намекнул, так от чужого короля ее выдернуть можно вовремя.

Довольно любопытно, насколько реально так играть — поиграть надо. Надо бы про историю этого сатранга узнать, чья фантазия такая нездоровая.

— Совсем редкие ситуации, — продолжил Сима, — когда фрейлина между двух королей зажата. Говорят — не может выбрать и ее сердце разбито. У двух королей тоже разбито, это ничья получается. А самая удивительная картина, когда шут чужого короля с доски выталкивает. Это позорный проигрыш и веселье.

За такими шутками, кося под полного новичка, выяснил правила и все основные нюансы. Почти ничем они от шахмат не отличались. Все есть и рокировка и взятие на проходе. Только на проходе не только пешкой бить можно, а фигурой любой. Основное отличие — это тактические схемы, открываемые новыми фигурами. Слишком ново и непривычно. Погонять бы с грамотным игроком или записи партий посмотреть. Доска увеличилась, в ширину на две клетки, в длину — на одну. Значит игра замедлиться должна. Столкновение не сразу происходит, больше времени оборону построить. У нас тоже изобретали всякие шахматные расширения. Пытались новые фигуры добавлять. В основном это загибалось от того, что из-за увеличенной доски игра затягивалась.

Неплохо я играл в студенчестве. На втором курсе была возможность мастера получить. Вовремя уловил тонкую границу, чтобы развиваться дальше — надо чем-то жертвовать. Основное призвание у меня все-таки другое.

…

— А как турнир проходит? Я же правда только в школе играл, ну и дома пару раз.

— Ты и этого не знаешь? На первых трех досках стол для сатранга артефактный, он сам время проверяет и за правилами следит, и вообще на турнире указывает, кому играть с кем. Запоминает партию, каждый ход. Ее потом на милость забрать можно, ну чтобы а-на-лизи-ровать.

Когда походил надо стола милостью коснуться. Обязательно той рукой, какой фигуру двигал. И тогда время у противника пойдет. Там разный контроль бывает, и час и два на партию. Обычно время на весь турнир назначают, тогда можно со слабыми противниками быстро сыграть, а на сложных дольше подумать. Хорошие игроки быстро могут, я видел, как пять минут ставили, так весело ладонями шлепали. Еще если фигуры коснулся — стол другой рукой походить не даст, громко сказать не успел — «Поправляю», значит ходи прямо под бой.

Другую руку надо прямо на столе держать, не отрывая. Тогда милость твоя будет помогать правильный ход найти. Ну насколько навык развит. На зеленой ступени будет подсвечивать фигуру — которой самый лучший ход. Так подсвечивать, что противнику не видно, только тебе и зрителям. На второй ступени три хороших хода покажет, выбирать можно. Вот это дело думать и выбирать. У меня вторая, думать и выбирать буду. А стол не артефактный, поэтому мне балбой нужен.

— Во как. А у нас в школе обычный стол был.

— Так понятно, такой стол знаешь стоит сколько? И заряжать анамой его надо, перед каждым турниром маги корячатся. Тут в клубе только три таких стола, поэтому большие рейтинговые турниры долго длятся. А отборочные на простых столах идут, просто око смотрит. Вот мне артефактного стола не будет, я на четвертой доске. Поэтому я тебя и позвал. Я буду ладони вот так держать, чтобы на доску через милость смотреть. Милость мне ходы подсветит, я думать и ходы вслух называть. Балбой просто на слух фигуру берет и ставит, понятно?

Предельно понятно, проще некуда.

— Слушай, а как милость понимает, какие ходы хорошие? Если все одинаково ходить будут, это же не игра, а не пойми что получится? Плюс не совсем честно, чего там думать, что показало, так и ходи.

— Экая ты деревня. Она не сама думает, она вообще думать не может. Милость по твоим партиям учится, вот точно какой бы ты ход сделал, такой она и показывает. Все по-разному мыслят, поэтому никакого обмана нет. Вот только у кого слеза купленная, у кого умение не самостоятельно открыто — с теми разговор отдельный. Для них турниры отдельные, на простые их не пускают.

Объявили десятиминутную готовность и попросили освободить зал для последних приготовлений. Вышел в коридор, набил неспешно трубку. Сейчас, сейчас я вживую в сатранг сыграю. Пусть в качестве балбоя, но это же просто начало. Надо к культурной жизни приобщаться.

Затянулся мощно, выпустил такую струю, что владельцы всяких современных подов и вейпов с тоски бы завыли. Зазвенело в ушах, в голове, в ладонях. Да это же просто новые вызовы, три штуки а в секунду одну.

— Ой, Боря, кажется, начинается. Ой, не могу, Боря, Боря, чувствую, сегодня, сейчас.

— Мама Роза, без паники, вы же не первый раз. Слуги готовы? Лекаря зовите, он предупрежден и заряжен.

— Боря, нет лекаря. Послали за ним сразу, а он в петле висит. Народа там и оберов. Слугу Максима задержали до выяснения.

— Дышите, держитесь и ждите, сейчас что-нибудь придумаем

…

— Шо, опять? Чижик, во честно, не до тебя и твоих новостей пакостных.

— Боря, у меня новости хорошие, полезные. То есть плохие тоже есть, но и хорошие тоже. Медведник закончил, все три сейфа открыл. Меня Бука приставил за этим медведником приглядеть, который с одной ногой. Ну чтобы не спер чего. Он то два сейфа быстро открыл, еще вчера. Там слезы, серебро в слитках и бумаги какие-то. А слитки тяжелые, я один на ногу уронил, так палец зашиб. А с третьим он всю ночь возился, но вот подиж ты, открыл тоже.

— Ну открыл и открыл. Буке доложи и свободен.

— Та погоди. Тама внутри пест лежал в кобуре. Как на картинках, только большой и толстый. Медведник мне такой — «Нельзя пест руками брать, оторвет руки». А я ему такой — «Ха. За голову руки. Вы имеете право хранить мычание». А пест такой «Бах», тяжелый, зараза. А я такой — «Бля», уронил и палец на ноге зашиб снова. А медведник такой — «Хрр». Короче, нет больше медведника. То есть он сам есть, а в груди дыра шо голова пролезет.

Я прикрыл глаза. Пробормотал успокоительную мантру — «Ом-м-м». Взываю ко Вселенной, как к началу всего сущего.

— Бля, отдай пест Буке, пусть спрячет. Комнату закрой, труп не трогайте. Пройдись по соседям, если кто выстрел слышал — сделай так, чтобы про это забыли. Приеду вечером — разберусь. Если облава будет — разбегайтесь и дальше каждый сам по себе.

…

Следующий звонок добил, колени подогнулись так, что пришлось шарить руками по стене.

— Василий Сергеевич, хорошо устроились? Я не могу сейчас, занят сильно.

— Борис, тут оказия приключилась. Глафира радость моя, солнце мое и отрада — коробки с вещами распаковывала. Открыла рюкзак, а там животное мертвое. Вскрикнула, упала от чувствс и головой о перила мраморные.

…

Последний вызов принимать не хотелось, совсем. Ладонь не поднималась к уху, хотя тянул ее второй рукой, лежа на полу, раскинувшись как морская звезда. Накатила апатия и отупение.

— Олесю похитили, — голос Степана слышался откуда-то издалека.

— А ты куда смотрел? Я для чего просил не отходить ни на шаг.

— Виноват, Борис Антонович. Не доглядел. Она сама пошла, уговорила в карете остаться. Наш же магазин. От дома рядом. Долго не выходила, я тревожится начал. Внутри старуха заколота, продавец. Наблюдателя на месте нет. Олеси ни следа, только записка с политическим требованием — на работу уволенных вернуть…