Скотина II

Слеза 19

Перечитал надпись раза четыре. Приехали. Плакал мой незаменимый инструмент при работе с людьми. Криминалистам, психологам, подборщикам помощь. Но объективности ради — плохим парням тоже. Пару минут с человеком общаешься, открываешь ладошки, а тут тебе сразу хороший человек или говно, с подробным объяснением. Кому-то это не понравилось или понравилось? У архивариусов, скачавших, теперь беда — плакали тридцать копеек. Я полтинник заработал, значит не зря старался. Хорошо, что обновить не успел. У людей отберут, а себе то оставят. Интересно у меня тоже сотрут? И как это проходить будет?

Получено новое умение:

— Мастер слова, ступень 2 (открыто самостоятельно), прогресс 13 из 864.

Опять сразу через первую ступень перевалило. Теоретически единение с милостью должно повысится. И следующее слово я одной левой сделаю. Осталось выбрать, что в данный момент важнее.

— Бука, как успехи, архивариуса открыл?

— Нет, Боря, только переговорил, с кем надо, крохоборы, сорок рублей содрали. Вот кручу, с какой стороны подступиться. А что, отбой?

— Открывать все равно надо. Тебе обязательно картотеки людей вести. Но очередность теперь не первая. Скажи, ты сообщал что во время рейда денег раздобыли. Что за деньги, у нас же все на милости?

— Боря, сам удивился, первый раз увидел, хотя слышал раз сто. Бывают Имперские бумажные билеты, гарантия обмена на наши рубли. Они на границе используются, для торговли нерадивый знает с кем. Там же на границе есть и обменники специальные. А в столице запрещены, но ими крутые бандиты рассчитываются. За особые товары, которые лучше не светить.

— Ясно, хватит фигней заниматься, возвращайся к приему людей. Запомни девиз древнего мудреца: «Кадры решают все». А лучше попроси Язву табличку нарисовать. Девочек, которых ты в Незабудку не взял, еще раз посмотри. Внешность не важна, сообразительные нужны и языкастые, с красивым голосом.

— Ой, а зачем это?

— Бука, я предупреждал, что на мое поручение можно ответить или «Сделаю» или задать уточняющие вопросы по существу. Это было второе предупреждение.

Позвонил угольщику. Сифоныч пока не сдается, но ворчать и материться уже перестал. Начал интересоваться аккуратно, что там я для него за работу приготовил.

…

К уроку резки кости прибыл с большим опозданием. В дверях столкнулся с выходящей парочкой. Алефтина гордая и сияющая вышагивала под руку с низенькой розовощекой девицей, прижимающей к нехилому бюсту пару безобразных костяных поделок.

— Скотина, где шляешься? А мы птомантию открыли, первые. Ходить надо на занятия, а не в буфете сидеть.

По мне разве видно, что я в буфете сидел? Грязные инсинуации. И язык показывать нехорошо. С другой стороны — очень хороший знак. Не игнорят, общаются, значит своим считают.

— Поздравляю, девушки, искренне рад за вас.

Выдал одну из самых мощных Бориных улыбок, сражающих наповал. Высунутый язык грудастой ученицы спрятался. Проводили недоуменными взглядами и хлопнули дверью.

Окончания урока дождался в уголке, похрустывая яблоками. Точнее огрызками. Неприкосновенный запас в три яблока еще во время лечения сжевал. В нужный момент куратор проснулся, брезгливо оглядел корявые заготовки и отправил всех вон. Со мной старался не встречаться глазами, пока дверь за последним студентом не закрылась.

…

Долго спускались по каменной лестнице в недра университета. Куратор открывал железные двери, гремя связкой ключей. Температура понижалась, пейзажи все более походили на смесь застенков гестапо со средневековыми пыточными подвалами.

Кафельный кабинет, сияющий белизной. Мощный источник света под потолком. Жарит, как прожектор. Три каталки, накрытые брезентом, с контурами человеческих тел.

— Борис, вначале ты удивил меня, заключением с крысой. Но я обдумал твои слова, прикинул и понял методы познания. Я больше не считаю приемы, которым тебя обучали, чем-то выходящим за рамки. В них нет магии, а значит не может, не должно быть ничего сверхъестественного. У тебя нулевой источник и птоманта из тебя не получится. Склоняюсь, что поспешил, пригласив тебя на этот…

— Значит я свободен, могу идти?

— Стой. — одернул куратор, — Я хочу, я надеюсь, что ты удивишь меня снова. Посмотри эти три тела и сообщи мне то, чего я не знаю. Предупреждаю, я исследовал эти трупы всеми, доступными мне способами, включая методики э-э-э… о которых не говорят со студентами.

Надеялся к тайне прикоснуться, а тут всего лишь очередная глупая проверка.

— Я просил микроскоп. Нужна химическая посуда и реактивы. Линейка, циркуль. Весы, центрифуга, да много чего нужно.

— Смотри в стенных шкафах, здесь полно всякого хлама.

Бросив первый взгляд на ближайшее тело, чуть ниже спины ощутил легкое недомогание, покалывание. Дежавю. Тоже самое чувствовал в Белозерске, когда меня исправник на чистую воду выводил. Осмотрел второго, пощупав рану на груди. Все верно, это Егора работа. Все тела с алтаря, куда дядька свозил трупы. Вот этого рыжего точно на площади видел, когда профессора представляли.

Мысли понеслись как вспугнутые воробьи. Нас раскрыли? Не инквизорий, не оберы, а университет, подвал и один преподаватель. Откуда они здесь? Зачем так сложно? Далеко не все является тем, чем кажется. К чему я это?

Трое из девяти. В столице три университета, где обучают птомантов, математика проще некуда. Если инквизорий разделил тела на три части, значит объявил конкурс на выяснение причины. Декан факультета птомантии погиб, вчера объявляли, из практиков только куратор остался. Если бы куратор был так крут в колдовании, то почему не он был деканом? Не ошибусь, если предположу — ему обязательно захочется победить. Методы работы птомантов будут везде примерно одинаковые. Все университеты дадут сходные заключения. Плюс-минус. Можно ли своему куратору помочь так, чтобы самому не подставиться?

— Осмотри эти тела, режь, нюхай, что хочешь делай, но сообщи мне то, что я не знаю. Через два часа чтобы бумага была.

— А не поделитесь, что знаете? — вопрос без ответа остался, но это я так, на всякий случай спросил. — Не хватит двух часов, тут работы на пол дня.

Куратор прогнусавил:

— На самом деле не тороплю и мешать не буду. Я запру тебя, чтобы спокойнее и не отвлекал никто. Занимайся, как закончишь, в дверь стучи. Только начнешь ты с того же, с чего мы и первый урок начинали. С фиксации резервуара. Проверка с крысой никогда не давала сбоя, но на всякий случай, убедимся окончательно.

…

Осмотр начал с ревизии стенных шкафов. Открывал, крутил в руках пыльные коробки, колбы, немудреный инструмент. Судя по состоянию — использовалось это очень давно, но однозначно по прямому назначению. В этом помещении проводились вскрытия. Раскопал стол и раковину. Вода пошла не сразу, из гнутого крана булькало, хрипело, наконец побежала рыжая струйка.

Заодно двигаясь по комнате, определил место, с которого велось наблюдение. При повороте спиной к левой стене между лопатками ощутимый холодок. Мягкий, царапающий. Ровно такой, как ощущается от наблюдателя. После ухода куратора давление на лопатки усилилось. Присоединился к наблюдению значит. Еще через время к давление добавилось сверлящее ощущение в затылке. Еще наблюдения прибыло. Сидят там в тепле, коньячок поди глушат.

Перекатил первое тело точно под прожектор и устроился так, чтобы наблюдатели мою филейную часть лицезрели. Им полезно. Сначала внешний осмотр. Повреждение одежды, обувь, загрязнения, посторонние отложения. Нет в такой работе мелочей. Точнее в мелочах обычно и скрывается эврика. Все важно, от фасона и размера, до степени износа и следов ремонта. Проверил содержимое карманов, начал снимать и рассматривать каждую грязную тряпку.

Теперь наружное исследование трупа, подробное описание посмертных изменений. Составил словесный портрет, описал особые приметы, шрамы, татуировки. Каждый миллиметр тел осмотрел через треснувшую лупу.

Мужчина тридцати пяти-сорока лет. Мезоморфный тип телосложения. Проникающее колото-резанное ранение в грудную клетку…

Мужчина пятидесяти пяти-шестидесяти лет. Проникающее ножевое ранение в основание левой подмышечной впадины. По характеру трупных пятен, фрагментации волокон и пассивному давлению крови — смерть наступила примерно десять часов назад.

Мужчина девятнадцати-двадцати пяти лет, проникающее колото-резанное ранение спины, со сквозным повреждением сердца. Труп правильного телосложения, удовлетворительного питания. Предполагаемое время смерти 12–14 часов назад.

У всех троих ладони отсечены посмертно.

Очень удобно прямо во время работы все наблюдения фиксировать на милости. Диктофон не завезли, а так не надо отвлекаться, подходить к журналу и делать заметки. Выделил область, разлиновал. Сначала план судебно-медицинской экспертизы трупа. Полезно иметь перед глазами подробный план, а потом галочки напротив ставить. Первый пункт в таком плане — это ознакомление с материалами дела. Как минимум — с протоколом осмотра места происшествия. Куратор не стал делиться, значит пропустим.

Приступил к вскрытию, неровно, неуклюже, как-бы наблюдая себя со стороны. Плохо, что перчаток нет. Вот что-что, а голыми руками внутри ковыряться — удовольствие так себе. Руки медленно начали вспоминать последовательность действий, точнее не руки, а голова. Руки за головой не поспевали, тряслись, роняя инструменты. Только когда начал вынимать органы и раскладывать по банкам и тазикам, вновь почувствовав себя на своем месте. На родном.

Спирта нет, формалина нет. В паре закрытых склянок что-то плещется, но интуиция подсказала держать подальше. Напился воды из крана, плеснул себе в лицо и полил на голову. На свою. И на не свою тоже. Вообще при судебно-медицинском вскрытии для обмывания органов водой запрещено пользоваться, следы отравления можно смыть, или другой химии. В моем случае судебно-химическое исследование недоступно, поругать меня некому, да и знаю я в принципе, что не травили этих бедолаг.

— В полости сердечной сорочки темно-красная жидкая кровь. Стенки раневого канала ровные. По ходу раневого канала посторонних частиц не обнаружено…

В полости сердечной сорочки темно-красные мягкоэластичные кровяные сгустки. Фиксирую признаки поворота клинка при его извлечении из раны…

Давление на затылок ослабло, через секунду прекратилось вовсе. Ожидаемо, все гадал, когда начнется. Отложил инструменты и вытер руки.

Первый труп качнулся, поднял голову и уставился на меня единственным глазом. Второй у меня в стаканчике лежит. Ждет очереди на проверку уровня помутнения роговицы.

— Современник, я был бы очень рад услышать твой голос, но, к сожалению, не в этот раз, нет настроения.

Труп что-то промычал, пытаясь разлепить сшитые губы, покосился на вынутые плечевые суставы, и обмяк. Через минуту пошевелился второй, с прежним успехом. Потом третий, но говорить или плеваться с отсутствующей нижней челюстью, еще никому не удавалось. Наблюдение возобновилось.

— На эпикарде правого предсердия кровоизлияние крупноочагового характера, темно-красного цвета в центре которого щелевидное повреждение ткани сердца. Раневой канал продолжается в полость сердца, пересекает межжелудочковую перегородку и образует сквозное повреждение левого желудочка.

Осматривал, изучал полости и внутренние органы на месте. Решил, что сойдет по методу Вирхова, хотя так уже лет двадцать как никто не вскрывает. По целым системам надо органы извлекать и изучать в совокупности. Последовательность вскрытия тоже соблюдать не стал, кроме самого первого правила — сначала вскрывается позвоночный канал. Все-таки многолетним опытом вбито — начинать надо с исследования центральной нервной системы.

Главное, что для себя прояснил — как черная проволока внутри проходит. А прорастает она, как и предполагалось, внутри всех костей. В позвоночном столбе толстая, миллиметра полтора диаметр. Пальцами сгибается тяжело, как стальная спица. В руках и ногах тоньше, более гибкая. С такой уже дело имел. Проволока была во всех костях без исключения. В ребрах тонкая, похожая на японскую леску. В пальцах еще тоньше, подобно паутине. Все что мог, смотал в бобины и отправил в недра фартука. Не зря же я тут корячусь.

Черепную коробку вскрывал короткой пилкой, хоть и ржавой, но на удивление острой и прочной. Хороший металл, обязательно надо будет ее прихватить, как и другой инструмент, постепенно оседающий у меня в фартуке. Интересно зачем черепушку вскрывал? Вытащил мозг, покрутил в руках глубокомысленно и сунул назад. Твердая мозговая оболочка в норме, крупные сосуды тоже.

Нет. Не дает схалявить профессиональный опыт и интерес. Мозг на разделочную доску и шинкуем, как вилок капусты. Ищем опухоли, кровоизлияния, любые отклонения от нормы. Черной проволоки в голове целый пучок, все оплетает, от гипофиза до лобных долей. Какие она функции несет — понятней не стало. Уяснил главное — штука это серьезная и от организма неотделимая.

…

Во рту и пищеводе остатки биологической массы. Следы шкуры, сало и внутренний жир неизвестного животного. Структура волокон тонкая и расположена более плотно, по сравнению со свининой. Образцы без термической обработки. Обладают слегка сладковатым ароматом с нотками ржавчины. Шкура тонкая, безволосая, предположительно взрослого человека…

Знаю я, чья эта шкура. Вот этот прыщ на пузе лично давил. Весь концерт с полным вскрытием — чтобы руки были заняты, пока голова судорожно пытается придумать правдоподобную версию. И, смею заметить, выходит у нее отвратительно.

Наружное и внутреннее исследование трупов завершено. По плану дальше лабораторное, от которого доступно только органы взвесить на весах без гирек. Понюхать еще можно и пальцем потыкать.

Добавил титульную страницу, на которой вывел крупные буквы: «Акт судебно-медицинского исследования трупа Бориса Тараканова». Не очень звучит. «Заключение эксперта Бориса Тараканова» гораздо лучше. С архивариусом аж третьего уровня наполнение ощутимо быстрее. На втором трупе милость в нужные разделы сама начала подставлять готовые фразы. На третьем уже достаточно просто взять орган в руки и вслух проговорить.

— Разрастание соединительной ткани и рубцовые изменения печени вследствие длительного злоупотребления алкоголем…

Камни в желчных протоках, проникновение из двенадцатиперстной кишки гельмитов вида «кошачья двуустка»…

Для составления и обоснования выводов улегся на пол, ноги держать перестали. Только сначала привел кабинет в порядок. Зашил трупы, отмыл посуду и поредевшие инструменты.

— В результате сравнительного анализа всех факторов, определяющих механизм ранения, сделан вывод о нанесении акцентированного резкого удара орудием клинкового типа. Смерть наступила в результате острой кровопотери, вызванной колото-резанным ранением груди с повреждением перикарда и левого легкого.

Сформировано достаточное множество ассоциативных связей для формирования ядра. Доступна публикация на либрусе в качестве самостоятельного слова «Паталого-анатомическое заключение Бориса Тараканова». Опубликованное слово будет доступно для установки всем желающим, имеющим активный навык «Архивариус» и «Птомантия». Отправить запрос на регистрацию?

Вот хрен вам. Не буду ничего отправлять, пока с предыдущим словом не разберусь.

Так на полу и начал похрапывать, когда дверь распахнулась с треском. Вошел куратор рассерженный и недовольный.

— Борис, смею надеяться ты закончил? Где твои записи?

А ведь только начал сон видеть. Папашу, размахивающего неведомой плетью.

— На милости, вы же бумаги оставили мало, — простонал я, пытаясь подняться.

— Целая кипа была, на что перевел?

— Приложения. Иллюстративный материал.

— Какой еще материал? Если ты просто потратим мое… наше время… Это что за каракули?

— Ну вот, схемы рисовал. Траектории движения руки с орудием, взаиморасположение потерпевших и нападавшего. Вот рисунок клинка в натуральную величину. На обратных сторонах зарисовка повреждений.

Учитель брезгливо потыкал бумажки.

— Главное пересылай. Давай это свое — заключение.

Углубился в чтение. Глядя со стороны, несложно читались эмоции. Сначала губа, оттопыренная в презрении. Недоверие, ирония. Потом усмешка, ухмылка, медленно сползающая, как улитка. Поднимающиеся брови, легкий интерес. Тик левого века. Челюсть поползла вниз, сначала медленно, потом с ускорением. Наконец учитель застыл.

— Первый и третий знакомы? — выдал язвительно, — Это внутри такая информация?

— Именно. В желудках этих двоих пища, сходная по консистенции. Кукурузная каша. Похожий не только состав, но и время приема. Переварено одинаково. Количество и качество алкоголя тоже сходится, ужинали они вместе. Третий не с ними, в желудке сушеная рыба и остатки пива. Между прочим, хорошее пиво, не та ссанина, что в кабаках наливают. Эль с сухим охмелением, в меру плотный, с выразительной цитрусовой горечью. Но культуры у этого никакой, я бы предпочел такое пиво не с рыбой, а к сервировке с жирными блюдами.

Куратор глянул на меня с подозрением, глаз дернулся.

— Ты что пиво пробовал?

Формируем образ полностью отбитый и отмороженный.

— А что такого? Вон на площади кабак элитный, а пиво дрянь. Узнать бы, где он такое достал.

Куратор плюнул и углубился в перечень болезней, преследующих моих пациентов при жизни.

— Почки, легкие, понятно. Выраженная кортикальная катаракта левого глаза. Застарелый сифилис, интересно. Подагра левой стопы. Хронические заболевания, связанные с обменов веществ. Сосудистые патологии. Педикулез. Микоз стоп, грибок вида «Candida». Детские травмы. А они-то откуда? Ладно, не важно, кто из них, что в детстве ломал. Давай ладони прикладывай. Вот, что я говорил. Не шелохнулась стрелка. После такого эксперимента третьекурсник… Да что там выпускник, тут и я бы прирост получил, со стажем в десять лет. Пусть небольшой, но не ноль же.

— А может неисправен этот ваш измеритель? Может разрядился или вовсе отсырел?

— Мозги у тебя отсырели. Тут написано — после убийства тела перевозили на телеге. С чего ты взял, что их не на месте убили? Погоди. Ты хочешь сказать, что можешь определить травмы, нанесенные после смерти?

Вот и подъехала информация, которую ты, голубчик, не знал.

— Предполагаю, что этих людей убили не там, где обнаружены трупы. На всех телах есть следы посмертного грубого перемещения. Волочения, бросания. Вот зарисованы повреждения, которые возникли от ударов на кочках.

По радиальности царапин еще кое-что видно. То, что тела волочили одной рукой. Но это слишком явно куда не надо укажет.

— Жертв должно быть гораздо больше. На одежде следы крови и волос еще как минимум четверых, — Эта информация тебе наверняка известна, но ты должен знать, что для меня она тоже как открытая книга.

— Чужая? Вот так ты кровь определить можешь, где чья? Без артефактов, умений и нужных слов? Ничего не попутал?

— Извините, господин куратор, неправильно выразился. Здесь и сейчас не могу, нет для этого условий, не с этим оборудованием. А так вообще без проблем. Сейчас я сделал вывод по количеству крови и волосам. Одежда у всех пропитана так, что можно выжимать. Но только один потерпевший ранен с повреждением артерии, не мог он в одиночку так всех уделать.

Куратор прищурился, как бы решаясь, говорить или нет. Покосился на стену, от которой наблюдение ощущалось по-прежнему.

— На самом деле ты прав. Во многом. Во всем. Здесь только трое, но трупов еще шесть. Эти двое из одной банды, простые уличные отморозки. По нападавшим сказать можешь что? Есть мысли?

— Все же ясно написано. Все трое убиты одним человеком. Убийца левша, рост 173–175 сантиметров. Предполагаю, что никто из жертв ничего не понял и нападавшего не видел.

— Это предположения, фантазии, да?

— Господин куратор, я здесь не для того, чтобы делиться фантазиями. Предположения достаточно обоснованы. Никаких следов борьбы. Жертвы атакованы внезапно, нападавший заходил со спины, двигался бесшумно и очень быстро. Траектория движения говорит о специальной подготовке.

— Военной что ли? Или душегуб заказной?

— Заказные не так действуют, да и военные — это совсем другое. Убийцу специально обучали незаметно подкрадываться и точечно ликвидировать цель. Часовых, посты охраны. Искать такого умельца надо среди диверсантов, разведчиков. Клановая безопасность, промышленный шпионаж. Ну мало ли где таких людей готовят. Вам видней.

— Ты по ритуалу ничего не написал.

Вот и вылезла рабочая версия правоохранительных органов. Подозревают ритуал, но никто не может понять какой и для чего. Из-за этого и весь шухер. Боря, твой выход. Нужна импровизация.

— Не для записи информация эта. Опасно. Слышал про такой ритуал. В Белозерске, на родине у меня. В городской управе молодая женщина работает. На милости есть запись из школьного парка. Как-то говорила, а я подслушал. Жертв не девять, а двенадцать должно быть. Куски плоти, что у них во рту, скорее всего аристократу принадлежат.

Куратор закрутил головой как филин, между мной и стеной.

— Продолжай, раз начал, почему аристократ?

— Простого человека смысла нет. Этим ритуалом весь род проклинается, что-то страшное с нерожденными детьми будет. Если жертв девять — значит аристократ еще жив. Где-то держат и пытают. Куски с живого срезали. А последним трем сердце в рот вложат и убьют в том же месте. На том же алтаре.

— В том же месте, я не говорил, что их на алтаре нашли.

— Не алтаре, как же. А где же еще обряд проводить? Милость отсечена и отдана Злому ветру.

Дверь распахнулась пинком. В очередной раз треснулась об стену. Высокий хмурый мужик практически впрыгнул, уставившись на меня хищными цепкими глазами. Лицо будто вырезано из камня.

— Что-то ты много знаешь, про душегубов, диверсантов и разведчиков. И про ритуалы, которых нет в архивах.

Куратор засеменил на полусогнутых ногах. Неизвестному не просто кланялся, почто вприсядку вокруг выплясывал.

— Борис, э-э-то Александр Евгеньевич Журавлев. Руководитель управления ментальной стабильности при пятом отделе. Он тоже заинтересован узнать, чем ты тут занимался и чего…

— Птолемей, успокойся. Боря, я наслышан о тебе от Марфы Захаровны. Когда прознал про эксперимент уважаемого Птолемея, не мог удержаться, чтобы не познакомиться лично.

Я твердо выдержал сверлящий взгляд, в гляделки Борю победить — каши мало ел.

— Единственная причина, по которой вы могли заинтересоваться, это моя беседа с Марфой Захаровной, точнее ее окончание.

— Как ты разговариваешь с лордом-инквизором, — взвизгнул куратор и прикрыл голосу руками.

Мужик вздрогнул и первый отвел взгляд.

— Птолемей, перешли мне заключение и оставь нас на пару минут.

…

Александр Евгеньевич читал заключение долго, возвращался назад, шевеля губами. Вопросов никаких не задавал, только хмурился и косился в мою сторону.

— Борис, вижу, умно написано, но не понимают толком. Да я тут и не для этого вовсе. Вы можете себе представить, как нелегко нам работать. Только в одной столице сейчас несколько тысяч птомантов. Каждую неделю их надо контролировать. Не просто проверять для галочки, а беседовать обстоятельно. Думаешь это блажь? Только наблюдая микроскопические изменения в характере, привычках, настроении, можно уловить переход грани. Той самой, незримой, после чего птомант становится опасен. Того же Птолемея лично приходится проверять и декана покойного тоже, понимаешь?

— Правильно понимаю, что Марфу Захаровну я больше не увижу?

— Борис, я совершенно обоснованно считаю, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Слишком уж явно вы демонстрируете умения, не просто недоступные подростку. У вас в заключении термины, которые уже лет сто никто не употребляет. И навыки, поверьте, я беседовал со многими умельцами. Про вашу беседу с Марфой вообще молчу.

На вы перешел. Хороший знак.

— Четвертый отдел вами не занимается. Я интересовался очень аккуратно. Была проверка, заключение обычное в папке из одного листика. А большого досье нет. На всех есть, а вашего нет. Я понимаю, что у вас там поддержка. Без поддержки с самого верха…

Чего он все косится. Если не помочь, будет так вокруг да около. Мне домой ехать надо.

— Переходите к сути, Александр Евгеньевич.

— Я ни в коем случае не собираюсь вмешиваться в ваши планы. И даже интересоваться. Хотя мне очень любопытно, что вы могли забыть в нашей дыре, забытой и покинутой Вечным учеником. Я не буду ничего просить, если вы поделитесь, что вы говорили Марфе. Не представляю, что я могу предложить взамен, но если я могу чем-то помочь…

— Александр Евгеньевич, очень ценю вашу искренность и деликатное отношение. Для тестирования стабильности вам нужно несколько новых слов. Первое готов сделать быстро, пары дней для этого хватит.

— Прямо сделать, новое, вот так за пару дней?

— Не надо удивляться. Достаньте фотографии птомантов, потерявших стабильность. С описанием, что натворили. Несколько сотен надо. Не живых, а что-то из старых архивов. Еще понадобятся фото нормальных, которые долгие годы успешно работали, желательно в разных областях. С помощью этих фото я сделаю вам слово, которое за пять минут будет определять потенциальные проблемы.

— Такое слово? Вот так просто? И будет работать? Я про такое даже не слышал. Что вы попросите взамен?

— Не стану скрывать, что мне нужна информация, специфическая. Буду очень признателен, если разрешите один вечер провести среди старых книг. Учебники прошлых лет, история, литература. Любые старые письма, заметки. Наверняка вы поняли направление, которое меня интересует.

Мужик дернулся и покосился на стену, перевел глаза на дверь.

— Вся запретная литература сжигается или увозится в храм Нерадивого, вы же знаете, что в Москве ничего не осталось.

Распахнул дверь и рванул за шиворот Птолемея, приложившего к двери руки.

— Борис, давайте пройдемся по коридору.

Удалились за поворот, инквизор сунул руку в карман и громко щелкнул. Воздух вокруг завибрировал и посторонние звуки пропали.

— Александр Евгеньевич, не может быть, что совсем ничего нет. На самом деле моя цель очень близка вашей работе. Вы же получаете поощрение, если удастся вовремя поймать и обезвредить опасного преступника. Я тоже кое за кем охочусь. Мой противник очень умный, хитрый и изощренный. Когда я его вычислю, могу шепнуть, чтобы ваш отдел его обезвредил. Повторяю — враг очень серьезный, на самом верху.

Глаза у инквизора превратились в блюдца.

— Хорошо, если вы сможете. Что, на самом… Неужто в совете. Стой. Я попробую, фотографии из архива достану. И насчет старой литературы подумаю. Есть идея, есть…