Шарлатан V

Глава 8

Моя «первая любовь» все же относительно причин вызова меня в Москву на партсобрание ошиблась, причем ошиблась коренным образом: с моим «выступлением» он вообще не был связан. Просто кто-то (кто-то, носящий фамилию Пономаренко) вспомнил о былой популярности в народе «чудесного мальчика» и решил снова на этой популярности сыграть. Удачно сыграл (судя по тому, что в стране началось после этого «траурного заседания»), да и мне немножко ништяков обломилось. В основном ништяков сугубо морального плана, но все равно было очень приятно.

Началось собрание в полдень, и первым на нем выступил товарищ Ворошилов. Он сообщил, что на утреннем заседании Президиума Верховного Совета было принято решение в память о товарище Сталине учредить новый орден, а в конце своей краткой речи добавил:

— Мы пригласили на наше собрание товарища Кириллова, простого советского комсомольца, и у некоторых товарищей, сидящих в этом зале, это вызвало определенное недоумение — но я постараюсь его развеять. Этот комсомолец стал самым молодым Героем Социалистического труда, заслуженно стал, а вскоре был награжден и второй медалью Героя. А еще он стал единственным, наверное, в истории человечества кавалером ордена имени себя, причем таких орденов, равных по статусу с орденом Красного Знамени — еще до того, как указом товарища Сталина ему было дано право лично награждать этим орденом советских людей — он успел получить пять штук. Если же перечислять все его государственные и ведомственные награды, то наше собрание затянется до позднего вечера — но очевидно, что его заслуги перед Советским Союзом исключительно велики, заслуги в развитии нашего сельского хозяйства и заслуги в развитии советской промышленности. Но этим его работа не ограничилась, он — по собственной инициативе — провел огромную работу по систематизации творческого наследия товарища Сталина и его популяризации в массах, потому Президиум Верховного Совета принял единодушное решение вручить орден Сталина за номером один товарищу Кириллову Владимиру Васильевичу. Владимир Васильевич, поднимитесь, пожалуйста, на сцену…

Ну да, все было проведено очень торжественно, но после вручения мне ордена тот же Ворошилов мягко намекнул, что «теперь мы перейдем к рассмотрению сугубо партийных дел» и меня из зала специальные люди тихонько выпроводили, правда, сообщив перед тем, как дать мне окончательный пинок под зад (то есть у дверей здании Сената, где собрание проходило, к которым меня очень вежливо проводили), что все необходимые для моей дальнейшей работы материалы мне будут оправлены «в электронной форме» уже сегодня.

А за дверьми меня посетило чувство дежавю: у крыльца стоял древний голубой «ЗиС», за рулем которого (с очень ехидной улыбочкой) сидела Светлана Андреевна. Однако чувство это почти сразу и пропало: в салоне еще Ю Ю разместилась. И пока машина ехала на аэродром (мой «Буревестник» был посажен в Монино), Светлана Андреевна картину слегка прояснила, точнее, мы ее взаимно раскрыли:

— Ну ты, Шарлатан, и предусмотрителен: мы тебя не предупредили об охране, так ты свою притащил. Но ты, между прочим, подругу свою мог серьезно подвести: у нее-то сейчас разрешение на ношение оружия нет, и хорошо, что я ее вовремя заметила.

— Я ее не притаскивал, она сама. И про оружие я ничего не знал.

— Да, я сама приехала, на всякий случай, — подтвердила мою версию Ю Ю, — но разрешение на ношение и использование личного оружия у меня есть.

— Ну и хорошо, — облегченно вздохнула Светлана Андреевна, — а то я думала, как бы мне умолчать в рапорте о том, что вы с оружием были. А пришлось бы умалчивать, я-то в курсе, что вы стреляете гораздо лучше меня и вас подставлять у меня ни малейшего желания нет. А вот риск того, что враги могут применить…

— Вы сделали ошибку, не сообщив мне о том, что охрану Вовки вести будете, если бы я об этом заранее знала, то… нет, все равно бы приехала, но была бы чуть более спокойна.

— Ладно, дома мы отдельно поговорим о нашем… личном взаимодействии в дальнейшем, у нас, боюсь, много совместных забот появится.

— Да, я в курсе, нам в институт уже прислали вопросы по специализации наших выпускников. И не только для Павла Анатольевича их подготовить нужно будет… Мы сразу в Перевоз летим?

— Сейчас — да. Мы должны вылететь не позднее половины второго, по нашему мнению за такое время никакой провокации никто подготовить просто не успеет. Ну а насчет Перевоза — там мы контролируем вообще все.

— Дамы, а мне можно узнать, о чем тут вообще речь идет?

— Можно. Получи у Павла Анатольевича специальный допуск, — начала Светлана Андреевна, но ее прервала Ю Ю:

— Два допуска, моя тематика отдельно проходит.

— Два допуска, и мы с удовольствием тебе все расскажем. Заявку на допуски мне подавай, я их рассмотрю… быстро, думаю за месяц управлюсь…

— Ну и как мне в такой обстановке работать⁈

— Спокойно работать, — с ехидством в голосе ответила мне Ю Ю, — а если ты будешь дергаться и нервничать, то сообщаю: товарищ Судоплатов мне теперь разрешил тебя лупить. Неофициально… то есть лупить неофициально, просто по-соседски. И в зале тоже: мы решили, что ты форму уже слишком сильно теряешь, так что нужно будет тебе тренировки возобновить.

— А еще — это уже рекомендация лично Павла Анатольевича, — добавила Светлана Андреевна, — тебе стоит снова что-то музыкальное сотворить или книгу какую молодежную написать. Причем сам не сможешь — мы тебе и нужного композитора подберем, и писателя приличного — но люди должны знать, что ты, кроме выращивания урожаев гороха на полях, занимаешься только культурой и ни на что другое у тебя просто времени нет.

— А вы не в курсе, в каких магазинах вдохновение продают недорого?

— Я тебя в спортзале вохновлю так, что ты враз вообще гением станешь! — рассмеялась Ю Ю. — Мне тут на днях Лида пересказывала истории фантастические, что ты ей рассказываешь, так что пинки тебе, по моему мнению, нужны будут только для того, чтобы лень из тебя выбить, за стол усадить и заставить истории такие записать. Хотя, думаю, все же редактор там понадобится, но у тебя в редакции люди-то ох какие профессионалы! Они справятся, а мы им в этом поможем…

В самолете дамы уселись от меня подальше и стали обсуждать какие-то свои, сугубо женские вопросы. Как я понял, краем уха услышав их разговоры, что-то про секретное делопроизводство с использованием вычислительной техники и о способах «глубокой проверки» работников закрытых предприятий. Ну а я принялся обдумывать текущие работы моего института и старался расставить их по приоритетам: работ было много и все сразу их было просто не поднять, но ведь все они были очень нужны. И в конце полета я решил, что с высшим приоритетом будут выполняться работы по заказам Зинаиды Михайловны, так как они помогут, причем довольно серьезно, обуздать по крайней мере «партийную мафию». И мафию уже торговую — и чуть позже выяснилось, что именно это от меня руководство страны и ждало. Но уже когда самолет заходил на посадку и я в иллюминатор увидел подходящий в Пьянскому Перевозу эшелон из вагонов-пеллетовозов, я внезапно вспомнил один очень многим в моем будущем знакомый термин, поэтому, спустившись с трапа на землю, я поехал не домой, а к своей заместительнице. То есть собрался к ней сначала заехать, но соседка не пустила…

Лида новенький орден долго и с интересом разглядывала, а после нее тяжелой красивой металлической вещичкой завладел Васька. А я подумал, что товарищ Ворошилов насчет того, что орден был учрежден утром на специальном заседании Президиума, слегка слукавил: ну не успели бы его изготовить в металле за пару часов, наверняка все было решено еще в прошлом году. И насчет того, что меня первым орденом наградили, тоже сильно заранее там решили. Скорее всего, внимательно перечитав те сталинские работы, которые я передал Пономаренко и Судоплатову вместе с моими «результатами расчетов».

Собственно, и работ было немного: статья «Головокружение от успехов» и «Экономические проблемы социализма». Последняя работа, насколько я понял, немного отличалась от той, которая была написала в «моей прежней жизни»: по крайней мере в ней Сталин теперь рассмотрел и деятельность Горьковского областного КБО (и не Минместпрома, а именно КБО, еще до образования министерства), но в целом она была очень похожа на ту, которую я читал раньше. А статья… я на нее обратил внимание лишь потому, что в ней товарищ Сталин впервые открыто и прямо обвинил «верных ленинцев» в том, что они — ленинцы. И, соответственно, ведут страну к развалу. А причины, по которым на начал работу против «заветов Ленина» только весной тридцатого года, тоже понять было можно: несмотря на то, что авторитет Сталина в партии был очень высок, должность он занимал самую что ни на есть низовую: все же секретарь, даже называемым «генеральным», считался лишь секретарем, то есть «принеси-подаем», и ему пришлось потратить шесть лет на то, чтобы обрасти верными соратниками и обрести определенную (хотя и очень еще ограниченную) свободу действий. И, что было тоже очень важно, он успел чисто «аппаратными способами» устранить противников, которые не побрезговали бы любыми способами устранения своего «идеологического противника».

В статье Сталин впервые открыто назвал «верных ленинцев» «льющими воду на мельницу наших классовых врагов». Без имен, но всем все было понятно — но уже на следующий день Сталин еще одну статью опубликовал, которая оставшимся «идеологическим врагам» связывала руки — и простой анализ этих двух текстов (особенно если их сравнивать с работами того же Ленина «по крестьянской тематике») показывал, что с этого момента начинается серьезная борьба с отрыжками ленинизма. Очень серьезная, и в ней Сталин все же смог победить — хотя бы потому, что его поддержали два выдающихся ученых и организатора промышленности: Струмилин и Кржижановский. Оба к товарищу Ленину относящиеся, мягко говоря, с брезгливостью…

На стороне Сталина сыграло и то, что до марта тридцатого партийная пресса всячески превозносила обоих специалистов, в том числе внушая народу, что оба они были «старыми большевиками» и «верными ленинцами» и только и делали, что занимались воплощением ленинских идей. Но по факту тот же Глеб Максимилианович вышел из РСДРП еще в шестом году, вышел со скандалом, официально заявив, что «нахождение в одной партии с Ульяновым — это публичное признание себя подлецом», а товарищ Струмилин вообще в большевиках не состоял, а был членом меньшевистского крыла РСДРП и оба вступили в партию лишь через неделю после смерти Ленина, да и то лишь после того, как Иосиф Виссарионович их лично уговорил это сделать, чтобы назначить на высокие должности в Госплане. Но так как оба «верных ленинца» публично идеи Сталина поддержали, остальным просто не оставалось ничего, как тоже с ними «согласиться».

Ну а материалы относительно вывоза за рубеж золота с помощью той же «паровозной аферы», думаю, они и сами нашли — включая распоряжение Ленина о запрете расследования этого дела. И о запрете расследования, куда делись двести миллионов золотом, выделенные на пресловутую Алгембу, а я еще намекнул Павлу Анатольевичу насчет посмотреть и о контракте на ремонт паровозов в Эстонии, заключенном Дзержинским. У «верных ленинцев» была какая-то нездоровая фиксация на сумме в двести миллионов рублей: двести миллионов они собрались передать в качестве репараций проигравшей войну Германии (и почти все выплатить им успели), двести — бесследно исчезли на Алгембе, двести выплатили шведам на несуществующие паровозы. А еще двести миллионов Дзержинский выплатил Эстонии за то, что они обязались отремонтировать для Советской России несколько тысяч паровозов. Ну да, могучая паровозоремонтная держава, таким авансом деньги на ремонт заплатить — в этом даже капли риска не просматривается. И ведь эстонцы, даже несмотря на то, что за средний ремонт паровоза им денег было выплачено больше, чем стоил новый паровоз, обязательства свои выполнили. Ну а что выполнили не полностью, так всякие бывают форс-мажоры, но ведь семь-то паровозов они отремонтировали! А в контракте возврата денег за невыполненные работы не предусматривалось, так что какие тут могут быть претензии?

И у Дзержинского тогда претензий не было, а вот у товарища Судоплатова сейчас все же возникли определенные вопросы. Но не к Эстонии, которой теперь вообще больше не существовало, а к товарищу Шарлатану. А так как по каким-то одному… начальству ведомым причинам мне запрещалось отныне покидать Горьковскую область и даже «крайне не рекомендовалось» выезжать за пределы Пьянско-Перевозского и Павловского районов, он сам ко мне во второй половине февраля прилетел. Мы с ним довольно много всяких вопросов обсудили — и обратно он улетел в целом моими ответами удовлетворенным, а в преддверии праздника Восьмого марта вышло постановление правительства о том, что отныне Пьянский Перевоз превращается в город. Пока в небольшой, но по согласованным планам году так к семидесятому там намечалось увеличить население тысяч так до двадцати человек…

А на празднование женского дня к нам в гости нагрянула Маринка с семейством, и она еще и братца с собой приволокла. И мы с Чугуновыми долго обсуждали новую Маринкину идею: она еще один моторчик придумала и даже опытный образец изготовить успела — и мы думали над тем, куда бы его приткнуть. То есть вариантов было много, но каждый предполагал предварительные и очень немаленькие расходы, так что было над чем подумать. Причем больше всего думать тут нужно было Вовке, поскольку «обвязку» двигателю Маринка сама делать даже не собиралась, а вот на авиазаводе ее изготовить было вроде бы и не особо трудно. На «большом» авиазаводе, тут ни Шахунья, ни тем более Пижма не годилась…

Честно говоря, наши разговоры на кухне «о судьбах Родины» так и остались бы пустым сотрясением воздуха, но на наше всеобщее счастье уже одиннадцатого к нам в гости и Зинаида Михайловна пожаловала. Ее — как раз в связи с праздником — тоже орденом Сталина наградили, и она заехала «сказать мне за это спасибо». Своеобычное спасибо, так что я порадовался, что и Маринка с Вовкой у нас пока еще оставались, и что соседка снизу тоже к нам на праздничный обед зашла:

— Послушай, потомок гамадрила, мне из-за тебя вон орден дали. За это, конечно, спасибо, но я не знаю, что ты там начальству наговорил, однако одна я больше отдуваться за тебя не стану. Из Минместпрома товарищ Пономаренко буквально с кровью выдернул средства на новый институт, который для тебя всякое делать будет, причем с моей кровью — но тогда я еще по природной наивности решила, что как-то утрату переживу. А сейчас уже точно не переживу, так что переживать придется уже тебе. Я тут списочек составила того, что ты мне должен будешь вынуть да положить, причем где-то до середины мая, и меня вообще не волнует, на какие шиши ты все это сделаешь. Но если не сделаешь… Ю Ю, золотко наше, тебя не затруднит из Шарлатана изготовить отбивную?

— Списочек я потом посмотрю, а пока садитесь, борща вот попробуйте. Лида его такой вкусный делает, вы такого небось и не пробовали никогда! А пока у вас за ушами трещит, вот о чем подумайте: у нас в области варить трубы из спецсталей лучше, чем на двадцать первом заводе, никто не умеет. Но там две проблемы: и труб не хватает, и самих спецсталей. А если разработанный Маринкиными теплотехниками котел вместе с ее двигателем и дополнительным генератором присобачить к маленькой газовой электростанции, то КПД этой станции с тридцати процентов поднимется почти до пятидесяти при том же расходе газа. То есть, если только по области сельские станции так переоснастить, мы сможем и вторую Варежскую ГАЭС своей энергией ночами полностью обеспечить…

— Языком ты всегда трепать горазд был.

— А это не мой язык работал, а вполне себе профессиональные инженеры все спроектировали. И даже поставили все это на электростанции в Вахтане, так что можно туда приехать и своими глазами на все это посмотреть.

— Вот я прям щяз все брошу в поеду в Вахтан! Марина, он не врет?

— Нет, станция работает. И двигатель в таком режиме на газу сможет, по нашим расчетам, гарантированно отработать без остановки минимум десять тысяч часов. Но это всего лишь два мегаватта мощности, а если взять в качестве привода двигатель в десять мегаватт, причем даже после того, как он на самолете гарантийный срок уже отработает…

— Ясно. Понятно. Вокруг Шарлатана уже целая банда собралась, которая бегает и вымогает из бедной меня очередные безумные миллионы. Ты, гамадрил нечесаный, честно скажи: у тебя насчет того, откуда деньги на все это взять, хоть какие-то идеи есть?

— Идеи есть, денег нет на их реализацию. Но я на это я все же деньги найду… то есть я вам скажу откуда их можно будет взять. У вас когда завод по производству полихлорвинила заработает? Ну тот, который вы в Соликамске в том году строить начали?

— Уже заработал, но если ты хочешь хлорвинил кому-то продать…

— Советским пионерам. Очень задорого: на заводе электроинструментов придумали новый маленький электроинструмент под названием «карманный приемник». Нам он в производстве — если мы найдем пластмассу для корпуса — обойдется рублей в десять-двенадцать, пионеры, в чем я абсолютно уверен, приемники эти по три червонца за штуку будет брать столько, сколько мы сможем сделать.

— И когда?

— Для изготовления корпуса нужно будет примерно семьдесят граммов пластмассы, все остальное — кроме, конечно, медной фольги для печатных плат — уже в Ваде делают и в Горьком. Формы для пресс-автоматов готовы, как свистните, так по пятьсот штук в день завод выдавать сможет.

— А у тебя монтажники-то с этим справятся?

— Там только девчонки-комплектовщицы потребуются: мы будем продавать наборы «сделай сам». То есть пионер спокойно, в домашних условиях, все детальки сам спаяет, сам все катушки намотает, сам в корпус аккуратно все поставит — и будет у него приемник, который в кармане можно будет носить и музыку слушать. А если где-то на радиозаводах найдутся простаивающие мощности, то что-то похожее, только уже в собранном виде, можно будет и просто в магазинах продавать рублей по пятьдесят.

— Ну… деньги не большие, однако их все же получать у тебя выходит, а не тратить… как и всегда. Еще думай!

— Маринка только в четверг приехала и мне о своем изобретении рассказала, времени на раздумья у меня не было.

— Ага, Шарлатан за целых три дня ничего придумать не смог, я прям и поверила! Ладно, про приемники ты Наташе расскажи, я попрошу ее этим отдельно заняться. А про котлы с реактивными моторами я еще подумаю. И не сама, пусть специалисты все просчитают. Я-то знаю, что ты уже все три раза это просчитал, но тебе веры, как всегда, нет! И не потому что ты считаешь неверно, а потому, что я пока не поняла, чего ты на самом деле из этого выдурить хочешь…

За всеми этими заботами я не забыл, зачем мне так срочно к Вальке заехать хотелось, что я был готов даже домой не сразу вернуться. Но сразу мне Ю Ю помешала к ней прибежать, потом другие дела как-то меня затянули — так что я к двоюродной зашел (в кабинет, на работе) только в следующий понедельник. И это, было, пожалуй, даже лучше: я все успел еще раз продумать и Вальке все выложил без особых эмоций и достаточно связно. И она меня тоже очень спокойно выслушала — как впрочем, и всегда. Валька вообще ко всем моим затеям относилась серьезно, еще с тех пор, как мы с ней ежевику в Ворсме на рынке продавали, так что она меня выслушала, все записала — и сказала, что все остальные вопросы сама решит. В том числе и потому, что «сельхозотделение» института уже довольно много денег зарабатывало (главным образом благодаря теплицам, где уже полностью всю автоматику и роботов поставить в прошлом году успели), а расходы проглядывались ну уж очень солидные. Правда и результат грозил получиться вообще грандиозным…

Когда я работал в Техасщине, у нас в компании, в отделе маркетинга, трудился один сугубо местный парень, отец которого владел здоровенным ранчо, где выращивал бычков на мясо. Правда, бычки эти выращивались полностью на фермах, но и в прерии с ковбоями его отец их немного держал (как я понял, с сугубо «туристическими» целями). Но в основном вся территория ранчо использовалась для выращивания всякой травы, которой кормили бычков, а ведь Техас — это большей частью довольно засушливая прерия. И парень рассказывал, как его отец почти вдвое урожаи кормов увеличил, не вкладывая миллионы в орошение. А я — запомнил, а теперь рассказал Валентине (которая раньше жаловалась мимоходом, что камышовые пеллеты воду в почве хорошо если пару лет нормально задерживают пока из червяки не сгрызут полностью), что есть и другой способ воду в почве задержать.

Она с моим рассказом поехала в Горький, пообщалась с химиками в университете. Те над рассказом ее подумали (обратив особое внимание на суммы, которые Валька им пообещала за то, что те все же ей необходимое сделают и придумают, как это нужное уже в промышленных масштабах выпускать). А когда есть серьезная материальная заинтересованность, вдобавок подкрепленная и заинтересованностью моральной (Валька химикам еще пообещала из меня им вымогнуть ордена Шарлатана), то многое получается сделать очень быстро. Правда, двоюродную слегка смутили суммы, которые университетские химики назвали для того, чтобы все же производство наладить — но она все же с предложенными ей сметами ко мне зашла и их после этого утвердила. А затем еще неделю ругалась в Наташей Резниковой, объясняя ей, что ее заказы для нового химзавода нужно оплачивать безусловно и в самом приоритетном порядке.

Завод по производству полиакрилата калия начал срочно строиться в Сяве: в этом поселке уже имелся химзавод (то есть лесохимический) и там производилось очень много метанола, из которого новый завод должен был делать формальдегид, а из него уже — акриловую кислоту. Немного, все же и лесохимический метанола производил в мировом масштабе довольно немного, но Валька мечтала хотя бы тысячу тонн в следующем году получить… не формальдегида, а все же полиакрилата, чтобы в Сергачском районе, которому камыша не досталось, «экспериментальные поля» к следующему лету подготовить. А в том, что «результат будет», она вообще не сомневалась: я же ее раньше «никогда не обманывал». Хорошо, когда человек тебе настолько доверяет — но ведь и ответственность такое доверие накладывает огромную…

Но за этот химикалий я был готов ответственность полностью нести: какие он дает результаты, я своими глазами видел. Когда нас на родео, устроенное на ранчо у отца, наш продажник пригласил, от специально показал: вот эта половина прерии справа от дороги поликарилатом засеяна, а вторая, слева, пока нет — и разница между зеленым лугом и высохшей прерией была разительной. Но меня все же кое-что еще в деле водоудержания смущало: по расчетам тех же химиков обычная целлюлоза должна было даже больше воды впитывать. И единственной разницей было, пожалуй, то, что из ваты впитанную воду можно была даже рукой выжать, а из подгузника с этой химией влага, как я, сидя с внуками, успел заметить, не выжималась — а вот как эта разница проявит себя в почве, требовалось проверять и перепроверять. Но именно этим Валька и собиралась заняться, а я… я занялся тем, что мне рекомендовал Павел Анатольевич. Причем вовсе не ради гонораров, хотя и они лишними все же не будут: МГБ провело анализ творимого нынешними советскими творцами и у них появилось много очень интересных вопросов. Ответить на которые мог лишь человек, в эту мафию затесавшийся так, что ни у кого подозрений на предмет «засланного казачка» не возникнет. Собственно, об этом мы во время его визита ко мне в основном и разговаривали, но мне его предложение «воспользоваться услугами специалистов» не понравилось. А ему не очень понравились мои предложения по этой части, но в конце концов он со мной согласился. И не потому, что признал мою правоту, а лишь потому, что иначе я работать отказался. А вот насколько хорошо все задуманное у меня получится, этого вообще никто предсказать бы не смог. И обнадеживало меня лишь одно: Лида, когда я ей рассказал о своих планах, вздохнув, сказала, что если меня с работы выгонят, то она сама обеспечит нашу семью всем необходимым для того, чтобы не помереть с голоду. И даже рассказала, как она это сделает…