Шарлатан V

Глава 1

Пантелеймон Кондратьевич посмотрел на меня с явно читаемым сочувствием:

— К чему ты будешь готов я тебе расскажу. Я тебя понимаю, всем нам от этой новости… крайне хреново. Всей стране через полчаса хреново будет, но мы-то не вся страна, а государственные люди, даже такой шалопай, как ты — и нам не о чувствах своих думать надо, а о стране. И Иосиф Виссарионович до последнего о стране думал, так вот он мне в пятницу вечером как раз и сказал, что у нас тут единственный, кто может будущее предсказать — это ты.

— Я не предсказываю будущее…

— Извини, мне тоже не по себе, выразился неверно. Ты можешь это будущее просчитать, точнее, с очень высокой долей вероятности просчитать, какое воздействие на всю страну окажет та или иная наша экономическая программа. А еще ты так и остался мальчишкой… в хорошем смысле слова, конечно: ты, когда результаты расчетов своих представляешь, никогда даже не задумываешься о том, лично тебе после этого будет лучше или хуже. Вот ты по химизации все просчитал — и знал ведь, что тебя десятки, если не сотни разных… товарищей сильно невзлюбят, но в отчете писал, что получается, а не что люди услышать хотят. Даже если совсем какая-то… в общем, если очень плохо получится, честно писал. Ладно, об этом чуть позже, а теперь обсудим, что мне от тебя нужно. Ты хоть знаешь, кто у нас в Совмине самый важный?

— Товарищ Булганин.

— Нет, товарищ Булганин — главный, я спрашиваю, кто самый важный. Точнее, какое министерство самое важное у нас в стране.

— Средмаш?

— Что? А, нет, Средмаш, конечно, очень важен, но сам по себе он ничего… У нас в стране самым важным министерством является министерство, которое вообще в составе Совмина Союза не входит, поскольку министерство не союзное, а республиканское. И самым важным человеком у нас является товарищ Коробова, потому что Минместпром РСФСР обеспечивает стране почти половину всего бюджета Союза. У нас сейчас бюджет на этот год составлен в размере ста семи миллиардов, и чуть больше пятидесяти именно Минместпром в него вносит! А еще она неизвестно сколько… то есть почти никому неизвестно сколько из доходов министерства тратит по своим, сугубо внутриминистерским программам. Но ты-то наверняка знаешь, она ведь на этот год запланировала чуть больше десяти миллиардов потратить.

— А почему это я наверняка знаю?

— Так она их по твоим, именно тобой разработанным, программам их и тратит, вот почему! Я с ней как раз вчера на эту тему говорил, меня как раз Иосиф Виссарионович кое-что у нее уточнить… Ну так вот, переходим на личности, то есть на твою личность.

— Ну что же, расскажите мне, какое задачи вы хотите передо мной поставить, а я постараюсь объяснить, почему они невыполнимы.

— Разбаловал вас… всех нас разбаловал Иосиф Виссарионович. Но теперь, Вовка, нам придется как-то без его авторитета со страной справляться, а, как сам знаешь, классовая борьба лишь нарастает. И то, что ты просчитать можешь будущее, нам в этой борьбе очень сильно помочь может. Ведь сейчас… — он замолчал, что-то обдумывая и поглядывая на меня как-то… с непонятным интересом.

— Я не умею просчитывать будущее, — снова повторил я, — я только могу с определенной вероятность. Просчитать, как какие-то изменения могут на это будущее повлиять.

— С большой вероятностью просчитать можешь, и нам… мне от тебя именно это и нужно будет. Я вот думаю, что хорошо бы тебе, вместе со всем твоим институтом… ну, кроме, конечно, сельскохозяйственной части, в Москву переехать.

— А я вот смысла в переезде не вижу. Во-первых, уверен, что товарищ Судоплатов будет категорически против, а во-вторых, Минместпром сидит себе спокойно в Горьком и результаты его работы вы и сами видите.

— Так-то оно так, но если срочно понадобится что-то быстро обсчитать…

— Мне для расчетов нужен и соседний институт системного анализа, это во-первых. А во-вторых, у нас уже прекрасно работает защищенная связь, документы любые нам туда на рассмотрение послать можно даже не за минуты, а за секунды, уже и голосовая связь защищенная готова, а скоро и видеосвязь нормально заработает. Так что, повторю, смысла в переезде нет. А по поводу предсказаний…

— Ну, что замолчал?

— Думаю, как бы объяснить попроще. Если в детали не вдаваться, то сейчас у нас есть программа, которая может просчитать ситуацию по восьми параметрам. С некоторыми ухищрениями мы теперь, многократными просчетами эти параметры варьируя, можем просчитать — уже с меньшими уровнями достоверности — и девять параметров. И при этом качество результата сильно зависит от того, как правильно эти параметры выберет постановщик задачи. Но чтобы параметры выбрать правильно, этот человек еще должен хорошо разбираться в тематике самой задачи. Но чтобы результаты действительно получались достоверными, необходимо учитывать уже десятки и даже сотни параметров, зачастую вообще к задаче вроде бы не относящиеся.

— И что ты хочешь этим сказать? Что все твои расчеты — это филькина грамота?

— Нет, но они — всего лишь основа для того, чтобы люди, принимающие решения, не принимали решений заведомо неправильных. Простой пример: в плане на следующую пятилетку было намечено увеличить производство химической продукции почти в десять раз…

— И что в этом плохого?

— Плохого много, и начнем с того, что на это потребуется истратить почти десять процентов и без того очень напряженного бюджета.

— А без затрат ты ничего и не получишь!

— Тоже верно, но самый простой, вообще шестифакторный анализ показывает, что через пять лет у нас больше трети продукции химической промышленность просто некуда будет девать. Мы уже сейчас больше половины производимого в стране полиэтилентерефталата отправляем на переработку за границу, и потом закупает продукцию этой переработки впятеро, вдесятеро дороже! А вот на перерабатывающие предприятия в бюджете страны предполагается потратить всего полпроцента бюджета.

— А этот… полиэтилен твой — это что?

— Это лавсан, точнее, полимер, из которого лавсан делается. Но делается он у нас пока что только в Мытищах, а чтобы просто переработать на волокно то, что мы уже сейчас производим, нам потребуется еще минимум четыре таких же, как в Мытищах, завода. Но где они в планах-то? Или возьмем азотные удобрения…

— А с ними-то что не так? Без удобрений мы уж точно страну не накормим.

— И тоже верно, однако, если планы будут реализованы, мы этих удобрений будем производить в полтора раза больше, чем нашей стране требуется.

— Но их можно и за границу продавать, валюта нам всяко лишней не будет.

— И тут спорить не стану. Однако удобрения — это наш советский газ, хотя большую часть было бы выгоднее вообще из угля производить, это просто прорва электричества, которого у нас промышленности не хватает. Но хуже всего, что сейчас у нас некоторых удобрений тоже не хватает, но мы их за границу продаем. А их в принципе продавать крайне невыгодно! Простой пример: сейчас тонна азотных удобрений, в частности, карбамида, стоит на мировых рынках около сотни долларов, ну, чуть больше. А тонна карбамида, внесенного на наши поля, дает, между прочим, дополнительных десять тонны пшеницы, которая на тех же рынках стоит уже в восемь раз дороже.

— Но, насколько я помню, карбамид этот сильно дороже селитры…

— Да, в полтора раза дороже. Но его нужно сорок кило на гектар, а аммиачной селитры для получения того же эффекта — уже сто тридцать килограммов. И мои программы этого просчитать не могут, в смысле, рекомендации относительно того, что выпускать нужно, не могут — но любой человек, арифметику в школе учивший, легко скажет, что нам нужно выпускать в такой ситуации. Еще раз: тот анализ, который в моем институте проводится, лишь помогает ответственным товарищам принимать верные решения. Не сам решения формирует, а только помогает явные глупости не совершать!

Похоже я завелся — но это потому, что в свое время столкнулся с тем, насколько люди, причем не самые тупые, доверяли выводам так называемого «искусственного интеллекта», самые мощные модели которого проводили анализ максимум по двенадцати параметрам — а ведь результаты такого анализа очень сильно зависели как раз из-за качества подбора параметров для проведения такого анализа. И я точно знал, что сколь-нибудь приемлемой достоверности нельзя получить при анализе менее примерно ста двадцати именно значимых параметров. Вот только добавление одного анализируемого параметра в модель увеличивало сложность расчетов почти в полтора раза по сравнению с предыдущим вариантом — и на нынешней вычислительной базе даже о десятипараметрическом анализе и мечтать не приходилось. Но и восемь параметров могли умному человеку дать основу для размышлений весьма неплохую — вот только где их, умных-то, взять? Хотя… один такой как раз напротив меня и сидел, и он даже, похоже, меня как-то понял:

— Успокойся, Шарлатан, я вовсе не прошу тебя взять все управление страной на себя. Но ты и сам сказал, что можешь помочь нам не совершать откровенных глупостей. Вот именно этого я от тебя и жду, а ты вот что пойми: мы — я имею в виду ЦК — начали реализовывать идеи товарища Сталина, которые он еще в тридцать седьмом старался воплотить. Но тогда по… по ряду причин у него не получилось, а теперь мы просто не успели, пока он нам помогал, начатое закончить. Мы в ЦК уже ликвидировали шесть отраслевых отделов, оставили там только кадровые подразделения. И должны были к лету и все остальные убрать: в промышленности и сельском хозяйстве нужно вводить такое же единоначалие, какое мы в армии ввели к началу сорок второго. Но проблема в том, что эти… в общем, сокращенные у нас сотрудники большей частью сумели пролезть уже в ранее подчиненные им министерства, под крылышко, так сказать, своих прежних протеже, и уже оттуда продолжают… как ты верно заметил, гадить. Так что твоя задача будет простой: все их вредительские предложения вытаскивать на всеобщее обозрение, чтобы у нас появились веские поводы и из министерств их убрать. Причем желательно настолько веские, чтобы и у Павла Анатольевича рука не дрогнула! Извини, это на меня новость утренняя так подействовала, я все же немного не то хотел сказать.

— А я и не сомневаюсь. Но возникает один вопрос: а эти поводы и обоснования… их обязательно на всеобщее обозрение вытаскивать или можно будет без лишнего шума недрогнувшей рукой… А то есть у меня кандидатуры, но вот явного и всем понятного обоснования для них я пока просчитать не смогу.

— Да, не зря Иосиф Виссарионович тебя называл… неважно как. Я думаю, нам нужно будет в понедельник собраться, я имею в виду кое-кому собраться, чтобы ситуацию глубоко обсудить. И — пока я в этом полностью не уверен, кое с кем еще обсудить нужно будет — мне кажется, что и твое присутствие на этом собрании лишним не окажется. Но вопросы там будут обсуждаться… однако за тебя две сотрудницы Павла Анатольевича уже поручились, да и сам он… в общем, я тебе план работ наметил, ты теперь, действительно, детали реализации продумай, нам твои предложения всяко не помешают. А теперь… ты извини, у меня сейчас других забот, сам понимаешь, выше головы, так что давай, иди уже думать. Я постараюсь с тобой до конца недели связаться. И вот еще что: если ты на похороны захочешь приехать, скажи своей Светлане Андреевне, она будет в курсе, кто тебе пропуск организует…

Химия — наука точная, и она говорит, что для получения карбамида нужно к молекуле метана добавить два атома азота. Ну и один атом кислорода убрать, из углекислого газа, в процессе химических преобразований возникающего — вот только в процессе всех этих преобразований получается, что кислород убирается водородом (с получением воды), и поэтому водорода — если использовать «традиционные процессы» в метане для такого преобразования «не хватает». Зато вроде углекислого газа должно получаться с избытком — но специфика технологий, в которых всякие потери оказываются неизбежными, приводит к тому, что для производства карбамида из полученного из метана аммиака как раз углекислого газа оказывается маловато. Зато если аммиак делать парокислородной конверсией угля, его образуется значительный избыток, что тоже вроде как не особо кузяво выходит — однако расчеты, проведенные причем не у меня в институте, а химиками-технологами из Менделавки, говорили, что для создания относительно безотходного производства треть водорода для аммиачных установок стоит производить все же именно из угля и воды. А на небольших заводиках, производящих порядка сотен тонн карбамида в сутки, просто в деньгах с углем и без газа производство обходится почти на четверть дешевле.

Я все же решил своими глазами посмотреть, как это выглядит — и поехал на карбамидовый заводик, которые поблизости от Пьянского Перевода в лесу поднялся. Ну, поглядел я на этот заводик, убедился, что «ученики» у меня выросли талантливые. Ни слова ведь не наврали: карбамидовая установка именно примерно гектар и занимала. А про «вспомогательные»-то производства я их и не спрашивал — а теперь их своими собственными увидел: четыре здоровенных башни для кислородного пиролиза угля, четыре мощных установки для получения кислорода для этих башен, четыре уже аммиачных колонны — и все это хозяйство занимало жалких гектаров шесть или семь. И еще парочку гектаров занимала «утилизационная» электростанция, работающая на получаемом в процессе пиролиза угарном газе, примерно гектар был отведен под «угольный склад», рядом стояла уже нормальная угольная электростанция, которая обеспечивала «дополнительное» питание, поскольку «утилизационная» станция электричества давала все же маловато, процентов хорошо если пятнадцать от общей потребности. И еще парочку гектаров занимали огромные, высотой примерно с десятиэтажный дом, два корпуса, в которых были спрятаны многочисленные теплообменники и холодильники. И вокруг этих зданий на площади, впятеро большей, чем сами корпуса занимали, все было окутано разными трубами.

То есть всякими трубами там вообще все было опутано в сто слоев, а те, которые возле теплообменников поднимались, были вдобавок еще и «конечными», то есть выпускающими все ненужное в атмосферу — и, что меня порадовало, выпускали они все же в основном исключительно горячий воздух, сильно разбавленный «лишним» углекислым газом, а вот всякой химией из них вообще не воняло. И мне парни из университета (которые на той же площадке не спеша уже ставили новую, в десять раз более мощную установку), сказали, что там и впредь ничем вонять уже не будет. По двум причинам не будет: во-первых, любая вонь на таком производстве — это потери ценных химических продуктов. А во-вторых, если вонь появится, что Зинаида Михайловна их всех просто сожрет с какашками и не подавится. И сожрет все же не за вонь или утрату ценного сырья, а за то, что она выделила на разработку и внедрение всех предохранительных систем, которые должны будут утечкам препятствовать, почти восемь миллионов, сделав весь завод почти на четыре процента дороже, чем он планировался изначально — а за такие деньги желающих сожрать неумех или мошенников вообще очередь выстроится.

Честно говоря, моим первым порывом было их сожрать с вышеуказанной приправой сразу после того, как я увидел, как выглядит «установка площадью в гектар» на самом деле. Но ведь и я точно так же в свое время разные новшества «внедрял», так что вместо сытного, но не особо аппетитного обеда я лишь порадовался тому, что «ученики уже превзошли учителя». Тем более порадовался, что они все же из заранее согласованных смет не вышли…

Хотя со сметами там тоже все было не очень просто: я уже знал о некоторых чисто бухгалтерских трюках, благодаря которым «централизованная бухгалтерия» Горьковских предприятий местпрома проводила (по бумагам) стройки очень дешево: в частности, «своя» продукция, на такие стройки поставлявшаяся, всегда учитывалась по «заводской себестоимости», в которую не включались ни накладные расходы предприятий, ни даже обязательные «амортизационные отчисления». И поэтому установленные на некоторых участках этого химзавода титановые реакторы внезапно оказывались «дешевле», чем предусмотренные планами реакторы из нержавеющих сталей. Ну а что: титан производился из местного сырья, причем получаемого чуть ли не в качестве отходов, электричество при его выработке вообще было «бесплатным»… реально «бесплатным»: электролиз хлорида магния на заводе проводили исключительно в ночное время, когда все тепловые электростанции просто так уголь на дым пережигали, и потому если кто-то это электричество употреблял, на него электростанции даже счета не выставляли, так как это помогало уже электростанциям нагрузку на турбины и генераторы не снижать и увеличивать тем самым (как — я так до конца и не понял) надежность работы этих электростанций.

Зинаида Михайловна через неделю после смерти Сталина мне позвонила и сказала, что «принято решение меня на совещание не приглашать, но я должен буду весь день сидеть у телефона и ждать звонка, чтобы при необходимости срочно ответить на вопросы». Причем не дома сидеть, а у себя в кабинете на работе, где стояла машина, обеспечивающая шифрованную «цифровую» связь. Ну я и сидел, причем большую часть времени сидел вместе с женой: она к экзаменам готовилась и у нее было очень много до конца не понятых ею вопросов. А заодно она и обед мне принесла (из институтской столовой) — и все это лично меня очень сильно напрягало: все же дома с Васькой хотя и сидела очередная моя троюродная девчонка (племянница тети Маши), я все же предпочел бы, чтобы этим жена занималась. Она, конечно, тоже «занималась», бегая домой чтобы Ваську покормить вовремя, но все равно…

Просидел я весь день у телефона совершенно напрасно, мне так никто и не позвонил. Но оно и понятно: всем действительно просто не до меня было. Люди решали глобальные проблемы, а я — ну чем я-то тут мог помочь? То есть я в целом знал чем, однако кроме меня никто не знал, что я знаю…

Впрочем, от безделья мне изнывать не пришлось: после того, как Лида ушла домой (ее Ю Ю выгнала, пообещав, что «завтра вечером перед экзаменом» она к нам поднимется и дополнительно с ней проработает непонятные вопросы'), я два с лишним часа общался со своей «первой любовью» и Светланой Андреевной: мне-то никто не звонил, а вот людям ответственным уже позвонить успели. И мы решали, кто и как будет решать новые поставленные перед институтом задачи. Вот что мне в нынешней системе нравилось (точнее, чем мне нравились стоящие во главе этой системы люди), так это тем, что поступившую «наверх» информацию никто никогда не пропускал мимо ушей. Так что первой задачей у меня было максимально быстро просчитать потребные затраты и последствия строительства трех новых заводов по производству лавсановых волокон для текстильной промышленности. И не только этих заводов: в задаче еще указывалось, что от меня ждут и других предложений по использованию полиэтилентерефталата с определением требуемых мощностей новых химических заводов.

Ну, для чего ПЭТ-пластик можно использовать, я в принципе знал неплохо — осталось лишь придумать, как все это руководству правильно подать. Но раз уж у нас была почти готова система OSInt для Павла Анатольевича и в нее уже довольно много последней информации успели затолкать, информацию можно подать и как «полученную путем анализа из зарубежных открытых источников». Источников-то просто море, а люди все их проверить глазками уже точно не в состоянии, так что если прикинуться шлангом, тут можно много новшеств «незаметно» внедрить.

Или даже заметно: оказывается, пластиковые бутылки придумали еще в сорок седьмом году, а в прошлом году начали довольно массово производить полиэтиленовые бутылки. Правда, полиэтилен — это вообще не полиэтилентерефталат, но ведь я вообще не химик, могу что-то не так понять, а раз могу, то и не пойму. И, кстати, нужно будет ПЭТ-бутылку запатентовать где только возможно, лицензионные отчисления нам точно лишними не окажутся. Да и если только одно волокно рассматривать, там тоже много такого, чего еще нигде нет, «придумать» можно. А правильно подобрать «значимые» параметры, чтобы программа нужный (мне) результат выдала — это я смогу, и даже уже знаю как именно…

Но два часа обсуждать одну простенькую задачку никто и не собирался, мы ее даже почти и не обсуждали: Светлана Андреевна просто мне о ней сообщила, сказала, где мне искать всю «документацию по проблеме» (ее просто переслали в нашу, институтскую, базу данных) — а все оставшееся время две МГБшницы (нынешняя и «бывшая», хотя «бывших» в этой конторе не бывает) со мной обсуждали кое-что другое. И начала обсуждение как раз Ю Ю:

— Вовка, сейчас ситуация в стране складывается… в общем паршивая ситуация. Раньше некоторых сволочей все же товарищ Сталин своим авторитетом давил потихоньку, но вот уничтожать их он по каким-то причинам не стал, и это сейчас уже выглядит очень плохо. Я в детали вникать не буду…

— А ему и не надо, чтобы ты в детали вникала, он эти детали сам вычислит быстрее, чем ты ему рассказать о них сможешь, — зловеще улыбнулась Светлана Андреевна. — Шарлатан, по мнению Павла Анатольевича сейчас довольно много отдельных товарищей попытаются пролезть наверх, причем методы пролезания они выбирать точно не станут. В смысле, если им для этого кого-то убить нужно будет, они вообще не задумаются — но, на наше счастье, для подготовки им все же какое-то время потребуется, и товарищ Судоплатов считает, что у нас есть примерно полгода. То есть полгода, за которые нам нужно, причем исключительно с полным соблюдением социалистической законности, подобные попытки пресечь. Насколько я знаю, то есть как мне руководство сообщило, ты подо что угодно можешь подвести практически неоспоримую теоретическую базу, причем подкрепленную точными математическими расчетами. Но все же вроде явную лажу ты никогда не обосновывал, так что решено считать тебя… — она замялась, явно пытаясь подобрать слова не особо обидные.

— Решено считать тебя именно шарлатаном, но для страны полезным, — хихикнув, продолжила Ю Ю. — И для начала, используя твои программы получения разведданных из открытых источников, Павел Анатольевич очень просит тебя сначала вычислить всех тех сволочей, которые скоро, собравшись в кучу, стране гадить начнут, а уже затем… когда именно ты уже будешь абсолютно уверен в том, что они сволочи, своими шарлатанскими способами передать их в руки советского правосудия. Причем желательно так передать, чтобы у правосудия никаких сомнений уже не оставалось.

— Хм… ну вы, тетки, и задачки ставите кристально честному и наивному мне. Я, конечно, постараюсь… но теперь я просто обязан вам задать точно такой же вопрос, какой я неделю назад задавал Пантелеймону Кондратьевичу. Если я буду абсолютно убежден в том, что кто-то — именно сволочь и вреда он стране нанесет немерено, но для правосудия я нужных обоснований найти или придумать не смогу…

— Павел Анатольевич говорил, что именно об этом ты обязательно спросишь, — очень серьезно ответила Светлана Андреевна. — И ответ на твой вопрос будет такой: ты о таких… объектах сообщай мне. А вот как с ними поступить… я могу тебе одно обещать: мы поступим правильно. Но, чтобы мы поступили не только правильно, но и достаточно оперативно, было бы неплохо заранее знать, какую именно гадость они могут сделать. Даже в отдаленном будущем какую подлость от них ждать можно. И если твои прогнозы сбудутся… хотя бы на самой ранней стадии, а мы за этим тоже проследим, если будем знать, на что обращать внимание… Я могу тебе от своего имени пообещать, что никто из таких никаких гадостей или подлостей совершить уже не сможет. Ну, по крайней мере среди тех, о ком ты мне сообщишь.

— Ну, вас-то я давно знаю, и поводов сомневаться в ваших словах у меня нет. Тогда… Ю Ю, выйди пока на пять минут, а вы, Светлана Андреевна, записывайте.

— Я запомню. Я очень хорошо умею запоминать то, что помнить необходимо.

— Тогда… ладно, тогда я пока много вам рассказывать не буду. Для начала хватит и пары персонажей, а об остальных мы потом поговорить сможем, просто именно сейчас особой срочности я не вижу. Итак, поехали…