Шарлатан V

Глава 14

Завод в Сяве по производству нужного Вальке для экспериментов полиакрилата калия начал работу в начале шестьдесят третьего. Мощность завода поражала: в сутки там выпускалось по три тонны ценного продукта. В масштабах Вселенной это, было, конечно, маловато — но для экспериментов и этого объема хватало — а эксперименты институтские биологи начали проводить в довольно неожиданном месте: в Калмыкии, в полупустыне с характерным названием «Черные земли». Причем что вызвало особо пристальное внимание со стороны «контролирующих органов», эксперимент Валька решила проводить на участках, которые были вообще чистыми песчаными пустынями. Небольшими (но и 'волшебного порошка у нее на большие не хватило бы), и самыми все из себя пустынными.

Вообще-то это я ей подсказал идею такого эксперимента. В последний год моего пребывания за океаном к нам в компанию пришел молодой парень, китаец, причем не программист, а «агроном»: наши основные клиенты — нефтяные компании — заказали исследование на тему «как проще и дешевле восстанавливать землю вокруг нефтяных вышек». Программная часть задачи была понятна, а вот с биологией у нас в компании было никак, вот небольшую группу биологов и наняли. Сам этот китаец по имени Пу в свое время закончил какой-то именно агрономический институт в Ухане, а в Техас прибыл, чтобы учиться в аспирантуре и не отказался от выгодной подработки. И вот он рассказал как-то на общих корпоративных посиделках, что его отец владеет крупным химическим заводом, а поэтому сына и послал углублять знания по части ведения сельского хозяйства в прериях и полупустынях. И в разговоре он выдал и довольно интересную информацию, которую я мимо ушей не пропустил. То есть позже я просто посмотрел всякие ролики на ютубе, повосхищался и забыл о них — а теперь «вспомнил».

А повосхищался я тем, как китайцы свои пустыни превращали в леса и прочие «плодородные земли»: ведь вот была пустыня — а они в ней всякого насадили и сразу появился лес. Или вдоль дороги в пустыне выросли лесозащитные полосы. Здорово, красиво — но Пу рассказал, что просто там что-то сажать вообще смысла нет. И китайцы начали свои пустыни окультуривать только после того, как у них «большая химия» заработала. Ну да, эта самая «большая химия» вокруг себя сама все в пустыни, причем ядовитые, превращала — но гораздо больше именно пустынь превращала в леса и поля.

Превращала, потому что как раз в то время именно Китай производил больше девяноста процентов полиакрилата калия в мире, и больше шестидесяти процентов этого своего производства на себя и тратил — как раз на «засевание пустынь». Не было бы этого «волшебного порошка» — и не выросло бы в пустынях вообще ничего, а с ним вон как оно все пошло-то! И я об этом Вальке и рассказал (правда, под видом «личного озарения», на источник информации я, понятное дело, сослаться не мог) — и она решила «мое озарение» проверить в эксперименте. А что, расходы небольшие, результат всяко нужно было ждать годами: я двоюродной высказал и «свое мнение» о том, что акрилат поможет в первые годы не загнуться высаженной там «листопадной древесно-кустарниковой рассаде», которая сформирует «листопадную почву» с высоким содержанием той самой целлюлозы, которая начнет воду удерживать уже после того, как химикат разложится. А так как целлюлоза воду удерживает не так прочно, то уже эта «целлюлозная вода» потихоньку и обессоливанию почв в этих пустынях поспособствует. И не пройдет лет так, скажем, двадцати, как превратится эта пустыня буквально… нет, все же не в райский сад, но во вполне приличное и годное для жизни людей место.

Вот только расходы на эксперимент оказались внезапно большими, чем планировалось: распахать сотню гектаров пустыни оказалось несложно и это обошлось без излишних трат — но местных пастухов-калмыков поле, внезапно покрывшееся густой зеленой травой, очень заинтересовало — настолько заинтересовало, что пришлось поле обнести забором из колючей проволоки в пару рядов и возле него поставить еще и взвод вооруженной охраны. Первое время для солдатиков даже не пришлось мясо завозить для прокорма: местные проволоку резали и пытались коровок своих на зеленую травку все же выпустить. И только после того, как они выяснили, что «стой, стрелять буду!» солдаты относят только к человекам, а коровок сразу на поражение стреляют (и мясо себе забирают, несмотря на уговоры, угрозы и даже проклятия), то накал страстей немного снизился. А я двоюродную за то, что она все это (включая вооруженную охрану) организовать смогла, орденом имени меня наградил, да и не одну ее. Однако сотня гектаров «плодородных полей» в пустыне пока что показательным примером стать не могла…

Зато очень хорошим примером (правда, резко отрицательным) стала попытка «засеять» калмыцкую степь камышовыми пеллетами: оказалось, что это ни малейшего эффекта на водозадержание не оказывает. Среди институтских биологов по этому поводу разгорелись жесткие споры: одни утверждали, что это «год неудачный выдался», другие — что «целлюлоза сама по себе в таком климате пользы принести не может», но у института на продолжение экспериментов в нынешнем году просто денег не осталось (все, что было в загашнике, пришлось потратить на охрану «полиактрилатных» полей). Валька потребовала у меня «провести расчеты, чтобы выяснить, кто из спорящих прав» — но у меня тоже на это средств не было. И не денежных, а просто человеческих ресурсов: все программисты были полностью заняты на других проектах.

Впрочем, и с деньгами было, мягко говоря, очень напряженно: я все свои «подкожные запасы» направил «в область культуры», а более конкретно — на кинематограф. Правда, Маринка тоже произнесла сакраментальную фразу — но все же согласилась с моим предложением «собрать собрание», и я на нем ее инженерам изложил свое видение перспектив развития советского кинематографа. Перспективы народ вдохновили и Маринке ничего не оставалось делать, как подписать «договор о разработке необходимой для кинематографа техники». А техника была в принципе не очень-то и простой, хотя…

За основу была взята ракета, которую изобразил Генрих Вальк на иллюстрациях к «Незнайке на Луне». Точнее, за основу была взята уже списанная ракета «Р-2» (таких на складах три штуки завалялись), и эту ракету уже на заводе в Шахунье «слегка доработали». И там же, в Шахунье, инженеры уже сугубо авиационные, изготовили для этой ракеты нужные для фильма ускорители.

Вообще-то Генрих Оскарович в качестве «прототипа» своей иллюстрации взял, мне кажется, геофизическую советскую ракету В-2, просто вместо «боковых приборных блоков» нарисовал модули с двигателями. И я тоже «попросил» там двигатели поставить, правда уже простые, турбореактивные, производства Маринкиного завода. А так как такой двигатель — штука все же довольно дорогая, они должны были ставиться в маленький самолетик со складными крыльями и после отстыковки от центрального блока крылышки распускать и «по-самолетному» возвращаться на землю и автоматически садиться на аэродром.

Ну, фильм-то фантастический намечался, автоматическую посадку было запланировано зрителям показать с помощью комбинированных съемок, а «распускание крылышек» все же я хотел вживую снимать, так что людям пришлось действительно поработать. И авиаторам, и инженерам-аппаратчикам в моем институте: всю автоматику для этих «ускорителей» в Пьянском Перевозе и делали. И даже очень неплохо сделали: испытания «самолетика» начались уже в конце июня. То есть его запускали с небольшой катапульты с помощью двух обычных пороховых ракет от «Катюши», затем самолетик крылышки красиво расправлял, делал нужный для удобства съемок маневр — и выпускал парашют, который в кино попасть был не должен. И пока парни этот самолетик испытывали, главный оператор фильма (некто Герман Осипов, которого мне прислал после ознакомления с моей затеей лично товарищ Судоплатов) отснял все необходимые для демонстрации этой части «космических запусков» кадры.

А с ракетами все было еще интереснее: дорабатывать (а по факту — вообще чуть ли не целиком заново делать) их принялись сразу три «ракетных» КБ. От исходной ракеты остался только хвост с двигателем, в этот хвостовой отсек поставили новые (маленькие) баки, так как ракете выше десяти километров вверх летать было противопоказано — и этой работой занялись в Подлипках. В КБ Янгеля изготовили новый носовой отсек с отделяемой частью, которая должна была изображать космический корабль с обтекателем и собственно макет корабля, который из-под обтекателя в нужный момент должен был вывалиться. И в КБ Макеева изготовили совершенно пороховую ракету системы аварийного спасения — такую же, какой уже комплектовались штатные корабли, только «маленькую».

Ну, еще специалисты по декорациям с Горьковской киностудии в калмыцких степях построили макет стартового комплекса (деревянный, но очень похожий на металлический) и на нем поставили макет космической ракеты «в натуральную величину». Михаил Кузьмич, интереса ради приехавший посмотреть на эту декорацию, от общей тенденции не отклонился и тоже произнес сакраментальную фразу: у нас и «рабочая ракета» получилась высотой за двадцать метров, а макет был выстроен уже пятидесятипятиметровый. Кстати, стартовый комплекс для «рабочей ракеты» там тоже поставили, уже действительно металлический (и нафиг для пуска ракет не нужный), но он сам по себе «создавал антураж», так как все это выглядело, будто стартов в степи стояло несколько штук…

И ведь все это стоило довольно приличных денег, даже, как меня поправила Зинаида Михайловна, денег совершенно неприличных. Однако даже такие многомиллионные уже затраты начали окупаться еще до возобновления съемок «космического» фильма, с точки зрения финансирования фильма окупаться стали: все же инженеры института действительно всерьез принялись решать вопрос об автоматической посадке самолетика и споры о том, стоит ли рисковать не самым дешевым двигателем достигли ушей товарищей из Минобороны. Товарищи приехали посмотреть, что у нас в этом направлении успели сделать — и когда им показали, как «макетный образец» самолетика садится на полосу вообще без двигателя, они — задав разработчикам системы несколько вопросов и получив на них соответствующие ответы — просто выделили институту в порядке «целевого финансирования» пару миллионов рублей. Сумма, конечно, весьма скромная, но ведь это было всего лишь началом…

Пока я занимался «кинематографией», в стране быстро менялся «индустриальный пейзаж». Например, в Ворсме было прекращено производство котлов для электростанций и генераторов, теперь мощности всех трех заводов были направлены на изготовление паровых турбин. И из Кишкино уехал дядя Алексей: все производство котлов для электростанций было переведено в Сорочинск и он туда и перебрался вслед за своим заводом. А производство генераторов Минместпром почему-то перевел вообще в Елань — но причиной этого было, как мне пояснила Наташа Резникова, то, что в этом совершенно «сельскохозяйственном» поселке (хотя и очень большом) как раз для молодых парней работы было крайне мало, а из-за этого там «напряженная демографическая обстановка» сложилась. Оно вроде и понятно: девчонкам там мужей было найти себе очень непросто — но ведь с нового завода продукция пошла качества, мягко говоря, не блестящего. Однако вредная тетка свои «демографические выкладки» все же уточнила:

— Местных парней там в любом случае маловато осталось, а министерство туда отправляет демобилизованных из армии, причем выбираем тех, кто с техникой на «ты». И рабочих хороших мастерами туда набираем, так что уверена… Зинаида Михайловна уверена, что до конца года там проблемы качества успешно решат. Особенно учитывая, что новое жилье будет распределяться, как и всегда, прежде всего среди передовиков производства…

Вообще-то этот стимул действительно очень неплохо везде работал, но меня смущало то, что в окрестностях этой Елани не было производства стройматериалов и из чего там новое жилье строить, было непонятно. По моим расчетам, там «чисто экономического» смысла строить завод вообще не было, но, видимо, для руководства и другие, не «экономические» факторы были важны. Впрочем, меня-то все равно никто об этом даже спрашивать не собирался, мне совсем другие задачи ставили. В смысле, моему институту ставили, а заодно и Ю Ю тоже от руководства «прилетало». И один из таких «прилетов» очень позитивно, я бы сказал, повлияло и на мое «семейное положение».

Потому что в начале августа численность моей семьи «внезапно» выросла, а внезапного тут было лишь то, что Лида родила дочку в один день с Ю Ю. И мне после этого торжественного события стало вообще не до кино, а Лида, «отдыхая» в роддоме после родов, договорилась с Ю Ю (их вообще там в одну палату поместили), что она переведется на новый, только что организованный факультет. Я решил, что это — крупное такое везение: как аналитик жена себя проявила далеко не лучшим образом, но все же программист из нее получился неплохой, а соседке как раз поручили организовать факультет именно разработчиков аналитических программ — и по тематике он, по мнению Ю Ю, очень даже подходил под «таланты» моей драгоценной супруги. А еще он подходил и тем, что там для обучения не требовалось постоянно институт посещать (ну, если у человека из дому был доступ к вычислительным машинам) и Лида могла сейчас в академку и не уходить. Вообще-то у меня было иное мнение, но женщин мое мнение, как я понял, вообще не интересовало…

И кроме самого факта, что у меня родилась дочь, меня радовало и то, что я все же хорошо знал, как с младенцами нянчиться и как сделать жизнь жены в это непростое время более комфортной. И занялся именно этим (хотя все равно работу мне приходилось делать). Но когда все хорошо знаешь и умеешь, оно получается даже без особого напряжения, так что в доме царили мир и спокойствие. И особенно они царили в том числе и благодаря усилиям Вальки: я ей очень подробно расписал, что хочу от нее получить — и она наладила производство (хотя и довольно скромное в объемах) одноразовых пеленок и подгузников с полиакрилатом калия. Вроде и мелочь — а сколько эта мелочь сил и здоровья экономит!

Должен отметить, что замдиректора института автоматизации сельского хозяйства при всем при том о своем хозяйстве ни на минуту не забывала и «опытную продукцию» начала производить вовсе не такую, как я ей ее описал. По крайней мере никакого полиэтилена в пеленках и подгузниках не было, одна чистая целлюлоза (распушенная — внутри и что-то вроде «нетканого материала» снаружи), так что белье детское все равно нужно было часто стирать — но зато использованные изделия она как-то придумала «перерабатывать» на «разрыхлитель для земли». Честно говоря, мне эта идея понравилась не очень: все же мокрые пеленки собирать — то еще удовольствие. Но если подумать (и конкретно, подумать о сохранении природы), то двоюродная все же была права. А на то, что такие пеленки издают неземные ароматы — так и объедки всякие ароматами райскими округу не балуют, а их вроде почти везде уже стали собирать для переработки. Я задумался — и предложил вместе с пеленками продавать пакеты из плотной крафт-бумаги: бумага-то тоже червяками успешно поедается, превращаясь в удобрения. Ну, если в бумагу всякую химию не пихать…

А с нужной бумагой (и мусорными пакетами из нее) проблем уже в стране не было: пакеты такие начали сначала еще в конце сороковых в Балахне производить, когда в Горьком решили использовать бытовые отходы в качестве сырья для производства газа в биореакторах. А теперь их уже довольно много фабрик выпускали, и народ, хотя пакеты за деньги людям продавали, их активно использовал. Ведь если пропаганда каждый день сообщает людям, что так делать правильно, а неправильно поступать — неправильно, то в конце концов такое поведение просто в привычку входит. Конечно, при условии, что в городах баки для этих отходов на каждой помойке стоят и их регулярно меняют на пустые, чтобы вонь вокруг помоек не стояла, но уж с этим местные власти давно уже справились. Теперь требовалось еще один тип контейнеров по помойкам расставить… но Валькины спецы сказали, что это, конечно, будет хорошо, но в принципе можно пока и «пищевыми» контейнерами обойтись: в биореакторах микробы целлюлозу сожрут, а полиакрилат в них почти и не испортится, так что когда ил из них в поля вывезут, то польза все равно полям будет, хотя и не такая большая, как при закапывании в землю перемолотых подгузников.

Правда, когда они мне об этом сказали, моя заместительница взъярилась: у нее все же «волшебного порошка» на все задуманное очень сильно не хватало. Но тут уже я поспешил ее успокоить, рассказав, что Сявский завод в очень обозримом будущем должен был перестать играть роль «ведущего производителя» ценного химиката: из источников, очень близких к осведомленным, я узнал, что в Оренбурге уже достраивалась установка по производству метилового спирта из метана и установка по изготовлению формальдегида: полиформальдегид оказался прекрасным материалом для производства уплотнителей лопастей гидротурбин и Совмин решил, что формальдегида стране нужно очень много. А так как Валька уже осенью покажет товарищу, скажем, Булганину, результаты использования полиакрилата в пустынных землях, то и «волшебный порошок» наверняка поручат Минхимпрому производить уже килотоннами в сутки. Метана-то в стране добывается уже много, ну не весь же его в топках сжигать: если газ в химию направить, то пользы он него получается заметно больше…

За всеми этими «домашними» я вообще забыл о кино — а съемки «моего» фильма как раз в середине августа и возобновились. Очень вовремя возобновились: Ричард успел отснять еще один фильм, совсем уже детский (но тоже на тему «космической фантастики», по повести одного из авторов «Юного Шарлатана»), про то, как пионеры, выигравшие конкурс на «самый лучший научный эксперимент в космосе», готовятся к полету. Фильм получился довольно зрелищным, хотя Ричард остался съемками недоволен. Не результатом, а самими съемками: пришлось половину детей-актеров заменять после первых же полетов «на невесомость», так как набранных вначале просто рвало при наступлении этой самой невесомости. Но я ему посоветовал и такие кадры (все же без «физиологических подробностей») в сценарий и фильм включить, чтобы не складывалось у зрителей впечатление, что космос — это просто. И он сценарий доработал, так что «нужный эффект» фильм обеспечил (хотя мне пришлось лично товарищу Пономаренко объяснять, что такие детали вовсе не «дискредитируют советскую пионерию»).

А тем временем в калмыцких степях Герман Осипов великолепно отснял кадры с запуском «космических ракет», включая и «аварийные пуски», когда — строго по сценарию — один из самолетиков-разгонщиков от ракеты не отваливался. Всего ракеты запускали пять раз (их же на парашютах после взлета опускали и можно было одну ракету несколько раз использовать), и он успел очень качественно снять момент, когда ракета с неотстегнувшимся самолетиком падает на землю и взрывается (в сценарии этого не было, но ракета на самом деле свалилась, так что получилось очень даже неплохо нагнести драматизма в сюжет). И два отстрела корабля с помощью систем аварийного спасения вышли просто прекрасно. Ричард всю эту часть фильма даже смонтировал и лично приехал в Пьянский Перевоз мне получившееся показать. Причем вместе с кадрами, которые еще зимой и ранней весной успели отснять.

Еще один кусок сняли уже в самом начале сентября, его просто в общую ленту не подмонтировали: там герои-космонавты (каждый по-отдельности, так как согласно сюжета они летели не вместе) с героическими физиономиями забирались в космические корабли. И Ричард сказал, что один кадр придется либо переозвучивать, либо вообще переснимать: Регимантас, который изображал космонавта Станкявичуса (я специально проверил: в этой жизни Римантас Антанас просто не родился, и я решил хоть так память о герое отметить) произнес что-то очень литовское, причем такое, что — после ответа (и тоже по-литовски) Донатаса Юозовича — привело всех литовский язык понимающих, в состояние дикой истерики, от смеха пришлось даже съемку останавливать. Но я попросил уточнить: Адамайтис всего лишь сказал, что «теперь он будет первой литовской обезьяной подопытной», в Банионис ответил, что тот мал еще и будет только второй, так как первой ему суждено стать — и мы все же решили не только кадр оставить, но и внизу субтитры с переводом пустить. Но только первую часть: по сюжету Баниониса в этот момент у ракеты не было.

Отснятое мы поглядели (Лида и Ю Ю тоже на просмотр зашли), все решили, «что это хорошо», а Ричард, отметив, что осталось всего ничего доснять, отправился как раз доснимать. А спустя две недели Лида и Ю Ю (причем они ко мне пришли вместе), стали меня убеждать, что «раз ты это затеял, то сам лично и отдувайся, а с младенцами мы и без тебя справимся». То есть я за сына соседки вообще не беспокоился, а вот за Анечку… но ведь спорить с женщинами, которые пришли к «окончательному решению» смысла в принципе нет ни малейшего…

А этой жизни у американцев по части ракетостроения случился небольшой облом: фон Брауна с компанией им не досталось, так как эсэсовцев зачищали и советские солдаты, и солдаты вермахта. Не сказать, что это было для них фатально, но вот первый свой спутник они смогли запустить только в пятьдесят девятом, а первый их астронавт в космос полетел только весной шестьдесят третьего. А у нас в космос мало что уже летали по двое-трое космонавтов, так еще и орбитальную станцию успели запустить к которой уже три экипажа слетать успели. А в сентябре, так как первая станция свой ресурс уже отработала, была запущена вторая станция.

Еще я — исключительно «из соображений кинематографичности» — заказал для «моих» космонавтов новые скафандры (примерно такие, в каких в моем будущем наши космонавты летали): белые, красивые, с яркими эмблемами. Но так как я скафандры заказал не в соседнем ателье, а в специализированной конторе, у своего родственника (так как все, кто в Нижегородской губернии родился, были мне родней), то как раз в сентябре эти скафандры были приняты в качестве «основных» для советских космонавтов. Их даже в каком-то популярном журнале успели «прорекламировать», так что я вообще не удивился, увидев актеров в этих симпатичных (на мой взгляд) одеяниях.

Герман Осипов со своей камерой тоже рядом пристроился и снял (предусмотренный сюжетом) момент, когда я (именно как «всем известный Шарлатан») вручаю вылезшим из космического корабля героям космоса ордена Шарлатана. И вот тут стало понятно, кто уже настоящий актер, а кто пока еще только осваивает эту непростую профессию: Донатас Юозович, как и было написано в сценарии, ответил «Служу Советскому Союзу», а вот Регимантас из образа выбился:

— Спасибо, конечно, но предупреждаю: я больше никуда не полечу, мне и этой съемки на всю оставшуюся жизнь хватило. Что, съемка закончена? А ордена кому теперь сдавать?

— Здесь закончена, — с широкой улыбкой ответил ему Герман, — осталось в студии еще минут десять доснять, но этим мы где-то через неделю займемся. А ордена, как я понимаю, уже ваши… — он постучал по корпусу корабля: — эй, Юрий Алексеевич, можно вылезать уже, съемка закончена! И спасибо вам за терпение!

Да уж, терпение тот проявил действительно незаурядное. Стоящая рядом Варя Халтурина от нетерпения чуть не подпрыгивала, а ведь ей всего-то и нужно было о нескольких бытовых мелочах актеров расспросить, чтобы в книжке (которую я ее писать все же заставил) не было откровенной чуши (я ей и сам мог все довольно подробно расписать, но я для нее в этом авторитетом точно не был). А вот сидеть тихо и незаметно, буквально ветошью прикидываясь, когда идет съемка — это было на самом деле очень непросто. Почему-то люди, к кино отношения не имеющие (как, например, моя Лида) очень хотят «попасть на экран» — и сколько пленки было испорчено, когда всякие «любители кино» якобы «нечаянно влезали в кадр».

Но тут все получилось «правильно», и Герман так же снял и вручение ордена Шарлатана капитану Гагарину — ну а затем всех космонавтов забрали медики. Ненадолго забрали: по плану фильм должен был выйти в прокат седьмого ноября, а необходимые «еще десять минут» для съемок требовали минимум пары недель. Требовали — но уложиться, в соответствии с графиком, нужно было в пять суток…