Шарлатан 2

Глава 6

Автобус у павловских кузовщиков получился на загляденье. То есть он и внешне был похож на автобусы из моей «прежней жизни» и не похож вообще ни на что-то из существующих машин (ну я же его и рисовал, так что это неудивительно). Но еще он, хотя был на метр с лишним длиннее, на сорок сантиметров шире и на двадцать сантиметров выше выпускаемого сейчас в Горьком автобуса ГАЗ-03–30, весил ровно столько же, хотя был цельнометаллическим, а не деревянным. А увеличенные размеры — это и возросший комфорт для пассажиров, но я считал главным достижением молодых инженеров то, что они сумели изготовить по-настоящему несущий кузов этого автобуса. При отсутствии компов с разными расчетными программами, при отсутствии еще даже методик расчета тонкостенных конструкций они это сделали. И этот автобус по всем параметрам (и даже по цене) превосходил буквально всё, выпускаемое не только в СССР, но и в Европе. А может быть и в мире: я про американское автобусостроение был абсолютно не в курсе.

Вот только низкая цена пока что мало вязалась с цельнометалличностью, в стране стали очень на многое не хватало и у меня лично были опасения, что их замечательная машина «не взлетит» из-за отсутствия нужных материалов. Однако тут сработал пресловутый «местечковый патриотизм»: в Ворсме металлисты на общем собрании решили металл для этих автобусов в Павлово предоставить в любых нужных объемах. Ну да, решить они могли что угодно, однако руду на завод все же централизованно поставляли в обмен на металл — но тут уже вмешались люди, обладающие властью в несколько большем объеме. И которые, между прочим, очень хорошо умели считать деньги, особенно в валюте. Потому что ежедневно поставляемый на автобусный завод десяток шасси от «Опель-Блица» оказался, по расчетам не самых бестолковых экономистов-производственников, сравним по цене с шестью уже полностью готовыми новыми автобусами, а то убожество, которое на этих шасси получалось, оказывалось почти вдвое дороже прогнозируемой цены новенького изделия. Ну да, автобус на германском шасси имел не девятнадцать сидушек для пассажиров, а целых двадцать два, но даже в пересчете на одно мягкое (и сидячее, конечно же) место пассажира новенький автобус получался заметно дешевле. А еще на нем мотор ставился не бензиновый, а дизельный, что делало его и в эксплуатации дешевле — но дело было даже не в цене, а в том, что бензин пока оставался дефицитом, а вот солярки было хоть залейся: танки-то перестали кататься туда-сюда по полям сражений!

Танки перестали, а трактора все еще катались на лигроине, так что у этого автобусика конкурентов за топливо пока практически и не было — и уже второй секретарь обкома партии (некто Виктор Тихомиров) лично приехал в Павлово и передал руководству завода постановление о постановке новой машины в производство. С ориентацией, похоже, на темпы внедрения новых моделей на ГАЗе: там уже утвержденные и испытанные еще в позапрошлом году ГАЗ-51 только этим летом поставили на конвейер, но и то конвейер этот и сам больше просто стоял рядом с поставленной на него машиной. Так что в постановлении серийное производство нового автобуса планировалось только начать в сорок восьмом году, а на сорок шестой было запланировано «изготовление двух, а при возможности трех автобусов для передачи на испытания в НАМИ».

Ага, трех автобусов. Заводом, на котором пять из семи инженеров-автомобилистов были молодыми энтузиастами, и два из них разработали технологию производства принципиально нового для СССР мотора, а трое — принципиально нового уже во все мире автобуса, и на завода каждый рабочий об этом знал. И знал, что задний мост автобуса (который ребята целиком взяли с новенького, еще только готовящегося к производству ГАЗ-51) в Горьком пока делают по пять штук в сутки, а в Павлово — уже по десять. Да, тут товарищ Киреев слегка помог, на завод поступило довольно много новеньких немецких станков — но павловцы эти станки ведь сами заказали, а в Горьком никто и не почесался насчет нового оборудования. Так что заводчане над постановлением просто посмеялись, да и вообще все рабочие в районе получили небольшой заряд веселого энтузиазма.

Кстати, этот товарищ Тихомиров и в Кишкино заехал. То есть сначала в Грудцино, где «имел долгую и интересную беседу» с артельщиками «имени Чкалова», а затем — видимо получив указания по требуемому направлению движения — и в Кишкино приехал, причем по мою душу. И мне сказал, что американцы подали протест против «нелицензионного» производства «американских зажигалок» артельщиками. Причем сам этот товарищ против выпуска зажигалок ничего не имел, поэтому ко мне он заехал на предмет что-то придумать, чтобы выпуск зажигалок (очень, как оказалось, советским людям нужных) не прекратился. Вот только приехал он не в самое лучшее для разговоров время: Маруся все-таки отыскала, куда мама от нее сахар прятала (так как полное отсутствие яиц в рационах нашей семьи ее уже сильно напрягать стал), и я теперь пытался этот сахар с пола как-то собрать, так как сестренка просто банку, стоящую на верхней полки буфета, опрокинула.

Собственно, по этой причине я Виктору Васильевичу ответил… я ему посоветовал просто послать американцев в задницу, а если они туда идти не захотят, то еще и иск им за диффамацию выкатить, так как артель имени Чкалова, в полном соответствии с условиями капитуляции, зажигалки делает не американские, а австрийские, еще двадцатых годов, которые перед войной и в самой Германии тоже производились. И рекламу которых наверняка в довоенных журналах и газетах отыскать будет совсем нетрудно. А Виктор Васильевич, выслушав мое пыхтенье, просто помог мне с сахаром разобраться, посмеялся, еще раз переспросил, уверен ли я насчет австрийского происхождения знаменитой зажигалки и убыл, отняв у меня всего-то минут пять. Зато спустя неделю ко мне приехали грудцинские артельщики, в торжественной обстановке (они с собой захватили пряников килограмма полтора и две жестяных коробки с чаем, а еще и песка сахарного чуть ли не полпуда к подарку добавили) приняли меня «почетным членом» в свою артель. Потому что из обкома им пришло распоряжение «увеличить производство зажигалок раз в десять», а к распоряжению прилагалось требование предоставить в обком список необходимого для выполнения распоряжения оборудования, которое артели обком собирался предоставить «в бесплатную аренду». Ну да, когда в стране со спичками проблемы, зажигалка становится предметом первой необходимости. А так как кремешки для зажигалок были просто отходом в производстве присадок к высококачественным сталям и с ними в обозримом будущем дефицита наблюсти ну никак не выходило, то обеспечить артель станками было более чем разумно…

Неразумным оказался лишь «несъедобный» подарок от артельщиков: они «догадались» мне подарить теперь зажигалку, целиком из серебра сделанную. Красивую, слов нет — но вот пользоваться ей было страшновато: она нагревалась с такой скоростью, что мало что от нее даже прикурить с трудом люди успели бы, так из нее горящие пары бензина изо всех щелей уже через пару секунд бить начали! Хорошо еще, что вручение мне этого сувенира во дворе состоялось, а то бы дом спалили. Но председатель артели сказал, что зажигалка эта — как орден. То есть в хозяйстве орден вроде как и не нужен, но его наличие сильно повышает статус обладателя. Сказал, зажигалку открыл, вытащил из нее ватку и отдал мне в уже «неработоспособном состоянии». Ну что, сувенирчик действительно получился забавный…

Двадцать первого июня сорок шестого года в Ворсме состоялся «рабочий праздник», а если точнее, то сразу три праздника. Первый был посвящен созданию по распоряжению Горьковского областного управления местпрома на базе «трех заводов» нового, теперь уже единого «Ворсменского комбината энергетического машиностроения», что было событием давно уже назревшим, так как заводы эти уже не первый год продукцию свою выпускали строго совместно. То есть не просто «одно производство дополняло другое», а, например, на генераторном в инструментальном цехе изготавливались некоторые лопатки для турбин, чтобы «мощности не простаивали», на турбинном много деталей для котлов изготавливалось, да и на котельном рабочие часто просто «сверхурочно» на турбинном и генераторном работали, чтобы какие-то электростанции «сверх плана» изготовить. Вторым событием, которое действительно стоило отметить, был выпуск тысячной «малой электростанции», которая — ну совершенно случайно, конечно же, оказалась пятидесятой мощностью в полмегаватта, изготовленной для Пьянского Перевоза. Конечно, тут руководство заводов слегка сжульничало: не посчитали совсем уже маленькие агрегаты на двенадцать киловатт, а на турбинном задержали с отгрузкой дюжину электростанций на сто двадцать пять киловатт — но ведь это было сделано, чтобы людям больше поводов для радости дать, так что все и радовались, тщательно не замечая «мелких хитростей».

Ну а третьим праздником уже на новом комбинате стал мой юбилей: все же на воротах всех заводов теперь видела новая вывеска, извещающая, что ворота эти не простые, а ведут на территорию ордена Шарлатана комбината имени Шарлатана. Понятно, что меня на этом празднике в покое не оставили, и домой я вечером возвращался на машине (интернатском БМВ), которую доверху нагрузили разными вкусностями. Причем я даже не понял, как некоторые из них заводчане вообще достать и в Ворсму привезти сумели: например, в большой красивой коробке лежал Киевский торт, выпущенный, судя по этикетке, двадцать первого же числа в шесть утра. Впрочем, тут, скорее, ребята задействовали родственников с двадцать первого завода — то есть это я так подумал, потому что иных вариантов я и представить не мог. А вот с самолетом — мог: в Ясенцах, точно посередине дороги из Ворсмы в Павлово, весной выстроили аэродром для местной авиации, и там даже Ли-2 прекрасно могли садиться и взлетать, а если использовать новенький «дальний истребитель», который в Горьком теперь делался, то торт из Киева можно за пару часов доставить…

Еще на этом празднике я получил и две новых награды. Наверное, Павловская идея введения «местных» наград кому-то в руководстве страны понравилась и их, похоже, много где успели учредить, так что мне на день рождения вручили сразу две таких медали, и для их вручения даже специальные люди в Ворсму приехали. Так что я получил медаль «Герой восстановления Смоленска» и медаль «За восстановление Новгорода»: мне сказали, что эти медали мне присуждены за «изобретение земляных кирпичей». Ну да, прессы для их производства делались в Рязани, а медали дали мне — но так как даже по статусу они были «памятными», я от таких наград отказываться не стал. А еще через день мне уже по почте прислали серебряную медаль совсем уже забавную: «Заслуженному птицеводу Белоруссии» — но эту да, я точно заслужил: червяки все же с прокормом в стране действительно существенно помогли. Отец, правда, по этому поводу только посмеялся (добро так, скорее чтобы меня лишний раз поддержать) и предложил дома сделать отдельную «доску почета», на которой все мои нынешние и будущие медали вешать будем: он в газете (вроде в Известиях', а может и в «Труде») прочитал, что «разведением дождевых червей в домашних хозяйствах советские колхозники обеспечили необходимым кормом дополнительно свыше трехсот пятидесяти миллионов кур по всей стране». И если каждая область мне за это медальку присудит… да у меня в комнате вообще стены нужного для их размещения размера не найдется!

Все же у людей какое-то врожденное отношение в числам: еще вчера я был для всех Вовкой, а чаще просто Шарлатаном — а на празднике ко мне все, даже весьма пожилые рабочие обращались исключительно по имени-отчеству. Почти все, все Надюха как была Надюхой, так и осталась, да и все наши деревенские звали меня по-прежнему. И Маринка тоже своего отношения не поменяла: она с днюхой поздравила меня по телефону и послала (через знакомую уже девочку из секретариата обкома) «ценный подарок» все же в соответствии с моим реальным (биологическим) возрастом: две здоровенных (по полкило каждая) жестяных коробки с китайским чаем. Заранее прислала, еще в середине месяца. И я этому чаю особенно обрадовался, но не потому, что чая давно не видел. Видел я чай, в коммерческих его, хотя и очень дорого, но продавали, а я свои две зарплаты только на подобные штучки и тратил. Но в магазинах продавался чай довольно мелкий, а в этих коробках он был крупнолистовой. Не то, чтобы вкус его сильно от нарезки менялся, но для моей новой затеи именно такой, с большими листьями, был гораздо лучше. Потому что я затеял домашних напоить не просто чаем…

Лимон, который когда-то посадил мой дед, впервые расцвел только в позапрошлом году. Но тогда, вероятно, ему то ли света не хватило, то ли пчелок — и плодов на нем не завязалось. А уже в новом доме, где в комнатах окна были уже большими, «городскими», ему и света хватило, да и пчелки в конце прошлого лета вполне себе еще летали. Но лимоны все же растут и зреют довольно долго, так что все терпеливо ждали, пока с дедова дерева можно будет урожаем побаловаться. Ждали всю зиму, потом ждали всю весну. И летом тоже ждали, однако несколько выросших уже довольно крупных плодов ну никак желтеть не хотели. Народ дома уже терпение терять начал, но лимоны упорно не желали желтеть. И незадолго до моего десятилетия до меня дошло, что дед-то вовсе не лимон привез!

Мы с Маруськой один плод втайне сорвали и с огромным удовольствием его съели: дольки оказались не кислющими, как у лимона, а лишь слегка кисловатыми и нам они очень понравились. А вот с кожурой… я не имел ни малейшего понятия, как из нее масло выжать, поэтому поступил проще: мелко ее порезал и перемешал с чаем в одной из банок. А потом банку еще поставил на водонагреватель в теплице — и вечером двадцать первого всех собравшихся на мой день рождения родственников угостил бергамотовым чаем! И не только их, только не родственники им уже в воскресенье лишь насладились, а «главный деревенский чаевник» дед Митяй сказал, что я вообще молодец, потому что ему такого же чая удавалось лишь до революции несколько раз попробовать. После чего началась долгая (недели на полторы) дискуссия среди деревенских стариков, которая закончилась довольно неожиданно тем, что они решили к нашему дому пристроить еще и что-то вроде «зимнего сада». Причем сами решили, никого у нас дома не спрашивая…

Я об этом их решении узнал вообще ближе к концу июля, потому что был после дня рождения сильно занят делами совершенно другими. По два часа в день, причем включая воскресенья, я обучал Настюху вождению автомобиля: а то ведь машина в школе есть, но водить ее некому! То есть был один «внештатный водитель», молодой парень из Грудцино, который во время войны успел пару месяцев как раз водителем в армии отслужить, но он машину водил лишь в свободное от работы время, а времени у него такого было все же немного. Других «инструкторов вождения» в деревне не было, а где и как я машиной управлять научился, меня вообще никто не спрашивал: ну это же Шарлатан, он все умеет! Мне даже павловские милиционеры выписали удостоверение шофера, причем не любителя, а сразу шофера второго класса. Думаю, потому, что шоферы третьего класса не имели права управлять автобусами (а еще машинами «скорой помощи» и пожарными, но это уже было всем неважно), а шофер второго класса получал право управления «всеми типами автомобилей» — а на павловском автобусном почему-то решили, что мне нужно иметь право и их продукцией управлять. Автобусами рулить я точно не собирался, да и автомобилями тоже вроде было рановато — но вот обучить Настюху я считал вещью совершенно необходимой. И довольно быстро в этом даже преуспел: теперь она (правда, сама считая, что она «еще учится») отвозила меня почти каждый день то в Павлово, то хотя бы в Ворсму, где у меня дела были еще более важные. Я там очень всерьез занимался налаживанием серийного выпуска болгарок. Ну как занимался…

В юности (в «той еще юности») я как-то прочитал забавный фантастический рассказ, где герой — вроде как пилот космический — на станции, подкатывая к секретарше, назвался каким-то важным «решателем всех проблем», вроде как генеральным инспектором. Точно не помню, но это и неважно, а важно то, что его секретарша эта немедленно куда-то отправила решать неразрешимую проблему со сбором каких-то ценнейших и очень скоропортившихся космических плодов. Парень о таких даже и не слышал, и вообще не понимал в чем проблема — но он просто всех спрашивал «а чего вам не хватает и кто может вам помочь» — и местные, задавленные авторитетом должности, всё сами решили.

И я сейчас примерно этим же самым и занимался: ходил с важным видом, спрашивал, чего людям для счастья не хватает и где недостающее можно взять, затем уточнял, кто это достать сможет и затем просто отправлял собеседников по названному ими же самими адресу. Иногда предварительно сам этот «адрес» посещал: рукоятки к болгаркам мне удалось заказать на знакомой уже фабрике, выпускавшей домашние выключатели и электрические розетки, а с моторами и всякими железяками павловцы с ворсменцами и без меня все вопросы решили. Самой сложной проблемой оказались миниатюрные подшипники: их пока вроде только в Куйбышеве делали, а там на четвертом ГПЗ планы такие висели, что получить больше десятка штук нужных изделий просто не получилось. Но тут мне Маринка помогла нехило так: она кинула клич среди горьковских комсомольцев и те буквально за три месяца изготовили станки и оснастку для обустройства «маленького подшипникового завода», на котором можно было делать трехмиллиметровые шарики. А так как такие еще и на генераторном заводе оказались весьма востребованными для производства разных моторчиков, то все это на генераторном и поставили (возведя в невероятном темпе и новых цех). Ну а постройкой цеха заведовала, конечно же, тетка Наталья. То есть мне приходилось буквально в поте лица ничего вообще не делать самому, но вот времени свободного такое «ничегонеделанье» мне уже не оставляло.

А с размещением в Ворсме нового и весьма непростого производства проблем не возникло: электричества там для всех станков было теперь в избытке, оно вообще теперь шло не из Горького в Павлово и Ворсму, а в Горький. Не все шло, все же «графитовое производство» отжирало с новой электростанции почти половину мощности, но все равно его немало оставалось. Да и «цех ОТК» работу продолжал, причем на нем все чаще и полумегаваттники «испытывались», так что по энергетике запуска нового производства практически никто и не заметил.

А еще — что меня тихо радовало — никто внимания не обращал на то, сколько сверхчистого графита завод производит, а производил он, между прочим, без малого по четыре тонны продукта в сутки. А чтобы столько произвести, и метана нужно было очень много, причем метана именно «соломенного» — и на метановую станцию ежесуточно привозили по двести пятьдесят тонн соломы. А увозили по двести с лишним тонн «недобродившего сапропеля», причем весь этот ил вывозили как раз в поля Грудцинского сельсовета. В поля, стоящие под черным паром, конечно, и было у меня подозрение, что к следующему году все эти поля по плодородию переплюнут лучшие черноземы. Собственно, и солому как раз с этих черноземов и возили, но интереснее было то, что установки, которые производили газовую сажу из получаемого метана весь вырабатываемый газ сжечь просто не успевали. Так что в городе и все дома перешли на газовое снабжение чистым метаном, и котлы «цеха ОТК» теперь на газу работали. А на котельном производстве именно газовые котлы стали основным видом выпускаемой продукции: на бескрайних просторах страны в деревнях и селах строилось все больше биореакторов.

Так что комбинат имени Шарлатана в очередной раз получил «корректировку ранее спущенных заводам планов». Вот только из-за этого завода картина в стране стала очень интересной: в городах население по-прежнему потребляло сто двадцать семь вольт, а вот в сельской местности семимильными шагами двигалось вперед электричество в двести двадцать.

Чему, конечно, возрадовались разные немцы с австрияками и венграми: все же в СССР нужные теперь деревням лампочки только в Горьком на крошечном заводике выпускались, а у них это было стандартом — и они быстро наращивали поставки своей продукции в СССР. За деньги наращивали, взамен покупая в основном продовольствие (а еще более в основном — зерно во всех видах), а вот виды на урожай в СССР уже для всех стали понятными: собирать просто будет нечего. То есть не везде нечего, но на юге Европейской части все высохло, а в Сибири, наоборот, все дождями побило и затопило. И меня все чаще во сне настигало видение очень упитанного и очень пушистого зверька. Но после того, как в конце августа «Известия» опубликовали кое-какие статистические данные, полярный зверь из моих снов убрался…

Станислав Густавович перед публикацией статотчета передал его «для проверки и уточнения» Иосифу Виссарионовичу: все же некоторую информацию возможно следовало и придержать, чтобы буржуев не радовать. А когда Сталин задал несколько уточняющих вопросов, то с удовольствием на них ответил:

— С зерном у нас действительно ситуация препаршивейшая, однако мы у себя в Госплане поводов для уныния не наблюдаем. Сейчас в стране только в города поставляется ежесуточно до восьми, а иногда и до десяти тысяч тонн яиц — это считая в чистом весе, без скорлупы. И есть веские основания думать, что даже зимой это количество сократится незначительно, ведь основные яйцепроизводящие районы нам обеспечивают почти половину этого объема, а там падения производства мы совершенно точно не ждем.

— Хм, а кто у нас такой яйцепроизводящий район?

— Горьковская, Владимирская, Ивановская и Костромская области, еще частично Рязанская, которая как раз сейчас резко производство яиц увеличивает. Чувашия, Мордовия… Вдобавок в этих областях довольно много птицы на мясо сейчас выращивают. В Сибири, где урожай зерновых на корню сгнил, производство яиц и мяса на душу населения даже выше, причем заметно выше — но у них пока серьезные проблемы с производством упаковки для яиц. Впрочем, Центр сейчас эту проблемы решает, и довольно успешно. Еще у нас очень неплохие перспективы по закупкам зерна в Маньчжурии, оттуда, конечно, в основном гаолян и чумиза пойдут, но если провести нужную разъяснительную работу среди нашего населения…

— Слава, ты не на митинге, а когда жрать нечего, то и черную крупу люди с удовольствием есть будут.

— Это тоже верно, но если людям дополнительно объяснить, что чумиза не только питательная, но и вкусная, да к тому же не менее полезна, чем гречневая крупа…

— Да понял я. Про чумизу мы попросим кого-то из известных агрономов статьи подготовить, это недолго. Но ты мне на главный вопрос ответь: мы можем немцам и австриякам с венграми зерно поставлять?

— Можем. И даже птицу мороженую можем. Особенно птицу немцам: они за нее нам вагоны-рефрижераторы поставлять готовы, а с ними мы с Дальнего Востока еще и рыбы привезем немало. Все же не напрасно мы в войну у японцев весь флот забрали, рыбы сейчас там на всю страну уже ловят. А если немцы нам рефрижераторы поставят, то получится, что мы по сути меняем зерно на рыбу, причем один к одному по весу, а это с точки зрения питания даже выгодно. А раз уж мы тот же миллион тонн еще и чумизой заместим…

— И курятиной с яйцами. Вот ведь интересно получается: мальчишка в одиночку всему советскому народу минимум десять процентов к дневному рациону добавил….

— Если бы я имел право, то на орден Ленина его бы уже сегодня представил.

— Право такое имеет каждый советский гражданин, но ты ошибаешься с наградой: за такое орден Ленина не дают.

— Его и за меньшее…

— Потому что за такое ордена Ленина мало. Ладно, я товарищу Молотову передам, что он может с германцем договора уже подписывать.

— И с австрийцами с венграми!

— И не только с ними. А раз уж мы голодать в этом году не будем… Вечером выберись ко мне на дачу, я хочу с тобой еще один вопрос обсудить. Пока — неофициально обсудить, там еще подумать надо. Часиков в десять подъедешь?