Шарлатан 2

Глава 12

Второго июня, после совещания, на котором подводились итоги посевной сорок седьмого года, товарищ Струмилин снова приехал к товарищу Сталину «на чай». И, после того, как некоторые поднятые на совещании вопросы тоже были обсуждены, он задал Иосифу Виссарионовичу простой вопрос:

— Я все никак не могу забыть твои слова об этом мальчишке, ну, насчет того, что он может кого угодно больно обидеть. Ты же действительно так считаешь, но я даже вообразить не могу, как он может это сделать. Ему же всего десять, и он даже для своего возраста мелковат, а никаких, скажем, административных рычагов у него нет.

— Ты прослушал: я сказал, что он может сделать так, что люди, обижание заслужившие, сами себя обидят. Помнишь, как мы поменяли руководство на ГАЗе?

— Ну да, а причем здесь Шарлатан?

— Вообще-то сразу это заметить, может, и не очень просто, но мы заметили. После того, как на павловском автобусном люди показали, как нужно работать правильно, мы — сами причем — заметили, что на ГАЗе люди работают очень неправильно, и этих людей заменили. Вот только фокус тут в том, что на ПАЗе молодые и талантливые инженеры работали правильно потому, что искренне считали, что их-то как раз именно Шарлатан в обиду не даст. И эту мысль именно мальчишка этот им и внушил — а поверили они ему потому что уже знали: все, что этот молодой человек делает, делается на пользу нашей стране, и они знали, что мы это тоже знаем и постараемся его — именно Шарлатана — в обиду не дать. А так как там все друг другу вообще родня…

— Но павловские-то инженеры ему никакой родней не были, они все приезжие…

— Верно, однако они все равно знали, что чуть ли не половина Павлово ему родней приходится. И вот за всей этой родней, стоящей во главе с этим мальчиком стройной колонной, они себя чувствовали как за каменной стеной. И делали то, что считали делать нужным, а на заводе все рабочие им помогали как могли. Они же помогали, по их мнению, друзьям своего знаменитого родственника! Кстати, сейчас в Горьковской области по инициативе товарища Чугуновой проходит кампания под лозунгом «узнай свою огромную семью», там в основном, конечно, пионеры дальнюю родню ищут, но результат-то интересный получается. В том числе и на ГАЗе: там тоже почти половина рабочих считает себя довольно близкой родней самого молодого орденоносца страны и самого юного лауреата Сталинской премии. И, что самое приятное, все считают своим долгом буквально помочь этому родственнику в получении новой награды! Те же коляски для младенцев конструкции этого юного изобретателя: на заводе рабочие из серийный выпуск за три недели наладили!

— А ты ему эту новую награду зажал…

— Они производство наладили — и сразу же подали петицию в руководство города о награждении — не заводчан, а именно мальчика — очередным орденом Шарлатана! И орден он этот получил еще до того, как с завода в Москву эту коляски привезли, чтобы новым изделием похвастаться. Но я не об этом: мальчишка как-то очень ловко придумывает, если ему кто-то сильно по разным причинам не нравится, как такого товарища выставить в глазах руководства полным идиотом, а то и вредителем. Он не пишет кляузы, не затевает интриги, а просто на примере показывает их ничтожность и не соответствие занимаемой должности. Причем так показывает, что не заметить этого уже просто невозможно!

— А если человек должности соответствует…

— А тогда, оказывается, у товарища Кириллова к такому человеку претензий не возникает. Мне Лаврентий сказал, когда он кое-что в Ворсме проверял, что его чуть ли не любимая поговорка звучит, что человек может быть полным говном как человек, но если он приносит пользу стране, то пусть себе воняет: проветрить помещение нетрудно. И, что самое интересное, даже полное говно рядом с Шарлатаном почему-то очень быстро вонять перестает.

— Опасаются, что он их обидит больно?

— Нет. Но знаешь, когда к тебе десятилетний мальчишка относится снисходительно…

— Причем имея на то полное моральное право… спасибо, теперь я понял. И понял, почему именно от него такие круги расходятся.

— Какие круги?

— Трудно так сразу сформулировать… но я попробую. Я бы сказал, что от него расходятся круги уверенности в себе. И эволюция его воздействия на окружающих тоже очень интересна. Сначала он что-то очень простое сделал сам, те же кабачки в корзинах выращивать или червяков разводить — сам сделал и сказал окружающим «смотрите, это же очень хорошо, делайте так же». Люди сделали…

— И увидели все, что это хорошо. Извини, продолжай, мне это очень интересно.

— Потом он стал делать то, что в одиночку сделать уже не мог, но те, кто уже убедился, что он полезные вещи придумывает, ему помогли. Сначала, как с самолетиками, родственники, соседка помогла ему самолетик военным показать, затем — это когда он у себя в огороде стал газовую станцию строить, на соседнем заводе помощь оказали: всем стало просто интересно, насколько полезным станет его новое изобретение. К делу уже и ученые подключились, тоже подтвердили, что это хорошо — а когда его придумки, причем все подряд, оказались очень полезными и многие помогавшие ему люди тоже были по достоинству отмечены, даже легенда родилась, что все ему помогающие получат высокие награды. И некоторые даже и из-за корыстных соображений ему помогать стали в надежде на награды, но большинство просто ему поверили. То есть поверили, что Шарлатан пурги не гонит. А еще многие уже поняли, что для того, чтобы ему помогать, нужно самим усердно потрудиться, и руками потрудиться, и головой — но потом всем станет лучше.

— Ну-ну…

— Вот тебе и нуну: поначалу многие их тех, кто ему помогал, скажем, бескорыстно, считали, что они делают то, о чем их мальчишка просил и, как ты сам верно заметил, думали, что в случае неудачи или неприятностей каких он их от неприятностей как раз защитит. Но позже поняли: он-то их может и защитит, но работу-то ведь они делают! И делают ее превосходно! Сами делают, разве что изредка у него спрашивают, а не ерундой ли они занимаются. И чем дальше, тем реже спрашивают: на том же Павловском автобусном машину на конвейер рабочие и инженеры сами поставили, а мальчишка им своим уже огромным после Сталинской премии авторитетом помогал уговаривать других людей тоже что-то для завода самим сделать! Да, какие-то идеи он им подкидывал, но ведь большей частью не свои, а о которых прочитал где-то, а теперь и окружающие его люди, причем уже и по всей области окружающие, занялись тем же: читают, смотрят, что им пригодиться может, кто им помочь в работе способен, сами между собой договариваются. Теперь и в Смоленской области от него круги пошли.

— Так уж и от него!

— От него. Я случайно узнал, почему горьковчане решили шефство над Смоленщиной взять. У Чугуновой муж был из Смоленска, так ее малыш наш уговорил такое шефство организовать чтобы в Смоленске в память о ее усопшем супруге улицу назвали!

— Я не думаю, что это достойная причина, и если так…

— Причина… лично я убежден, что это он лишь повод для Чугуновой такой выдумал. Причем больше, чтобы отвлечь ее от мыслей тяжелых, а на самом деле это получился повод для того, чтобы вдохновить горьковчан на дополнительную, но очень важную для всей страны работу. И с поиском родни кампания туда же направлена: горьковчане сейчас сверхурочно трудятся не чтобы побольше денег заработать, хотя и не без этого, а чтобы вновь обретенным родственникам помочь! Мощнейший, между прочим, стимул оказался…

— Стимул — это ты верно заметил. Кстати, о стимулах: я как раз хотел тебе дать посмотреть докладную Горьковского обкома о результатах перевода небольших артелей на централизованную бухгалтерию, там вроде очень интересно получилось: за три недели одним росчерком пера и усилиями двух бухгалтеров город наполовину увеличил количество доступных стройматериалов. Но там как раз про стимулы интересно: к докладной приложено обоснование, как раз Шарлатаном написанное, и он отметил, что для русского человека в любой работе важны два фактора: как его работу оценят окружающие и насколько это принесет пользу своей семье. А если эти два объединить, то уровень стимуляции вырастет вообще на порядок! То есть если работа будет людям полезны и в семье достаток вырастет, то работать люди будут уже в разы лучше.

— То есть он написал, что за работу нужно людям платить, а до него никто об этом и не догадывался.

— Нет, он написал, что сначала нужно людей морально вознаградить, но и о материальной стороне дела забывать нельзя. А если это объединить… результат мы в Павловском районе уже видим: там производительность труда уже вдвое выше, чем в Горьком. А в строительной индустрии… хотя это нам ТНП и не добавит, однако проблему с жильем… впрочем, и с ТНП похоже, будет лучше: ведь всего за три недели строительные артели в Павловском и Богородском районах производство кирпича и цемента в полтора раза нарастили. Ты там доклад посмотри внимательно, оцени: они сами себя там обманывают или все же что-то в этом есть?

— А по какой причине сомневаешься?

— По простой: товарищ Тихомиров написал, что этот малыш в начале их разговора вообще не мог понять, как работает наша финансовая система. А через два часа он уже в деталях ему расписал, как она должна работать! Не вообще, а в отношении артелей… в общем, посмотри, я бы твое мнение хотел до пятницы узнать…

Домой мы с Надюхой вернулись, буквально лопаясь от гордости — то есть Надюха лопалась, а я думал о том, что «при Сталине и людей награждали по-честному: раз медаль золотая, то она из золота и изготовлена». Из не очень высокопробного, триста семьдесят пятой пробы — но это было именно золото, а не декоративная позолота! Мне пришлось во вторник идти в школу: там был организован праздник в честь нашего награждения, а вечером я выслушал по телефону от «бухгалтерской» тетки много интересного: оказывается, по ее мнению, я злостно прогуливал и не выполнял важное правительственное задание. Вероятно, ей никто не сказал, почему меня дома не было — но и я оправдываться не стал, а просто поинтересовался, все ли артели из тех, что я ей перечислил, она уже взяла под свое заботливое бухгалтерское крыло. Дальше был еще разговор почти на час, из которого я вынес лишь то, что «в артелях к вопросам финучета относятся безответственно» и узнал, что ее бухгалтерия в Ворсме будет окучивать не только артели Павловского района, но и Богородского, и Володарского. И посему мне необходимо все бросить и провести работу и в двух дополнительных районах.

После обретения столь ценного знания я позвонил в город, лично товарищу Тихомирову, и поинтересовался, какому столь альтернативно одаренному товарищу пришла в голову идея районы для централизованных бухгалтерий нарезать по карте, а не по местности, ведь Володары находятся вообще через Оку и прямого сообщения с Володарским районом из Ворсмы просто не существует. А потом подумал, что уж лучше бы мне было промолчать и в бутылку не лезть: вместо одного района (который Виктор Васильевич из Ворсменского списка немедленно вычеркнул) мне было предложено «поработать с артелями Сосновского и Вачского районов. Хотя правильно я все сделал: с народом из этих двух 'новых» районов я все же был знаком, причем «знаком семьями»: тетя Настя была родом как раз из Вачи, а у бабы Насти в Елизарово (это как раз в Сосновском районе) человек пять племянников только проживало. И ладно бы просто родня в этих районах жила, так нет: эта родня теперь в нам в Кишкино часто вообще целыми бригадами наезжала!

Наезжать им было нетрудно: узкоколейка из Ворсмы уже как раз до Сосновского дотянулась, а причиной наездов стало то, что в Кишкино еще в середине мая развернулась грандиозная стройка. Как только закончилась посевная, народ в деревне приступил к строительству новых домов-таунхаусов, а на такие стройки рабочих требовалось немало, и родня (а так же родня родни) от возможности немного подзаработать не отказалась. Причем, как мне кажется, их не столько дополнительный заработок привлекал, сколько возможность ознакомиться с тем, «что еще Шарлатан придумал и как нам такое же у себя учинить». Конечно, крестьянам там работа была исключительно творческая: копать канавы, таскать кирпичи, цемент и трубы — но ведь и такую работу кто-то должен был делать, так что от помощи родственников (хотя и платной помощи) никто отказываться не стал. А сами дома нам ставили все те же пленные немцы, только теперь они были уже полностью «расконвоированные»: большинство из тех, кто когда-то строил в Кишкино новую школу, уже успели вступить в организацию под названием «Свободная Германия» и они теперь просто «дорабатывали срок». Осенью их вроде уже обратно в Германию должны были вывезти, но только при условии, что они этот срок именно «доработают», показав хорошие результаты — вот они и старались. То есть они должны были стараться в Ворсме и в Павлово, но там пока «работы не было»: артели весь кирпич и цемент к нам отправляли, закрывая уже оплаченные еще в прошлом году заказы, а в конце июня Маринка обещала прислать в Ворсму и в Павлово по студенческому стройотряду, так что там местные власти против «нецелевого использования иностранной рабсилы» не возражали: немцам же нужно норматив выполнить, а если больше негде…

Еще мне очень понравилось, что в деревне народ почти единогласно поддержал мое предложение и учителям дома новые поставить «в первой очереди стройки». Потому что «таунхаусы» строить начали со стороны новой электростанции, прокладывая одновременно и трубы для горячей воды, а учительские дома все располагались за школой, то есть от нашей ТЭЦ в самом дальнем конце. И чтобы там новые дома построить, сначала нужно было и трубы в тот конец дотянуть (что в любом случае планировалось в текущем году до осени закончить), но чтобы потом можно было к горячим трубам и промежуточные сооружения подключить, потребовалось еще и то ли шестнадцать, то ли двадцать кранов-тройников на трассу поставить. А краны мало что денег стоят немалых, так их еще и откуда-то взять требовалось…

Впрочем, народ, когда я им сообщил, что краны эти я за свои деньги куплю, сразу решил что я уже достаточно взрослый и высказал мне свое по этому поводу мнение со всей широтой русской пролетарской души. А вот насчет того, чтобы я эти краны нашел и купил (все же за сугубо общинные деньги), никто возражать не стал: все же в деревне точно никто даже не догадывался, где нужные краны можно поблизости заказать. А я — догадывался, хотя уверенности у меня в успехе затеи и не было: знания мои в этой области были… несколько преждевременными. А вот в перестройку один интересный заводик на Бурнаковке очень неплохо делал запорную арматуру для всяких АЭС по заказу шведской ABB, и, как я успел заметить, завод этот уже существовал.

Причем, как я выяснил уже через три дня, не просто существовал: когда я на завод приехал (как меня на территорию пропустили — это тема для отдельного авантюрного романа) и озвучил свои хотелки, какой-то мрачный мужчина у меня поинтересовался:

— Парень, ты что, совсем дурак? Эти патрубки весом по семьдесят пять килограммов без упаковки, мы тебе в машину и два вряд ли положим, а двадцать — они твою машину просто раздавят! Хотя дурак скорее тот, кто тебя послал… ты тогда возвращайся к себе и сам его пошли… в нужное место и скажи, пусть грузовик присылают.

— Дядь, а ты ничего не путаешь? Если эти партубки даже из вольфрама делать, и то они на семьдесят пять не потянут. Еще раз, вот, у меня написано: двадцать т-образных патрубков проходных с шаровым краном на отводе для теплотрассы. Мы в деревне центральное отопление решили устроить и для подключения домов такие и нужны нам.

— В деревне? Что же это за деревня такая, в которой теплотрассу двенадцатидюймовыми трубами прокладывают?

— Почему двенадцатидюймовыми? У нас нормальные трубы, трехдюймовки.

— Ясно. Ты, юноша, когда вернешься, плюнь от моего имени в рожу тому, кто тебе заявку писал. Платить как вы будете, через кассу или вам счет выписывать?

— Думаю, что через кассу быстрее получится. У меня деньги с собой.

— Да, в вашей деревне точно психи какие-то собрались: мальчишку посылают, деньги ему в карман суют огромные… Вот, я тебе квиток выписал, в кассу отнеси и там заплати тысячу четыреста сорок рублей. У тебя столько-то найдется?

— А касса где у вас?

— Сейчас, тебя кто-нибудь проводит, а мы тебе патрубки аккуратно в машину сложим… погоди, я сейчас еще тридцать рублей в счет добавлю: машина у тебя все же чистая, мы их еще в ветошь отдельно завернем чтобы ничего тебе не поцарапать. А то тебя точно взгреют…

Касса оказалась в соседнем здании, меня к ней какая-то девица проводила. И пока я там расплачивался, мне в машину все нужные железяки уже погрузили. А когда первый дядька попросил пропуск, чтобы поставить отметку для проходной о том, что машину с грузом выпустить нужно, я ему сказал что пропуска у меня и нет — то он меня лично туда проводил (чтобы, как я понял, втык охране выдать). Но когда охранник у меня поинтересовался «Ну что, Шарлатан, все уже уладил», он всего лишь удивленно уточнил «так это ты Шарлатан? То-то, я гляжу, рожа знакомой показалось» и охранник, как я понял, остался без втыка.

Втык достался мне, причем пополам с Иваном Кузьмичом: трехдюймовыми у нас были только трубы для отопительной теплотрассы, а горячую воду подавать было решено уже двухдюймовыми — но я смог договориться с заводом и о том, что половину железяк они нам поменяют, так что я отделался легким испугом и потратил лишний день на новую поездку в город. И «втыкала» мне тетка Наталья, за то что я за железяками поехал лишь поговорив с Иваном Кузьмичем, а с ней — как «ответственной за строительство» — «вопрос не согласовал». Но ничего, зато я в город сестренку свозил (и для нее это было первое «большое путешествие» на машине) и кое-что очень нужное там же на заводе приобрел.

На заводе делали очень много разной именно запорной арматуры, и некоторые их изделия были очень непростыми и требовали специальной упаковки. А я, меняя на складе одни железяки на другие, увидел как раз, как рабочие в деревянному поддону одну такую здоровенную железяку привязывают. Широкими стропами — и у кладовщика об этих стропах и спросил:

— Это нам привозят их откуда-то, но откуда — я тебе не скажу. А тебе много нужно-то? Если немного, то у нас обрезки остаются, метра, бывает, и по три, их можно, думаю, купить. То есть точно знаю, что можно, они по семь рублей за метр идут, но обычно наши, заводские покупают. Нитки там хорошие, не гниют, прочные очень, их наши обычно распускают и бредни плетут. Ладно, погоди чуток, я сейчас с этими закончу и с тобой до кассы дойдем, а ты пока вон в том ящике покопайся, туда все обрезки мы скидываем…

Ну что, у отца теперь будет небольшая дополнительная «халтурка»: замок — штука несложная, но все равно его сделать-то надо. А в «Капитане» у меня теперь будут ремни безопасности! А еще они будут и Надюхи, у Маринки… нет, больше мы с отцом точно сделать не сможем, а вот настропалить Маринку, чтобы она через комсомол где-то такие в производство поставила, категорически стоит. Хотя бы потому, что шофера у нас водят машины так, что без такого ремня просто ездить с ними страшно. А еще и в самолетах пока ремней я не заметил…

Но ремни — это штука, безусловно, полезная, однако есть вещи и поважнее. Я потратил целых четыре рубля, купив подходящую клизму, а стекляшки мне наши деревенские стеклоделы изготовили, причем бесплатно — после того, как я им рассказал зачем. Правда, они напрашивались еще и на «испытание» устройства, но тут уж им пришлось утереться: Надюха их послала в очень далекие края. Вежливо послала, но старики и спорить не стали, а вот Надежда очень долго выслушивала мою «инструкцию по применению», а затем, просто плюнув, сказала «сам покажи». Вообще-то сиськи в деревнях хотя и не было принято демонстрировать, но и особо табуированными они пока еще не стали — и демонстрация работы молокоотсоса прошла спокойно. И успешно: Надюха аж подпрыгивала от восторга и кричала, что я просто обязан о нем статью в «Шарлатан» написать как можно быстрее.

— Надюха, ты замечательных директор школы, но как журналист ты вообще никто. Ну сама подумай, какую я могу статью написать? «Тщательно исследовав сиськи кормилицы своей троюродной племянницы, Шарлатан изобрел замечательную штуку»?

Надежда, услышав это, залилась хохотом (и краской), Надюха, все же мозг включив, поинетесовалась:

— Эту штуку, как я понимаю, Надежда никому не отдаст. У тебя еще одна есть? Если ты Маринке отвезешь и покажешь, то она быстро производство таких где-то быстро организует. Штука-то очень нужная!

— Нужная, но не такая. Стекло — это, конечно, здорово, но оно непрочное и легко разбивается. И в горячей воде может лопнуть, а молодая мамочка руки сильно порезать при этом сподобится. Такие штуки нужно делать из пластмассы или резины какой специальной, чтобы они небьющимися были и ничего вредного все же не выделяли.

— А где ты такую пластмассу или резину возьмешь?

— Я — нигде не возьму. Но знаю, что ее уже немцы делают, а может и наши где-то уже наловчились. Но ни я, ни Маринка никакое производство, пока все нужные вещи не найдутся, ничего хорошего не сделаем, поэтому мы с Надеждой поедем сейчас в Ворсму, в роддом, она покажет машинку врачам, врачи все нужные бумажки составят, отправят куда надо — и вот тогда что-то такое у нас в стране появится. Врачи — они люди опытные, лучше нас знают как в таких случаях нужные бумажки составлять.

— Они прям бросятся бумажки составлять, даже чаю не попьют… — недоверчиво прокомментировала мою идею Надюха, а я, изобразив злобную улыбку, ответил:

— Пусть только попробуют отказать заслуженному кабачководу Советского Союза! Не боись, Надюха, там люди тоже вменяемые, увидят, что вещь полезная — и все сделают. У нас большинство людей все же хорошие, а если учесть, что там главврачом в роддоме — моя родственница…

— Какая еще родственница?

— Близкая. Теща моего почти что родного четвероюродного брата тетки Натальи двоюродного племянника, если я не ошибаюсь. Надежда, поехали?

— Вот не зря тебя Шарлатаном прозвали, ох не зря! Ладно, я с вами тогда прокачусь… и сама рулить буду! На моей машине поедем…