С Семеном Ариевичем я договорился очень быстро, причем он даже не стал меня спрашивать, как (по мнению многих людей) должны были делать его соплеменники и как (уже по закону) должен был делать руководитель предприятия «а что институт за это получит». Причин было, скорее всего, две: во-первых, я сразу предложил ему заключить «хозяйственный договор», а во-вторых…
Когда я попросил доработать его систему прямого впрыска топлива под разработанный павловскими мотористами двигатель, он — еще до того, как я хоздоговор даже успел упомянуть — ответил просто:
— Вы, молодой человек, пришли именно туда, где вам могут помочь, и мы с удовольствием за такую работу возьмемся. Вот только выполним мы ее не очень быстро, нам потребуется не меньше, чем полгода, а, возможно и больше. Поэтому я бы попросил согласовать срок закрытия работ где-то к началу следующего июня. Рады бы быстрее, но ведь людей не хватает!
— А вы наберите новых, ведь скоро из институтов повалит свежий выпускник, и если вы вот прям сейчас подсуетитесь, то вообще сможете число сотрудников у вас в ОКБ удвоить!
— Смеетесь? Да кто к нам работать пойти согласится? Вы, когда к нам ехали, по сторонам-то смотрели? В городе жилья людям катастрофически не хватает, мы за места в общежитии постоянно ругаемся с заводами, а из прошлогоднего набора я был вынужден семерых молодых инженеров уволить по собственному желанию сразу, не дожидаясь отработки ими сроков по распределению: им просто жить было негде! Семерых из тех девяти, которые к нам распределены были!
— Конечно, если людям предлагать койку в общаге на другом конце города, к вам люди не пойдут. Но вы ведь можете молодым специалистам пообещать к осени уже нормальные квартиры предоставить — и у вас просто очередь желающих выстроится!
— Молодой человек, вы сейчас на улицу выйдите, пройдитесь, по сторонам поглядите…
— Я уже прошелся и по сторонам поглядел. Потому в дополнение к хоздоговору, который мы сейчас с вами отдельно обсудим, я предлагаю вашему ОКБ вытроить до осени две сотни квартир: у вас же не только новым специалистам жилья не хватает, все прежние-то работники ведь не в хоромах же живут?
— Это ты их выстроишь⁈
Мне вообще очень нравилось, когда взрослые в разговорах со мной обращались на «ты»: общение на «ты» людей как-то сближает, а такие разговоры с начальниками сразу же превращают формально-бюрократическое общение в почти семейный разговор. В разговор с родственниками, в котором, кроме всего прочего, допускается обсуждать в том числе и вопросы, которые в разговорах с «чужими» не принято затрагивать. И сейчас я тоже «воспользовался случаем»:
— Ну, как сами видите, я вовсе не богатырских статей и сам даже одну квартиру вряд ли до осени выстроить смогу, даже если очень сильно этого захочу. Но вот сагитировать несколько человек мне в этой работе помочь… несколько тысяч человек сагитировать я, безусловно, смогу. А еще я могу, то есть полное право имею, отправить к вам в Воронеж несколько… много тысяч не совсем профессиональных строителей из студенческих стройотрядов. И практика уже показала, что если к этим непрофессиональным строителям добавить немного профессионалов, которые студентам объяснят и покажут, как правильно строить нужно, то обещанное выполнить окажется вообще нетрудно. И остается только согласовать с вашим городским и областным руководством парочку мелких вопросов: где строить и что строить. На второй вопрос у меня ответ уже есть, а вот на первый… вы же в городе не последний человек, можете мне встречу с городским начальством устроить?
— Когда? — несколько ошарашено поинтересовался Семен Ариевич.
— Времени у нас нет, то есть у меня нет: мне мотор с вашим прибамбасом уже через месяц понадобится. Поэтому с воронежскими властями было бы желательно все вопросы утрясти уже сегодня…
— А они с тобой хоть говорить-то согласятся? — с легким сомнением в голосе решил на всякий случай уточнить мой собеседник. С легким, потому что мой пиждак, увешанный наградами в два ряда (медали я просто вешать не стал), все же определенное впечатление на людей производил.
— Нас главное через секретаря в приемной пробиться, — хмыкнул я, — а когда я им скажу, что город парой сотен квартир для вашего ОКБ не отделается, они, чтобы меня ублажить, хоть ананасы из-под земли добудут. Идемте?
Честно говоря, я раньше даже примерно не представлял, насколько сильный удар стране нанесла война. То есть Маринка-то рассказывала, что вон Смоленск был полностью разрушен и только благодаря «шефской помощи» со стороны горьковчан в Смоленске хоть как-то удалось жилой фонд восстановить, но одно дело просто услышать рассказы о разрушениях и совсем другое дело — увидеть все собственными глазами. С окончания войны прошло уже пять лет, а в Воронеже, особенно по окраинам города — еще множество зданий стояли в виде развалин. Да и в центре развалин хватало — и это на меня произвело очень тяжелое впечатление: люди ведь в городе буквально выживали, а не жили!
Секретаря в приемной мы прошли без малейшего труда: Семен Ариевич просто сказал, что «тут товарищ их Горького предлагает существенно помочь с жилищным строительством», и первый секретарь обкома тут же свернул проходившее у него в кабинете совещание и пригласил нас. Правда, когда он меня увидел, сильно сморщился — но все же человеком он оказался вежливым и из кабинета нас с матюками не выгнал. Правда, довольно желчным голосом все же меня спросил:
— Это вы у нас товарищ из Горького, который хочет нам с жильем помочь? — и очень внимательно взглянул на мой «иконостас», очевидно, пытаясь что-то вспомнить. Ну, я его мучить не стал и сам представился:
— Добрый день, Константин Павлович, я — Шарлатан, и действительно я хочу помочь вам решить проблемы с жильем для горожан. И я это могу сделать, вот только для этого мне придется и в деревне эту проблему порешать как можно быстрее.
— Вы тот самый… Шарлатан, который в Горьковской области…
— Так точно, а теперь давайте быстренько обсудим, в какой такой глубокой заднице находится жилой фонд области, строительный сектор, какие стройматериалы уже производятся и сколько. Мне это нужно чтобы прикинуть, какую помощь и в каких объемах я буду должен учинять. Сами понимаете, спасение утопающих — дело рук самих утопающих, но если в эти руки сунуть спасательный круг, то дело пойдет гораздо веселее. И круги у меня есть, но надо теперь выбрать самый подходящий…
— Шарлатан, я слышал, что ты у себя в области буквально чудеса какие-то творил…
— Вам наврали, я никаких чудес не сотворял. Я просто помогал людям эти чудеса для себя творить — а теперь хочу помочь вам.
— А почему именно нам?
— У меня родственница сейчас институт закончила, я для нее заводик выстроил, но чтобы заводик этот всерьез заработал, нам нужны кое-какие железячки, которые Семен Ариевич может придумать… и изготовить, кстати, тоже. Поэтому мне нужно, чтобы у него в ОКБ люди очень быстро и качественно поработали — а лучшего стимула для такой работы, чем жилье нормальное, я пока придумать не могу. Когда он все разработает, мне нужно будет так же стимулировать рабочих и инженеров механического завода, чтобы они эти железяки в нужных количествах для родственницы моей изготавливали — а ей их немало потребуется. А рабочим потребуются и детские сады для детей, чтобы они на обдумывание вопросов, куда детей девать, если сверхурочно поработать придется, времени не тратили, будут нужны школы и больницы — а это, как ни крути, жилье для учителей и врачей. Так что выход тут один для себя я вижу: нужно воронежцам помочь с жильем… ну и со всем прочим, для хорошей жизни нужным.
Константин Павлович слушал это с таким видом, будто у меня на его глазах вторая голова выросла, а когда я закончил, повернулся к Семену Ариевичу:
— Товарищ Косберг, что же он от вас получить хочет? И сколько, если он мехзавод чуть ли не полностью под свои изделия загрести собрался?
— Он хочет провести небольшую доработку наших НВ-ЗУ, а мезхавод все его грядущие потребности за два часа в неделю обеспечить сможет.
— И это все?
— Ну да, — ответил товарищу Жукову уже я. — Но меня очень сроки поджимают: моторы нужны срочно, товарищ Мясищев новый самолет на испытания хочет до начала июля поставить, а, сами понимаете, испытывать самолет без моторов несколько… проблематично. Так что я предпочитаю дать людям мощнейший стимул, чтобы они мою потребность удовлетворили с огромным желанием — но, опять повторю, для этого придется и их потребность удовлетворить, а вы мне сейчас расскажете, чего в области для этого не хватает.
— Да ничего не хватает!
— Хороший ответ, но неправильный. Давайте вы сейчас сюда позовете тех, кто на отдельные части этого вопроса сможет ответить, а пока они идут, ответьте мне уже вы: вы хоть знаете, сколько в городе жилья, в котором люди могут хотя бы от дождя и снега спрятаться? Сколько жилой площади на человека приходится?
— Общую я так сразу не скажу, а на душу приходится около трех с половиной метров, чуть меньше. Точнее — тоже не скажу, мы пока даже подсчитать не можем, сколько на самом деле людей в бараках проживает.
— Ну это уж совсем никуда не годится!
— Да знаю я, только вот в это кресло я три месяца как сел и пока занимаюсь тем, что разгребаю завалы, оставшиеся после Тищенко. Он предприятия-то восстановил, и проделал это неплохо — но от него восстановления заводов и требовали, а вот с жильем…
— Системе безразлично, каким путем она попала в текущее состояние, и меня волнует лишь то, что творится сейчас. В городе народу-то сколько живет? Ну, примерно хотя бы?
— Чуть меньше четырехсот тысяч.
— По три с половиной метра на рыло, а нужно метров по девять-двенадцать, — задумчиво пробормотал я, и оба взрослых мужчины посмотрели на меня как на… ну, не совсем как на идиота, но что-то такое в их взглядах читалось. — А быстро такое не сделать, минимум пара лет потребуется, — и легкое сомнение в их взглядах сменилось полной уверенностью. Но я на их взгляд внимания решил не обращать и начал задавать конкретные вопросы, по тем позициям, которые мне в позапрошлом году приходилось «согласовывать» с артелями и заводами в Горьковской области. На свою феноменальную память я, естественно, не полагался, все ответы тщательно записывал (на позаимствованной тут же бумаге). Спустя минут пятнадцать Семен Ариевич, уточнив «я вам больше не нужен?» ушел, я ему только успел сказать, что пусть он пока подготовит хоздоговор, который я заберу, когда все вопросы в обкоме закончу согласовывать. А кабинет по приглашению товарища Жукова время от времени заходили разные «ответственные товарищи», чтобы поточнее на некоторые мои вопросы ответить, и часам к пяти картина окончательно для меня прояснилась.
— Ну что, глубина вашей задницы мне теперь понятна. В Липецке, я полагаю, дела не лучше обстоят?
— Даже хуже, — печально ответил мне Константин Павлович, — в Воронеже вообще, если с другими городами области сравнивать, дела идут просто блестяще…
Да уж, забыли мы, какая глубокая… разруха постигла Советский Союз. Но если можно последствия войны преодолеть побыстрее, то сделать это необходимо. Так что я, не спрашивая разрешения у хозяина кабинета, просто снял трубку хорошо знакомого мне (по кабинету товарища Киреева, эти аппараты разнообразием дизайна не отличались) телефона и произнес:
— Добрый вечер, это Шарлатан. Соедините меня с Иосифом Виссарионовичем, у меня вопрос к нему буквально на полминутки, но срочный очень.
Вообще-то аппараты «ВЧ» имели довольно громкую мембрану, поэтому через полминуты все собравшиеся в комнате люди хорошо расслышали ответ:
— А, Шарлатан! На ловца и зверь… Какой у тебя вопрос на полминуты?
— Товарищ Сталин, разрешите мне заняться восстановлением жилого фонда и предприятий соцкультбыта в Воронеже и области, а то тут люди стараются-стараются, из штанов буквально выпрыгивая — но такими темпами они все восстановят еще лет через десять.
— А ты думаешь, что быстрее справишься?
— Я постараюсь. И если через два года область не превзойдет довоенные показатели, можете меня вообще в угол поставить! Даже коленями на горох!
В телефоне раздался смех, причем дружный смех: Сталин в кабинете явно был не один и остальные люди там тоже мои слова услышали.
— Ну, на горох мы тебя ставить не станем, у нас гороха маловато, чтобы им так разбрасываться. Тебе особое постановление правительства нужно?
— Зачем зря бумагу марать? Мне и устного разрешения достаточно будет.
— А если мы не разрешим, ты же все равно по-своему сделаешь. Ладно, назначаю тебя послом! — очевидно, Иосиф Виссарионович тоже читал «Маленького принца». — А через два года доложишь о результатах. У тебя всё?
— Всё
— Тогда успеха в твоих начинаниях! — и с этими словами на том конце положили трубку. Люди в кабинете притихли, и когда я сообщил им, что «пойду займусь работой, мне все же хочется до темноты домой вернуться, а туда лету два часа», все абсолютно молча разошлись. Только Константин Павлович поинтересовался, нужна ли мне машина, чтобы до аэродрома доехать. По дороге я заехал все же к товарищу Косбергу забрать хоздоговор, и Семен Ариевич, передавая мне бумаги, не удержался от вопроса:
— Шарлатан, я вот что спросить хочу? Если мы под ваш проект наберем новых специалистов, то чем они будут заниматься, когда работа эта закончится?
— А вы не думали заняться проектированием двигателей для ракет? Мне кажется, что у вас и это неплохо получится.
— А…
— А финансирование таких работ я изыщу, мне реактивные моторы тоже скоро понадобятся. Только новые, современные, а не унылое германское дерьмо на спирту. Мне моторы нужны будут на керосине с кислородом или даже на керосине с азотной кислотой. Но с азоткой вы все же пока не возитесь, для начала мне и керосин с кислородом вполне подойдет…
Перед тем, как в половине шестого в кабинете Сталина зазвонил телефон, Лаврентий Павлович как раз докладывал результаты «небольшого расследования»:
— Товарищ Харитон все выкладки нашего юного гения проверил и перепроверил и пришел к однозначному выводу: Шарлатан в физике разбирается разве что на уровне средней школы и никаких особых атомных секретов не знает. Он даже схему ядерного взрыва рассчитывал, представляя атомы в виде каких-то резиновых шаров, а потому в расчетах ошибся примерно на порядок. То есть получаемую температуру в пластиковой оболочке при ее нейтронном испарении он завысил раза в три минимум, других ошибок понаделал. Однако с позиции здравого смысла… его идея вместо того, чтобы при взрыве как можно дольше удерживать в оболочке рабочее вещество это вещество просто сжимать энергией самого взрыва в принципе очевидна и логична, и даже непонятно, почему до этого другие физики… то есть почему до этого наши физики не доперли сами. То есть уже понятно, мы этого… человека-какашку из проекта были вынуждены убрать, несмотря на возражения отдельных товарищей, а товарищ Харитон уверен, что с предложенной моделью изделие они минимум на год, а то и на два быстрее разработать смогут. Возможно, что уже в начале следующего года на испытания выйдут…
— То есть Шарлатан все же в физике разбирается, раз такие эффективные решения предлагает.
— Да не разбирается он в физике, он вообще ни в чем не разбирается! Товарищ Струмилин говорит, что он и в экономике ни уха, ни рыла…
— Но в Горьковской области по его предложениям…
— Нет. Все, что он сам придумал — это кабачки на высоких грядках выращивать, червяков курам на корм разводить, свет в курятники зимой провести чтобы те яйца лучше несли.
— И его придумки дали стране не менее десяти процентов продуктов в самое трудное время!
— И самолетики, да, хотя для них он, по сути, только схему управления… но там-то чистая логика, а вот с логикой у него все отлично. И не только с математической: он же просто делает вид, что в чем-то разбирается, а люди ему верят и сами всё делают… как он говорит. Точнее, о чем он говорит, сам-то он чаще всего просто не понимает, как что-то сделать можно. Одно слово: шарлатан.
— Но шарлатан полезный.
— Ну да, поэтому я и самолеты для него туда отправил: придумывает он много… другим людям придумывает много занятий, и если у него получится больше людей в свои затеи вовлекать… одно не пойму: как он буквально с первого взгляда в людях гнильцу определяет. Но это и неважно, главное, чтобы стране польза от него была. Мне даже интересно: вот он сейчас школу заканчивает, причем хочет медаль золотую получить, чтобы в институт без экзаменов поступить. А в какой — пока никто этого не знает, а знает ли он сам? Товарищ Келдыш говорила, что из него получится выдающийся математик…
Зазвонил телефон и товарищ Поскребышев сообщил, что товарища Сталина срочно просит к телефону как раз «предмет разговора», «с вопросом на полминуты».
— Вот как раз мы у него это и уточним, — хмыкнул Иосиф Виссарионович, — Соединяйте!
Выпускные экзамены в школе я сдал без проблем, и даже много времени на это не потратил. Хотя пришлось очень много времени на другое потратить, и на дела совсем не радостные. Еще до окончания экзаменов Кишкино проводило в последний путь деда Ивана: старый он уже очень был, по нынешним временам старый: ему уже шестьдесят девять исполнилось. Правда деду Митяю семьдесят стукнуло, а он ходил бодрячком — но, говорят, пчеловоды вообще дольше нормальных людей живут. Деда Ивана деревня, несмотря на то, что имелся в Ворсме уже автобус-катафалк, в последний путь отправило на телеге, запряженной четверкой его любимых лошадей, и вся деревня прошла за телегой путь от его дома до кладбища. Но дед Иван себе замену на конюшне все же подготовил, лошадки без присмотра не остались…
Дед Митяй после этого все же поддался уговорам и жить перебрался к Надюхе: хоть какая, но все же родня — но мы с ним все же почти каждый день снова и снова сидели на крыльце его старого дома за самоваром. И обсуждали всякое, в особенности его интересовало, как у нас в деревне, да и во всей стране, дальше дела пойдут.
— Хорошо пойдут, — уверял его я. — В деревне ты и сам видишь, а в стране… в стране тоже народ рукастый да головастый, скоро уже все порушенное отстроят и заживут лучше прежнего. Вон, Маринка уже приступила к изготовлению моторов для новых самолетов пассажирских, товарищ Мясищев буквально на днях самолет свой на испытания передаст — и уже в следующем году мы с нашего аэродрома куда захочешь летать сможем. И ты к братьям слетать сможешь…
— Ну… да, Пашка, конечно, старается за могилами следить, но у него и работа, и дети, и жена-егоза. А ты за ней следи: она всякое придумывать горазда, а за мужем ухаживать…
— А он, чай, сам не безрукий, чего за ним ухаживать-то? И она его и обшивает, и кормит вкусно — ну а с остальным он и сам справляться должен.
— Но ведь положено же!
— Ты, дед, сколько сам за собой ухаживал? И ничего, вот какой крепкий получился!
— А за тобой сколько баб ухаживает? И Настя, и Аня, теперь и Маруська…
— Это да, не спорю. Но зато я ухаживаю за очень многими людьми. Порой даже удивляюсь: они что все, безрукие и безмозглые, сам не могут?
— Ну не скажи, ты-то… ты с собой их не сравнивай. Вон, уже десятилетку окончил, а люди многие разве что начальную школу успели — но не потому, что глупые, а потому что времени у них на школу не было. Жизнь-то нынче попроще стала, времени больше у людей появилось на дела всякие, не нужно им с рассвета и до заката ради хлеба насущного трудиться. А ты, как экзамен последний сдашь, поди, уедешь в город? Или даже в Москву: тебе-то с твое головой светлой и десятилетки, чай, мало будет.
— Нет, не уеду. Пока не уеду: тут других дел поднавалилось. В том же Воронеже: меня же лично товарищ Сталин назначил ответственным за восстановление города и области. А мне отсюда, из дому, этим заниматься всяко проще…
Вообще-то, когда я ехал в Воронеж, имел в виду тому же Косбергу только денег отвалить, заметно смету превысив «за срочность», и в крайнем случае для его института один дом выстроить по проекту дядьки Бахтияра. Причем в «минимальном» варианте, на восемнадцать квартир, а если людям большего захочется, то пусть они сами двухэтажку достраивают до четырехэтажки: все же институт у Семена Ариевича был маленьким, ему и такой домик был бы просто даром небесным. Но когда я Воронеж увидел собственными глазами, то понял: такая стройка будет там просто издевательством над людьми выглядеть.
А еще я уже очень неплохо представлял, как можно относительно быстро с такой проблемой справиться. То есть не как я с этим могу справиться, а как люди сами могут такую проблему решить — но это знал я, а вот тамошнее население было явно не в курсе. И тамошнее руководство, если и подозревало, что есть «быстрый путь решения проблемы», то отнюдь не спешило на этот путь свернуть. Потому что путь этот казался (очень многим «ответственным товарищам» казался, из тех, кто вообще ни за что отвечать не хотел) не вполне соответствующим «идеалам коммунизма», что ли — и все просто тупо «выполняли план». Иногда успешно выполняли, иногда безуспешно: в том же Воронеже, допустим, «план по больницам» в прошлом году выполнили полностью, по школам — вообще на треть перевыполнили. А по жилым домам точно так же на треть недовыполнили, несмотря на то, что никто там, по большому счету, саботажем не занимался и люди все трудились как могли. Но могли они слабовато: то кирпича не хватает, то цемента, то вообще песок для изготовления раствора кто-то не доставил в нужное место…
Да и у строителей стимулов работать получше (и уж тем более сверхурочно) не имелось, а ведь у нас в области уже все поняли: народ нужно стимулировать, и не только почетными грамотами или даже медалями районного масштаба, а вещами очень даже материальными. Но у нас-то такие вещи были, а там…
А раз уж я людям пообещал помочь, то обещание нужно выполнить. Как всегда, при помощи языка. А еще при помощи наглядной агитации: мне Вовка Чугунов по два раза в неделю присылал фотографии собираемого на стапеле самолета Мясищева. Большие фотографии, примерно формата А3, и я с этими фотографиями (причем со всеми, начиная с самой первой, где на стапеле только пяток продольных балок уложено было) ездил по деревням и селам, рассказывал мужикам, какая у нас классная жизнь настанет, когда сотни таких самолетиков деревни с городами свяжут — а затем говорил, что такое счастье без помощи несчастных и рукожопых воронежцев нам придется еще долго ждать и призывал артельщиков тем помочь и показать им, из какого места руки на самом деле расти должны и как ими в новом (для воронежцев месте) пользоваться правильно. Потом, конечно, уточнял, что и в Воронежской области у людей и руки из нужного места растут, и головы у них варят — но там фашист вообще все порушил, и им — в отличие от смолян — просто помочь было некому. Но раз мы смолянам уже помогли и теперь умеем помогать куда как лучше прежнего…
Вообще-то в Воронежской области было очень паршиво с топливно-энергетическим комплексом: в самом городе (и в районе) только в прошлом году восстановили довоенную ГРЭС (и теперь на город, причем не только на один Воронеж, но и на Липецк) приходилось чуть больше пятидесяти мегаватт мощности. Хорошо хоть уголь с Донбасса туда поступал в нужном количестве, и дрова тоже заводились в достатке, ведь все отопление в городе было печным. Но на такой базе что-то приличное выстроить было крайне проблематично. А вот у нас, причем конкретно даже в Павловском районе, народ уже не только «научился помогать», но и многое другое научился делать. Да и не напрасно я много разного интересного рассказал Игорю Ивановичу Африкантову: Лаврентий Павлович действительно озаботился резким расширением Лукояновского карьера, и возле Итманово работы развернулись с невероятной скоростью. Там, конечно, еще добычу не очень скоро начнут, скорее всего ближе к осени — но уже и хромит из Лукояновского карьера позволил ворсменским металлургам начать выплавку простенькой нержавейки, а в Павлово на трубном уже и первые из нее трубы научились делать. А если взять эти трубы да правильно применить…
Поэтому в Воронежской области массовое строительство началось совсем не так, как ожидал тот же товарищ Жуков. То есть я все же постарался обещание, данное товарищу Косбергу выполнить, и сразу четыре бригады строителей стали в Воронеже строить четыре новых жилых дома. По «промежуточному» проекту, пока что в трехэтажном варианте: все же там и цемент свой имелся, хотя «без излишеств», и завод кирпичный работал. И электростанции золу и шлак производили, так что поменяв часть кирпича на ведущихся ранее стройках на шлакоземляные, наши строители смогли и эти, совершенно «сверхплановые» дома местными материалами обеспечить. Пока смогли — то есть пока «сельская артельная индустрия стройматериалов» в области не поднимется и помощью нижегородских артельщиков.
Но основные стойки оказались для областного руководства совершенно неожиданными. Все же Воронежская область — зернопроизводящая, а значит — и соломопроизводящая. А куда можно деть миллионы тонн соломы, у нас народ уже очень хорошо знал. И прекрасно знал, что солома, пропущенная через биореактор, превращается еще и в очень неплохое удобрение. Но главное — эта солома очень заметно улучшает местный топливно-энергетический баланс, так что первыми возле Воронежа (и возле Липецка тоже) стали подниматься огромные биогазовые заводы.
Поднимались и заводики поменьше, например кирпичные (причем самые конструктивно современные, работающие на перемолотой угольной пыли) или цементные (эти были попроще, но тоже оборудованные «по последнему слову». А двадцать четвертого июня в Воронежской области приступили к работе в студенческих стройотрядах сразу чуть больше десяти тысяч студентов и старших школьников. Между прочим, это куда как больше, чем просто дофига, ведь всем им нужно было зарплату платить. В среднем — по опыту прежних лет — студент нарабатывал более чем на тысячу в месяц — а в бюджете города на весь сорок девятый на строительство предусматривалось выделить всего чуть больше сорока миллионов. Но это было уже не моей заботой. То есть тоже моей, но я знал, кто мне поможет решить и эту проблему.
Я был уверен, что поможет, полностью уверен…