Шарлатан 2

Глава 20

Когда я был взрослым, под словом «вездеход» на предприятиях оборонной девятки подразумевали не какое-то специальное транспортное средство, а пропуск, дающий право прохода на все предприятия сразу. Они вообще-то были нескольких типов: на все предприятия отрасли, на предприятия нескольких отраслей и последний вариант открывал двери проходных уже на любые предприятия девятки. Тогда об этих пропусках среди работников (по крайней мере работников инженерного звена) много легенд ходило, но все они отличались некоторой неточностью: «вездеход» не означал, что его обладатель мог куда угодно припереться и ходить где захочет, а был, по сути, заранее выписанным командировочным предписанием на указанные в пропуске предприятия, а заодно — и удостоверением личности, то есть при посещении этих предприятий просто не требовалось каждый раз оформлять кучу документов, а затем отчитываться в бухгалтерии о командировке. И мне именно такой пропуск и был оформлен, благодаря помощи товарища Струмилина. Я ему пожаловался, что иногда у меня придумываются разные интересные вещи, которые легко, дешево и быстро можно было бы сделать на оборонных заводах, но у меня просто не получается встретиться с инженерами и руководством таких заводов, что сильно затягивает (а иногда и вообще срывает) работу по их изготовлению и испытанию. Он кому-то о моей жалобе рассказал, и летом (как раз в качестве «подарка на день рождения») один очень ответственный дядька такой пропуск и привез. И долго объяснял, как я должен его хранить и куда и как я могу с ним проходить.

Объяснения существенно развеяли мои прежние иллюзии относительно «вездеходов» — но в моем положении это действительно оказалось подарком: я получил допуск к руководству огромной кучи предприятий. Которое, безусловно, могло меня выслушать и вежливо выпроводить обратно «за забор», а могли и не выслушивать и сразу выпинать наружу — но большинство тех, с кем я встречался, были людьми по крайней мере вежливыми и обычно мы быстро находили общий язык. Тем более находили, что и просил-то я о всяких мелочах, но которые теоретически могли прилично (или хотя бы немного) увеличить премиальный фонд предприятия с минимальными затратами сил и времени, или упрочнить репутацию предприятия, или работникам его просто жизнь немного улучшить. Например, на одном заводе я договорился о том, чтобы они сделали из отходов своего производства (из настоящих отходов) маленькие хитрые колесики для тележек, на которых детали к конвейеру в Ваче подвозили, и подробно объяснил зачем мне именно такие колесики требуются и что еще с ними сделать можно — и они колесики эти поставили на поток, потому что из других своих же отходов они с такими колесиками стали изготавливать ставшие сразу же популярными в народе сумки-тележки складные. А другому заводу я — из-за того, что строительство всякого (и жилья, и промышленных зданий) было действительно массовым — заказал изготовление очень непростого инструмента. То есть я на завод приехал, рассказал, чего я от них хочу, потом с инженерами заводскими два дня спорил, доказывая, что механизм работать все же будет — и они изготовили небольшую партию перфораторов. Что называется, «под мою ответственность» изготовили, так как были абсолютно уверены, что «пьяный подшипник» через полчаса работы развалится. А когда он не развалился и через неделю постоянной работы на стройке, мы с инженерами оформили все документы на изобретение (совместное, так как я только голую идею им вывалил, а всю кинематику они придумывали и рассчитывали) и тоже машинку в серию запустили.

Но в основном я все же на заводах заказывал всякое очень нестандартное оборудование, причем мои заказы формулировались «а сделайте мне такую штуку, которая вот это может» — и они эту «штуку» сами выдумывали и делали (с большим удовольствием, так как оплата таких «штук» как раз через артели проводилась за «наличный расчет») — но пока что я в основном по своей области этим занимался. Но когда у Маринки начались трудности с работой, у меня появились идеи поглобальнее — и я, дождавшись, пока товарищ Киреев не скажет «а пес с тобой, но все это под твою ответственность будет» географию своих «производственных вояжей» расширил. Впрочем, и Маринка расширила — в плане обеспечения автозавода отдельным самолетом: она несколько раз посетила Смоленск и там на авиазаводе провела интересную «воспитательную работу». Вот только сначала товарищу Кирееву пришлось к ней провести подготовку в Москве — однако «Москва согласилась» и за дело принялась как раз Маринка.

А дело было именно «общественным»: она просто руководство авиазавода уговаривала и уламывала взяться на совершенно несвойственную им работу, параллельно проводя аналогичную работу среди уже горьковских заводов, ведь там требовалось немало очень специфического оборудования изготовить. Дело в том, что, насколько я помнил, Смоленский авиазавод никогда самолеты не делал. То есть вообще не делал (хотя производил другие очень не плохо летающие механизмы). А сейчас завод занимался исключительно тем, что переделывал оставшиеся с войны самолетики По-2 из ночных бомбардировщиков в сельскохозяйственные машины. То есть дело имел исключительно с дендрофекальными конструкциями, а я предложил для увеличения производства Ил-12 в Москве передать часть работ (а конкретно, изготовление крыльев самолета) в Смоленск. То есть предложил «деревяшечникам» переквалифицироваться в «металлистов».

Маринка рассказала, что товарищ Ильюшин такое предложение сначала высмеял, а потом вообще отверг: ну не доверял он «лесорубам от авиации». Однако товарищ Чугунова, хотя и была «наивной блондинкой», уже наработала огромную пробивную силу — и идею внезапно поддержал лично товарищ Сталин. Поэтому Сергей Владимирович утерся, а я как раз и стал «жопой с ушами», так как Маринке поручили курировать переобучения смолян на двадцать первом заводе. Однако столь нетривиальным органом человека я пробыл все же очень недолго: сестренке Вовка решил существенно помочь и организовал на своем производстве «ускоренные курсы по работе с металлом». У него-то как раз нужный опыт (именно в переобучении) тоже появился: его подразделение (включающее уже четыре немаленьких цеха) перешло на выпуск новеньких и именно алюминиевых летающих поделок.

У него кое-какие детали для этих поделок стали изготавливаться почти по той же технологии, по которой раньше пропеллеры к бумажным самолетикам делались, то есть просто штамповались. Но не из обычного куска алюминия штамповались, а из специальных отливок — и Вовка решил и в Смоленске такую же технологию применить. Но для этого нужно было и могучие прессы изготовить, и, главное, формы для этих прессов — и возле Мызы как-то сама собой организовалась производственная артель, которая очень непростые формы и начала выпускать. Стоили они крайне недешево, зато артельщики их относительно быстро делали — и я закинул очередную удочку на Павловский автобусный. Наживка оказалась вкусной — и завод внезапно стал и поставщиком «комплектующих» на тридцатый авиазавод (где как раз самолеты Ильюшина и изготавливались).

А я всего лишь предложил на автобусы ставить «более удобные кресла». С алюминиевой рамой, откидные — то есть, в моем «будущем» понимании, обычные самолетные. Которые получились настолько легкими (ну и удобными), что Сергей Владимирович уже сам решил, что зря он с нижегородцами спорить затеял и теперь самолеты именно такими креслами и комплектовались. Просто потому, что в стандартной комплектации на двадцать семь мест вес всех кресел в салоне сразу уменьшился на четыре с лишним центнера, появилась возможность легко поставить кресла там немного поплотнее (настолько поплотнее, что теперь в самолет устанавливалось по тридцать три кресла), а стоимость машины даже с учетом «лишних» кресел уменьшилась почти что на восемь тысяч рубликов. Немного, конечно, но ведь уменьшилась!

Самое интересное тут было то, что пока никто, кроме павловцев, такие кресла делать просто не мог. Ни технически, ни — что было, пожалуй, поважнее — экономически. С «экономикой» все просто объяснялось: чтобы производство все же было неубыточным (то есть чтобы алюминиевые кресла оказались не дороже старых, со стальным каркасом) нужно было производить (и где-то использовать) минимум четыре сотни таких кресел в день. В автобусы примерно столько теперь и ставилось, ну, самую малость побольше — а завод легко мог и пять сотен кресел изготовить, и даже шесть, если народ поднапряжется немного. А Ильюшину для своих самолетов требовалось с десяток кресел в день, так что никакой «сторонний изготовитель» просто не требовался.

Что же до технической невозможности, то она обуславливалась не только сложностью пресс-форм и необходимостью использования не очень распространенных прессов, был еще один — причем именно технический — момент. Детали кресел штамповались из алюмо-магниевого сплава, который был достаточно мягким для штамповки всего пару часов после отливки, так что его и выплавляли непосредственно на заводе. И если с алюминием особых проблем не было (его все же очень много из Германии привозили), то с магнием в стране были проблемы. То есть проблемы были без магния — и вот их в Павлово сумели решить. Причем самым что ни на есть «тупым» способом.

В Поволжье, в Астраханской губернии, еще до войны были обнаружены огромные залежи бишофита, то есть хлористого магния. А в Павловском районе несколько «вольных артелей» (то есть юридически никак не оформленных групп сельских жителей вроде кишкинцев) успели понастроить себе в Мордовщиково «моторных лодок» грузоподъемностью тонн до пятидесяти, на который они иногда за солью на Баскунчак плавали, ну и за шерстью для выделки валенок. Но плавали максимум раз в год, и автозаводцы во время простоя этих «лодок» у мужиков их «брали в аренду». То есть Павловский райсовет просто организовал отдельную артель «рекоплавателей», которые по заказу владельцев лодок все им оттуда нужное привозили, а еще они же — уже по заказам автозаводцев — привозили бишофит.

После того, как в Ворсме резко сократили производство графита, с электричеством в районе стало уже совсем хорошо, а ведь кроме огромной по нынешним временам Ворсменской ТЭЦ в районе успели объединить в единую сеть и почти все сельские электростанции — так что электричества для добычи магния из бишофита хватало. Электролизную установку в Павлово рассчитали в Горьком, в политехе, изготовили все для нее необходимое на нескольких заводах. Как я понял, самым сложным было выпрямлять переменный ток при мощности в десятки мегаватт — но ведь и первые по-настоящему рабочие ртутные выпрямители именно в Нижнем Новгороде были разработаны. И в Павлово всю «электрическую» часть магниевой линии налаживал лично и персонально товарищ, который в двадцатых у профессора Вологдина над доведением ртутных выпрямителей и работал. В общем, магний теперь делали на Павловском Магниевом Заводе (входящим в состав предприятий Горьковского облместпрома), который с самого начала стал выпускать чуть ли не треть советского магния — а вот кому это магний давать (и по какой цене его отпускать), решал уже отнюдь не Госплан, хотя и его мнение все же учитывалось.

А в результате ПАЗ получил собственный самолет, который был поставлен на маршрут Павлово — Красные Баки — Ветлуга. И нам самолетик достался в «просторной» компоновке, с новыми креслами, но на восемнадцать мест. Но и в таком варианте он летал почти всегда полупустым. Зато летал он три раза в день, и все попытки областного отделения Аэрофлота машину «отъесть» пока что пресекались. Однако это лишь «пока» пресекались, пока автозавод в Красных Баках полностью не заработал, так что в октябре я все же сделал то, о чем говорил Сергею Яковлевичу. То есть воспользовался своим «вездеходом» за пределами области. А точнее — в Москве…

То есть, чтобы туда поехать, я сначала очень много всякого обсудил с мотористами Павловского завода — но результат обсуждений меня дополнительно вдохновил. Так что я прилично оделся (за лето я как-то слишком быстро подрос и Надюха мне новый костюм сшила, по последней моде годов так восьмидесятых — я ей такой нарисовал), из синей шерсти немецкой с золотыми пуговицами. К костюму я рубашку белую подобрал (таких наша директриса мне штук пять нашить успела, разных цветов), галстук естественно надел красный (но не пионерский все же). На пиджак нацепил лауреатскую медаль и Звезду Героя — и отправился в столицу. На машине поехал, хотя быстрее было даже на поезде туда добираться, не говоря уже о самолете — но мне удобство передвижение было важнее. А Московское шоссе уже было достаточно приличное для того, чтобы по нему можно было передвигаться со скоростью иногда даже свыше шестидесяти километров в час, так что меня дорога не пугала. То есть технически почти по всей трассе можно было и под сотню ехать: на шоссе еще до войны щебенку пролили цементным раствором, а после войны и гудроном почти всю дорогу пропитали, так что камни из-под колес не летели. Но вот народ (причем часто вместе со скотиной) дорогу переходил как хотел, а тормозить на пусть даже облитой битумом щебеночной дороге — это значило остаться без шин, так что я старался все же не спешить. Тем более, что через обком я забронировал себе номер в «Москве», договорившись заранее, что я могу туда и ближе к полночи приехать.

Но приехал я туда в воскресенье часикам в семи вечера — а утром отправился «к цели». Конечно, я не поперся на какое-то особо «закрытое» предприятие: думаю, если бы я попробовал вломиться к товарищу Курчатову, то вылетел бы за проходную быстрее собственного визга и уже без пропуска. А вот в обычный учебный институт (хотя и тоже «закрытый») я проник без труда. Тетка-вахтерша на входе, конечно же, поинтересовалась, к кому это я иду, и я ей честно ответил, что к Владимиру Михайловичу. Однако она не угомонилась:

— А он знает о том, что ты к нему идешь?

— Думаю, нет. Он, скорее всего, вообще не знает, что я на свете существую, но обычно я сам решаю, с кем и когда мне встречаться.

— Думаю, что о тебе, товарищ Кириллов, не знают только жители аула какого-то, в котором еще не узнали даже, что в стране Советская власть давно установлена, — и вахтерша довольно рассмеялась. — А куда здесь идти, ты хоть знаешь?

— Язык до Киева доведет.

— Ну-ну. Сейчас-то языка тебе не поймать, все на занятиях… ага, вот тебе и провожатый нашелся!

Вахтерша остановила явно опаздывающую на занятия девушку:

— Опаздываем? Вот тебе наказание: отведи товарища Шарлатана к Владимиру Михайловичу, и побыстрее!

Девица с огромным облегчением выдохнула: у нее явно появилась кузявая отмазка о причине опоздания. И не спеша проводила меня до нужного места, и я, аккуратно постучавшись в дверь, зашел в кабинет декана:

— Добрый день, Владимир Михайлович, я — Шарлатан и пришел к вам с небольшой просьбой о помощи.

Тот поглядел на меня и тяжело вздохнул:

— Ну вот, уже и школьники за помощью приходят. И что вам, товарищ… — он ненадолго задумался. Затем вспомнил: — товарищ Кириллов, от нашего института нужно?

— Он института мне ничего не нужно, а от вас помощь требуется. Я хочу вас попросить сделать мне самолетик небольшой… проект самолетика. Примерно вот такого, на восемь пассажиров.

— А у нас в стране больше некому этим заняться?

— Некому. Потому что те, кто сейчас самолеты выдумывает, или заняты по уши, или изобретают летающее дерьмо. А вы конструированием самолетов сейчас не заняты, дерьмо принципиально не изобретаете, а еще у вас по рукой толпа студентов, которые все могут быстренько просчитать по вашему проекту, так что самолет, если вы за работу возьметесь, можно будет уже летом в производство запускать. А мне дольше ждать уже никак нельзя, на самом деле мне такой самолет еще вчера был нужен.

— Ох и шустрая у нас молодежь! А где вы, товарищ Кириллов, самолет в производство запускать-то собрались? Если вы как-то уговорили товарища Ильюшина разделить производство со Смоленском, он все равно вам не даст на своем заводе еще и ваш самолетик изготовить.

— Я, Владимир Михайлович, вот это вот все и многое другое, — указав на висюльки, ответил я, — получил главным образом за то, что я прежде всего думаю, где что сделать можно. И новый, ваш новый самолетик я буду делать на новом заводе, который уже строиться начал. Место, конечно, довольно дремучее: город Шахунья в Горьковской области, но там и железная дорога есть, и аэродром уже строится, и жилье для будущих рабочих тоже. И все прочее, что вы сочтете для завода необходимым, там тоже выстроено будет.

— Молодой человек, вы это всерьез говорите? Да вы знаете, сколько стоит строительство авиазавода?

— Знаю. Я даже знаю, сколько стоит постройка нового авиамоторного завода. У нас, видите ли, в стране почему-то никто не желает строит авиамоторы небольшой мощности, а для такого самолетика, о котором я говорю, как раз такие моторы и нужны будут. Весом в пару центнеров и мощностью около двухсот пятидесяти сил, работающие на автомобильном бензине. То есть с октановым числом в районе восьмидесяти: павловские моторостроители его уже спроектировали и опытные образцы делать начали.

— То есть, молодой человек, у вас нет ни мотора, ни самолета, ни заводов…

— Заводы будут. Я же не просто юный пионер, а юный Шарлатан, мне люди, по крайней мере в нашей области, верят. И заводы уже строить начали. Что же до мотора… а вы знаете, что чуть ли не половина тракторов в стране будет в следующем году делаться с моторами, которые в Павлово как раз и разработали? И автомобили, по тридцать тысяч легковушек в год, тоже с павловскими моторами выпускаться будут. Там уже то ли девять, то ли десять вариантов моторов разработали, все в серию пошли — так что и новый авиамотор наверняка в серию весной пойдет. Я принес его описание вам, вот, посмотрите: по мне так очень даже неплохой моторчик получается.

— Ну, написать-то что угодно можно.

— Можно, но мы, шарлатаны, врем только в устной форме, а пишем только то, в чем полностью уверены — это чтобы нас за задницу не взяли и за слова отвечать не заставили в грубой и очень болезненной форме. И я потому и написал, что завод должен выпускать по одному такому самолетику в сутки, а вот в том, что второй такой же завод вскорости не понадобится, я не уверен и поэтому такого не написал. Кстати, вот постановления обкома о строительстве этих заводов — это чтобы у вас поменьше сомнений в моих словах было…

— Так, а это кто догадался такое написать?

— Угадайте с трех раз.

— Нет, мне интересно: я вообще ни сном, ни духом, а ваш обком пишет о строительстве завода для производства нового самолета конструкции В. М. Мясищева. Ты мне, мальчик, лучше признайся, кто только такую чушь придумать-то смог?

— Ну не хотите угадывать, и не надо: я это написал. И не придумал, а тщательно продумал все возможные варианты. То есть возможных у нас всего один вариант и есть: кроме вас никто в стране такое сконструировать в заданные сроки просто не сможет.

— Самолеты конструируются в наше время большими коллективами инженеров…

— Наберите их сколько потребуется.

— А хотя бы зарплату…

— Они у нас и зарплату достойную получат, и жилье. Не в Шахунье, конечно, а в Горьком или, если туда ехать не захотят, в Москве. Если мы сейчас с вами договоримся, я прямо от вас к товарищу Сталину пойду и кусочек земли для жилищного строительства тут, в Москве, у него выцыганю. А строить все равно наши, горьковские люди будут, они очень быстро все построить смогут. У нас уже научились очень быстро и хорошо жилье строить.

— Знаешь что, товарищ… Шарлатан, для меня постановление Горьковского обкома — это филькина грамота…

— Товарищ генерал-майор, а постановление, скажем, подписанное Иосифом Виссарионовичем, для вас филькиной грамотой не будет?

— Нет, но…

— Давайте так сейчас все решим: если вам интересно будет этим самолетиком заниматься, я до конца недели постановление у товарища Сталина для вас добуду. Если нет — то пойду плакать и готовиться к самой страшной порке в жизни: если я перед людьми обещания не сдержу, баба Настя о мою задницу всю крапиву из ближайших лесов измочалит.

— Почему из лесов? — недоуменно решил уточнить Владимир Михайлович.

— Потому что крапива вкусная, если из нее щи варить, по огородам ее всю молодой еще срывают. А лесу кому она нужна если на огороде ее вдоволь, вот она там и вырастает здоровая и очень жгучая. Ну так что?

— Работа-то интересная… а вот товарища Сталина по этому поводу беспокоить, мне кажется, все же не нужно. Проект можно будет и по учебному плану провести…

— Тогда договорились. Смету — на проектные работы, с учетом премий студентам и зарплат инженерам, тем же преподавателям например — вы тогда в Горьковский обком отошлите, чем раньше тем лучше, и если оборудование какое для исследований потребуется, туда же пишите, на имя товарища Чугуновой. А если что-то срочное будет, то мне звоните. Только лучше уж вечером, после часов семи, в лучше после восьми: я же в школе еще учусь, днем вы меня не застанете…

— Ответь мне, товарищ Шарлатан, вот на какой вопрос… то есть да, мы, считай, договорились, но кое-что все же уточнить не мешает. У тебя хоть раз какой-то проект срывался?

— Нет. Бывало, что что-то в работе затягивается, но это-то нормально: все же лучше делать лучше чем раньше. Так что если вы подготовите самолет в производству не в конце весны, а даже в середине или даже к концу лета…

— То есть у тебя и сомнений нет в том, что самолет получится?

— Конечно нет, я же к вам пришел, а не к Туполеву или Яковлеву. Ладно, я все материалы вам оставил, не буду больше вас отвлекать о работы…

Уже выйдя за дверь, я вдруг вспомнил еще об одной своей идее на будущее. Поэтому, не закрыв даже дверь за собой, я просунул голову обратно в кабинет и добавил:

— Да, извините, Владимир Михайлович, совсем забыл. Вы, когда самолетик проектировать будете, предусмотрите возможность замены мотора на другой, сил так уже под пятьсот. Турбореактивный, и не сразу конечно, но годика через два уже наверняка…