Шарлатан 2

Глава 11

Виктор Васильевич сказал все верно: уже в понедельник пришло письмо (в Павловский райком и к нам, в Кишкино копию прислали), в котором был вызов меня в Москву. Письмо как раз из Москвы и было, а к нему было уже приложение из Горьковского обкома, в котором указывалось, что сопровождать меня будет Надюха. Причем вызов был, очевидно, очень непростым: в письме был и «литер» на самолет в Москву (который отправлялся из Горького в семь вечера в субботу с аэродрома двадцать первого завода), а самолет был не простым, а «почтовым»: на нем в Горький возили из столицы матрицы газет «Правда», «Известия» и «Труд» (а может и еще какие-то, я точно не знал потому что было мне это совсем не интересно). Но точно знал (от Вовки), что обычно самолет этот улетал в столицу сразу после обеда, а тут его, похоже, специально для нас задерживать собрались.

Мне было, конечно, очень интересно узнать, какого черта меня опять в Москву тащат, но лететь туда в любом случае нужно было через неделю — а дел у меня стало уже очень много. Мы с Виктором Васильевичем договорились, что «агитационную работу» в районе (только в Павловском) я начну еще до поездки в Москву, потому что здесь меня и так все знали и «дополнительный авторитет» именно в своем районе мне вроде как и не требовался. А чтобы я свою часть работы смог выполнить, в Кишкино (в школу) уже в понедельник утром привезли четыре бочки бензина для БМВ, и я «занялся делом». То есть ездил по районным артелям и рассказывал там всем о «грядущем щастье». Народ, конечно, ржал, когда я им втирал про светлое будущее, но в принципе никто и не возражал. То есть со мной соглашались уже минут через пять «агитации за советскую власть», но после этого мне приходилось довольно долго общаться с председателями и бухгалтерами каждой артели, объясняя им уже не лозунгами, а нормальными словами, какие у них произойдет изменения.

А картина была проста как три копейки: в СССР деньги делились на два типа. То есть были деньги, условно именуемые «наличными», за которые населению продавались товары именно «народного потребления» — и товары эти продавались исключительно за наличные. А еще были деньги, называемые «безналичными» — и за них организации и предприятия закупали сырье, материалы, комплектующие и прочие вещи сугубо производственного назначения. И фокус заключался в том, что за наличные «безналичные» товары купить было можно, например стройматериалы для постройки собственного дома, а вот за безналичные «наличные» товары нельзя было купить в принципе. И это мне показалось логичным, ведь наличные — это деньги, которые люди получают в качестве зарплаты — и их объем в экономике как раз товарами и обеспечивался. А если предприятия эти товары станут закупать за «безнал», то людям просто ничего не останется: все же объемы безналичных денег были на порядки больше.

Все просто и логично, но вот в случае именно артелей картина получалась… в общем, с логикой тут было уже куда как печальнее. Потому что артель была предприятием «самоуправляемым» и выручку могла тратить как членам артели захочется. В том числе и всю ее пустить на зарплату своим работникам. Теоретически могла, а не практически: все же и артели многое должны были покупать у государства: то же сырье, топливо, комплектующие опять же. И на больших артельных предприятиях бухгалтерия этот момент учитывала, ведя отдельно учет наличных и безналичных. А вот в артелях небольших, человек до двадцати-тридцати, это потребовало бы увеличение штата бухгалтерии и потому там эта самая бухгалтерия велась по упрощенной форме, и вся выручка учитывалась вместе. Тоже нормально, ведь артели действительно все равно покупали сырье и материалы в необходимом им количестве — но вот чисто теоретически…

А на практике это приводило к тому, что у небольших артелей предприятия и организации (в том числе и органы управления) что-либо покупать по безналичному расчету не имели права. Исключительно потому, что внутри артели «разные» деньги никак не разделялись и это могло привести (да и приводило) к злоупотреблениям. С ними, конечно, страна тоже боролась, и с заметным таким успехом — но в нашем конкретном случае все, то есть вообще все артели, производящие стройматериалы, были маленькими, там человек по десять работало — и областные власти просто не имели права у них стройматериалы для своих нужд закупать. То есть право-то они такое имели, за счет фонда зарплаты или премиального фонда, или за счет наличности, получаемой с районных (но государственных) предприятий — однако из этого же источника кормилась и областная медицина, и заметная часть областного образования, и еще много кто на эти наличные претендовал — так что ситуация выглядели грустно.

До тех пор выглядела, пока мы с товарищем Тихомировым не «догадались» и в маленьких артелях ввести нормальную бухгалтерию. А чтобы артели нас не послали в очень интересные путешествия, мы придумали для всех таких артелей организовать единую централизованную бухгалтерию. У меня «в прошлой жизни» знакомая была, которая одна вела бухгалтерию на десятке подобных мелких предприятий: они же мелкие, там работы на каждом — на полдня в неделю или даже в месяц. Ну, в отсутствие компов может на пару дней. А в каждой такой артели отпадает нужда в принятии на работу профессионального бухгалтера, но при этом у них вполне профессионально будет вестись раздельный учет налички и безналички. И госконторы получат возможность у них продукцию закупать!

А так как государство у нас в роли потребителя выглядит практически бездонной бочкой, то артель сможет и выпуск продукции увеличить, и при этом, возможно, и себестоимость продукции уменьшить — то есть свой доход увеличить. Да, фонд зарплаты это, скорее всего, особо не увеличит (хотя и увеличит, ведь сырье и материалы они теперь смогут по безналу приобретать, наличку на это уже не тратя — и я этот момент в артелях отдельно и очень подробно расписывал), а избыток безнала они смогут потратить на приобретение, скажем, тех же стройматериалов, и для своих членов дома новые выстроить, в деревнях своих всякие удобства вроде водопроводов устроить — много на что и безналичные деньги потратить можно для обеспечения наличного благополучия. И в целом это было всем понятно, но вот разбираться в деталях приходилось долго и очень нудно, а единственным место, где в нуднятину мне лезть не пришлось, были Грудцинские заводы: там у меня председатель кирпичной артели спросил лишь, а можно ли будет и для «старого» заводика глиномешалку купить, и после моего ответа «да, а я еще попрошу ее побыстрее вам поставить», он лишь уточнил где, когда и какие бумаги подписывать будет нужно. А его дочка, которая в артели работала счетоводом, вообще пошла меня чаем с пряниками угощать, радуясь, что больше ей не придется этим заниматься. А на цементном меня даже спрашивать не стали, а сказали, что потом попросят помочь им экскаватор купить, причем никаких обязательств с меня даже не потребовали.

Но так как я именно с Грудцино и начал, то это мне сильно помогло потом с остальными артельщиками договариваться: экскаваторы-то, оказалось, всем нужны, а еще нужны грузовики, еще кое-что по мелочи — и мелочей этих было столько, что для удовлетворения потребностей всех артелей стройматериалов области, по моим прикидкам, завод размером с ГАЗ должен будет полгода только на артели и пахать. Однако заводов в стране много, а с миру по нитке… Вдобавок, у меня в голове была еще одна идея насчет «скорейшего удовлетворения потребностей», но ее воплощение я решил отложить на «после Москвы».

В среду в Ворсму уже приехала из Горького тетка-бухгалтер, а в Ворсму она приехала потому, что отсюда по всему району было ближе кататься. Причем приехала она «всерьез и надолго», на «Опель-капитане» приехала и сразу приступила к изучения работы уже мною окученных артелей. Судя по всему, товарищ Тихомиров договорился с руководством Ворсмы о том, что именно здесь будет «расчетный центр» всех артелей района — так что тетке и отдельное помещение выделили, и даже предоставили «полуторакомнатную» квартиру. С телефоном. И это оказалось очень удобно: я с этой теткой вообще живьем не пересекался, мы обо всем именно по телефону и договаривались. То есть я ей рассказывал, с какой очередной артелью я поговорил, как к ним проехать и кого там ловить нужно для решения всех вопросов. По телефону такие вопросы решать удобно, вот только иногда я с бухгалтершей по полчаса разговаривал — и мама меня обзывала теперь «бюрократом». Не обзывала, а называла все же, и баба Настя тоже периодически кричала «бюрократ, ужинать иди!» — а Маруся каждый раз возмущалась:

— Вовка не бюрократ, Вовка — Шарлатан!

Что добавляло веселья в доме, и это меня, откровенно говоря, радовало. Потому что в целом поводов для веселья, по моему убеждению, было еще в стране маловато…

Но по телефону я с теткой разговаривал-то всего три дня: вечером в среду, в четверг недолго утром и почти час вечером и в пятницу утром поговорил минут пятнадцать — а после того, как занятия в школе закончились, я зашел туда, захватил Надюху и мы поехали в Горький, на машине поехали. Надюха не сказать, что приглашению обрадовалась, но все же особо переживать по этому поводу не стала: у нее «что-то сломалось», молока почти не было после рождения сыночка, а через пару недель вообще закончилось — но тут же все друг другу родня и ей быстро нашли кормилицу. Девчонка молодая из Ворсмы к ней временно переехала, молодая мать-одиночка. Вообще-то она была вроде как из Богородска, но — хотя в последнее время интересоваться у таких «а кто отец» стало не принято, она все же родной город покинула, перебравшись с Ворсму к какой-то родне — а оттуда и в Кишкино спокойно (и с радостью) перебралась. Звали ее (видимо, в связи с огромным разнообразием используемых в местных деревнях имен) Надеждой, и была она… забавной: ростом чуть больше полутора метров она поражала размером (и производительностью) своего молокозавода, и даже после кормления двух младенцев она остатки молока отправляла в Ворсму (оттуда, с молочной кухни, к ней дважды в день водитель из городской больницы приезжал). И новому занятию девчонка очень радовалась: мало что ощутимую пользу людям приносила, так и теперь у нее проблем с собственным питанием не было. А в Ворсме-то она, получая копеечную выплату на ребенка, вообще жила милостью родственников…

У меня на это Надежду тоже определенные надежды возникли, но их я точно на потом отложил, не до того было — и со спокойной совестью отправился с Надюхой за… неизвестно чем. Рейс самолета точно ради нас задержали: я на аэродром приехал где-то без нескольких минут шесть, а в шесть мы уже в воздухе были. А в половине восьмого мягко приземлились на Тушинском аэродроме, где нас встретили, на машине (белом «ЗиМе») отвезли в гостиницу — и опять номер нам в «Москве» выделили. Хороший номер, двухкомнатный, с большой ванной комнатой, где из кранов текла и холодная, и горячая вода. А горничная (или как она там сейчас называется), которая нас в номер проводила, еще указала на лежащий на кровати большой белый махровый халат, и Надюхе сказала, что это ей.

Ну, директриса оказалась в своем амплуа: она халат осмотрела, увидела на нагрудном кармане монограмму «НН» и сказала, что наверное халат этот кто-то забыл, надо все-таки растеряху найти и халат вернуть — на что горничная сказала, что это инициалы «Надежда Никитина» и это ей подарок от руководства. От какого ­ не уточнила, хотя у меня определенные подозрения и возникли. А Надюха растерялась, только «спасибо» произнести смогла — и побежала «осваивать ванну». То есть сначала мы все же спустились в ресторан и поужинали (и выбор блюд там воображение уже поражал), а уж после Надюха в ванну и нырнула. И плескалась там как русалка пока я не заорал и ее оттуда не выгнал, напомнив, что «завтра у нас будет трудный день и нужно выспаться».

Перед тем, как ложиться, мене эта подруга долго рассказывала, как ей ванна понравилась и какое счастье, когда в доме есть горячая вода в кране — но я ей напомнил, что вообще-то такое счастье и у нас в Кишкино уже на текущий год запланировано.

— А ванна? Ванна-то не запланирована, и вообще до меня очередь новый дом строить скорее всего только на следующее лето дойдет!

— Надюха, рыдать переставай. Я для тебя специально ванну закажу в металлической артели, они еще получше ее отлить сумеют.

— Но у них будет просто чугунная…

— Глупости не говори: фритты они в Павлово возьмут сколько понадобится… слушай, а ведь это идея: поручим им такие ванны серийно выпускать, народ их в драку брать будет, а им лишняя копеечка в зарплату.

— Да? У них чугуна не хватит.

— Хватит, Маринка сказала, что на Смоленщине тамошние пионеры уже металлолом очень неплохо собирают, так что из него наши чугуна смогут много сварить. У нас же электропечка шикарная, а чтобы из стали чугун сделать, отходов графита хватит. И будем мы каждый день в ванных плескаться! Я уже тоже такую же захотел, причем я ее раньше твоего у себя поставлю. Но и ты поставишь уже в этом году: я специально поговорю с нашими, чтобы тебе дом вне очереди обновить, и вообще всем нашим училкам тоже.

— Ну да, они все бросят и побегут мне дом строить!

— Я же, прежде чем говорить, еще и думаю. Тебе не бросятся, а вот всем учительницам еще как бросятся. Ладно пошли спать, завтра денек будет, боюсь, непростой…

Денек выдался напряженным: в десять за нами, как еще вчера и предупредили, заехала та же белая машина — и нас отвезли на ВСХВ. И прямо на машине подвезли в павильон «Овощеводство», где мне торжественно вручили Большую золотую медаль «Передовику социалистического сельского хозяйства» за, как было написано в прилагаемом к удостоверению дипломе, выдающиеся успехи в деле выращивания кабачков. Ну да, спохватились, еще десяти лет не прошло… А Надюхе там же выдали уже Малую золотую медаль за «отработку методов выращивания огурцов в зимнее время». Ну да, в одной из школьных теплиц она и огурцы тоже выращивать стала, а я ей тогда же подсказал и забавный способ, как при этом обходиться без пчел. То есть она и огурцы выращивать стала чтобы способ проверить — а потом об этом и статейку в «Юный шарлатан» написала. Способ, конечно, несколько диковат: нужно было в теплице еще и мух-дрозофил развести. Они как опылители, конечно, пчелкам и в подметки не годятся, но огурцам вроде хватает — и Надюха свою премию получила.

Потом нас отвезли в павильон «Птицеводство» — и там мне обломилась такая же медаль, но уже за червяков. И не такая же, а серебряная (но тоже «Большая») — за лампочки в курятниках. Все это много времени не заняло, мы уже к обеду освободились. То есть это только так говорится: освободились, но нас сначала отвели на обед в ресторан там же, на выставке, а после обеда повезли прямиком в ГУМ «за покупками». И на покупки Надюхе выдали пять тысяч! То есть не выдали, сопровождающая нас девушка сказала, что она сама расплачиваться будет, а Надюха может что угодно себе там набрать «в пределах указанной суммы» (или без пределов, как мне уже на вопрос ответила сопровождающая, но только если мы уже сами платить за остальное будем).

Женщины — они всегда остаются женщинами: Надюха купила швейную машинку (германскую, с большой педалью-качалкой под столиком), а на остальные деньги набрала разных тканей. Нет, она еще и малышам своим какие-то вещи накупила, но детские вещи вообще копейки стоили. А я — захватил я с собой денежек, как знал! — купил (за деньги как раз) маме, тетям Маше и Насте по махровому халату, такому же, как Надьке достался, только не белые, а голубой, розовый и светло-зеленый, бабе Насте шаль очень красивую (ну, на мой вкус красивую), Марусе платье. Крепдешиновое, и меня Надюха чуть с какашками за это на сожрала, упирая на то, что его носить просто негде и сестренка его у нас в деревне хорошо если пару раз надеть успеет пока не вырастет из него окончательно. Но я ее вопли проигнорировал: сестренка и дома в нем пощеголять сможет, причем вообще по два раза в день.

Покупки нам никуда тащить не пришлось, сопровождающая девица сказала, что «их вам доставят». Меня так и подмывало у нее спросить, какие погоны она носит под своим строгим «английским» костюмом — но постеснялся. Однако и не ошибся: из ГУМа мы вышли и в сопровождении уже одной этой девушки пешочком отправились в Кремль. Через Спасские ворота отправились…

Вот умеют же у нас соответствующие организации всё соответствующе организовывать! Мы весь день никуда не спешили, никого нигде не ждали, и даже в ГУМе нас сопровождающие не подгоняли (то есть Надюху не торопили ни разу и от прилавков не отгоняли) — но ровно в шесть мы вошли в небольшой зал, где сидели очень интересные и очень важные товарищи. И я был абсолютно уверен, что и они нас тут ждали не больше пары минут.

Когда мы сели за стол, Иосиф Виссарионович встал и произнес краткую речь:

— Товарищи, сегодня у нас, у всей нашей страны, очень радостный день: впервые в один день один человек получил, причем абсолютно заслуженно, сразу три медали ВСХВ. И в связи с этим наше правительство решило, что такой заслуженный человек, — при этих словах трое из присутствующих едва удержались от смеха — заслуживает и дополнительной награды. Товарищ Кириллов, мы знаем, что вы неплохо автомобили водите и вам это нравится, поэтому мы предлагаем вам выбрать себе любой автомобиль. Любой из советских и германских автомобилей. Ну, что вы хотите?

— Я хочу «Хорьх», но понимаю, что он мне не годится. Будет он просто стоять в гараже, а баба Настя будет мокрой тряпкой от него Маруську отгонять чтобы она кожу на сиденье не поцарапала. А вот отцу очень понравился «Опель-Капитан», в него даже мама сейчас легко сесть сможет, а когда у нас еще кто-то родится, мы все равно в эту машину поместимся.

— Ну… а какого цвета? Ты уж теперь сам решай.

— Лучше, думаю, белого, а если таких нет, то светло-бежевую.

— Будем считать, что выбор сделан и на днях ты машину свою получишь. А Надежда Ивановна, насколько я знаю, пользуется машиной, которая принадлежит школе — но если ей по личным делам куда-то поехать нужно, то пользоваться машиной казенной уже не очень хорошо. Так что и ей — за то, что воспитала и обучила такого замечательного молодого человека — советское правительство дарит… такой же автомобиль. Вам, Надежда Ивановна, какой цвет больше нравится?

— Ей нравится светло-зеленый, — ответил я, потому что Надюха буквально в ужасе замерла и ничего внятного произнести не могла, и уж тем более выбрать цвет подаренной ей машины. — А еще, если это возможно, я бы, Иосиф Виссарионович, попросил мне одну такую же машину продать: их-то только организациям поставляют, а вот Маринке Чугуновой машина сейчас очень бы пригодилась. Я ей бэху хотел подарить, но ей БМВ не нравится почему-то…

— Бэху? А, понял. Я думаю, что товарищу Чугуновой мы и сами можем «Опель-капитан» подарить, она тоже вполне подобный подарок заслужила. Товарищ Шарлатан, тогда вы, как инициатор подарка, опять цвет выбирайте.

— Розовый, или даже сиреневый, ну, цвета розовой сирени.

— Почему розовый? — удивился Сталин.

— Потому что таких машин не делают, и будет у нее единственная в области, ее все будут замечать и дорогу Маринке заранее уступать: она ведь пока еще не очень хорошо рулить умеет…

— Обратите внимание, товарищи: вот вам пример предусмотрительности! — широко улыбнулся Иосиф Виссарионович. — Товарищ Кириллов заранее рассматривает все негативные факторы и старается заранее же их и избежать. А еще он очень заботливый товарищ, вон как заботится о своих… родственницах! Я предлагаю поднять бокалы за такого предусмотрительного и заботливого товарища и за милых и очень ответственных женщин, которые его окружают!

В семь «торжественный ужин» закончился и нас отвезли обратно в гостиницу. А на следующее утро (точнее, даже ночью, но нас и об этом предупредили) посадили в самолет и оправили домой. То есть обратно на аэродром двадцать первого завода, куда доставляли матрицы для газет — а в начале восьмого мы уже и в Кишкино вернулись. Товарищ Сталин сказал, что «германские товарищи с пониманием отнесутся к нашей просьбе» и что сиреневую машину Маринке максимум через две недели привезут — а вот мне и Надюхе машины пригнали уже во вторник. Отец по этому поводу сильно переживал: гараж-то в доме предусмотрели, но из него уже был устроен склад всякого хлама и он весь вечер его освобождал. Однако очень подарку радовался, и все остальные родные тоже…

Когда ужин закончился, Станислав Густавович подошел к Иосифу Виссарионовичу:

— Ну ты же сам сейчас сказал, что таких, как этот мальчишка, у нас еще не было! А премию все равно зажал, и орден тоже. Нехорошо это.

— Слава, уж ты бы помолчал! Парень минимум пяток орденов уже заслужил, и не меньше чем «Знамена», но закон у нас для всех: за один подвиг дважды не награждают. В комиссии едва смогли найти поводы чтобы ему хотя бы медали ВСХВ вручить, а по всем прочим его достижениям ему, еще до того, как мы о них узнавали, уже медали вручили. Он же у нас и герой металлургии, и герой машиностроения, и герой вообще всего чего угодно: у парня отраслевых и областных наград уже семнадцать штук, даже не считая трех орденов имени его самого.

— Это же просто почетные медали!

— Да, но награждение ими идет от имени государства, от имени государственных органов и министерств, и с этим мы уже ничего поделать не можем. Но я уже негласное распоряжение отдал, чтобы ему больше такие медали не выдавали, чего бы он там нового не напридумывал — и почему-то я уверен, что скоро, очень скоро у нас поводы его наградить снова появятся. По крайней мере у Лаврентия такой повод уже вроде точно наклевывается…

— И когда?

— Ты до осени потерпеть сможешь?

— До осени? Смогу, точно смогу. Значит, говоришь, осенью… но после этого я с тебя точно уже не слезу!

— Тоже мне, слезальщик-залезальщик… Сам жду с нетерпением. Но, сам понимаешь, я тебе ничего не говорил.

— А я ничего и не слышал. Я вообще только о мальчугане думаю, насчет того, чтобы взрослые серьезные дяди вроде тебя его не обидели.

— Ну да, конечно. Только ты учти: этот мальчик, если захочет, сам кого угодно обидит. Даже сделает так, чтобы люди сами себя обидели, и обидели очень… обидно. Ну что, ты ко мне вечером заедешь? Есть о чем поговорить за бутылочкой чая…