Шарлатан 2

Глава 3

В Ворсме, причем совершенно неожиданно даже для областного руководства, еще летом начала строиться новая электростанция. Причем не «игрушечная», вроде «электростанции ОТК генераторного завода», а большая, рассчитанная даже в первой очереди на установку двух агрегатов по пятьдесят четыре мегаватта. Немецких — их немцы теперь в СССР поставляли по репарации, так что и электростанцию немцы строили. Точнее, немцы ее строили потому что немцы просто были, но кроме тех, что прежде здесь строительством занимались, их завезли еще тысячи полторы, и электростанция строилась действительно очень быстро.

А еще на генераторном заводе срочно поднимался новый цех, в котором — к огромному удивлению руководства завода — должны были производить графит «для щеток электромоторов». Но чтобы их производить, требовалось и сырье, а сырьем тут выступал исключительно газ. Метан, и по каким-то причинам «природный газ» не годился, поэтому рядом с электростанцией так же срочно строились и огромные — уже на пять тысяч кубов — биогазовые реакторы. Вообще-то, похоже, в области я один знал, зачем и почему было затеяно столь необычное строительство, но никому об это рассказывать я, конечно же, не собирался. Не собирался рассказывать о том, что в природном газе все же присутствуют в слишком уж большом количестве летучие соединения разные очень неполезных в целевом предназначении графита металлы, а вот в газе «дерьмовом» (а точнее, все же в «соломенном») никаких ненужных металлов практически нет. Правда, если в реакторы пихать обычное дерьмо или бытовые отходы, как это делалось в Горьком, то металлы там появляются, так что «солома — это наше всё».

Тут, конечно, возникала другая проблема, все же в области производство зерна было, мягко говоря, невелико, сельское хозяйство больше на овощи ориентировалось, так что еще от станции Ворсма до газового завода срочно проложили и «нормальную» железную дорогу. А заодно уж (и, возможно, чтобы «замаскировать» важность именно «соломенного производства») нормальную железку дотянули и до заводика металлургического — и туда начали в больших количествах заводить для печей кокс. То есть его потихоньку с самого начала работы новых печей возили, однако все равно в домны торфа сыпали чуть ли не больше чем кокса, и с появление железной дороги это не изменилось. Но не потому, что кокса не хватало, а потому, что в торфе из Заочья что-то такое было, из-за чего шлак получался более жидким. А еще получаемый шлак после перемола превращался хоть в плохонький, но цемент. Плохонький, но зато очень дешевый, и наш дом на таком цементе и был выстроен.

Из этого же цемента на заводе отливались и шлакобетонные блоки, из которых в городе большую часть новых домов теперь строили. И в окрестных селах и деревнях на эту продукцию народ нацелился — но все же крестьянин предпочитал в массе своей дом построить себе хоть и немного подороже, но кирпичный, так что половину этих блоков отправляли в Павлово, где тоже стали очень быстро на «местных ресурсах» решать жилищную проблему. А с появлением нормальной железки, когда уже не требовалось блоки перекладывать с узкоколейных вагонов в нормальные, такая перевозка стала заметно более простой и дешевой — и совершенно внезапно шлакоблок превратился в дефицит. Правда, в деревнях никто из-за этого не расстроился, а вот в Павлово (и в Богородске тоже) планы жилищного строительства оказались под угрозой. Ну в самом деле, кто бы мог подумать, что если в планах записать расход этих блоков втрое больше, чем завод их в принципе произвести может, то планы такие, скорее всего, сорвутся…

Все это было бы смешно, однако, как пожаловался дядя Алексей, который стал членом парткома завода, руководство области грозило ворсменским начальникам страшными карами «за невыполнение невыполнимых планов», а это, в свою очередь, грозило невыполнением планов уже моих личных, так что я напряг память и зашел к начальнику «шлакоцементного цеха» артельного металлургического завода. Просто так зашел, даже наградами не обвешался: в городе все и так о них знали. Поговорил, меня там чаем напоили с баранками, и даже пообещали — если всё у них получится — мне лично премию выписать огромадную. А я поговорил — и забыл, так как узнал об ограничениях на размеры жилья в деревнях и селах. А потом и вовсе не до невыполнимых планов мне стало: пришлось даже в райкоме заказывать специальную бумажку, подтверждающую мое право бесплатного проезда на всём. Потому что везде таскаться с орденом имени меня на груди была просто неудобно, а ездить в разные места пришлось уже очень много. И ездить пришлось после посещения Горьковского велозавода.

Да, был в Горьком такой завод. Не особо в стране известный, и производились на нем (еще до войны) примитивные детские педальные автомобильчики. Товар особым спросом не пользовался (скорее всего, из-за потрясающего качества и не менее потрясающей цены), да и работало на заводике народу немного. Честно говоря, это был даже не завод, а отдельный цех автозавода. Два цеха, только выстроенные в стороне от основной территории завода, и там делались какие-то железяки для полуторок. Ну и маленькие детские автомобильчики.

Я туда приехал (на поезде приехал, а затем через весь город на своем велосипеде прокатился), на проходной меня пропустили, вообще ни о чем не спрашивая. Правда уже я спросил, где тут директор сидит или главный инженер, и одна тетка с проходной меня даже проводила в один из цехов, где упомянутые мною личности сидели в небольшой каморке. Видно, с режимом тут было… хотя, скорее всего, ребятня тут часто шастала: насколько я слышал, на небольших заводах в городе дети отцам и матерям еду на работу носили и это считалось нормой там, где рабочих столовых не было. А то что «ребенок незнакомый», так кто из вахтеров детей всех рабочих-то в лицо знает?

В каморке сидели два довольно пожилых мужичка, правда кто из них кто, мне не сказали: провожавшая меня тетка просто издали на каморку рукой показала и поспешила скрыться, вероятно покидать рабочее место тут не рекомендовалось. Но я, войдя, куда было показано, уточнять должности дедков не стал, а сразу взял быка за рога:

— Здравствуйте, меня зовут Вова Кириллов и я пришел к вам с велосипедом.

— Поломалось что? Ну давай, посмотрим, может и поможем в твоей беде, — добродушно ответил мне старичок, который выглядел постарше.

— Нет, не надо ничего чинить, я пришел поинтересоваться, сколько вы можете таких велосипедов у себя на заводе сделать. У вас же завод велосипедным называется?

— Неправильно тебе сказали, товарищ Вова Кириллов, — усмехнулся другой старичок. — Наш завод именуется велозаводом, а не велосипедным. А называется он так потому, что мы тут делаем, в числе всего прочего, и веломобили. Но мне кажется, что ты уже в наш веломобиль и не поместишься. А велосипеды мы нет, не делаем, и даже не собираемся.

— А вот с последним утверждением я бы поспорил, — улыбнулся уже я. — У вас тут хоть какой-то инженер есть? Я бы с ним про велосипеды поговорил.

— Ну я инженер, — с улыбкой отозвался «молодой старичок». И о чем ты говорить собрался?

— О велосипедах. Мне товарищ Сталин вот эту медаль вручил, — я показал на медаль лауреата Сталинской премии, — за то, что я придумал кое-что стране очень нужное.

— А, вспомнил, почему лицо твое таким знакомым мне показалось. Это же ты… это про тебя «Пионерская правда» в двух номерах подряд писала! Очень приятно познакомиться, а теперь рассказывай, что ты придумал.

— Медаль я получил за то, что придумал, как всем известные вещи, или не совсем всем, но известные, применить на пользу многим людям, и, самое главное, придумал, кто эти вещи сделать может. И Иосиф Виссарионович сказал мне и дальше так же всякое придумывать. И я придумал делать велосипеды на нашем велозаводе.

— Мальчик… Вова, я же тебе сказал: у нас завод делает веломобили детские, а не велосипеды. Нам велосипеды просто не из чего делать!

— Ну, рама тут сделана из труб, из разных труб. И я могу договориться, чтобы для вас все нужные трубы сделали. У нас в районе чтобы сделали, на Павловском трубном заводе. Они могут трубы и сделать, и даже нарезать их заранее как нужно — но вот сварить из них раму они не могут, у них на заводе сварки просто нет. То есть у них сварка только чтобы трубы сваривать, она вообще поворачиваться не может. А у вас сварка есть?

— Сварка-то у нас есть…

— Ну вот, половина дела, считай, сделано. Я еще хотел, чтобы инженер… чтобы вы на велосипед поближе посмотрели и подумали, что для него вы сделать можете, а что еще нет.

— Ну, посмотреть-то — это можно. Раму, ты говоришь, потребуется только сварить из готовых деталей, и это мы можем. Хотя тут, похоже, все не просто, надо у Алевтины спросить. Да, пожалуй, еще педали изготовить сможем, но только сами педали, а не рычаг этот. Тут же вроде как литьё?

— Литьё в Ворсме закажем, на металлическом, они там что угодно отлить сумеют.

— А вот крыло такое мы, пожалуй, на нашем кузовном прессе выгнуть сумеем, — в разговор вступил второй старичок.

— Ты с ума сошел? У нашего на такое силы не хватит!

— Хватит, хватит… а, вот Алевтина пришла, — он высунулся из двери, ведущей в цех и заорал так, что аж у меня уши заложило: — Алевтина, зайди, вопрос к тебе есть…

Довольно молодая тетка (явно еще до тридцати) на вопрос стариков ответила… неопределенно:

— Вы бы очки понадевали, а то не видите ни хрена. Какая тут сварка, тут же пайка! С этим нужно к Кукушкину из шестого производства…

— А вот тут сварка!

— Да, и я такое сварю легко. А вот кто после сварки зачищать все будет? Это же для детишек велосипед, нужно чтобы все было ровно и гладко. А на заводе этим вообще никто не занимается, так что…

— Вопрос с зачисткой решим, — снова вмешался я, — меня интересует пока только что вы уже можете здесь сделать, а для чего нужны будут станки какие новые или просто чтобы детали вам с других заводов поставляли.

— Станки новые? А откуда ты их возьмешь?

— Мне товарищ Сталин сказал, причем дважды сказал: если что тебе потребуется, напиши прямо мне, постараюсь помочь. Вот я и узнаю, о чем товарищу Сталину писать буду.

После этих слов все взрослые (а старики еще двух теток позвали, а Алевтина и какого-то парня приволокла, совсем молодого, явно «деть до восемнадцати») начали мой велосипед вертеть во все стороны, спорить, что и где можно сделать или получить «извне», и примерно через полчаса старший, прикрикнув на все остальных, чтобы те замолчали, вынес вердикт:

— Товарищ Кириллов, ну ты сам все слышал…

— Слышал, но половину слов все же не понял.

— Тогда поясняю: все метизные мы без вопросов с «Нормали» получить сможем, и даже никелированные. И почти все прочие детали или сами сделать сумеем, или в других цехах заказать сможем. Но вот цепь эту — я даже не знаю, делает ли хоть кто-то такие цепи в Нижнем…

— В Горьком, — тихо поправила его Алевтина.

— Ну да, у нас в городе. Или даже в области.

— Ясно, тогда напишите мне какие станки и сколько вам потребуются чтобы и цепи делать. И какие металлы.

— Ты что, думаешь, что нам кто-то станки для этого выделит?

— Товарищ Сталин обещал с этим помочь, а я даже не слышал ни разу, чтобы он свои обещания не выполнял.

— Ну… да. Только я тебе вот так сразу написать не смогу, тут и подумать надо, и с другими посовещаться…

— Через неделю список подготовить сможете?

— Хм… постараемся.

— Вы тогда список этот отправьте в горком комсомола, Марине Чугуновой, она мне его передаст.

— А это Чугунова — она кто?

— Второй секретарь обкома. Ну что, договорились? Только вы мне скажите, на чем я отсюда до Казанского вокзала смогу доехать, а то на велосипеде мне туда доехать уже сил не хватит.

— Так ты что, к нам на велосипеде оттуда приехал? На чем… погоди, я машину все же вызову, с велосипедом ты в трамвай просто не влезешь. Только вот какую… в эмку велосипед твой запихнуть, так руль мешает…

Я гордо достал из сумки «семейный» ключ, ослабил винт и повернул руль вдоль рамы. И сказал, что колеса тоже можно за минуту снять — после чего сразу трое начали громко между собой спорить, смогут ли они такой же зажим для руля у себя сделать или придется его где-то еще заказывать. Так что машину мне «подали», но только где-то через час…

Следующее мое «путешествие» было в Павлово, на трубный завод — где я с каменной мордой сообшил давно уже мне знакомому главному инженеру о том, что «следуя наказам товарища Сталина Горьковский велозавод собирается приступить к выпуску детских велосипедов, как раз вот таких, но им нужны трубы для рам». В районе все же меня знали, как знали и то, что все новые заводы (включая и трубный) практически с «моей подачи» и были выстроены, так что этот спокойный дядька просто взял штангенциркуль и рулетку, велосипедик мой измерил со всех сторон и задал единственный вопрос:

— Сколько они, говоришь, велосипедов в день делать собираются?

А затем перечислил всё, что трубному заводу потребуется для выполнения такого заказа. Там вообще-то ничего особо сложного в заказе не было, просто перечень сортов и объемы дополнительного металла, требуемого заводу, а еще расходные материалы (то есть проволока для электродов) и штук пять новых комплектов валков для трубопрокатной машины. Так что следующий мой визит был в Ворсму, где я пообщался с «металлистами» на предмет «дополнительных поставок металла на трубный завод» и с директором турбинного, который пообещал для трубного нужные валки изготовить в приоритетном порядке.

Потом были три совещания у Маринки: по поводу того, кто в городе и области может быстро изготовить нужные для производства велосипедов дополнительные станки, затем по поводу сбора консервных банок пионерами и еще одно — относительно строительства консервобанкоперерабатывающей фабрики: оказывается, хитрые втулки, которые на велосипедном колесе спицы натягивают, делаются не из латуни, а из бронзы, а для бронзы нужно олово, которое, оказывается, кроме как с консервных банок, в городе и взять неоткуда. Отдельно пришлось на масложирокомбинате митинг провести на предмет острой необходимости обеспечения велопроизволства качественными эмалями, причем, естественно, сверхпланового обеспечения. Еще мне пришлось помотаться по разным заводам, где я рабочим и инженерам рассказывал о том, как важно выполнить наказ товарища Сталина, потом неоднократно заезжать в Ворсму на металлический завод, где на двух ранее незадействованных фундаментах еще две миниатюрных домны срочно строились…

Для гальванического участка велозавода (где собирались никелировать разные детали вроде спиц, звездочек, педалей и ободов колес) мне пришлось уговаривать руководство «трех заводов» сверх плана изготовить и небольшую электростанцию — но там уговоры были несложными. А пока все эти «подготовительные работы» шли, на велозаводе (и на трубном, и еще я даже не знаю где) делались опытные образцы новеньких велосипедов. И перед самым Новым годом меня вызвал к себе Сергей Яковлевич, причем не в обком, а уже на велозавод, где состоялся митинг с участием чуть ли не всего руководства города и области. А так же всех рабочих велозавода (которых стало, по моим прикидкам, уже вдвое больше прежнего и теперь большинство там составляли не женщины, а мужчины), и митинг был посвящен началу серийного выпуска велосипедов «Орленок» (мое предложение о названии самобеглой машины никто даже оспаривать не захотел). А когда митинг закончился и один из полутора десятков велосипедов товарищ Киреев под бурные аплодисменты трудящихся вручил мне в качестве подарка «от всех трудовых коллективов, участвовавших в налаживании нового производства», он тихо у меня поинтересовался:

— Шарлатан, ты мне вот что скажи: велосипеды мы производить начали, но, сам понимаешь, на плановую мощность завод разве что к лету выйдет, ведь многое еще не достроено или только налаживается. Как думаешь, я уже могу товарищу Сталину рапортовать, что его наказ выполнен или еще рановато? И вообще, какой тебе наказ Иосиф Виссарионович дал? А то все вокруг только и говорят: «наказ самого Сталина», а что за наказ, никто толком и сказать не может. А ты-то сам можешь мне сказать?

— Конечно могу, мне скрывать нечего. Товарищ Сталин, вручая мне эту медаль, сказал: ты, товарищ Кириллов, много для страны нужного придумал, и это очень хорошо. Но ты придумывал все для взрослых, а сам-то еще маленький. Так что постарайся теперь придумать что-то, чтобы и детям польза была. Договорились? Я его, конечно же, сразу послушался и придумал делать для детей велосипеды. И вы же сами сейчас сказали, что к лету завод на полную мощность заработает, так что у советских детей теперь велосипеды будут' Разве это не замечательно? А про выполнение наказа я сам товарищу Сталину напишу, и отдельно напишу о том, как комсомольская и партийная организация города мне в исполнении наказа помогали. Ведь без вас у меня ничего бы и не получилось…

— Сам напишешь? Ну, да… верно тебя шарлатаном прозвали… А велосипеды детям — это, ты верно сказал, действительно замечательно, очень нашим детям велосипеды нужны…

Ну что, анекдот про «челночную дипломатию» удалось воплотить в реальность, и, хотя я честно думал, что товарищ Киреев после того, как я ему изложил свою версию «Сталинского наказа», меня просто убьет на месте, ничего криминального не произошло, все остались довольны содеянным, а Маринка мне потом сказала, что в обкоме даже было принято решение всех участников работ, причем на всех задействованных заводах, наградить орденами. То есть всех тех руководителей производств, которые повелись на мой развод, наградили орденами Шарлатана, а всем рабочим были вручены награды уже государственные, медали «За трудовое отличие», а особенно активным участникам — и «За трудовую доблесть». А сама Маринка получила еще один «Знак почета» — и я был уверен, что она его (как минимум его) заслужила на двести процентов. Потому что она и в комитете комсомола трудилась как пчелка, и дочку обиходила с мужем, и учебу в институте не забрасывала. Совсем не забрасывала, третий курс она закончила с одними отличными оценками. И это при том, что муж у нее все же сильно расклеился, и даже ходил теперь с трудом. Что, впрочем, ему не помещало исполнить то, что от него ждала Маринка, которая снова ходила с пузом. Я ее за это все же отругал, так как рожать без отдыха для женского организма точно неполезно, а то, что я услышал от нее в ответ, навсегда останется нашей тайной.

А я благодаря велосипедной эпопее смог выполнить обещание и Маринке помочь. Причем помог я ей исключительно материально: на велозаводике разжился колесами от выпускавшегося там детского автомобильчика, на трубном — заказал нужные трубы (которые мне отникелировали в гальваноцеху горьковской «Нормали», там же покрыли никелем и собранную моим отцом раму, а под конец отсыпали пригоршню нужных (и никелированных) винтиков и гаечек. Правда, когда я хотел за метиз честно заплатить, мне работницы сказали, что в следующий раз за такие предложения они не посмотрят на то, что я сталинский лауреат и выдерут как сидорову козу. Но я с ними спорить не стал, просто сказал «спасибо большое», а вот за шитье люльки я все же заплатил (хотя и подозреваю, что гораздо меньше, чем работа стоила). Просто когда я с двумя отрезами завалился в лучшее ателье Горького (весь из себя такой восьмилетний, правда самый маленький из кишкинских восьмилеток… да и семилеток тоже), мне тетка-приемщица, даже не дослушав меня, предложила выйти и вернуться с мамой, а не морочить взрослым голову. Но какая-то молодая девчонка вдруг радостно закричала:

— Так это же к нам сам шарлатан пришел! Уважаемый товарищ Шарлатан, мы с огромным удовольствием выполним ваш заказ! Что желаете? Костюм, рубашку?

Правда, после того, как я рассказал, что именно хочу, дамы в ателье серьезно так задумались, но все же заказ приняли и все сделали буквально за пару дней, хотя работа была не самой простой и там много пришлось шить вручную. А вот колпак и покрывало я заказал уже в Богородске, у дядьки — и там со мной о деньгах даже разговаривать не захотели. Причем не дядька не захотел, а заведующий пошивочным цехом — и в результате колпак там сшили не из обрезков, на что я рассчитывал, и мне (точнее Маринке, о чем я за фабрике заранее предупредил) достался колпак шевровый. И наружная «крышка» тоже, так что я на Новый год Маринке с огромным удовольствием подарил настоящую коляску. Такую же, какая у моих детей была, то есть копию «будущей ГДРовской». От несуществующего еще «оригинала» моя отличалась лишь колесиками на подшипниках (да, в середине тридцатых в Союзе детские автомобильчики делались с подшипниками), и все же весом: тут и трубки были потолще, и кожа весила куда как больше пластика. Но Маринка была от подарка в восторге, а большего мне пока и не требовалось…

После завершения совещания, посвященного итогам года и рассмотрения планов на год предстоящий Иосиф Виссарионович подошел в Сергею Яковлевичу:

— Нам очень понравилось, что Горьковская область в инициативном порядке сделала очень много для повышения уровня жизни наших советских людей. Мы это обязательно отметим…

— Ну да, область сделала. Да это Шарлатан область на уши поставил! Все комсомольские и партийные организации области из кожи вон лезли, чтобы досрочно выполнить наказ товарища Сталина, а теперь и Ворсменский металлургический к лету начнет выпускать по полтораста тонн стали в сутки, и трубный завод в Павлово уже вдвое производство нарастил. А уж сколько прочих заводов готовы плановые задания на сто двадцать-сто пятьдесят процентов в этом году выполнить…

— Какой наказ? — очень удивился Иосиф Виссарионович. — Я вроде никаких особых наказов не давал.

— Давали, Шарлатану давали. Только он не говорил какой, везде бегал и кричал про наказ товарища Сталина — а народ и рад стараться. В результате у нас новый, по сути, велосипедный завод появился, да и прочего очень много всякого…

— Я что-то не помню, чтобы этому мальчику какой-то особый наказ давал.

— Давали, вы же ему сказали, что пусть он придумает что-то и для детей. А он вон как его повернул! Но, должен сказать, повернул он это действительно с пользой для страны, для всех советских детей. Но не зря же его Шарлатаном все называют, Шарлатан он и есть шарлатан. Только жульничает он не для своей выгоды, так что…

— Думаете, что его опять наградить нужно? Пишите представление.

— Честно говоря, я и не знаю. Мне кажется, что для него лучшей наградой стало то, что завод этот заработал. Я с ним на пуске завода говорил, и видно было: он по-настоящему счастлив сделанным!

— Один восьмилетний мальчик целую область, всех взрослых и очень опытных руководителей области, обманул получается.

— Не обманул, он просто… он взрослым, причем не только и не столько руководителям области, показал, что люди сами могут очень многое сделать для обеспечения собственного счастья. Пока — счастья детей, и даже совсем малышей: он товарищу Чугуновой замечательную коляску для малышки сделал, сейчас на ГАЗе уже думают, как бы и ее в производства запустить. А что он еще придумает — бог знает…

— Бога нет, товарищ Киреев.

— Именно это я и сказал. И еще скажу: обком теперь любое его начинание постарается поддержать.

— Это… это будет верным решением. А вы теперь постарайтесь держать меня в курсе того, что этот… Шарлатан еще придумает. Почему-то мне очень нравится то, что он придумывает, и, надеюсь, понравятся и следующие его… затеи. Вы очень верно решили его в изобретениях поддерживать, но…

— Что «но»?

— Плановые задания с области никто снимать не будет. Вы это понимаете?

— Безусловно.

— Вот и замечательно, а насчет малыша этого вы мне все же сразу сообщайте. Все, что он придумает, сообщайте. Пока что все, им придуманное, было исключительно стране полезно, а вот как его за это еще наградить, мы подумаем. Вместе с вами и другими товарищами…