Шарлатан 2

Глава 18

В начале января сорок восьмого года в области случилась очередная раздача госнаград, и два павловских моторостроителя — Павел Вершинин и Михаил Окунев — получили по «Трудовому Красному Знамени». И «молодые» участники из моторостроительной команды получили еще и четыре «Знака почета». Не за то, что сумели передрать германский дизель, а за то, что фактически на основе германской модели они разработали целую линейку моторов разного назначения. То есть две линейки, «больших» и «маленьких» моторов. «Большие» начинались с четырехцилиндрового мотора в семьдесят сил, следующим в линейке был уже шестицилиндровик на сотню сил (два шестицилиндровика, рядный и V-образный), а замыкал линейку двенадцатицилиндровый двигатель мощностью чуть больше двухсот сил. А «маленькие» включали в себя двухцилиндровый («модельный») оппозитник на девять лошадок и такие же моторы с четырьмя, шестью и восемью цилиндрами.

И вот «большие» моторы делали в Павлово, а скоро должны были их и в Тульской области выпускать, ну а маленькие — в серию их все же окончательно было решено запускать на новеньком заводе в Ваче. Что же до «Векш» — тут возникли проблемы совсем уж неожиданного свойства. То есть для любого наивного чукотского юноши неожиданного: Павловскому автобусному заводу план по выпуску автобусов на сорок восьмой год увеличили вдвое. Имея в виду то, что на заводе как раз закончили строительство нового сборочного цеха…

Однако в Советском Союзе партия всегда всем в решении разных проблем поможет, и на очередной моей встрече с товарищем Сергиенко он сказал:

— Шарлатан, все нехорошие слова, которые я про тебя говорил, я забираю обратно. Они мне сейчас очень нужны для товарищей из обкома… у тебя есть полчасика? Я с тобой вот что хотел обсудить…

Обсуждать он решил, как все же в обозримые сроки производство «Векш» запустить — а запускать их нужно было уже на новом автозаводике. Партия и товарищ Киреев лично очень переживали, что Левобережная часть области «очень плохо развита в промышленном смысле», и новый автозавод в обкоме решили выстроить в поселке Красные Баки. Ну да, лучшее место для нового завода: до Нижнего всего полтораста километров по железке (а от нее еще пять километров по проселку). Народ живет по «нормам» начала двадцатого века, то есть на жителя приходится почти по четыре метра жилья, если кто там и может числиться рабочим, то это лесорубы (то есть все же древопереработчики) и химики (тоже древопереработчики, там формалин на всю страну из дров добывали). И, что придавало поселку особую привлекательность, с электричеством там было вообще никак. То есть имелось все же электричество, при лесозаводе электростанция была, работающая на отходах лесопереработки, с двумя генераторами киловатт по триста вроде…

Выслушав все жалобы главного автобусного инженера, я, подумав, ответил просто:

— Дядь Петь, я твои намеки про электричество не понял и просить дядю Алексея сверх плана электростанции для Красных Баков не стану, это пусть обком комбинат уговаривает, не забесплатно, конечно. А вот на главный вопрос я ответа от тебя не получил: когда обком запланировал начало производства «Векш»?

— На когда получится. Но товарищ Киреев хочет, чтобы завод выпускал тысяч по двадцать-двадцать пять машин в год, а ведь мы даже здесь думали выйти, причем через года полтора, на двенадцать тысяч. Сам знаешь: металла нет, а с новым планом по автобусам его и не будет…

— Понятно… то есть ничего не понятно. А что товарищ Киреев насчет фондов говорил?

— Тебе такие слова еще рано знать. А если на простой русский перевести, то обком создаст все условия для организации в районе артелей по производству стройматериалов. Ну и стекло… только мне как-то энтузиазм ребят из Бора заметить вообще не удалось.

— Мне на строительство сейчас плевать, тут все проблемы решаемые. А как насчет станков и оборудования?

— Как обычно…

«Как обычно» в Горьковской области было вообще-то не очень обычным для Советского Союза. То есть кое-что здесь оставалось «обычным» с еще довоенных времен: многие большие предприятия (особенно оборонные предприятия) имели свои собственные производства нужного оборудования и даже станки некоторые там для себя делали. И такие инструментальные производства (а местами и станкоинструментальные) на большинстве крупных заводов изначально планировались, но товарищ Киреев в тяжелую военную годину все эти «мощности» большинства горьковских заводов консолидировал, создав, по сути, «теневое производство» очень много чего стране необходимого. Мне товарищ Сергиенко даже рассказывал, как для артиллерийского завода какие-то станки делались то ли на пяти, то ли на шести разных заводах, и тогда в этом и завод автотракторного инструмента сильно поучаствовать успел: в Павлово для станков станины отливались и делались какие-то держатели нестандартные для резцов, другие заводы что-то другое делали — и буквально из ниоткуда «возникали» совершенно внеплановые станки неизвестно чьего производства. А по окончании войны (и когда товарищ Киреев стал первым секретарем обкома) эта практика лишь расширялась: в состав таких «виртуальных станкостроительных заводов» и многие артели включались. По крайней мере ворсменские металлурги не только батареи и ванны из чугуна отливали — и из-за такого участия в горьковском станкостроении они и руду извне получали сколько хотели…

А теперь таким же способом предполагалось и новый автомобильный заводик укомплектовать. Точнее, все же доукомплектовать, серийные станки туда все же с серийных заводов отправлялись. А вот все остальное предстояло «как-то сделать самим». На как-то самостоятельным образом выстроенном заводе.

Ну а что нужно, чтобы завод таким образом построить, было в общем-то понятно, чай не впервой — так что я снова пришел в гости к товарищу Ильгарову. Дядька Бахтияр меня выслушал, посмеялся конечно — и принялся за работу. А еще за работу принялась Маринка: я ее попросил выбить через Сергея Яковлевича новенький Ил-12 для ПАЗа, объяснив, что без собственного самолета автозавод в далекой деревне уж точно не выстроить. Причем детально расписал ей и способ такого «выбивания» — и «родственница», все равно сомневаясь в том, что хоть что-то из этого может получиться, согласилась «попробовать». Ну и где-то до середины марта и пробовала, правда потом позвонила мне и обозвала разными словами. В основном, конечно, приличными — но вот самый неприличный эпитет «жопа с ушами» меня только рассмешил…

А я все это время в основном все же тратил на учебу в школе: все же действительно я почти все, что учил в старшей школе, основательно подзабыл и восстанавливать знания приходилось уже всерьез. И, сколь ни странно, больше всего приходилось налегать на математику. Потому что с каким-нибудь матричным исчислением у меня проблем не было, а вот с обыкновенной алгеброй, которая мне в работе и не пригождалась никогда, пришлось повозиться. С физикой тоже, но учебник Перышкина показался мне просто сборником очень интересных рассказов, настолько в нем все было просто и понятно. Настолько просто, что я без труда постоянно получал по физике «пятерки», хотя в прошлой жизни, изучая эту же физику по учебнику Кикоинов, я с огромным трудом получил в аттестат «четверку». И понял, почему наша школьная «физичка» настоятельно нам советовала «где-то найти учебник Перышкина»: мне «повезло» через год после замены учебника к физике приобщиться и старые книжки, хотя и с трудом, найти было все же можно. А «труд» объяснялся просто: учебники тогда все покупали, а старые чаще всего по окончании учебного года тут же в макулатуру сдавали: пионерам-то очень приличные «планы» по сбору макулатуры назначались и без использования такого «сырья» их почти невозможно было выполнить…

Кстати, тоже это стоило бы взять на заметку, но это как-нибудь потом, когда много времени свободного появятся. Да и не срочно: все же сейчас пока еще учебники «передавались из поколения в поколение», так как из страна печатать просто не успевала. А пока мне приходилось заниматься делами уже совсем другими. То есть в свободное от учебы время приходилось.

С тракторными заводами, слава богу, товарищи первые секретари сами все свои проблемы решили. Пока лишь частично: во Владимире потихоньку переходили на выпуск дизельных тракторов с моторами в двадцать шесть сил — а потихоньку, так как в Ваче моторный завод еще не заработал и штук по десять таких моторов в сутки изготавливались в Павлово из Вачских отливок. Но и это позволило заводу почти вдвое увеличить производство тракторов — а в результате и правительство «обратило особое внимание на проблемы Вачи». Там-то планировалось (павловцами) основные механические цеха укомплектовать «самодельными» станками (ну и теми, которые позже с моторного производства во Владимире снимут), а вот правительство решило, что «ждать милостей от природы» — не наш метод и все нужные станки завезли из Австрии и Германии. Ну молодцы, что сказать: в Ваче новые цеха для станков только в начале апреля строить начинать хотели. Зато теперь лично меня «проблемы Вачи» волновать вообще перестали: туда прибыла какая-то воинская часть, сугубо строительная, и, как мне дядя Петя Сергиенко сказал, цеха там уже в мае и выстроят, и все оборудование в них установят. А с жильем для потенциальных новых рабочих павловцы уже все продумали и даже с нужными артелями обо всем договорились, так что и дома там новые построить успеют.

Для новых рабочих новые дома: весной сорок восьмого только в области ФЗУ должны были выпустить под сотню тысяч «молодых талантливых рабочих» — а это уже привело к серьезным проблемам относительно предоставления этим молодым и очень талантливым рабочих мест. И эта проблема, похоже, не только у нас в области возникла, так что весной, еще в апреле, была полностью отменена «мобилизация» выпускников седьмых классов на обучение в эти самые ФЗУ. Вот так: рабочих везде не хватало, но молодых рабочих стало просто неуда девать…

Впрочем, это было явлением сугубо временным, и с ним «боролись» не только у нас в области: я точно знал, что «малые предприятия» строились и в Смоленской, и во Владимирской области, и в Тульской с Рязанской, да, наверняка, и в других областях народ «передовой опыт» старался перенять. А конкретно в нашей начиная с марта народ начал активно готовиться к посевной, правда, тоже «на основе передового опыта».

Раньше-то как народ готовился: на МТС всю технику в порядок приводили (и обычно это еще в январе заканчивали), а затем народ лежал на завалинках (я до сих пор так и не понял, что этим словом называется) и в носу ковырял, ожидая подходящей для выхода в поля погоды. А сейчас в большинстве колхозов, насмотревшись на результаты, продемонстрированные в прошлом году в Грудцинском сельсовете, готовился уже всерьез. Потому что в уборочную сорок седьмого средний урожай даже пшеницы (культуры, в области мало где популярной) превысил двадцать центнеров с гектара, то есть оказался даже выше, чем на Черноземье.

Объяснялось это просто: пшеницу все же на самом деле у нас мало где сеяли — как раз в силу невысоких урожаев, но в сорок шестом с полями немногочисленными «поступили правильно» — в расчете, конечно, на рост урожаев той же картошки или капусты, то есть хорошо вспахали и хорошо удобрили. А в качестве «хорошего удобрения для полей» использовали заранее подготовленные смеси из торфа, навоза, ила с газовых реакторов (червячное удобрение все же целиком на собственные огороды крестьян уходило) — и удобрения этого (с добавкой фосфатов и калия) на поля высыпали очень много. Торф, конечно, сам по себе — удобрение почти никакое, но почву он разрыхляет очень хорошо, а с добавкой извести или доломита ее еще и не закисляет, а перемешанный с илом (то есть, по факту, перевезенным с юга «концентратом» в виде соломы тех же черноземов) превращает наши суглинки в что-то восхитительное. Да, высыпать на гектар поля пару сотен тонн такой смеси — это тоже трудовой подвиг невероятный, но если уже есть самосвалы и с тракторами особых проблем не наблюдается, подвиг осуществимый. Однако такую «удобрительную смесь» нужно все же заранее приготовить — и в колхозах народ, начиная буквально с января, ее приготовлением и занимался. Заранее ее даже поближе в полям развозя…

В Грудцино тоже от этой работы не отлынивали, все же в прошлом году немного полей таким образом улучшить смогли. И сейчас готовились сев капусты провести на таких «обильно удобренных» полях, а поля под картошку наш сельсовет во всех колхозах успел еще осенью заметно улучшить. Все же газовые генераторы ила дают немного в масштабах мировой революции, но раз уж он «не уступает озерному сапропелю»…

Тетка Наталья, как я уже окончательно осознал, способна была мертвых с кладбищ поднять и отправить их делать работу, которую она решила считать необходимой. Ну, до некромантии пока еще дело не дошло, но когда я ей рассказал все, что знал про сапропель, до того момента, когда на Турбинном рабочие по ее заказу изготовили пяток небольших земснарядов, прошло, по моему, не больше пары недель. А потом ее буквально до морозов проклинали шофера и трактористы Ворсменской МТС: насосы за час по полсотни тонн сапропеля со дна озер вычерпывали — и эти тонны нужно было вывезти в поле и там запахать в землю. Но с соляркой (в отличие от бензина и керосина) в стране проблем особых не было, МТС топливо получала — и тут же тратила. Зато под снег ушло уже очень много полностью готовых к посадке картошки полей, да и некоторые поля, отведенные по плану под ячмень и овес, тоже «свое получили». Пока что «без суперфосфата, калия и торфа с известью» — но и насчет торфа ни у кого сомнений в том, что он в полях появится, не было. Потому что тетка Наталья, если бы этого не случилось, душу из всех колхозников бы вынула…

Но насчет вынимания душ теткой Натальей — это была все же необязательная опция на будущее, а вот Маринка к этой работе (то есть к выниманию душ) уже приступила. Она, конечно, в обкоме предупредила, что сразу после защиты диплома с работы в обкоме уйдет и даже в апреле официально ушла в положенный по закону отпуск для подготовки к защите, но занялась она не подготовкой, а… то есть не подготовкой к защите, а подготовкой к строительству. Сразу после того, как из Красных Баков вернулся дядька Бахтияр, который там свои проекты жилых домов «привязывал к местности», и которого я после привязки к Маринке-то и затащил для обсуждения чисто производственных вопросов.

Завод в Красных Баках было решено строить в основном силами студенческих стройотрядов, и жилье в Ваче собрались только стройотрядами и выстроить — так что она занималась формированием этих отрядов во всех горьковских институтах и техникумах, организовывала обустройство «на местах» временного жилья для студентов, решала вопросы с их питанием и медицинским обслуживанием — в общем, благодаря Маринке весь горьковский комсомол стоял на ушах. И не комсомол тоже: она умудрилась договориться и с преподавателями почти всех институтов о том, что по желанию студентов некоторые из них (ну, кто, по мнению преподавателей, все же в году учился хорошо) могут и экзамены досрочно сдавать. А ведь это — организация экзаменационных комиссий, куча дополнительной бюрократии, так что без вынимания душ тут точно не обошлось. И это еще даже зачетная сессия не началась…

Я тоже постарался сдать экзамены пораньше, но мне-то было куда как проще, чем студентам: и с учителями у меня отношения было в целом неплохие, и Надюха мне во всем потворствовала. Правда, в результате всего мне пришлось сдавать четыре экзамена в течение всего двух дней, но я справился. И справился на «отлично», правда математичка сказала, что пятерку она мне ставит больше из уважения к моим наградам и надеется, что «уж в следующем году»… Я тоже на это надеялся: промежуточные экзамены, в общем-то, ни на что не влияли, а вот выпускные были для меня исключительно важны: я очень хотел получить за школу медаль, которая давала бы право поступления куда угодно без экзаменов. Но если человек был похож на будущего медалиста, на экзамены к нему приезжала комиссия из ОблОНО, а с ними и у Надюхи отношения все еще были отвратительные, и меня там точно не обожали. Так что учиться в следующем году нужно было уже на полную катушку.

Но это было вообще вопросами второго плана, у нас в семье назревали серьезные изменения. Очень серьезные, и хорошо, что я о них вовремя узнал. То есть хорошо, что я вообще о них узнал, случайно буквально услышав, как взрослые, сидя на кухне (а у нас на кухне все взрослые собирались по воскресеньям), обсуждают «проблему». Причем и услышал-то я только потому, что баба Настя буквально кричать на всех начала — и это бабуля, которая даже не меня никогда голос не повышала! Ну да, крапивой отходить — это просто воспитательный момент, а обругать — это же человеку унижение! И поэтому, когда она начала кричать, я прислушался — а услышав достаточно, зашел на кухню и высказал уже свое мнение:

— Ну и чего вы все так орете? Боитесь, что денег не хватит? Так я пойду еще чего-нибудь выдающееся изобрету, премию Сталинскую получу — и с деньгами проблем вообще не будет!

— Вовка, шел бы ты отсюда, тут взрослые люди взрослые проблемы обсуждают. А подслушивать вообще нехорошо.

— А я и не подслушивал, но вы так орали, что даже если бы я уши воском залил, и то бы не смог не услышать. Баба Настя права: у женщин дети, бывает, рождаются, и это совершенно нормально. Вот только, я думаю, тетю Машу все же стоит врачу в Ворсме показать, она ведь уже не молодуха, надо проверить, что все у нее хорошо и послушать, что врачиха скажет, чтобы и дальше все хорошо было. Тетя Маша, ты их всех не слушай, а одевайся и поехали со мной в Ворсму.

— Шустрый ты, Вовка, — усмехнулся отец, — и все-то ты сам решаешь. А вот что другие думают, ты спросить-то забыл!

— Я сам решаю, потому что я сам решаю всегда правильно, а другие, бывает, и ошибаются. И товарищ Сталин подтверждает, что я-то как раз ошибок не допускаю в своих решениях, он мне за это уже вон сколько орденов понавешал!

— Он просто с тобой знаком плохо. А сейчас ты точно ошибся: нынче же воскресенье, в больнице нет никого.

— Нет, так будет: тамошняя врачиха — человек понимающий и отзывчивый. Вдобавок мне она сильно должна…

— Это когда это она тебе задолжать успела? — с подозрением в голосе поинтересовалась мама, причем так поинтересовалась, что у меня аж задница к ремню приготовилась.

— А мне все тамошние врачи должны, ведь это я уговорил дядьку Бахтияра для врачей специальные квартиры спроектировать.

— А, в этом смысле… но все равно, поедете завтра. И ты, Маша, тоже учти: до завтра будешь сидеть спокойно и кашку кушать!

— Да уж, — спокойно заметил дядя Алексей, — лучше уж нам Вовку-то послушать. Ну что, все поели? Тогда, думаю, лясы точить нам пора заканчивать. А ты, Вовка, все же об этом помалкивай.

— А я ничего и не понял: ну поорали друг на друга немножко, с кем не бывает. Вон у тетки Натальи иной раз… все, ушел уже. Теть Маш, я за тобой часиков в восемь зайду…

Вечером я все же не утерпел, с бабой Настей кое-что уточнил. И узнал, что я слишком уж плохо о нашей семье подумал: оказывается, все там тетю Машу уговаривали аборт не делать, а баба Настя заорала только тогда, когда мама моя, отчаявшись сноху переубедить, сказала «ну если уж ей так хочется, то пусть делает».

По дороге в Ворсму (а там и ехать-то было минут пять) тетя Маша сказала, что зря я ее уговаривать пытаюсь, потому что ей перед дядей Николаем стыдно. Но я ответил, что он сейчас с небес на нее смотрит и радуется, что число Голубевых увеличится:

— Ну сама смотри: нас, Кирилловых, четверо уже мелких, у дяди Алексея с тетей Настей тоже, в дядя Николай всегда хотел старшему брату ни в чем не уступить. Сам не успел, к сожалению, но ты же, как за него вышла, сама Голубевой стала — и поможешь ему хоть сейчас брата догнать. Только один вопрос: это кто-то из деревни был?

— Что? А, нет, приезжий, из Сибири откуда-то. Но он, как узнал, что у меня уже трое, так и испарился враз.

— Ну и тьфу на него, будем считать, что его и не было. Я-то только потому спросил, что мы тут все в деревне и так родня, хотя и не прямая, так чтобы дети случайно за братьев и сестер не повыходили потом. Извини, забудь… все, приехали. Пошли, а с врачихой я сам сначала поговорю, пока у тебя слезы просыхают.

— Да, Вовка, ты у нас в семье, получается, теперь вообще как бы за старшего.

— Ну да. А старших надо слушаться! Так что… нам вон туда, на второй этаж…

Все же товарищ Киреев умел всякое организовывать: в Вачу в мае прислали целый батальон солдатиков из весеннего призыва и они как кроты начали копать там землю. Под фундаменты домов копать, под трубы всяких коммуникаций, и вообще на любой стройке (даже на стройке деревенского сортира с ведром) копать приходится много. Дядька Бахтияр теперь сидел в Ваче, внимательно наблюдал, правильно ли там солдатики землю роют, и бил копытом в ожидании «настоящих строителей». Но, в общем-то, напрасно бил: пока яму под фундамент не выкопают, начинать стройку всяко нельзя. А когда к концу месяца все ямы были выкопаны, и «настоящие строители» подтягиваться начали. Не ахти уж какие профессионалы, но в прошлом году немало так студентов класть кирпич все же научились, а так как каменщикам на стройке платили больше всех остальных, то такие студенты как раз и постарались сессии досрочно сдать, ведь это им давало возможность месяцем больше получать «повышенные зарплаты». Конечно, поначалу ручеек «строителей» был жидковат, и там заработало в мае всего два небольших «сводных отряда» — но процесс пошел, и пошел достаточно быстро. Причем каждый день количество строителей росло, а когда закончилась экзаменационная сессия, стройка там закипела с такой силой, что было уже не очень понятно, чем студентов можно будет в августе занять…

И в Красных Баках стройка закипела, но там она уже в мае бурлить стала: туда, еще до студентов, еще и батальон солдатиков прислали. Но не новобранцев, умеющих только копать и кидать, а уже опытных «двухлеток» из военно-строительных частей. Так что выпускники многочисленных горьковских и областных ФЗУ осенью уже точно без работы не останутся.

Но это осенью, а в конце июля ко мне с грацией медведицы, на глазах у которой злые люди медвежат решили обидеть, ворвалась Маринка:

— Так, Вовка, садись и ответь мне на парочку вопросов. В том месте, где ты сказал, геологи наши нашли песок с титаном и цирконием.

— Ну это же хорошо!

— Это замечательно. Но очень важные дяди после того, как они песочек этот славный из скважины достали, прошлись по полю с этим самым счетчиком и… Там, если счетчик к песку поднести, что-то такое показывается, а сверху если измерять, то никакой счетчик вообще ничего не показывает. И, мне кажется, очень скоро эти дяди придут ко мне и станут задавать разные интересные вопросы. Но чтобы на них ответить, мне нужно точно знать: как ты-то узнал, что там, между прочим в двадцати пяти метрах под землей, этот песок вообще есть? И не надо на меня смотреть невинными глазками, на меня вообще смотреть не надо. А вот ответ на свой вопрос я хочу все же получить. И получить его я хочу прямо сейчас…