Шадар. Сокровище мира (СИ)

Глава 98

— Дети? — от неожиданности я поперхнулась. Тут вообще спорный вопрос с детьми, поскольку Эльк де факто старше Дара. Я уже про свой возраст молчу! — И чем вам женщины не угодили? Что за гендерная дискриминация?!

— Ты словечками своими не бросайся. А то мало ли… Не положено женщинам! А детьми считаются все, кто официального совершеннолетия не достиг! К эльфу и драксу вопросов нет, а у хардов оно в сто тридцать наступает.

— А?.. — “заикается” Эльк.

— …И даже окончание обучения не идет в зачет! — отрезает Аарун и малец сдувается.

Засим красноречие харда заканчивается, он просто разворачивается и показательно устремляется вперед. За ним направляется Оли, успев подмигнуть напоследок. Дар медлит, глядя на меня напряженно и встревоженно. Все его инстинкты вопят о всевозможных опасностях, которым я могу подвергнуться в его отсутствие. Я, как могу, сохраняю внутреннее спокойствие.

— Иди, Дар, со мной все будет хорошо.

— Я присмотрю за ней! — обещает Эльк.

— Это кто еще за кем присмотрит! — хмыкаю я, не отрывая взгляд от удаляющегося дракса.

— Взаимность в этом нелегком деле приветствуется, — понимающе хихикает Эльк. — А мы с тобой другим путем до зала Совета доберемся. Заодно я тебе экскурсию проведу.

— А то, что наставник твой сказал?..

— Не обращай внимания! Аарун всеми возможными клятвами связан, он по-другому ни сказать, ни поступить не мог. Зато никто не может нам запретить подождать наших ребят в приемной!

— Допустим. А экскурсию проводить… не противозаконно?

— Ты же слышала: мы с тобой “женщины и дети”. Прав, почитай, никаких, но и ответственности тоже. И доступ почти везде открыт. В лаборатории мы с тобой, знамо дело, не попремся — туда только профильники вхожи — а так по всему Общественному дворцу пробежимся. Посмотришь, как мы тут живем. Теоретически, мы с тобой вообще первыми можем к Залу Совета явиться!

— Как это?

— А вот так! Аарун же по приказу Старейшин чужаков через Дома Славы обязан провести. Демонстрация нашего величия и непобедимости, чтобы боялись и трепетали… — цитирует Эльк и морщится. — Из нынешних достижений там нет ничего. Не дотягивают до величия современные открытия... Только и остается, что наследием предков самим гордиться, и соседей ими же стращать!

Вот так, умело забалтывая, Эльк незаметно утягивает меня на “экскурсию”. Мы проходим анфиладу комнат: светлых, с высокими потолками и стрельчатыми окнами. Она кажется бесконечной, а залы, следующие один за одним, словно нанизанные на невидимую ось — бесчисленными. Каждое из помещений имеет свою специфику: это и оборудованные классы, и спальни по типу казарм с ровными рядами коек, игровые и даже спортивные залы… Мы даже заглядываем в одну из смежных комнат, оказавшуюся огромным транс-обучательным центром, где на неправдоподобно тонких ножках располагаются капсулы обтекаемых форм и различных размеров.

Эти капсулы производят на меня удручающее впечатление. Да и сам центр больше похож на какую-то… детскую реанимацию с кувезами для недоношенных младенцев.

Все попадающиеся навстречу харды — исключительно “мальчики”, смотрящие на нас с любопытством и настороженностью.

— Мы не всегда такими убогими были… Да-да, не морщись! Видел я, с какой жалостью ты на этих смотрела, — Эльк кивает на оставшуюся за нашими спинами группку великовозрастных “детей”: мелких, бледных, с непропорциональными головами. — Я только сейчас начал понимать, насколько все плохо… Все мужчины после совершеннолетия по своим лабам сидят, всякие полезные открытия пытаются сделать. Ну, или там что-нибудь усовершенствовать… Раз в год только по обязаловке семя жизни отдают и все.

— Семя жизни?.. А что это?

— Ну, это когда нового харда нужно сделать, — совершенно равнодушно отвечает Эльк.

Поняв о чем речь, я смущаюсь до алых щек и споткнувшись, едва не растягиваюсь поперек коридора.

— Но это же ужасно! — вырывается у меня и это восклицание относится не к какому-то конкретному факту в рассказе Элька, а к ситуации в целом!

— Знаешь, очень многие харды с тобой согласятся! Прерывать работу — иногда в самый ответственный момент! — чтобы заняться воспроизводством себе подобных — это жуть! Уж скорее бы придумали какой-нибудь артефакт на этот случай!

— Ты ведь шутишь? — неуверенно спрашиваю я, совсем оторопев. И даже не могу сразу сформулировать следующий вопрос. — А ваши... женщины? Что… Они как вообще?..

— А вот сейчас посмотришь. Мы как раз на женское крыло переходим.

Мы входим в следующую арку и я снова чуть не падаю. На этот раз из-за стоящей на пути мебели.

Аскеза мужской половины сменяется настоящим нагромождением вещей: вдоль стен стоят бесконечные диванчики, пуфики, кресла, столики… Стены задрапированы тканями, на имеющихся редких “проплешинах” или висят огромные картины в жутких позолоченных рамах, или привинчены полки, заставленные статуэтками, шкатулками, кубками и еще бог знает чем. На полу ковровая дорожка с ворсом по щиколотку. Это — логово злостных барахольщиков!

При нашем появлении все двери по обеим сторонам коридора неожиданно открываются и свободное пространство заполняют более полусотни женщин. Окидываю быстрым взглядом появившийся “цветник” и констатирую, что женщины и мужчины хардов — это словно два разных народа. В отличие от своих “сильных половин” дамы не выглядят сутулыми и большеголовыми заморенными тенями. Скорее наоборот.

И явно не признают в качестве одежды уже намозолившие глаза серые хламиды: от пестроты и многоцветья нарядов рябит в глазах!

— Держись, — успевает сказать Эльк, как на нас обрушивается звуковая лавина, критическая по уровню производимых децибелов!

Хардинки (или харданки?), едва увидев нас, выражают бурю эмоций. Все, одновременно! Они всплескивают руками, закатывают глаза, что-то говоря в режиме нон-стоп и при этом не обращая внимания на своих соседок!

Это настоящее сумасшествие!

— Тихо! — раскатисто разносится по коридору и благословенная тишина спасает меня от приступа панической атаки.

К нам, искусно лавируя между тумбочек, пуфиков и застывших дам, движется женщина в пышном сиреневом платье: статная, высокая, со сложной прической на белых волосах.

— Раскудахтались, как вахры, напугали бедную человечку, — воркует она, остановившись рядом с нами. И обращается к Эльку: — Куда ты ведешь эту игрушку, дитя?

Опять “игрушку”!..

— Мы идем в Зал Советов, достопочтенная мать, — легко склоняет голову Эльк и стискивает мой локоть, явно призывая не умничать.

А то — чует мое сердце! — мы здесь надолго зависнем!

Понятливо втыкаю глаза в пол и пытаюсь изобразить на лице тупое равнодушие.

— О, так это игрушка одного из гостей! — проявляет “чудеса сообразительности” мадам. — Из-за них девочек сегодня закрыли по комнатам, а мне приходиться наводить порядок в этом бедламе!

Дама прикладывает кончики пальцев к вискам и я едва сдерживаюсь, чтобы не согласиться с этой оценкой, пустив всю конспирацию кархам под хвост!

“Девочек” закрыли, чтобы не распугать этим “курятником” гостей, и, заодно, не скомпрометировать ”воинственность” хардов после экскурсий по Домам Славы! Молодцы какие!

— Простите, достопочтенная мать, я был не в курсе этих распоряжений, иначе выбрал бы другой путь и не причинил бы вам беспокойства, — с несвойственной ранее смиренностью отвечает этот маленький бунтарь и тоже тупит глазки в пол. — Был очень рад повидать вас, но, к сожалению, время ограничено и нам нужно поспешить.

— Иди, дитя. Пусть тебя оберегает магия Шадара.

Эльк дергает меня и мы спешно идем сквозь ряд по-прежнему молчащих женщин. Все-таки какая-никакая дисциплина присутствует… Или эта “мать достопочтенная” их магией приложила!

Я все-таки рискую во время движения тайком разглядывать харданок. Когда еще такая возможность представится? Добровольно я сюда точно не сунусь!

Пестрыми оказываются не только наряды, но волосы. Точнее, выкрашенные всеми цветами радуги белоснежные пряди. И еще у “девочек” очень своеобразный макияж: выбеленное лицо, темные тени вокруг черных глаз и очень темная помада. Как у актрис немого кино! В общем, настоящий Хэллоуин на выезде!

— Это была… твоя мать? — осторожно спрашиваю у Элька после того, как мы миновали “опасную” территорию.

— Я не знаю. Никогда не интересовался этим. Достопочтенная мать — это общепринятое уважительное обращение к совершеннолетним женщинам… — на этих словах мальца слегка перекашивает. Он вовсе не так равнодушен, как старается показать. А с каждым, следом произнесенным, словом прорывается все больше горечи и… злости! — Вообще, моей матерью может оказаться любая из них, включая Маарту. Но мне… приятнее думать, что это она, а не одна из этих таршевых вахрушей, которые только и думают, как набить живот, где лучше развлечься и что купить, чтобы соседки от зависти сдохли!