Сердце отваги измеряется численностью. Книга 2

Глава 14. Невидимая цепь

Вопрос Веты звенел в голове. Где я столько нашёл? Под кустом!

Сука, разве не очевидно?..

— В Худросе, — сказал я. Голос не дрогнул. Во всяком случае, так мне показалось.

Боже, это сложно! Я знаю эту девушку почти десять лет. Десять лет! Причём не на уровне соседей, которые могут не встречаться месяцами, а на уровне встреч почти каждый, мать его, день! Мы общались, вместе тренировались, веселились, радовались друг за друга… Сблизились. Вета — мой друг, моя… первая любовь в этом мире. Может, громко сказано, да. Может. А может, и нет. Но даже так я просто не знал, с чем можно сравнить нынешнее признание. Наверное, как если бы в прошлом мире я готовился признаться давно любимой девушке, с которой планировали свадьбу, что не могу иметь детей.

Мне было страшно. Мне не хотелось её терять. Но я был готов к тому, что это случится.

Чёртов Наршгал и твои клятые жрецы, промывшие головы всей деревне!

— Украл? — нахмурилась Вета. Это было не осуждение, а скорее переживание — за меня, — но всё равно ощущалось гадливо. Будто бы принёс домой случайно найденный кейс, набитый деньгами. Ощущение ожидаемых проблем следовало за ним по пятам. Счастье, витавшее в её глазах мгновение назад, сменилось озабоченностью и подсчётом будущих неприятностей.

Хуже всего, что ответ был только один.

— Да, — кивнул я.

Взгляд, брошенный на меня, был въедливым и липким. Не знал, что она так умеет.

— Даже пять лет назад за такое тебя бы арестовали и бросили гнить в казематы. Сейчас бы просто убили. Оно стоило того?

Голос девушки был холодным и капельку злым. Очень хотелось спросить её, что она думает по поводу ополченцев и того, куда они регулярно уходят. Но это неправильный вопрос. Такой может привести лишь к ухудшению ситуации, а не решению.

Хех, стоило ли оно того? Дура, что ли?! А жрать что?

Спокойно, Загрейн! Она волнуется. Это нормально. Ты сам бы волновался, если бы близкий тебе человек занялся откровенным риском ради… хм, а ради чего? Вопрос выживания. Это в какой-то мере высшая потребность. Нет ничего, что могло бы сравниться с нуждой в продолжении жизни. Любой, какая бы ни была. Это инстинкты. Против них не пойти, как бы этого ни хотел. Даже самоубийцы зачастую передумывают в самый последний момент.

Стоп! Не начинай. Если продолжишь крутить в голове эти мысли, то вы точно рассоритесь. Как пить дать. Весь опыт прошлой жизни буквально кричал об этом. Лучше послушать его.

— Не хочешь спросить, как у меня это получилось? — ответил я прежним спокойным тоном, не изменив его ни на грамм, но кардинально сменив тему.

Вета облизнула губы и снова посмотрела на мешок, набитый снедью.

— Я не хочу потерять тебя, Загрейн, — теперь она говорила куда осторожнее и мягче. Будто наставляла. — Мы слишком долго шли к тому, что у нас получилось. Я… Я уже лишилась Дервиса. Мне будет очень сложно пережить ещё и твою… — под конец речи девушка стала говорить тише, пока совсем не смолкла. Её ладони нервно сжимали ткань старой и затёртой тренировочной рубахи.

«Хороший знак, — мелькнула у меня короткая мысль, и руки мягко оплели её талию. — Раз переживает за меня — значит, должна принять факт получения сверхсилы куда более спокойно».

— Не придётся. Я должен кое в чём признаться.

— Ты мне изменяешь? — внезапно и удивительно буднично спросила Вета.

Подавившись воздухом, я уставился на неё широко открытыми глазами. Девушка негромко рассмеялась. В последние дни улыбка на её лице появлялась весьма редко.

— Мы ещё ни до чего не дошли! — справился я со своим дыханием. — Даже признались друг другу всего неделю назад!

— Знаю, — хмыкнула она. — Это любимая фраза мамы, которую она говорит в подобных ситуациях.

Извилины заскрипели, словно ржавые шестерёнки.

— Неужели отец так часто даёт повод в нём сомневаться? — посмотрел я на Вету.

— Нет, — пожала она плечами. — Вообще никогда. Но иной раз, когда начинают вскрываться секреты, мама вытаскивает эту фразу из своего тайника.

— И лупит ею как молотом, — хмыкнул я.

— Ощутил силу моего удара? — насмешливо покосилась на меня Вета. — Новая форма Ауры, которая бьёт даже без касания.

— И не увернуться от неё, — криво усмехнулся я и покачал головой. — Нет, я тебе не изменяю.

— Я вроде и рада должна быть, но что-то тон твой мне не нравится.

— Добавлять в него радости кажется глупым, а печали — и вовсе самоубийством.

Какое-то время мы молчали. Вета, как и я, зависла, глядя на мешок, полный самой разной провизии. В приоткрытую дверь тёмного помещения периодически залетал редкий ветер, разгоняя зной, но принося с собой сухие пылинки, которые норовили забиться в глаза или заскрипеть на зубах.

Осознав, что дальше тянуть уже попросту глупо, я произнёс:

— Я Прóклятый. — И выдохнул, слабо улыбнувшись. Ну вот и всё. Назад дороги нет. Если я ошибся, то в ближайшее время весь Ностой узнает, что я не обычный человек. Только я даже не стану дожидаться этого момента. Свалю уже сегодня, край — поутру. С какой-то стороны, даже желанная перспектива, ибо чую — мне нужен наводящий пинок.

— Ты серьёзно? — опешила Вета.

— На шутку вроде не похоже, — я внимательно изучал её лицо, стараясь найти хоть намёк на то, что был прав. Или ошибся.

— Дурацких шуток я за тобой ранее не замечала, — она покачала головой, заставив чёрные волосы взметнуться. Её поза изменилась, но я не чувствовал страха или негатива. — Такую глупость скорее отмочил бы Ребис. Вот на него похоже.

— Я сказал правду, — помедлив, ответил я. — Более того, не знаю даже, как так вышло. Обрести сверхспособности ведь можно, только если съешь Запретный Плод. А я не помню, чтобы ел какой-то особый фрукт, овощ или хрен знает что там ещё. У меня… — слова, отлично складываемые в собственных мыслях, выплёскивались с таким скрипом, что я опасался, будто меня переклинит. — У меня однажды начало получаться, вот и всё. Само по себе.

— Что получаться? — девушка подалась ближе и чуточку наклонилась. В голосе звенел интерес.

Неужели всё сложится хорошо? Ха, рано радуешься, Загрейн! Сейчас она узнает, что ты не радуги в небе рисуешь, а обращаешься потоком насекомых, после чего сбежит в ужасе!

Хотя… я ведь не обязан показывать вообще всё и тем более сразу? Может, если действовать постепенно…

Подняв палец, я заставил ближайшую муху на него сесть.

— Я могу управлять насекомыми.

«Вижу клинок, поглощающий свет, вонзённый в сердце суши. Его душа жаждет убийства. Тот, кто схватит этот меч, познает смерть. Снова и снова познает он смерть».

Легенда о Рефиле, потерянном божественном оружии Шаграса, Бога Смерти, Бед и Катастроф.

1138 год от сотворения мира, остров Миизар

Лёгкий ветер шевелил выгоревшие крыши деревни, нёс в себе запах пыли и приближающейся пустыни.

Засуха и пустыня… Она не приходит внезапно. Не падает с неба, как кара богов, и не прилетает, как стрела из-за холма.

Она ползёт. Медленно. Неумолимо. С величием древнего проклятия, забытого, но не прощённого.

Сначала — лишь пыль в рассветном воздухе. Едва уловимая, словно дыхание чужого мира. Она ложится на солому крыш, на камни у колодца, на губы пастухов, что утром не могут сказать, отчего горчит вода.

Потом умирает трава. Словно кто-то потушил жизненную силу корней. Постепенно, но последовательно. Листья становятся серыми, как будто их благословил прах.

Ветер меняет голос. Больше в нём нет шёпота леса. Только сухой шорох — как змея в сухих костях. Он не поёт и не утешает. Он уговаривает: «Сдайтесь. Я вечен. А вы — нет».

Я помню, как умирал Ностой. Ещё пять лет назад здесь смеялись дети, пахло хлебом и звенела кузница. Но каждый день солнце будто бы палило чуточку сильнее, каждый рассвет демонстрировал всё более мертвенную природу. А вдали, за холмами, вставал не туман, а песчаный дым, как след от чужой поступи.

Это не земля — это глотка огромного великана, готового проглотить всю имеющуюся здесь жизнь.

Пустыня не просто сушила землю. Она глушила волю. Люди всё чаще начинали ссориться, искать виноватых, биться за остатки воды. Ранее, благодаря Дуффу, больше словесно, но ныне… с началом его безумия…

Еда и вода давно превратились в роскошь. Боги, как это странно для человека из другого мира!

Пустыня… Она вошла не только в поля, но и в дома, в души. Она сделала бесплодным… всё.

Однако же, до сих пор никто не ушёл из Ностоя. Даже я. Кто-то по инерции, кто-то веря в лучшее, а кто-то из-за гордости. Потому что гордость упрямее страха. Потому что люди верят, что могут выстоять.

Но пустыня не боится веры. Она видела её много раз. И каждый раз закапывала под собой.

Она не спешит. Её время — вечность.

А деревня — лишь очередной остров в её безмолвном море. Скоро здесь будет одна лишь пыль. Всё станет пылью.

И только богам решать, кто вдохнёт последнюю песчинку.

Сплюнув, я потянулся. Сваленные один на другой сухие потрескавшиеся брёвна — не лучшее место, где можно проводить время, но мне хотелось быть на виду и как будто чуточку вдали ото всех.

Странное желание, но какое есть. Наверное, причина в том, что мне хотелось подумать. Поразмышлять. Ну и немного убить время, чего уж. Вскоре нужно заглянуть к Милегеру, помочь с похоронами. Кому-то ведь надо закатывать на курган камень, отмечающий очередной труп? Особенно если этот самый труп — мой «горячо любимый» дядя.

Мысли, однако, бродили по совершенно другим путям. Разговор с Ветой оказался сложнее, чем я надеялся, однако и принёс мне куда больше.

Улыбнувшись, коснулся губ.

— Никогда не думал, что поцелуй может быть настолько… приятным, — тихо пробормотал я.

Я открыл одну из самых страшных своих тайн, но Вета приняла её столь спокойно и просто, что у меня даже ноги подкосились. Если бы не возвращение ополченцев с Дуффом, мы бы, наверное, закончили этот вечер совершенно иначе. Куда более жарко.

Хмыкнув, посмотрел на закат. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая деревянные стены домов в тусклое золото. Основная масса народа направилась к Дуффу, на другой конец деревни. Я следил за ними через мошек, но без особого интереса. Увы, но староста не мог рассказать ничего достойного. Сами поиски, конечно же, тоже прошли без результата. В данный момент возмущённые жители жаловались на отсутствие еды и воды, но Дуфф был глух к их мольбам, отделываясь короткими рублеными фразами. Его глаза лихорадочно блестели, будто бы староста вовсе перестал обращать внимание на такие мелочи, как еда.

Повернув голову, я посмотрел на Кероба, который шёл в мою сторону. Аура Наблюдения почуяла парня уже давно, но я не думал, что он направляется именно ко мне.

Кероб жевал соломинку, время от времени поглаживая глубокие царапины на руках. Его острый нос периодически шмыгал. За поясом у него висел тусклый нож.

Остановившись возле меня, он задрал голову.

— Слышал, что Садрич помер? — спросил он, щурясь от солнца.

Ухмыльнувшись, я поглядел на него сверху вниз.

— Серьёзно? Ты говоришь это мне? — особо выделил я последнее слово, намекая, что живу с Эландами. Кероб, однако, изобразил, что ничего не понял. А может, и правда ничего не понял, хер бы его знал.

Вместо этого парень кивнул и полез по брёвнам вверх, усевшись рядом со мной.

— Ну… ты вроде только вчера вернулся, нет? — ухмыльнулся он.

— А помер он сегодня, — устало прикрыл я веки. — Наршгал всемогущий, Кероб, может, ты мне ещё и подробности расскажешь?

— Смешно, — фыркнул тот.

— Очень, — поморщившись, потёр я висок.

Несколько ударов сердца мы провели молча. На другом конце деревни Сатор Отье, отец Кероба, сумел предотвратить драку, ибо Дуфф грозил проломить Есару Бокусу башку. Ох, до чего же у Заны бедовый папаша!

— Кхм, — куда мягче произнёс Кероб. — Я это… соболезную?

Я покосился на его расцарапанные руки. С кошкой, что ли, подрался?

— Чему? — горько усмехнулся я. — Слышал, как он обменял последний мешок муки на выпивку?

Мой собеседник выпучил глаза, открыл рот и… промолчал. Задумался. Сплюнул.

— Сукин сын… — только и выдал он.

Когда Кероб открыл рот, я заметил, что у него не хватало зуба.

— Ты где умудрился? — с ходу поинтересовался я, а потом, на себе, показал, о чём веду речь. Мой собеседник сразу же, по инерции, провёл языком по дырке.

— Тренировка, — недовольно пробурчал он. — Прилетело хорошо. Посохом.

— С оружием тренировались? — удивился я.

— Ну… Ауру ведь как-то пробуждать нужно, — Кероб пожал плечами.

М-да… впрочем, чему я удивляюсь? Он небось думал, что наличие оружия добавит живости и адреналина, отчего произойдёт скачок и пробудится Аура. Шансы, пожалуй, были, но всё закончилось выбитым зубом.

Вияльди рассказывала, что есть алхимия, позволяющая выращивать потерянное. Может, она и тут помогла бы? Правда, сама знахарка такое изготавливать не умела. Думаю, тут понадобится опытный мастер. И стоить его услуги будут совсем недёшево.

— Значит, Садрич… — начал парень — видать, чтобы поменять тему, но я его перебил.

— Про мёртвых или хорошо, или ничего, — жёстко, но спокойно проговорил я, — только вот тут, как по мне, исключение. Из хорошего Садрич если что-то и делал, то очень-очень давно. Меня приютил, например.

Кероб отвёл глаза и какое-то время изучал свои старые пыльные башмаки.

— Ну… это дело стоящее, — наконец выдал он.

Я негромко рассмеялся. Парень ухмыльнулся и достал из кармана свёрнутую в тряпицу щепотку табака.

— Будешь? — поинтересовался он.

Нахмурившись, я почесал затылок.

— Это то, что я думаю?

— Табак, — улыбнулся Кероб. — Не ведаю, что ты там думал.

— Не знал, что ты начал, — неодобрительно цокнул я.

— Не начинал, — пожал он плечами, а потом протянул свёрток мне, на что я лишь покачал головой.

— Где достал? — вместо этого спросил я.

— Отец притащил из последнего похода ополчения, — Кероб покрутил рукой. — Не сейчас, в смысле, а ещё до пропажи Дервиса.

— Ага, — глухо добавил я.

На площади обстановка понемногу успокаивалась. Дуфф навёл порядок, пообещав «разобраться с ситуацией в Ностое уже утром». Приглядывать за происходящим и одновременно адекватно вести беседу мне было не впервой.

Хм, неужто староста решит оставить вопрос с Дервисом?.. А нет, отсылает людей без себя. М-да… ну, хоть так.

Я смотрел, как Кероб скатал тонкую самокрутку и поджёг её огнивом, ловко высекая искру.

— Говорят, к табаку быстро привыкаешь, — сказал я. — А вот бросить уже трудно. Он… — я покрутил рукой, припоминая сведения, почерпнутые ещё из прошлой жизни.

Припомнил. Понял, что столь заумную чушь я могу разве что имперским грандам втирать, да и те не факт что многое поймут. Значит, придётся импровизировать.

— Представь себе, друг мой Кероб, что табак — это хитрая тварь вроде гиены, только не в лесу, а у тебя в груди сидит, — улыбнулся я, положив себе руку в области сердца. — Поначалу ты её не замечаешь. Скатал самокрутку — тяпнул, и вроде даже полегчало. В голове стало тише, руки меньше дрожат, мысли собрались. Думаешь: «Доброе зелье». А табак в это время — как гиена, прячет кости под полом твоей души.

Кероб прищурился, дым от его самокрутки медленно тянулся к небу. К губам парня прилипла тонкая ухмылка.

— На другой день тянешь снова — не потому, что надо, а просто чтобы как вчера, — продолжил я. — А потом — чтобы как всегда. И не замечаешь, как уже не ты решаешь, когда курить, а табак шепчет: «Скорей. Дай мне ещё. Без меня ты ничто».

Ухмылка Кероба потускнела.

— И вот уже рука сама тянется к кисету, — чуть подался я вперёд. — В голове — будто ком тумана. Не покуришь с утра — злишься, сердце бешено бьётся, руки дёргаются, как у скотины перед бойней. Люди думают, что ты просто не в духе, а на деле — ты уже не человек, а сосуд, который табак себе подчинил.