«Стóит ли поздравлять Саркарн с выбором нового Дракона? Фернелла Ханрад, по прозвищу «Две Метки», возглавила остатки Первого Золотого Легиона. По слухам, его восстановление займёт не более двух лет, но что же будет дальше? Этим вопросом задаёмся не только мы и наши читатели.
Империя Зафир, королевство Тандро-Таш, королевство Раастоба и королевство Лирион заключили оборонительный союз. Будет ли это началом ответного вторжения в Саркарн и освобождением захваченных территорий или всего лишь мерой защиты?
Кайзер Наратэй III Линериос никак не прокомментировал случившееся, однако Саркарн остановил экспансию на других континентах и, по всей видимости, собирает войска на границе. Наверняка подкованные читатели скажут: «Саркарн больше объединения этих стран почти в три раза!» Наша редакция полностью согласна с вами. Но влияет ли размер на качество армии и военную силу? Напоминаем, что именно объединение республики Эвердар и королевства Тандро-Таш сумело разбить Первый Золотой Легион Саркарна и убить Сжигателя, на место которого встала Две Метки. И хоть на данный момент республика Эвердар — вторая по могуществу страна после Саркарна — не вступила в оборонительный союз, она в любой момент может это сделать…»
Газета «Стыдная правда», выпуск № 361, 1137 год.
1138 год от сотворения мира, остров Миизар
— Какая-то ты бесноватая, — сказал я, глядя на связанную девушку, что буквально билась в путах, глядя на меня с такой злобой и ненавистью, что становилось тошно. Невольно в глубине души зарождался вопрос: «Чем же я так виноват?!» И этот вопрос медленно переваривался в собственном соку, так и не найдя должного понимания.
Схватив её за волосы, сильно потянул голову вверх.
— Ум-мх! — замычала она сквозь кляп, но я потянул ещё сильнее.
— Больно? — индифферентно поинтересовался я. — Поверь, человеческому телу можно доставить очень… очень много неприятных процедур. Давай договоримся: мне нужно знать, куда пропал Игнац Ноблен, сборщик налогов. И прежде чем ты скажешь, что не знаешь, кто это, или что не имеешь понятия, с чего это я решил допрашивать именно тебя, честную девушку из Грайдии, позволь, я кое-что расскажу.
Отпустив её волосы, отчего она даже застонала, демонстрируя слёзы в уголках глаз, хотя злоба во взгляде никуда не делась, я уселся рядом, примостившись спиной к нагревшемуся за день скальному камню.
Мы находились в холмистом лесу, в дне пешего пути от деревушки Грайдия. Далековато от Ностоя — почти месяц пути, который я, благодаря полёту насекомых, не обращающих внимание на проблемную местность, преодолел за полторы недели, — но я всё равно сюда припёрся, когда осознал, что, возможно, наступила точка невозврата отношений запада и востока.
— Игнац всегда, — поднял я палец, — всегда действовал одинаково. Приплывал из столицы, минуя Чаячий залив, и останавливался у прибрежного Фанга, — маленькая рыбацкая деревушка, единственное достояние которой — какая-никакая гавань, куда мог бы причалить пузатый купеческий корабль. — Оттуда он шёл на север, — взяв палочку, я начал рисовать перед ней подобие карты прямо на песке, — где останавливался в Сибральде. От него — на восток, в глубь нашей части «подковы», где проходил уже через Грайдию. — Палочка нарисовала новую точку. — Теперь на юг, почти две недели конного пути, ибо местность очень уж плоха, пока не приходил к нам, в Ностой. Ранее, как ты, наверное, знаешь, между Грайдией и Ностоем находилась ещё одна деревенька, но эти ублюдки вырезали её, когда жители не смогли отдать должную сумму налога. — Я сжал зубы, но быстро расслабился. — Кхм, продолжим. После Ностоя Игнац отправлялся ещё дальше на юг, в деревню Прантох, потом на восток — в прибрежный город Тирайду, и, наконец, заканчивал дорогу в Худросе. Весь путь занимал у него порядка полугода. Далее ублюдок отвозил собранное обратно в столицу, несколько месяцев отдыхал от тяжких трудов, — усмехнулся я, — и снова собирался в плаванье, ибо как раз подходил новый год и время сбора нового налога.
Отбросив палочку, я облизнул губы и на миг застыл, так как в пределы моей Ауры Наблюдения попала неожиданная цель. Человек?! Нет, обезьяна. Редкий гость, вот в первый миг и перепутал их.
Ауру Наблюдения я мог растянуть почти на сотню метров — если сконцентрируюсь. И вообще, я не застывал обычно просто так! Однако тут наложился факт того, что мои насекомые не заметили ничего подозрительного, а Аура сказала — «человек»! В общем, всё успешно решилось, так что нечего заморачиваться.
Разве что… А обезьяны вкусные?
Рой насекомых моментально поднялся со своего места, на всей скорости устремляясь к обезьяне. Взвизгнув, та бросилась наутёк, но это было бессмысленно. Ей негде было затеряться, а редкие деревья вокруг давно уже не могли похвастаться скрывающей живность густой листвой.
Поток нагнал ещё живое мясо менее чем за минуту, вспарывая обезьянью шкуру десятками и сотнями острых жал.
Слабо улыбнувшись, я окружил тушу ковром насекомых, после чего мухи — хотя называть их так откровенно неправильно, переросли они уже этот статус! — умудрились поднять её в воздух и медленно, словно вертолёт с грузом, полетели ко мне. Засуну тушу в сумку, постараюсь дотащить до деревни. Уверен — сожрут и косточки обсосут. Вопрос: кому отдать? Себе. И братьям. Хочется попробовать.
— Я к тому, — вновь посмотрел я на девушку, — что отпираться бессмысленно. Игнац Ноблен посетил Фанг и Сибральд — это я точно знаю. Но почему-то сборщик налогов не добрался до Ностоя, хотя по срокам уже должен был. Следовательно — что? — наклонил я голову. — Он пропал именно в вашей деревне!
Поднявшись на ноги, я подошёл ближе, встав к ней впритык. Отчего-то взгляд застыл на торчащих через тонкую ткань женских сосках. Сглотнув, ощутил шевеление в штанах. Сука! Не вовремя!
Шестнадцать лет — это возраст, когда стои́т даже не от вида, а от намёка, голоса, улыбки, случайно увиденной полоски кожи или практически чего угодно. А я, так-то, до сих пор девственник. Ха, в современном мире подобное было бы абсолютной нормой, здесь… Да в принципе здесь тоже ещё нормально, однако, по-хорошему, дело надо исправлять. Иные уже детей в этом возрасте имеют, а я всё ещё могу лишь мечтать о прикосновении к женской груди.
Спасаюсь тренировками, но таким темпом яйца, наверное, скоро закаменеют. И сила воли начала давать трещины. По ночам у меня теперь два вида снов: чёртовы кошмары с мёртвой семьёй или голые бабы. К счастью, сны снятся мне не всегда. С ужасом жду, что будет, если сны объединятся. Так и фобию к женщинам поймать недолго!
Мотнув головой, постарался отвлечься.
— Что скажешь в своё оправдание? — чуть более хрипло продолжил я, вытащив кляп у неё изо рта. Ладонь невольно коснулась нежной кожи щеки и шеи девушки.
— Ты покойник, клятый ностоец! — звонко воскликнула она и плюнула мне под ноги. — Тупой кретин! Тебя поймают и снимут кожу! А потроха зажарят прямо внутри туши. Отличное мясо! Хватит на пару дней всей деревне. Понял, урод? Тебя найдут сразу! Тебе уже не уйти. Не уйти! Не!..
Кляп вернулся на место. Более того, я запихнул его поглубже — так, что она аж закашлялась.
— Потрясающе… — вздохнул я. — Да не вертись ты! — грубая пощёчина заткнула эту дикую аборигенку.
Понятно, что я всё равно полезу проверять Грайдию, изучая при помощи насекомых каждый, мать его, камешек этой сраной деревни! Потому что не верю, будто бы Игнац Ноблен и три десятка умелых мужиков, часть которых по-любому знала Боевые Искусства — и наверняка Ауру, — могли сдохнуть от, скажем, разбойников в пути!
Понятно, что куш сборщик налогов вёз хороший, дорожка была проторенной, но… Если бы кто-то решил ограбить и убить их, надо было подождать, пока Игнац Ноблен собрал бы ВСЕ налоги, и брать ублюдка перед последним городом, Худросом, где он садится на корабль до Палида. Перехватывать его после всего двух деревень — довольно глупая затея. Вдобавок стóит помнить: разбойники предпочитают менее зубастую дичь. Уместнее было бы напасть на саму деревню ПЕРЕД её посещением Нобленом, чем на толпу вооружённых наёмников.
Короче, интуиция кричит, что их всех потравили или как-то так. Ну или среди грайдийцев появился супермен-гигачад.
— Знаешь ли, упрямая ты сука, — вновь схватил я девицу за волосы, прислонившись своим лбом к её лбу, главное — не покраснеть! — мир куда больше и сложнее, чем ты себе представляешь. — Одновременно с этим я заставил своё лицо обратиться потоком мух, отчего девка дёрнулась и завизжала сквозь кляп, пытаясь отползти. — Здесь есть множество мест, где прячутся насекомые — больше, чем ты сумеешь посчитать за сотню жизней. Достаточно просто оглянуться! Кто обитает подле этой тёмной норы? Может, ядовитые пауки, укус которых обращает внутренности в однородную бурду? Ещё есть мухи, что, кусая, откладывают под кожу яйца. Или гигантская серая моль, что прилетает ночью и поедает струпья с ран, пока ты спишь. Блохи, которых ветер носит по пустыне. Черви, которые выглядывают из уголков глаз, оставляя красные завивающиеся следы на веке, а подрастая, эти черви вылазят через ноздри. Песчаные клещи и кожаные пиявки, летающие злобные осы и жуки, живущие в навозе.
Почуяв запах мочи, я отстранился.
— Ты чувствуешь это? — оскалился я, ощущая, как «лицо» ползает и меняется. Как движения носа представляют теперь не «игру» мышц, а изменение расположения насекомых, которые держатся друг за друга столь плотно, что образуют каркас — облик — куда большего размера. — Все твоё тело кишит паразитами. Крошечные муравьи и ползающие под кожей личинки. Они впиваются тебе в плоть, пожирают мозги. Я могу заставить их вырваться наружу, обратить тебя в поток гнусной мерзости, что выползет на белый свет и оставит после себя лишь сдувшийся пузырь. Десять тысяч извивающихся тварей, каждая из которых желает отведать мяса и крови!
Резким движением я вырвал кляп у неё изо рта.
— А теперь говори, иначе… — вокруг заклубились тучи моих мух. Их вид за прошедший год снова изменился, хоть и незначительно. Тела подросли до полутора сантиметра, вид стал ещё больше напоминать ос, окончательно «вырастая» из облика мухи.
Насекомые начали садиться на девушку, которая дёрнулась столь сильно, что завалилась на землю, прямо в лужу собственных нечистот. При этом она даже не кричала, лишь тонко повизгивала, ведь боялась, что насекомые полезут ей в рот.
Демонстративный жест — и весь рой сдаёт назад, рассаживается вокруг, перестаёт летать, жужжать и «давить» на неё своим видом и массой.
— Говори, — жёстко потребовал я. И наконец-то получил ответ.
До Грайдии я добрался затемно и перемещался сугубо в виде роя насекомых. Знал, что обладатели Ауры Наблюдения могли меня обнаружить — оно мне надо?
То, что я увидел, подтвердило сказанное девицей: колья и насаженные на них остатки тел солдат, служащих Игнацу Ноблену. Я подоспел удивительно «вовремя». Жрец Наршгала, завывая молитвы своему богу — я их даже узнал, не зря Милегер вбивал эти знания чуть ли не палкой! — окроплял кровью тела выстроившихся в кривоватый ряд мужчин.
Мухи начали разлетаться по окрестностям. Благодаря использованию Ауры Наблюдения я периодически вселялся то в одну, то в другую и охватывал усиленными чувствами максимум площади деревни.
Боже… как же я рад, что в виде роя лишаюсь возможности ощутить тошноту!
Людей заживо варили в огромных котлах, кого-то забивали, словно скот, иные, успевшие лишиться рук или ног, сидели в клетках. Те, кто кричал или умолял, получали удары дубинками, которыми били прямо сквозь толстые металлические прутья.
На моих глазах одного из пленников готовились превратить в фарш при помощи огромного камня. Кляп во рту у рыжеволосого мужчины позволял лишь хныкать и мычать. Он был гол, не считая верёвок на запястьях и лодыжках. Ноги были сломаны, но это старые переломы, которым уже несколько дней. Я видел, что под кожей уже началось гниение плоти, однако это не остановило деревенских.
Наёмника зафиксировали, вытянув спиной на земле, и привязали к специально установленным колышкам. После чего несколько мужиков, поплевав на ладони, покатили на него здоровенный камень, размером превышающий рост человека.
Действовали по нарастающей — с ног.
Когда камень накатился на ступни, раздался сочный сухой хруст — так костёр поедает хворост. Пленник взвыл сквозь кляп, выпучив глаза, в которых моментально появилась влага. Но никто не остановился.
Из-под камня потекла кровь. Я видел, как он оставлял после себя лохмотья сплюснутой раздробленной плоти. После обработки камнем ноги наёмника напоминали измочаленные колготы. Кости проткнули кожу и торчали словно сучки́.
Камень покатился дальше. Новый хруст. Теперь в багровом сиропе плавала расколотая белая коленная чашечка. Тяжесть раздробила таз. Растеклась кровавая каша.
Наёмник выл на одной безумной ноте. Глаза вылезли из орбит, и белки́ покраснели от лопнувших сосудов. Камень добрался до живота, с силой производственного пресса разминая сизые трубки кишечника, успевшие вырваться наружу обрывками рваных волокон. Изо рта наёмника вместе с потоком крови полезли окровавленные потроха. Так выдавливают зубную пасту из тюбика. Вонь внутренностей распространилась по окрестностям.
Я не мог оторвать глаз от этой отвратительной сцены, хоть и понимал, что, возможно, заполучу себе новый кошмар.
Голова наёмника бессмысленно дёргалась, содрогаясь от внутренних спазмов. Мутные глаза смотрели в пустоту. Камень добрался до рёбер, с треском ломая их, поглотил широкую грудь. От кровяного давления его лицо потемнело. Алые струйки сочились уже не только изо рта, но и из глаз и ушей.
Наёмник умер, но четверо мужчин, которые кряхтели под весом камня, продолжили свою работу.
Неподъёмная масса с сочным хлюпаньем добралась до черепа. Нос погрузился внутрь лица, зубы разлетелись в стороны, части кожи, разрываясь, отделялись от костей.
Волосы наёмника прилипли к камню с обратной стороны, добавив рыжий цвет к густой ало-бурой полосе. Казнь оставила после себя фарш с кусочками хрящей и мерзкой палитрой цветов, где смешалось красное, белое, розовое и чёрное. Люди вокруг заулюлюкали, простёрли руки к небу.
— Наршгал! Взгляни на детей своих! Узри, что мы не сдались! Нет! Прокля́тый Саркарн не сломил нас! И его презренный наместник, Аделард Вермитракс, тоже не сломит! — Жрец, худой старик с опухшими суставами, бодро сбросил тряпки, служившие ему одеждой, а потом, голый, вскочил на простенький самодельный постамент, как и все остальные вскидывая руки к ночному небу. — Даруй нам своё откровение! Дай частицу своей силы и могущества!
Мужчины, окружающие жреца, подняли с земли факелы, начиная опускать в огромный костёр, горящий в центре деревни, над которым висел казан размером с человека. И этот казан был отнюдь не пуст…
С зажжёнными факелами они начали отплясывать нечто вроде дикарского танца и бить свободными руками себя по брюху.
Женщины с обнажённой грудью подносили им дымящиеся трубки, которыми они затягивались, стараясь не прерывать танца.
Так продолжалось какое-то время, пока то один, то второй не падал на колени.
— Я вижу! — кричали они. — Видение! Наршгал!
Пока воины Грайдии «проникались божественными делами», остальные успешно продолжали процесс готовки. Фарш с земли собирали в казаны, ничуть не опасаясь грязи и кала, выплеснувшегося из его раздавленного нутра.
Потоки насекомых, которые я отправил на разведку, не были единственными, так что мухи не вызывали у местных ни удивления, ни страха, ни брезгливости. Думаю, свою роль играла темнота, отчего незнакомый для местных вид насекомых — уверен, они знали всех мошек, проживающих поблизости, — не произвёл никакого фурора. Однако моё ночное зрение (не зря прокачивал!) позволило в деталях увидеть лица жителей деревни. Далеко не все были рады случившемуся. Я видел, как пугливо отводились взгляды, когда тот или иной житель вдруг находил глазами зажаренную до хрустящей корочки руку, пальцы которой уже обсасывали дети и женщины. Видел, как сжимались зубы и дрожали кулаки, когда взгляд падал на клетки или котлы. Видел дрожь ужаса, когда они смотрели на фарш, оставшийся после камня.
Но все молчали. Уверен, даже дай им выбор, даже поставь перед Золотым Легионом Саркарна, какая-то часть не сможет признать, что заблуждались, потому что иначе им придётся ощутить удушающие объятия стыда. Раскаяние, столь сильное, столь тяжёлое, что проще выбрать смерть. Это хотя бы будет быстро.