Семья волшебников. Том 2

Глава 5

Майно Дегатти раздул огонь в камине и направил в него побольше маны. Она побежала по трубам, неся с собой жар, раскаляя металл и разогревая дом.

Секрет хорошего отопления — правильное распределение температуры. У обычных людей она расходуется как попало — тут пламя пышет, а тут холодно, тут дым валит, а тут нет ничего. Но владеющий даже элементарными бытовыми чарами волшебник может обогреть целый особняк одним поленом.

Хотя нет, одного все-таки недостаточно. Майно не глядя взял второе, кинул его в огонь… и полено противно заверещало:

— Не сжигай меня, я хочу стать настоящим мальчиком!

— Лахджа! — рявкнул Майно.

Полено расхохоталось, отращивая тончайшие щупальца, вытягивая себя из камина, поднимаясь вертикально и превращаясь в крылатую женщину с серебристой кожей.

— Зачем? — спросил ее муж, кидая на этот раз настоящее полено.

— Тренируюсь, — пожала плечами Лахджа. — Дерево — тоже органика. Было интересно, смогу ли я тебя одурачить.

— Грандиозный успех, — кивнул Майно. — Я даже не почувствовал твоих мыслей.

— А я просто не думала. Я дерево. Дерево не думает, дурак! Та-а-тарата-та-та-та!..

Лахджа хлопнула в ладоши и убежала, подтанцовывая. Дегатти ухмыльнулся в усы и погнался за ней.

— От меня не спрячешься! — весело крикнул он.

Зима в этом году наступила раньше обычного. Снега навалило столько, что скрылись даже вечные дороги. Астрид, уже четвертую луну ходящая в школу, не могла дождаться дня Оловянного Ястреба, чтобы передохнуть от этой муки на зимних каникулах.

Но сегодня еще только Шелковый Ястреб. До Оловянного целых пять дней. Пять невыносимо долгих, скучных противных дней… кроме Костяного. Костяной Ястреб — это праздник, Мортудис. В праздники никто не учится.

Начав ходить в школу, Астрид выучила календарь, как свои пять пальцев. Потому что учиться приходится во все дни, кроме праздников и каникул.

— Мама, там все тупые и сопливые! — крикнула она, с яростью хлопая дверью.

Мама ничего не ответила. Папа тоже не отозвался. Астрид подумала, что они, наверное, ушли гулять без нее по зимнему лесу или кататься на санках, и преисполнилась праведной злости. Она давно и твердо уверилась, что взрослые придумали школу, чтобы сплавлять куда-то детей, пока сами занимаются интересными вещами.

Но хотя бы Вероника и все фамиллиары были дома. Матти вообще вернулся вместе с Астрид — он ее часто сопровождал, потому что ему в школе нравилось. Только учительница запрещала ему раскрывать клюв, потому что он знал ответы на все вопросы и все время пытался подсказывать.

Енот гремел посудой на кухне, Снежок сладко дрых в гостиной, а сестру Астрид нашла на чердаке, где та притащила табуреточку и через окошко кидала Волосне крекеры.

— Кусяй, — приговаривала она. — Кусяй.

Астрид аккуратно помогла Веронике спуститься и сама залезла на табуреточку. Волосня сидела там, запертая в комнатушке. Крекеры валялись вокруг нее.

Она их не ела.

— Ей, наверное, мяса надо, — деловито сказала Астрид. — У мамы в подвале есть свиная голова. Я видела, она сказала папе не говорить.

Волосня за лето и осень здорово подросла. Теперь у нее уже были нормальные ноги, почти что руки и вообще она походила на маленькую и очень волосатую девочку. Папа с мамой еще две луны назад переселили ее на чердак, в одну из каморок. Теперь она тут сидела, пока взрослые решали, что с ней делать.

Решение немножко затянулось.

Снизу донеслись приглушенное хихиканье и топот. Ага! Они все-таки дома! Еще и играют во что-то, а детей не позвали! Астрид яростно скатилась по лестнице и заорала:

— Я вернулась домой и хочу КУШАТЬ!!!

— …проси у енота, он на кухне! — донесся папин голос откуда-то.

— А он мне НЕ ПРЕДЛАГАЛ!!! — заорала еще громче Астрид. — А я, значит, в школу ходить должна, а вы, а вы!.. ВЫ ИГРАЕТЕ!!!

Она распахнула дверь кабинета. Там никого не было. Ворвалась в библиотеку — тоже пусто.

— Да где вы все?!

Ей больше не отвечали. Прячутся. Наверное, еще и лопали всякое вкусное. А в школе-то еда сотворенная!

Астрид уже знала, что сотворенная еда — это для чечпоков всяких.

Это слово она в школе узнала. Образование — это важно.

Астрид так и не нашла родителей. Только в одной комнате у кровати валялся папин кошель. А кровать была еще и не застелена — енот совсем обленился!..

Сосредоточенно пыхтя, по лестнице наконец-то спустилась Вероника. Ей было непросто, с ее коротенькими кривыми ножками.

Астрид посмотрела на нее с покровительственной жалостью. Вот, и такая она ведь будет всегда. Она ведь полудемон… да вырастет ли она вообще? Может, карликом и останется?

— Вероника, кажется, ты останешься карликом, — сказала Астрид.

— Патиму? — задрожала губа Вероники.

— Ты очень медленно растешь. Ты живешь уже много лет, почти два, и до сих пор маленькая. Боюсь, это навсегда. Пойдем кушать.

Помогая Веронике преодолевать ступеньки, Астрид спустилась вниз, где енот уже подал обед.

— Я капусту не хочу, — сказала она, забираясь на стул. — Мне только сардельки.

Енот упер лапки в бока и плюхнул ей двойную порцию капусты.

— А я съем, — стоически воззрилась на этот кошмар Астрид. — Я съем. Ты не добьешься моих слез.

Нет уж. Бесстрашная Астрид не плакала никогда в жизни, и никогда не заплачет. Даже из-за горы капусты после тяжелого учебного дня. При плохой погоде. По уши в снегу… да, она ехала в карете, но это было грустно. К тому же от ворот она шла пешком… а потом оказалось, что родители предали ее. Послали в школу, чтобы играть без нее.

В капусту капнула слезинка.

Астрид громко шмыгнула носом и съела вилку. Она уже давно не ела столовых приборов, но сейчас почему-то захотелось.

Енот сунул ей миску, полную сарделек. Ладно, может, он не такой уж и злой.

Вероника чинно жевала свою сардельку, прыская горячим мясным соком.

А через час, когда Астрид с Вероникой смотрели мультики, откуда-то сверху спустились родители.

— Явились, не запылились! — бросила заранее заготовленную фразу Астрид. — А сардельки АСТЫЫЫЛИ!!! И никто вас не ждал, играйте хоть весь день, а потом ГОЛОДАЙТЕ!!!

В эти слова Астрид вложила всю свою обиду. Взлелеянную, вскормленную, напитанную гневом и разочарованием.

— Не куксись. Как дела в школе? — безмятежно спросила мама.

— Плохо, там все тупые чечпоки. И свиньи.

Свиньи. Астрид вдруг вспомнила, что забыла покормить Волосню! А она же обещала!

И пока родители сначала спрашивали у Вероники, кто это тут такой хороший, а потом лопали остывшие сардельки с капустой, Астрид незаметно спустилась в подвал.

Та часть, где мама режет трупы, всегда заперта, хотя тоже тайна нашлась, Астрид давно знает, что там происходит. Она не маленькая, она давно разгадала все взрослые секреты. Там и нет ничего интересного, в этой резекторской, только столы и простыни.

А вот где мама хранит всяких гомункулов в банках, вот там интересно! Мама после Волосни всякое стала делать с жучками, паучками, таракашками… они умирали, в основном, но мама говорила, что это просто неудачные бразцы и надо дальше.

Свиную голову Астрид нашла на леднике. Там, где мясо и рыба. Тут очень холодно, поэтому Астрид демонстративно задрожала и подула на пальцы. Она даже сумела сделать, чтобы изо рта пошел пар, как у смертных детей.

Правила. Надо соблюдать правила. Может, ей и не нужно дышать, но она будет дышать, потому что иначе она как немтырь какой-то, а немтыри ненастоящие, Астрид это в школе узнала.

Она бы не обиделась так на маму с папой, если бы ее сегодня не обидели в школе, а мама с папой не занимались бы чем-то своим, хотя им надо было утешать единственную дочь!.. ладно, не единственную. Старшую и любимую!

Просто сегодня они на переменке бегали во дворе, и Астрид ненадолго забыла дышать. И Уберта заметила, что у нее на морозе не идет пар, а у остальных идет. А Освельдек начал дразниться и называть ее немтырем, и Астрид хотела выцарапать ему глаза, но не выцарапала, потому что она хорошая девочка.

Она просто толкнула Освельдека в сугроб и не давала вылезти, пока он не заревел. Но обида в душе Астрид от этого никуда не делась.

Она вспомнила, как Освельдек вопил и звал своего немтыря, который провожает его в школу, а немтырь пытался помочь, но не имел права, потому что немтырям запрещено причинять вред живым, а Астрид живая, вот! Это было ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ!

А потом еще в школе. Кланос и другие старшие дети стали задавать ей вопросы всякие, а она отвечала честно, а потом увидела, что они над ней смеются. Им почему-то было смешно, что мама — фамиллиар папы. Они фукали и делали вид, что сейчас сблюют. Особенно Пирилла, у которой мама тоже фамиллиарщица, но у нее только собака.

А еще они смеялись, что Астрид вообще на папу не похожа, и называли ее котомкой, а это тоже обидное слово. Астрид спросила, почему Кланос смеется со всеми, он же ее друг, а Кланос ответил, что ничего он ей и не друг, с чего это вдруг. Тогда Астрид сказала, что тогда ничего страшного, если она сломает ему ноги, и пошла ломать, а Кланос испугался и убежал жаловаться мэтресс классной наставнице. Ему хоть и десять лет, а Астрид шесть, но они ее все равно боятся.

Ну ничего, она выдрала немного волос Пирилле, сделала подножку жирному Огусу, а потом мэтресс классная наставница поставила ее в угол. И попугая тоже, потому что он какнул на Кланоса сверху.

А угол Астрид из чувства гордости заняла верхний. И таращилась оттуда на остальных, так что никто не мог писать.

— Астрид, развернись, пожалуйста, спиной к нам, — попросила мэтресс классная наставница.

— Я спиной к вам, — ответила Астрид, показывая язык.

Она не хотела вспоминать эти плохие вещи и думать о том, что завтра придется возвращаться к этим дуракам, которые ее называют немтырем и котомкой, но все равно вспоминала и думала, пока тащила на чердак свиную голову. Пусть хоть у Волосни все будет хорошо, раз жизнь Астрид превратилась в сплошное страдание.

Но на следующий день Астрид вернулась из школы веселая, потому что во время перемены на дереве застрял котенок и все бегали и не знали, что делать, а она просто взлетела и сняла его. Теперь она герой. Астрид всем так и сказала, а Кланосу сказала, что раз она герой, а он ей не друг, то он злодей. И Кланос пытался поспорить, но разве же с такой логикой поспоришь?

Так что сегодня Астрид ни на кого не дулась. Но покормить Волосню все равно не забыла, и на этот раз Волосня даже издала какие-то звуки.

Астрид решила, что раз у нее нет больше астридианцев, она вырастит себе прихвостня из Волосни. Будет у нее целых два прихвостня — Волосня и Вероника. С такой армией уже много чего можно добиться.

И так шло день за днем. А во время зимних каникул Лахджа просто лежала на диване и разгадывала кроссворд. За окном завывала метель, в дальнозеркале препирались два старых волшебника, а она вписывала слова в клеточки.

Искусство правильно и красиво писать…

— Каллигр-рафия! — крикнул сзади Матти.

Божий суд у дармагов…

— Ор-рдалия!

Военная пляска с вооружением…

— Пир-р-риха!

— Так, погоди, сколько именно «р»?

— Две!

Разгадывать кроссворд с попугаем было легко, хотя и скучно. Но на Парифате много терминов, которые здесь-то известны каждому эрудиту, а вот Лахджа о них понятия не имеет. Мир большой, культур и народов полно, а она живет здесь только пятый год… сколько именно она тут уже живет?.. Кажется, была весна двадцать первого года, когда они сбежали из Паргорона и поселились в той квартирке при Клеверном Ансамбле…

Ностальгические мысли развеялись, когда в гостиную ворвалась Астрид с воплем:

— Мам, тебя Волосня зовет!

— Что? — подняла взгляд Лахджа.

— Зовет тебя, — повторила Астрид.

Мама медленно отложила кроссворд и поднялась на чердак. Открыв окошко каморки, она увидела своего… питомца?.. порождение?.. мутировавшего клона?..

Лахджа проверяла Волосню каждый день. Со вчерашнего вечера та не слишком изменилась, но теперь смотрела прямо в окошко. За волосяной занавесью пылали желтые глаза.

— Гспожа-а-а… — раздался невнятный голос.

Ого. Оно научилось разговаривать и узнает Лахджу. Надо же.

— Чего ты хочешь? — спросила демоница.

Волосня невнятно забормотала. В ее лепете проскальзывали слова «выйти» и «есть».

Лахджа задумалась. Это существо — определенно демон. Не высший и пока даже не особо разумный, но очень быстро развивающийся. Волосня родилась в середине прошлого лета, ей неполных полтора года — а она уже похожа на человека. Маленького, жуткого и очень волосатого — но в темноте можно перепутать.

Демоница призвала на помощь мужа. Уже вместе они принялись обследовать это странное существо. Оказалось, что под копной волос прячутся вполне сформировавшиеся ручки и ножки…

— Ты ей что, еще плоти давала? — осведомился Майно.

— Да нет… почти…

— Нет или почти? Лахджа, ты понимаешь, что создание демонов — это опасно граничит с Карцерикой?

— Запрещено?

— Само по себе — не запрещено. Если просто так создавать, в виде эксперимента.

— Ну мы и создали просто так. В виде эксперимента.

— Зачем?

— Ну случайно же получилось. И что мне было делать? Позволять ей остаться бесформенным комком?

Волосня с надеждой воззрилась на Лахджу. Майно еще раз пристально ее осмотрел, изучил ауру и подтвердил предварительные выводы: у них стихийно самозародился демон-гомункул. Как тахшукан, только иного типа и более сложный.

— Пока это был комок волос — это был просто комок волос, пусть и оживший, — подытожил Майно. — Демоникал, что-то вроде демонического немтыря. Но ты стала его напитывать своей плотью, и алала, у нас прибавление.

Лахджа вздохнула. Майно вздохнул. Волосня вздохнула.

Немного еще подумав, Дегатти добавил:

— Но это тоже хорошая тема для изучения. Можно посвятить целый раздел монографии.

— То есть оставляем?

— Пока что. Только надо наложить запреты.

Лахджа понимающе кивнула и присела на корточки. Она уставилась в желтые глаза Волосни и приступила к гипнотической установке.

— Ты рождена от меня, ты мне повинуешься, — говорила она, вкладывая в слова демоническую силу. — Ты не будешь причинять вред мне, моей семье, моим питомцам…

— Соседей тоже включи, — велел Майно. — А лучше вообще никому.

— Ты не будешь причинять вред никому, пока я не сниму запрета, — переделала директивы Лахджа. — Ты не покинешь территорию усадьбы без моего разрешения.

Волосня мерно кивала. С более сложными разумами у Лахджи такое не получалось, но на маленьких детей, животных и подобных примитивных созданий силы хватало.

С этого дня Волосня стала по пятам ходить за Лахджой. От нее исходило благоговение перед госпожой… и одновременно глухая враждебность… хотя нет, неверное слово. Просто Волосня смотрела на Лахджу так, как голодающий смотрит на горячий шашлык.

— Это какой-то психологический террор, — сказала Лахджа уже через пару дней. — Я не могу, она все время за мной ходит!

— Я предупреждал, — пожал плечами Майно.

Они были в спальне, а Волосня стояла в коридоре и покачивалась. В щели под дверью виднелась ее тень.

— Давай ее хотя бы на ночь запирать, — сдала позиции Лахджа. — Пока она не перестанет так делать.

Астрид, которая сначала радовалась, что Волосню освободили, постепенно стала ту побаиваться. Демонический гомункул и на нее таращился с какой-то нездоровой жадностью, хотя и не так, как на маму. А Веронику Астрид вообще начала прятать, потому что Вероника маленькая и глупая, с ней Волосня легко справится.

«Признаться, мы вплотную подошли к необходимости уничтожить это существо», — писал в монографии отец семейства. — «Несмотря на то, что ночью оно остается в комнате на чердаке, и мы наложили на него запрет нападения на кого-либо, я все сильнее опасаюсь этого создания. Оно слишком быстро растет, хотя давно уже не получает плоти породителя».

«Фамиллиарной связи с ним не сформировалось», — добавил он на следующий день. — «Несмотря на то, что оно появилось непосредственно из плоти моего фамиллиара, оно самостоятельное существо. Следовательно, демоникалы-гомункулы фамиллиара не будут подконтрольны волшебнику».

К началу весны Волосня стала больше, чем Астрид. Все еще похожая на бесформенную копну волос, она выучивала все новые слова и уже могла поддерживать простой диалог, а Вероника без страха и смущения играла с ней в конструктор.

Поначалу Астрид отгоняла Волосню от сестры, но постепенно убедилась, что в этом нет смысла. Во-первых, за Вероникой всегда приглядывал кто-нибудь из фамиллиаров. Токсин вообще постоянно был где-то рядом, ползал по стенам, прятался в тенях.

Ну а во-вторых, за всю зиму Волосня не сделала ничего плохого, только пугающе таращилась. Но это ничего, просто у нее взгляд такой.

За стол ее, правда, все-таки не приглашали, она питалась отдельно. На этом настоял папа, хотя мама ворчала, что это притеснение.

К папе в кабинет Волосня даже не заглядывала, она все время была где-то рядом с мамой. Когда та была дома, Волосня тоже бродила поблизости, обычно вместе с Вероникой. Когда та гуляла по лесу или медитировала в заснеженном саду камней — мелькала где-то за деревьями. Когда танцевала с папой в воздухе — тревожно попискивала внизу. А по вечерам, когда семья собиралась у камина и дальнозеркала, когда включали ноутбук или раскладывали настольные игры, Волосня замирала в углу и сверлила маму взглядом.

— Можно ее оттуда убрать? — косилась на нее Астрид, мазюкая язык чернилами. — Я не могу средоточиться, когда она смотрит.

— Ты и без нее сосредоточиться не можешь, — рассеянно ответила мама. — Пиши условие. В трех ящиках сорок два исгодына. В первых двух вместе двадцать семь исгодынов. Сколько исгодынов в первом ящике, если во втором на четыре меньше, чем в третьем?

Астрид дописала и задумалась. Стало почти слышно, как у нее скрипят мозги.

Арифметика девочке упорно не давалась. Еще в четыре года научившись считать до ста, она самоуверенно решила, что этого ей хватит до конца жизни. За полгода в школе Астрид все-таки худо-бедно освоила четыре арифметических действия, но задачи по-прежнему вызывали у нее оторопь.

Домашних заданий на Парифате не задают, этот способ еще сильнее поработить детей здесь пока не придумали. Но мэтресс классная наставница на днях попросила Лахджу позаниматься с Астрид отдельно, потому что по арифметике она отстает, что для демоненка довольно странно.

— Странно, тоже мне, — ворчала Лахджа, рассматривая дочь в волшебные очки. — Что тут странного? Что, если демон — то обязательно умный? Да в Паргороне ровно такой же процент идиотов, что и на Парифате!

— Кстати, меня это всегда немного удивляло, — сказал Майно, учащий с Вероникой новые слова. — У вас же там кэ-сеть есть. У каждого храка полный доступ ко всем знаниям.

— А это не помогает, — хмыкнула Лахджа. — В моем мире изобрели Интернет, и там уже лет тридцать тоже у каждого храка полный доступ ко всем знаниям. Что, думаешь, у нас после этого докира умных стало? Тупых почти не осталось, думаешь?

— Полагаю, правильный ответ — «нет».

— Вот именно. Если что и изменилось, то в худшую сторону. Кто хочет учиться, тот и без кэ-сетей научится, а кто не хочет, тот и в кэ-сетях будет только на пердящих огров смотреть.

Астрид, которая как раз незаметно переместилась от задачника к ноутбуку и включила «Шрека», сердито засопела. Она не видела смысла учиться считать исгодыны, когда есть магия.

— Матти, сколько в первом ящике? — спросила она.

— Кр-ра-а!..

— Не подсказывать! — защемила попугаю клюв Лахджа. — Ща кому-то перья повырываю!

— Это террор, — укоризненно сказала Астрид. — Вероника, скажи «террор».

— Тиёй, — послушно сказала Вероника.

— Террор, — неожиданно сказала Волосня.

— Мои дети учат новые слова, — смахнула слезу умиления Лахджа.

— Это не твой ребенок! — вскочил Майно. — С меня хватит, ты обращаешься с ней, как со своим сыном… дочерью… особью!

— Да она из моей плоти и крови, — отмахнулась Лахджа.

— Я на это не соглашался, — ткнул пальцем Майно. — А кроме того, она опасна для тебя.

— Не опасна, — неожиданно заспорила Волосня.

Лахдже стало жалко это существо. Но она понимала, что муж тоже прав — это не ее ребенок, а просто случайный клон или… в общем, плод подсознательного применения демонической силы.

И неизвестно, не повторится ли такое в дальнейшем. Что же ей — каждое такое случайное порождение усыновлять и воспитывать?

— Черт, я думаю, как Хальтрекарок, — в ужасе поняла Лахджа.

Но вообще-то, в этом есть резон. Отчего бы не переправить Волосню в Паргорон? Здесь такому гомункулу и паспорт не выдадут — для этого нужно, чтобы какой-то волшебник за тебя поручился, взял ответственность за твое поведение и поступки. Если Лахджа или Астрид кого-то убьют, в Карцерику за это сядет Майно.

Брать на себя ответственность за полубезумного гомункула он точно не станет.

Но прямо сейчас Волосня в Паргороне не выживет. Она маленькая, слабая и недоразвитая.

И Лахджа приняла решение.

На следующий день, когда муж углубился в монографию, она спустилась с Волосней в подвал и сказала:

— Волосня, я не могу оставить тебя здесь. Ты всегда будешь хотеть меня сожрать. Ты мечтаешь о моем мясе. А я всегда буду это знать и не смогу расслабиться.

Существо ничего не ответило, но взгляд его пылающих глаз был красноречивей любых слов. Лахджа вздохнула и добавила:

— Поэтому нам придется расстаться. Но отправить тебя в Паргорон такой, как ты есть сейчас, я не могу. Чтобы ты могла за себя постоять, я сделаю тебе на прощание подарок.

И она протянула существу три свертка, обвязанных подарочной лентой. С них капала кровь.

Лахджа позаботилась, чтобы эти ее обрубки не истлели сразу же. Отделила их так же, как отделяла волосы для плаща — соблюдая строгий ритуал, сохраняя глубокое сосредоточение.

Но волосы и так сохраняются гораздо дольше плоти. А вот эти куски все равно разлагаются очень быстро, так что…

— Ешь скорее, — велела Лахджа.

Волосню не надо было упрашивать. Она разорвала обертку и сначала с жадностью проглотила зуб и глаз, а потом смолотила руку.

Результат не заставил себя ждать. Гомункул на глазах принялся разрастаться и меняться. Из-под волос высунулись дополнительные руки, длинные и когтистые. Повсюду проклюнулись новые глаза — по-прежнему пылающие, но более осмысленные. Они появлялись то тут, то там, сами собой возникали и исчезали во всех частях тела.

Рот увеличился. Превратился в пасть. Широкую и клыкастую, зубы заострились и удлинились. А волос, кажется, стало меньше. Многорукое и многоглазое создание все еще было прикрыто их занавесью, но теперь уже не напоминало этакую ходячую копну. Сейчас оно скорее стало похоже на монстрообразную версию девочки из «Звонка».

— Ага, ты все-таки девочка, — неуверенно кивнула Лахджа. — Оно и понятно…

Волосня ощупала себя несколькими ладонями, поглядела на них несколькими глазами, уставилась на Лахджу и произнесла:

— Мама…

Лахджа умиленно наклонила голову. У нее немного защемило сердце.

Ее первое демоническое существо. Без возможности воспроизводиться, поскольку других таких нет, но настоящее и, кажется, эффективное.

— Тебе нужно название… и имя, — задумалась Лахджа. — «Волосня» звучит несерьезно, это больше домашняя кличка. Биологический вид я назову «аргусом», а имя… ты будешь зваться Хисаданних. По-паргоронски это значит «пучок волос». Нормальное имя для нормального демона.

Юная Хисаданних кивнула. Лахджа снова умилилась, ей стало жалко отсылать свое порождение в чужой и неуютный мир, где все друг другу враги.

Но теперь Майно уж точно не согласится ее оставить. Когда у нее такая-то пасть и когтищи.

— Я отправлю тебя к Мазекресс, — решила Лахджа. — В некотором роде она твоя бабушка.

— Вообще-то, теперь ее можно продать и подороже, — донесся голос Майно. — До этого она была просто странным и бесполезным гомункулом, а теперь Артубба даст орбов двадцать, а то и больше.

— Давно ты там стоишь? — повернулась Лахджа.

Майно пожал плечами. Он заподозрил неладное, когда жена закрылась от него ментально, а потом его все-таки достиг импульс боли. Чтобы плоть не начала сразу же гнить и истлевать, Лахдже пришлось всерьез это прочувствовать, оставить в обрубке частицу самой себя.

Так что Майно незаметно спустился, но не встревал. Это ее решение.

— Я отдала ей частицу своего духа, — сказала Лахджа. — Почти как фамиллиарщик. Рука и глаз у меня уже отросли… ну и зуб тоже.

— Это слишком щедро, надеюсь, дальше ты не будешь… прикармливать чудовищ, — проворчал Майно. — Если так одарять каждого гомункула, от тебя ничего не останется.

— Можно еще? — попросила Хисаданних, неотрывно глядя на Лахджу.

— Нет, милая, — отказала та. — С тебя достаточно.

— Кушать, — произнесла Хисаданних. — Хочу кушать.

— Ну что, продадим Артуббе? — деловито спросил Майно.

— Йа не отдавать свой франкенштейн на забава какой-то дер ворлок! — высокопарно ответила Лахджа, начиная превращаться…

— Ну не начинай! — взмолился Майно. — Ладно, ладно, к Мазекресс я ее могу отвести сам!.. хотя нет, мне не стоит в Паргорон… Ладно, Вератора попрошу, у него есть вехот.

— Да ладно, мы все сделаем проще, — пожала плечами Лахджа. — Ахвеном! Итиорбен этроог!

Из воздуха вывалился всклокоченный фархеррим. Кажется, он дрых, когда его призвали, и теперь растерянно лупал глазами.

— Поздравляю, Ахвеном, — доброжелательно сказала Лахджа. — Сегодня ты погасишь треть своего долга.