Семья волшебников. Том 2

Глава 32

Карета остановилась у скромного двухэтажного коттеджа. В начале и конце пути она катила в обычном для карет темпе и даже медленней, с церемонной неспешностью, но большую часть середины Сервелат проделал на сверхскорости, поднявшись в воздух. И все равно они оказались не первыми, у коттеджа уже стояло множество других карет, бричек, ездовых големов. К стене прислонился свернутый ковер-самолет.

Майно Дегатти слез с козел и помог выйти супруге. У нее подходил к концу девятый месяц, и она бы предпочла остаться дома, но правила приличия требовали ее присутствия. Ее бы просто не поняли, если бы она проигнорировала похороны родственника, пусть и такого, которого никогда не встречала.

— Напомни, кем он нам приходился, — тихо сказала она, помогая спуститься Веронике.

— Мой великий дядя, брат бабушки Лурии, — негромко ответил муж. — Жробису и Маврозии он, соответственно, просто дядя.

Дядя Жробис и тетя Маврозия тоже, конечно, явились на похороны. Дядя как раз вышел из дома, и они с Майно коротко обнялись.

— Ну… дядя Умбер прожил хорошую жизнь, — неловко сказал Майно. — Сколько ему было?

— Сто девяносто три, — сказал Жробис. — Весьма почтенный возраст для лиценциата. Пережил маму лет на восемьдесят. Ты ж его не знала, невестушка?

— Нет, — коротко ответила Лахджа, пытаясь усмирить Астрид, которая рвалась внутрь, потаращиться на покойника.

Она впервые была на похоронах. Лахджа тоже, впрочем. Мистерийских свадеб посещала уже две, причем одну в главной роли, а вот похороны пока не случалось.

Впрочем, большая их часть мало отличалась от земных похорон. Прощание с телом, поминальный обед, потом… ну, потом родственники забальзамируют внутренности и похоронят тело под фундаментом, а часть органов и крови превратят в амулеты-терафимы. Эти мистерийские колдуны не брезгуют ценными ингредиентами, даже если при жизни те были любимым дедушкой.

Да дело не в этом! Это просто старинная традиция!

Да мне-то что? Я даже помогу, если позволите.

Нет уж, у тебя нездоровый интерес. И ты беременна. Тебе нельзя сейчас смотреть на… дурные вещи.

Да ладно тебе…

Я все сказал.

Поскольку покойный Умбер Дженнаро приходился братом бабушке Майно, к клану Дегатти он не принадлежал и фамилию носил другую. Многих собравшихся Майно, как и Лахджа, не знал, да и самого дядю Умбера в последний раз видел на похоронах родителей.

А вот Жробис поддерживал с ним более тесное знакомство, и знаком тут был почти со всеми.

— А дедушка Айза не пойдет на похороны? — тихо спросила Лахджа, входя в дом. — Он же собирался вроде.

— Дедушка Айза сейчас встречает своего шурина в Шиассе, — укоризненно сказал муж. — Лахджа, по тебе видно все-таки, что ты родилась в отсталом мире.

— Он не отсталый, а техногенный. Мы не общаемся с мертвецами.

Дом у покойного был поскромней усадьбы Дегатти. Сейчас в холле стоял массивный саркофаг, и в нем возлежал виновник торжества — рослый широкоплечий старик. Седые волосы ниспадали до плеч, а в лице прослеживалось явное сходство со старшим племянником, Гуримом.

Лахдже вдруг стало любопытно, как выглядела бабушка Лурия.

К саркофагу один за другим подходили близкие и дальние родственники. Уже очень пожилая дочь покойного, несколько внуков, правнуки. Заглянули попрощаться соседи, парочка старых друзей. Постоял с минуту у изголовья Жробис, чмокнула дядю в лоб Маврозия. Склонил голову и Майно.

Лахджа, которая до сего дня даже не знала о существовании этого… кем он ей вообще приходится?.. особо не скорбела. Только отметила для себя, что мистерийские похороны, в отличие от свадьбы — очень внутрисемейный ритуал. Никаких посторонних людей — священников, гробовщиков, плакальщиц каких-нибудь. Только те, кто знал покойного. Сами доставили саркофаг, сами приготовили поминальный обед, сами обмыли и переодели дедушку, сами и хоронить будут.

Впрочем, как Лахджа заметила, другие тоже скорбят не так уж сильно. Только дочь утирает глаза, остальные спокойны, негромко переговариваются. Неудивительно, если учесть, что та же тетя Маврозия запросто может призвать дядю, чтобы он поприсутствовал на своих похоронах… кстати, надо спросить мужа, делают ли у них так.

Нет, это невежливо. Смерть и у нас смерть. Потеря физического тела и уход духа в Шиасс — трагедия, даже если умеешь разговаривать с мертвыми.

Ну не знаю, я бы ввела такой обычай. Если я вдруг умру раньше тебя — смело меня призывай, я хочу видеть, как меня будут бальзамировать и закапывать.

Ты демон, тебя не будут бальзамировать.

А, ну да, меня вы просто разберете на ингредиенты и передеретесь из-за них… перкеле, на это я еще сильнее хочу посмотреть!

Потом Лахджа вспомнила, что как раз ее призвать не получится, и у нее испортилось настроение. Духи демонов не уходят в Шиасс, их ждет стремительный распад на так называемом Кровавом Пляже.

В бытности смертным все-таки есть некоторые плюсы…

— Ну ничего, может, я еще и не распадусь, — сказала она, когда Майно отошел от саркофага. — У некоторых демонов получается.

— Я в тебя верю, любимая, — кивнул муж.

Лахджа подходить прощаться не стала. Что она скажет совершенно незнакомому человеку? Даже для Майно это всего лишь дань традициям. Демоница просто крепко держала за руку Астрид, которая не понимала, что они тут делают, и изнывала от скуки.

Не понимала этого и Вероника, но она вела себя смирно. Только когда от саркофага отошла последняя четвероюродная соседка, и столпившиеся в холле склонили головы в последнем поклоне, она тихо-тихо спросила:

— Мам, а что с этим дядей?

— А… — чуть запнулась Лахджа. — Понимаешь, Вероника, он просто… уснул. Очень крепко.

— А зачем мы вокруг него собрались?

— Ну… это такой сон… очень крепкий и долгий. Особенный. Мы все собрались, чтобы пожелать ему… спокойной ночи.

— А, ясно.

На самом деле Веронике ничего не стало ясно. Она тоже часто крепко спала, но вокруг нее никогда так не собирались. Наоборот, если она спала слишком долго, то иногда просыпалась от того, что Астрид прыгала на кровать и принималась тормошить сестру с криком: «Просыпайся, дурында, всю жизнь проспишь!»

Но сейчас Астрид не прыгает на этого дядьку, не орет и не тормошит. Непонятно что-то.

Покойный Умбер Дженнаро был лиценциатом Скрибонизия. Он овдовел лет сорок назад и с тех пор жил один, изредка навещаемый родней и друзьями. Слуг у него не было, однако их заменяли заклинания, наложенные тут буквально на все.

Дженнаро зарабатывал на жизнь бытовыми чарами — всеми этими вентиляционными, утепляющими и очищающими гексаграммами. В его собственном доме их было полно, в том числе «умных», после смерти хозяина они продолжали действовать, и сейчас одна засветилась, рисуя на стене хорошенькое женское лицо.

— Стол накрыт, кушанья поданы, — раздался мелодичный голос. — Прошу гостей пройти в трапезную.

— М-м-м, до чего дошел прогресс… — протянула Лахджа, следуя за остальными. — И кому теперь это все?

— Тш-ш-ш!.. — прижал палец к губам Майно. — Неприлично это упоминать. Завещание зачитают после погребения. Если его не было — просто отойдет ближайшему родственнику, дочери.

Традиционный поминальный обед в Мистерии состоит из трех перемен. Сначала подают густую овсяную похлебку на говяжьих костях, потом тушеное с овощами мясо и лепешки, а в конце — рябиновые или черемуховые пироги. Вкус у них довольно специфический, поэтому кроме как на похоронах их готовят редко. Спиртное пьют легкое, варят пунш или стакк — местный напиток, напоминающий глинтвейн.

— Легкого ему посмертия, — сказал Жробис, поднимая стакан.

— Ой, всю жизнь он работал, — вздохнула дочь покойного. — Покоя не знал. Говорил, что без работы никуда.

— У нас до сих пор его гексаграммы действуют, — сказал Майно. — Я их только подновлял чуток.

— Он был очень добросовестный, — кивнула дочь покойного. — Всегда.

— Я помню, как мы с ним и папой на охоту ходили, — пустился в воспоминания Жробис, подливая себе еще пунша. — Папа тогда еще Гурима звал, но он-то уж тогда все за книгами сидел. А мы вот пошли, значит, на охоту. На кабанчика. Как раз сезон был. Ходим-ходим, и засидки делали, и так искали — нет кабанов, и все тут. Решили подманить. Следы-то есть, тропы знаем. Нет кабанов, и все тут. Мистика какая-то. Папа даже стих хотел прочесть, на прославление кабана и добрую охоту, но дядя его остановил. Нет, говорит, неспортивно. И вот выходим мы, значит, к озеру лесному. Ходим-ходим, и что-то совсем заплутали. Решили, леший шутит, глумится. Мне было-то тогда… сколько ж?.. пятнадцать лет, да. Только четвертый курс закончил, грамадевата в горшке росла. И тут мы смотрим над озером… висит!.. веревочный человек с рогатой башкой.

— Кьянтеркобелико!.. — ахнул кто-то.

— Да-а-а!.. — важно покивал Жробис. — Дядя Умбер и папа с лица спали. Ну сами понимаете. Пятимся, глаз не сводим. Даже моргать нельзя. Хорошо нас трое было…

— Он, получается, охранял чего-то? — спросил Майно.

— Получается так. Но мы не рискнули подойти. А на обратном пути кабанчика встретили. Безголовый лежал.

— Дядь, то есть, получается, Кьянтеркобелико с кабана голову снял и себе приставил? — спросил Майно.

— Получается, так.

— Получается, кабан-то рогатый был?

— Да откуда ж я знаю, Майно? — постучал ему пальцем в грудь Жробис. — На туше башки-то уж не было!

Все невольно зашлись смешками. Опорожняя все новые чаши и заедая стакк пирогами, родня и друзья принялись делиться воспоминаниями, рассказывать о случаях из жизни покойного. Тот не был каким-то выдающимся волшебником, не совершал великих подвигов и не имел особых достижений, но он прожил долгую жизнь, и в ней тоже было много забавных, веселых, да и страшных эпизодов. Вспоминали о его доброте, порядочности и благородной натуре.

— А уж как он был горазд пожрать! — хлопнул чашей по столу Жробис. — Вот тут я весь в него, конечно!.. хотя мне до него далеко!..

— Это точно, — сказала дочь покойного. — Мама, бывало, сварит большую кастрюлю горячего, а он просто подсаживается, да и ест прямо оттуда. И пироги ее просто обожал. Говорил: хорошо поешь — хорошо поработаешь.

— Но ведь хорошо работал же! — ухмыльнулся сосед. — Знал, о чем говорил!

— В гранит, — кивнул Жробис. — Золотой вязью.

— За покойного, — поднял стакан Майно.

Вероника сидела, почти не видная за огромным пирогом, слушала и все пыталась понять, что тут происходит. Дядя Умбер крепко уснул, а все эти люди наготовили вкусного и едят тут без него.

Это ужасно. Как они могут? Может, забыли его позвать?

А если она уснет? Тоже все без нее сожрут?! И пироги, и компотик, и вот эту халву?..

Вероника незаметно соскользнула со скамьи. Никто не заметил, как маленькая девочка просеменила за широкими спинами взрослых, произносящих тосты за упокой души.

А если кто и заметил, то решил, что малышка просто пошла по нужде, и ничего не сказал.

Но Вероника тихонько вышла в холл, где по-прежнему стоял саркофаг. Она потянула за край покрывала, открыв седую голову с внушительным носом, потыкала сухую холодную щеку и позвала:

— Деда… дядя… эй, проснись. Проснись. Мы тут едим пироги. Остальные не стали тебя будить, чтобы им больше досталось. Но я не такая! Вставай, пошли кусять!

Глаза дядьки открылись и засветились красным. В холле стало очень холодно, и даже вода в графине заледенела, а у Вероники изо рта пошел пар.

А у дяди нет. Он заворочался с утробным звуком, медленно уселся и повернулся к Веронике. Та подала ему руку, дядя взялся за нее и грузно вылез из саркофага.

— Пошли, — сказала Вероника. — Пироги еще остались.

Когда в дверях столовой появился виновник торжества, все на мгновение оцепенели. Кто-то взвизгнул, у одной тетушки изо рта выпал кусок пирога. Жробис, который рассказывал очередную историю, замолчал, резко повернулся к сестре и выпалил:

— Маврозия?!

— Это не я! — запротестовала та.

— Я разбудила дядьку! — похвасталась сияющая Вероника. — Пойдем!

Дядька издал жуткий, леденящий душу звук. Теперь и в столовой окна покрылись инеем. Его ногти стремительно удлинялись, зубы заострялись, а нос шумно раздувался. Оживший мертвец скалился, принюхивался, а его глаза пылали все ярче.

И этим пульсирующим огонькам вторили бесчисленные гексаграммы.

— Вероника… — сунул руку в кошель папа, нашаривая меч. — Отойди… отойди от дяди… медленно…

Другие волшебники тоже приготовились защищаться. Все сразу поняли, что видят перед собой драуга, одну из самых могущественных и опасных форм нежити. Драугами становятся мертвецы с высокой духовной силой — герои, лидеры, полководцы… и волшебники, конечно. Они очень сильны, умны и могут колдовать, но это демоническая нежить, злая и жестокая.

Вероника растерянно хлопнула глазами, глядя на то, как папа обнажает меч. Они что, настолько не хотят делиться пирогами?!

— Не трогай дядю! — попросила она. — Он просто кушать хочет!

— В этом-то и проблема, — кивнул папа.

Он пока не сдвинулся с места. Опасно близко к драугу стоит их дочь, к тому же в столовой куча народа, и многие тут даже не волшебники. Лахджа на последней стадии беременности, а дядя оставил свою беличью шубу в гардеробе. Без нее он и свечку-то магией не зажжет.

А худшее в том, что драуг у себя дома. Это его владение, тут ему все подвластно. Вон, гексаграммы на стенах уже испускают подавляющее излучение.

— Вероника, отойди от дяди! — повторил Майно громче и настойчивей.

— Иди ко мне, милая! — протянула ручки мама.

— Ладно, — согласилась Вероника.

Но не успела она сделать и шагу, как драуг метнулся вперед. Гости закричали, дочь покойного молча бухнулась в обморок, Маврозия вскинула руки в отвращающем жесте…

Драуг с размаха врезался в стол. Гости раздались в стороны, и когтистые лапы вцепились… в пироги. Рябиновые и черемуховые. То и другое отпугивает нежить, почему и входит в состав поминальных пирогов, но для драуга это оказалось просто как острая приправа.

Клыки мертвеца работали, как молотилка. Пироги летели в пасть один за другим, драуг громко урчал, а Вероника цокнула языком и произнесла:

— М-да. Понятно, почему его не будили. Жадина. Все сожрал один.

— Узнаю своего дядюшку! — нервно хохотнул Жробис, тянясь к серебряному подсвечнику. — Такой же, как при жизни!

— Что ты ржешь-то?! — крикнул ему пожилой сосед. — Это же драуг!

— Ничего, сейчас мой племянничек ему наваляет. Майно, наваляй ему!

— Ты хочешь, чтобы я бил дядю?! — опешил Майно.

— Да. И сделай это побыстрее, пока он не сожрал все пироги.

— Дядя в Шиассе, а это его мощи, — сказала Маврозия, сплетая оградительную от злой нежити паутину. — Давай-ка на пару.

Майно Дегатти перепрыгнул через стол и шагнул к драугу, следя за каждым его шагом. Сейчас лучше быть осторожным — плащ висит в гардеробе, яд Токсина для нежити безвреден, Тифон остался дома, а Лахджу лучше даже не впутывать — у нее вот-вот роды начнутся. Она, конечно, демон, но все-таки остается беременной женщиной.

Так что только старый добрый меч. Он не фамиллиар, у него нет подобия разума, но Майно и без этого отлично фехтовал. Мог двигаться с грацией кота и скоростью коня, мог летать и выдыхать пламя. Одолжив силы Снежка, он выпустил очищающую волну, а сразу после — ограждающую, отделяющую драуга от его жилища.

Гексаграммы на стенах начали тускнеть. Хотя бы их теперь можно не опасаться.

Драуг медленно поднял голову и повернулся к Майно. Из клыкастой пасти вывалились крошки. Страшная лапища врезалась в стол, и тот треснул.

Гости осторожно, по стеночкам, покидали столовую. Кто-то спрятался на кухне, кто-то вылезал из окна. Лахджа закрыла собой Веронику и трансформировала руку в биоогнемет, но не нападала. Ей сейчас в это лучше не лезть.

Драуг тихо зарычал и перевел взгляд на дядю Жробиса. Тот прижимал к груди последний пирог.

— Даже не думай, — предупредил он. — Ты его не получишь.

Драуг сделал шаг. Жробис отступил к выходу.

Майно медленно заносил меч. Он поглядывал на тетю Маврозию, которая плела малое некромантическое усмирение. Еще чуть-чуть… почти… да, вот сейчас!

— Давай, Астрид! — велел Майно.

Девочка давно вскинула руку и только ждала разрешения, потому что не была уверена — можно ли жечь дядю, или ее за это накажут?

Можно.

Полыхнул яркий свет. Одновременно тетя Маврозия кинула будто серую паутину, Майно Дегатти мгновенно переместился к драугу и рубанул по шее.

Голова отлетела. Алый свет в глазах начал тухнуть. Майно пнул эту башку к тете, и та скороговоркой исторгла из нее остатки злого духа.

— Ну… вот и все, — сказал Майно, протирая меч скатертью.

Кто-то из родственников помогал подняться дочери покойного. Ее привели в чувство и наложили легкое успокоительное заклятье.

— Так… дядя, давай сложим останки обратно, — сказал Майно подоспевшему обратно в шубе Жробису.

— А что, уже все? — разочарованно спросил он. — Ярыть… никак не удается протестировать шубу. В полевых, так сказать, условиях…

— А ты к нам почаще в гости приезжай, — вкрадчиво сказала Лахджа и скривилась. Ребенок внутри затолкался.

Тетя Маврозия, внимательно изучив останки, перевела взгляд на Веронику. Ее брови немножко приподнялись.

— М-м-м… Майно, — наконец молвила она. — Ничего не хочешь нам рассказать?..

— Я в курсе, — самодовольно сказал Жробис. — А ты нет? Тебе не сказали?.. Э-эх. Ну да, это тайна.

— Да, это тайна, и ты узнал случайно, — сказала Лахджа, оглядывая все еще напуганных гостей.

Среди них были волшебники, хотя и в основном незначительные. Бакалавры, специалисты, лиценциаты… но они тоже могли что-то заметить.

— Как это случилось? — растерянно спросил какой-то дряхлый старец. — Ничего не предвещало… мы чем-то разгневали кузена?..

— Нет, — сказала Маврозия. — Это всплеск естественной волшбы.

Теперь все взгляды скрестились на Лахдже. Их с Астрид с самого начала тут немножко сторонились. Демоны все же. Даже в Мистерии с ее широкими взглядами демонов остерегаются, пока не узнают поближе… а потом все равно остерегаются.

— Это из-за вашей беременности? Выплеск скверны? — предположил седобородый статный волшебник. — Ох, Майно, лучше б ты оставил ее дома. Все бы всё поняли.

— Это не… — начал Майно.

Лахджа послала онемение на язык мужа и закончила за него:

— Да… простите. Я не предполагала. Я на последних днях, ребенок все время ворочается, я не предполагала, что…

Гости сочувственно покивали. Мистерия. Тут все всё понимают. С кем угодно может случиться. Только какая-то девушка смотрела на Лахджу недоверчиво — видимо, уловила нотки лжи в ауре. Да и седобородый тоже с сомнением скрестил руки на груди.

Но допытываться они не стали. Какая разница, из-за кого? Вышло все явно случайно, проблема устранена… нет смысла даже вызывать волостного.

Только дочь покойного успокоилась не сразу. Ей подлили пунша, обновили заклятье и коллективно утешали. А Вероника, прижавшись к маме, растерянно моргала, не понимая, почему никто не обрадовался, когда уснувший дядька проснулся, и за что папа отрубил ему голову.

Окончание церемонии прошло скомкано. Терафимы из оскверненного тела делать не стали, а тетя Маврозия сказала, что останется на пару дней — проследить, чтоб точно не поднялся. Дегатти откланялись в числе первых — спешили увести Веронику, да и Лахджа хотела на свежий воздух.

— Нервы мне не идут на пользу, — сказала она, сидя на ступеньке кареты и придерживая живот. — В этот раз как-то не так все.

— Мам, а почему папа отрубил дядьке голову? — растерянно спросила Вероника.

— Потому что он стал драугом, милая, — объяснила мама. — Он не был живым, он был мертвым.

— Мертвым?..

— Очень крепко уснувшим. Настолько крепко, что больше не просыпаются. Рано или поздно это происходит со всеми.

Вероника задумалась. Она, вообще-то, уже знала про смерть. Ей рассказывали. И попугай рассказывал страшные сказки, и мама с папой объясняли… просто сейчас она не поняла. Ей раньше не доводилось видеть именно мертвых людей, а тут еще и мама с папой сказали, что он просто крепко уснул… и все говорили про дядьку, будто у него просто день рождения, но сам он спит и прийти не может…

Вот Вероника и запуталась.

— Чо вы меня обманывали? — недовольно спросила она. — Так бы и сказали, что он умей.

— Чтобы ты не пугалась, — объяснила Лахджа.

— Я не боюсь мёйтвых. Я думала, что он спит, и язбудила. А вы меня обманули, так что вы и виноваты.

Ну и что тут возразишь? Лахджа неожиданно поняла, что Вероника в этот раз и правда не виновата.

— Извини, — сказала она.

Седобородый волшебник, который курил по другую сторону кареты, выдохнул клуб дыма и закашлялся. Как он незаметно стоял…

— Не курите рядом с беременной! — повысила голос Лахджа. — Отойдите подальше!

— А что, табак вам вредит? — удивился волшебник.

— Да.

Волшебник погасил трубку, но что-то записал в маленькую книжечку. Лахджа не выдержала, отрастила глаз на тонком стебле, заглянула и с удивлением прочла: «Еще одна уязвимость паргоронских демонов — табак».

Из дома вышел Майно с бегающей вокруг него Астрид. Они простились с хозяевами, простились с дядей и тетей, выслушали благодарности за повторное упокоение виновника торжества, и поскорее откланялись. Майно было паргоронски неудобно, потому что он хоть и исправил ситуацию, но сам же ее и создал… ну ладно, не он, а его дочь.

— Видал, как я его?! — дергала папу за плащ Астрид. — Видал?!

— Видал, видал. Вам с Вероникой надо в команде работать — она призывает, ты истребляешь.

— Я ей уже предлагала! Ты тоже думаешь, что мы сработаемся?!

Папа ничего не ответил. Он вообще немного загрустил… ну конечно, у него великий дядя умер. Астрид бы тоже грустила, если бы хоть раз видела этого пожирателя пирогов до того, как его положили в саркофаг.

А Майно Дегатти размышлял, что незаметно для себя принял ношу, которую нес его отец, а до него — дедушка. Роль главы семейства, роль патриарха. Он практически не знал великого дядю Умбера, они почти не поддерживали связь, но по линии сестры тот приходился родней клану Дегатти, и Майно был обязан приехать, как самый заслуженный волшебник в фамилии.

А вот жену и вправду стоило оставить дома. Жену… и младшую дочь. Никто бы не осудил, Веронике всего четыре года, а Лахджа на последней стадии беременности… вон как тяжело дышит…

— Мы уже приехали? — раздался из кузова спокойный голос.

— Вот-вот будем, — ответил Майно, через Снежка находя удобный «глаз» и направляя туда Сервелата. — Немного сократим путь, скоро Радужная бухта.

— Давай быстрее, у меня воды отошли.