Земский докторъ. Том 3. Санитарный поезд

Глава 1

«Повестка? — подумал Иван Палыч, глядя на лежащую на столе телеграмму, как на ядовитую змею. — Не может быть. Я же ведь врач, земский, непризывной! Шутка такая что ли?»

Но это было не шуткой и Иван Палыч в глубине души прекрасно это понимал. Все верно. Ошибки нет. Земских врачей и в самом деле не призывают, потому что у них есть отсрочка. Но ведь он теперь в должности то не состоит — Чарушин же ведь отстранил его, пока шло дело с контрразведкой, будь она неладна. А коли не прикреплен к больнице, то будь любезен отправляйся на фронт…

Доктор опустился на стул, подобрал повестку, перечитал. Ну что же, раз приказано явиться — значит так тому быть.

Только как быть с больными? Как быть с теми, кому нужна помощь? А Анна Львовна — как ей сказать? Ох, и не просто это будет.

Иван Павлович подошел к окну. Когда сказать ей? Завтра? Так завтра ведь идти уже в уездное военное присутствие — призывную комиссию проще говоря. А потом… потом неизвестно когда придется еще свидеться. Тогда… сейчас!

Доктор проверил больных — все спали. Потом натянул пальто и вышел на улицу.

Шел по селу и дивился тишине, которая разлилась тут. Густая, обволакивающая. Приятная. И когда подошел он к дверям школы и постучал в них, то звук, казалось, долетел до самых окраин села. Даже стало как-то неловко. Может, не нужно было идти сейчас, в такой поздний час?

За дверью послышались шаги. Замок щёлкнул, и Анна, сонная, в длинной ночной сорочке, с распущенными волосами, приоткрыла дверь. Свет керосиновой лампы, которую она держала, дрожал, освещая её удивлённые глаза.

— Иван Палыч? — прошептала девушка, моргая. — Ты… Господи, что так поздно? — Она отступила, впуская его. Доктор шагнул в тёплую комнату. — Что-то случилось? Все в порядке?

Он не знал как ответить и просто протянул повестку.

Анна поставила лампу на стол, взяла бумажку, пробежала глазами.

Потом еще раз.

Посмотрела на гостя и в глазах задрожали слезинки.

— Армия? — выдохнула девушка. — Как же… Ты же врач, есть же бумага, что больница… Они не смеют! — Слёзы потекли по щекам, она прижала ладони к лицу.

Иван Палыч, стиснув зубы, шагнул к ней, обнял, притянув к себе.

— Аннушка, тише, — прошептал он, гладя её волосы. — Так уж вышло. Ничего не исправить.

Она отстранилась, вытерла глаза, но слёзы потекли снова.

— А если… фронт? — прошептала она. — Окопы, пули… Я не переживу, Иван.

— На фронт не отправят, — соврал он ей. — Я же врач. Определят в какую-нибудь больницу военную. Не переживай.

Он посмотрел в ее глаза, полные страха и любви.

— Буду лечить солдат. А сюда вернусь, клянусь. Ничего со мной не случится, — он поцеловал её — сначала мягко, в лоб, потом в губы.

Анна ответила, прижимаясь ближе, её руки дрожали, цепляясь за его плечи.

Они стояли так, обнимаясь и целуясь, очень долго. Иван Палыч чувствовал тепло её тела, запах ее волос, биение её сердца и не мог всем этим напиться.

Анна, отстранившись, посмотрела на него, глаза блестели.

— Останься, — шепнула она, едва слышно. Он кивнул. Мигнула лампа, бросив тени на стены.

Позже, когда ночь сгустилась, они лежали в её узкой кровати, укрытые одеялом, сплетённые в тишине. Свеча на столе догорела, оставив лишь отблеск луны. Их дыхание, тихое, мерное, сливалось с шорохом снега за окном, а мир, полный мрака, отступил, оставив их друг другу — на эту ночь, перед неизвестностью.

Утром подморозило. Небо над селом висело серое и Иван Палыч невольно подумал, что оно такого же цвета, как солдатская шинель. Серое, и полное безысходности… Встал доктор рано, Анна Львовна еще спала и он не решился ее разбудить — не хотел видеть ее слезы. Просто оставил записку и ушел.

Сжимая в кармане повестку, он ехал прочь из Зарного.

У призывного пункта — бывшего гимназического здания, ныне занятого военными, — теснилась толпа и стоял гомон. У крыльца топтались мужики, парни, подводы с сеном, солдаты с винтовками, царила какая-то непонятная суета.

Расплатившись с кучером, Иван Палыч шагнул к дверям.

— По повестке? — спросил курносый парнишка.

Доктор кивнул.

— Тогда заходи, тебе туда.

В тесном коридоре доктор протолкался к столу, за которым сидел хмурый писарь в очках, с кипой бумаг. Рядом стоял офицер, поручик с усталым взглядом, покручивая усы.

— Фамилия? — буркнул писарь, не поднимая глаз.

— Петров, Иван Павлович, — ответил доктор, протягивая документы. Писарь сверил повестку с призывным списком, хмыкнул: — Коллежский регистратор? Врач?

— Земский врач, — глухо отозвался Иван Палыч.

Поручик, взглянув на диплом, прищурился:

— Земский, говорите? Почему не в больнице?

Доктор стиснул кулаки, но сдержался:

— Отстранен. По бумагам отстранён. Контрразведка. Временно.

Офицер кивнул, будто привык к таким историям, и махнул:

— Семья? Иждивенцы?

— Нет, — коротко ответил Иван Палыч, подумав об Анне, но не упомянув её.

Писарь черкнул в журнале: «Холост, без иждивенцев, врач по образованию», — и ткнул в соседнюю комнату:

— Туда, на осмотр.

— Мне? На осмотр? — удивился он.

— Если сам врач что же теперь, не смотреть тебя? Врачи, между прочим, самые больные и хворые — работают не щадя себя.

Замечание было резонным и Иван Палыч, забрав документы, шагнул дальше.

В комнате для медосмотра пахло так же, как и в Зарной больнице — карболкой и йодом, — даже грустно стало. За столом сидели трое: пожилой военный врач с седыми бакенбардами, фельдшер, протирающий стетоскоп, и скрипящий пером писарь. У стены выстроились призывники — кто в рубахе, кто босой, дрожа от сквозняка.

— Раздевайтесь до пояса, — бросил фельдшер, не глядя.

Иван Палыч, сняв пальто и рубаху, встал перед комиссией.

Врач, прищурившись, спросил:

— Фамилия?

— Петров, Иван Павлович, — ответил доктор, подавляя желание самому схватить стетоскоп.

— Жалобы?

— Нет.

Врач кивнул фельдшеру, тот приложил стетоскоп к груди Ивана Палыча, послушал.

— Сердце чистое, лёгкие без хрипов.

Затем постучал молоточком по коленям, проверяя рефлексы, и велел сжать динамометр.

— Сила в норме, — буркнул фельдшер, черкнув в карточке.

Врач, взглянув на диплом, хмыкнул:

— Врач, а призывник? Редкость. Зрение проверьте.

Фельдшер подвёл доктора к таблице с буквами, висевшей у стены. Иван Палыч, щурясь в полумраке, прочёл нижнюю строку без ошибок.

— Глаза орлиные, — усмехнулся фельдшер.

Врач, пробежав глазами карточку, спросил:

— Хронические болезни? Ранения?

— Нет.

Постукивая пальцами по столу, врач заключил:

— Годен к строевой службе, — он поднял взгляд на Ивана Павловича. — Но, учитывая вашу профессию, определим вас на санитарный поезд, в медицинскую бригаду.

Иван Палыч замер.

— Санитарный поезд? — переспросил он. — Это что? Не в окопы, значит?

Врач, хмыкнув, откинулся на стуле.

— Не в окопы, Петров, и не в пехоту, — сказал он, тронув бакенбарды. — А в санитарный поезд. Это госпиталь такой на колёсах, оборудованный для перевозки раненых с фронта в тыловые лазареты. Вагоны с операционной, перевязочной, койками. Там врачи, фельдшеры, сёстры милосердия работают — раны шьют, ампутации делают, инфекции лечат. Вы врач, опыт имеется, — он кивнул на диплом, — вот и будете на поезде служить, спасать солдат. Не винтовку таскать, а скальпель. Нам сейчас такие люди позарез нужны. Сильный у нас сейчас кадровый голод, особенно с хирургами. Так что считай повезло тебе.

— Ну это как сказать, — хмыкнул писарь.

— А как же…

— На сборный пункт завтра к восьми, — не дав Ивану Павловичу сказать и слова, произнес врач. И рявкнул: — Следующий!

И вновь холодно, зябко. Кутаясь в пальто, Иван Павлович стоял у склада. В руках доктор сжимал золотой кулон, который подарила Анна Львовна на прощанье. Он не хотел брать этот подарок, но девушка уговорила — «не желаете брать в дар, так возьмите на время, будете вспоминать меня, а вернете, когда вернётесь, вручите лично мне в руки». Пришлось взять. Тем более, что Анна вставила туда свою фотокарточку (дорогая вещь, между прочим, фотография, чтобы просто так ее резать).

Иван Павлович выстоял очередь на склад. Сунул щербатому мужичку предписание о зачислении на санитарный поезд, по которому ему выдали полагающееся обмундирование. Всё было положено по списку, но чувствовалось — запасов становится всё меньше, вещи оказались не новыми, ношенными.

Серое шинельное пальто было тяжёлое, с потертым сукном на воротнике и такими же потертыми пуговицами, словно его уже кто-то носил. Местами шинель была штопаная — видно, не новьё, но ещё крепкая. Дали фуражку с красным кантом и кокардой санитарной службы. Подкладка была из плотного сатина, холодная на ощупь. Иван Павлович примерил. Сидела хорошо, но самое главное — укрывала от холода.

Потом, покряхтывая, кладовщик нехотя выдал яловые сапоги, — в виде исключения, как доктору, — жёсткие, уже немного разношенные.

— Редкая удача, — буркнул он. — Врачам, сказали, давать. Так что носи. Внутри вагона не так холодно, в таких сапожках одна радость ходить!

Вот так радость — в яловых целый день…

Также выдал он два комплекта шерстяных портянок (один из них уже с чужими инициалами), медицинскую сумку, флягу, обтянутую войлоком, алюминиевую миску с ложкой.

— Тёплую ушанку и валенки выдам позже, из резерва, — сказал кладовщик.

— Так уже декабрь, холодно! — возмутился Иван Павлович.

— Нету на складе! Как будут — выдам! — раздраженно ответил тот. — Вот здесь распишись и иди — уже погрузка началась.

Иван Павлович поставил закорючку и направился на перрон.

Поезд…

Длинный состав был окутан сизым дымом. Иногда стальной гигант начинал пыхтеть и фыркать и казалось, что это какое-то исполинское чудовище пробуждается ото сна. Где-то вдали звенели цепи, лязгали буфера, и голоса станционных смотрителей сливались в один тревожный гул.

Иван Палыч шагнул ближе к толпе — фельдшеры, несколько сестер милосердия в белых косынках, солдаты, таскавшие ящики с медикаментами. Поздоровался. Ему не ответили. Каждый был погружен в свои думы и рассеяно озирался, словно не понимая где находится. Иван Палыч тоже замолк, ожидая чего-то, чего — и сам не знал.

К доктору, хрустя снегом, подошёл пожилой мужчина. Высокий, но сгорбленный, словно годы службы придавили его к земле. Его лицо, изрезанное морщинами, несло следы былых сражений: левый глаз отсутствовал, и пустая глазница, прикрытая чёрной повязкой, придавала ему суровый, почти пиратский вид. Седые усы, аккуратно подстриженные, топорщились от мороза, а шинель штабс-капитана, с потёртыми погонами, сидела на нём как влитая.

— По одежде вижу что наш пассажир! — пробасил подошедший, хлопнув доктора по плечу. Удар оказался крепким. — Кто таков будешь, мил человек?

— Петров, Иван Павлович, земский доктор, пришел проходить службу… — дежурно начал Артем, но подошедший перебил его.

— Доктор, говоришь? Это хорошо. А какая специальность?

— Хирург…

— Хирург! — закричал подошедший и громко радостно рассмеялся. — Да как же нам повезло! Хирург! Ну давай знакомиться! — он протянул жилистую ладонь. — Штабс-капитан Трофим Васильевич Глушаков я, начальник медицинской службы поезда. Главный, значится, в этом железном чуде. А ты, значится, хирург? Ну хорош! Да молод еще! У молодых вся сила! Вот повезло!

Он кивнул на поезд.

— Ну, идём, покажу тебе тут все, пока есть минутка свободная.

Он взял доктора за локоть и повёл вдоль состава.

— Это, Ваня, не просто поезд, — начал Трофим Васильевич, кивнул на состав. — Это «Санитарный поезд имени Императрицы Александры Фёдоровны» — жизнь для сотен солдат! Видал какая махина? Небось раньше и не видел такого? Ну слушай внимательно, объясняю один раз что тут и как, а потом не беспокой меня с расспросами, не до того уже будет. Значит, первый вагон, — он кивнул на массивный вагон с зарешечёнными окнами, — операционный. Там сердце нашего дела. Там ты будешь основное время проводить, операции делать. Делал уже операции?

— Приходилось.

— Приходилось! — весело повторил Трофим Васильевич. — Ну молодчик!

Шагнув дальше, Трофим Васильевич указал на следующий вагон.

— Вот тут у нас перевязочный. Там же и аптечный пункт. Береги запасы, Ваня, их вечно не хватает. Там у фельдшеров или сестер милосердия узнаешь как выписать необходимое, они подскажут.

Следующий вагон, с плотно задвинутыми шторами, заставил Глушакова нахмуриться.

— Изолятор. Тиф, гангрена, дизентерия — всё сюда. Вентиляция слабая, но печи греют. Сейчас там пока никого нет, но будь уверен — на первой же станции натолкают нам туда пациентов. Бывает, что нужно и туда заходить, всякое бывает. Докторов, как я уже сказал, не хватает — все друг другу помогаем, заменяем если придется. Ну пойдем дальше.

Дальше шли три вагона, длинные, с рядами узких окон.

— Лазареты, — пояснил штабс-капитан. — Койки для лежачих, скамьи для сидячих. Простенько, но надёжно. Печи, умывальники переносные, вентиляция… ну, какая уж есть. Здесь раненые едут, кто не тяжелые и не на операции — от передовой до тыловых госпиталей. Твоя задача — продержать их в живых. Там тоже народу будет — будь здоров!

Технические вагоны Глушаков описал короче.

— Кухонный вагон — кормит всех, от сестёр до больных. Каша, суп, чай. Без изысков, но как есть, голодным не останешься. Далее жилой вагон — для нас, медиков. Койки тесные, но спать можно. Правда… — он чуть замялся. — Не знаю, получится ли у тебя переночевать там… Хирурги у нас безвылазно из операционной.

Он пристально посмотрел на Ивана Павловича, присматриваясь к его реакции. Доктор пожал плечами:

— Привычный.

— Ну и хорошо! — хлопнул Трофим Васильевич его по плечу и выдохнул облегченно, словно проверял — как правильно тот ответит. По реакции штабс-капитана выходило, что правильно. — Вижу ты парень хороший. Сработаемся. Ну, что еще осталось? — он глянул на поезд. — Вон там, предпоследний самый вагон — штабной. Там комендант, телеграф, бумаги. Без него поезд — не поезд. А последний — оборона наша, турели боевые. Мощная штука!

Он остановился, глядя на Ивана Палыча единственным глазом.

— Ну, все понял, доктор?

Иван Палыч кивнул.

— Еще хочу сказать, — тон голоса Трофима Васильевича поменялся, стал серьёзным, сосредоточенным. — Ваня, это не село, где ты работал. Здесь война. Каждый твой шаг — чья-то жизнь. Так что будь внимателен.

Иван Палыч кивнул.

— Ну все, иди к первому вагону. Знакомься! Скоро отправление!

Стряхнув с пальто иней, Иван Палыч, поднялся по железным ступеням в операционный вагон «Санитарного поезда имени Императрицы Александры Фёдоровны».

Дверь скрипнула, выпуская клуб тёплого влажного воздуха. Внутри вагон встретил его строгой, почти священной тишиной — как храм перед началом службы. Стены, обшитые белёным деревом, блестели в свете электрических ламп, подвешенных к потолку. Три стальных операционных стола, отполированных до зеркального блеска, занимали центр.

В стороне, у входа, стояли шкафы с инструментами. Иван Палыч бегло оглядел инвентарь. Скальпели, зажимы, пилы — без изысков, но основное вроде бы все имеется. Еще один шкаф был занят бутылками с хлороформом и бинтами.

В дальнем углу потрескивала печь. Возле нее сидели двое.

— Здравствуйте! — громко поздоровался Иван Палыч.

Ему не ответили.

Доктор подошел ближе.

— Новенький, что ли? — прогундосил один не оборачиваясь и было не понятно к кому именно он обращается — к своему соседу или к гостю.

— Новенький, — холодно ответил Иван Палыч.

Двое обернулись.

Первый был высокий и лысый, лет сорока, с широкими плечами и усталыми глазами. Достав из кармана халата очки, он протер их носовым платком и взгромоздил на острый нос. Присмотрелся.

— И в самом деле новенький, — произнес он, оглядывая вошедшего. — Ну будем знакомы. Степан Григорьевич Завьялов, полевой хирург.

Иван Павлович представился, пожал руку — крепкую, мозолистую.

— Рад знакомству, Степан Григорьевич.

Второй мужчина, низкий и тощий, с крысиным лицом и хитрым взглядом, осклабился, обнажив жёлтые зубы.

— А это — Мишка Бублик, санитар, — представил соседа Степан Григорьевич. — Погреться пришел, у них в вагоне холодно. Вечно уголь жалеют.

— Не жалеем мы! — прогундосил тот. — А экономим!

— Вот и до экономитесь — с воспалением легких сляжете все! — отрезал Степан Григорьевич.

Бублик не ответил и даже руки Ивану Павловичу не подал. Вместо этого хитро ухмыльнулся, сказал:

— Карты уважаешь, доктор? Сыграем? На спички, на интерес. Время скоротать до раненых, а то оно тянется, как резина.

Иван Палыч покачал головой, отводя взгляд к окну.

— Не играю, — коротко ответил он.

Завьялов усмехнулся, надевая очки.

— Правильно, Иван Павлович. С Мишкой в карты — что с чертом в прятки. Проиграешь всё, вплоть до души.

Мишка оскалился, но спрятал колоду.

— Ну и ладно, — пробурчал он, отходя к шкафу. — Подумаешь господа какие важные!

Иван Палыч взглянул на Завьялова, тот кивнул, будто говоря: «Привыкнешь».

Однако, привыкать не хотелось.

Вагон молчал, но за окном вдруг послышался свисток паровоза — поезд готовился к отправке.

Это третий том приключений земского доктора, не забудьте добавить книгу в библиотеку, чтобы не пропустить выход новых глав